Глава 10
Амина.
Любовь достойна высших чувств, и скрывать её от самого дорогого и близкого тебе человека это подобно преступлению. Кажется, все ещё чувствую на себе запах Самира, я погружаюсь в самые теплые и важные для меня воспоминания, которые навсегда останутся глубоко в сердце. Никто не посмеет их отнять у нас двоих, потому что это личное – сокровенное. Сегодня наши отцы, наконец, заключили брачный договор, и, отныне и навсегда все слова скреплены печатями обеих семей. Чуть позже, когда мы начали собираться на соревнования, Рамиля никак не могла связаться с Алией, та оставила на своей кровати записку, что после занятий пойдет к своей подруге, совершенно не согласовав этот момент с матерью. Естественно, я понимаю, что дело не в подруге, и, судя по прошедшей ночи, её поведению и костюму, определённо имеет место быть парень либо мужчина, к которому она фактически сбежала. Но знать об этом Рамиле не стоит, боюсь, материнское сердце и вправду разобьётся на части, тому гляди припишут и меня в виновные за выходки моей младшей сестры.
– Рамиля, прошу тебя, не переживай, – уговариваю её, обнимаю, пытаюсь поддержать бедную женщину. – Вернётся, ну куда она может деться, тем более что предупредила, будет у подруги.
Женщина тоже меня обнимает, Рамиля никогда не делила нас на своих и чужих, хоть я дочь русской, для местных женщин они словно соперницы, но, сколько себя помню, мама и Рамиля как-то находили между собой связь, пусть и делили мужчину на двоих. О, Аллах, представив, что Самир делит постель с другой, у меня искры из глаз сыпаться начинают. Слегка передёрнуло, но я вовремя остановила свои мысли, идущие в дебри.
– Амина, – протягивает мое имя, и вновь крепче сжимает в объятиях. – Вы обе доведете меня, Аллах свидетель, у меня уже руки опускаются. Алия становится неуправляемой.
– Рамиля, она ещё девчонка, ну вспомни себя, – улыбаюсь ей, но в её взгляде нет ни грамма намёка на улыбку. Я отпускаю женщину, отходя в сторону, давая ей больше пространства.
– Не знаю, Амина, – отрицательно машет головой, тоже отходит чуть поодаль от меня, – иногда дети повторяют жизнь своих родителей, и мне бы не хотелось, чтобы Алия напоролась на тот же путь.
– О чем ты? – совершенно не понимаю рассуждения Рамили, ведь ее жизнь сложилась удачно, я никогда не видела и не слышала, чтобы она как-то высказывалась на этот счёт отцу.
– Когда Фархад и Валентина расстались, я подчеркиваю "расстались", Амина, не развелись, он не объяснил мне ни причины, не дал даже ответов, что произошло, – Рамиля во время разговора начала покрывать голову платком, готовясь к отъезду. – И уже, сколько прошло лет, а он по-прежнему не намерен её оставить в покое.
– Но я видела документы о разводе, – вновь напоминаю ей. – Мне кажется, ты ошибаешься.
Рамиля вздыхает и отрицательно качает головой, давая мне понять, что я не на верном пути своих мыслей.
– Не всё так просто, дочка, Фархад в жизни не отпустит твою мать от себя, – глаза Рамили наливаются слезами, но она вовремя себя останавливает, сохранив косметику на лице. – Любовь, Амина. Это чувство может принадлежать только одному человеку. Обладая такой связью, что разорвать её фактически невозможно.
– И, тем не менее, он выгнал нас обеих, – я завершаю наш диалог тем, что напоминаю ей тот день, когда родители сильно поссорились и отец у всех на глазах выгнал маму на улицу.
"– Фархад, дорогой, выслушай меня, – умоляет мама, вцепившись в руку отца, пытается найти в нём сочувствие, чтобы он понял её, но отец непреклонен. Отмахивается от нее, полностью лишившись этого чувства.
– Нет, – зло отвечает ей, затем почти отшвыривает её от себя, как не нужную вещь. Я стою, прижавшись к Рамиле, плачу, у нее тоже глаза на мокром месте, но ещё сдерживает себя. – Уходи из моего дома, – все также со злостью выговаривает слова, каждое чётко, чтобы все мы это слышали.
Я понимаю, что мама просто сломится от папиных слов, подбегаю к ней, крепко обнимаю, но все же оборачиваюсь лицом к папе.
– Папа, не гони маму, пожалуйста, – пусть я не понимаю в чём дело, но они не смогут друг без друга. Неужели их любовь – это обман? – Пожалуйста, – вновь умоляю.
Взгляд папы смягчается, он протягивает ко мне руку, чтобы я подошла к нему. Мама крепко держит меня в своих объятиях, не выпускает, не хочет, чтобы я её оставляла. – Папа, пожалуйста, – я тоже протягиваю ему свою руку, и он её принимает, затем обнимает нас обеих, беря в теплые родные объятия, словно и не было никакой ссоры и споров. Мы стоим втроём в обнимку, Рамиля тихо с Алией остаются в сторонке, не нарушают нашу личную семейную идиллию.
– Валентина, уходи, – папа размыкает руки, оставляя нас обеих, все ещё обнимающимися. – Но Амина, нет.
Мама почти криком объявляет, что уйдет, но только со мной, но папа не хочет её слушать, но и оставить не спешит.
– Нет, это моё последнее слово, – настаивает папа.
– Она и моя кровь тоже, Фархад, – мама разозлилась, я чувствую, что она дрожит. – И не смей мне свои нравоучения о своем боге читать.
Это задело отца, словно мама воткнула в грудь клинок, ведь для него наша религия превыше всего.
– Папа, я не хочу, чтобы мама уходила, – говорю тихо, но меня слышно всем. – Если мама уйдёт, то и я вместе с ней.
– Тогда, – отец смотрит мне в глаза, они блестят, толи от слёз, толи от злости, трудно понять. – Уходите обе.
Всего два слова, но они похожи на гром и молнию, сжигая на своем пути всё до основания. Мы с мамой затаили дыхания, я начинаю плакать ещё сильнее, всхлип перерос в рыдания, а мама прекратила, словно освободилась. Этот день был последним в нашем доме."
Оставшись без поддержки семьи отца, мы кое-как смогли выжить у мамы на родине, где и её семья не смогла смириться, что она вышла замуж за араба и приняла его веру, но тем не менее, мама никогда не предавала свою, отказываясь носить платок и полностью покрывать своё тело. Все это время она больше никогда не упоминала об отце, словно его не было в её жизни, лишь однажды она сорвалась, когда я нашла её плачущую в ванной комнате после долгого рабочего дня, мне было семнадцать на тот момент. Я спешила домой на радостях, скорее объявить ей, что меня приняли в модельное агентство, пройдя долгий кастинг, но увидев её там, словно сердце ухнуло, самые тёмные мысли в голове пронеслись. Тогда она призналась, как скучает по папе, по жизни в его мире, что потеряв свой собственный, она навсегда потеряла и его, потому как ей сложно после стольких лет влиться в новое русло. Эти воспоминания самые сложные для меня и волнующие, заставляют вновь вспоминать тот мрак и бедную жизнь, в которой мы боролись за своё выживание. А потом я оказалась здесь, где моя жизнь была полностью переписана Аллахом, словно сама судьба напоминает мне, откуда я родом, но я сопротивляюсь также, как и делала моя мама, выйдя замуж за папу. И теперь, когда Рамиля твердит мне, что они не разведены, я не верю, ведь глаза никогда не обманывают, то, что читают.
– Амина, если отец когда-нибудь и признается, что до сих пор думает о Валентине, я не усомнюсь в его словах, – на выходе бросает Рамиля, на лице грусть. – Нам пора выезжать. Башир и Фатима уже нас заждались. Собирайся, да побыстрее, и ради Аллаха, покрой голову, хотя бы сегодня.
Я усмехаюсь ей в ответ, но не со злым умыслом, а тем, что даже она пытается меня пристроить к месту, заставляя сделать то, что я никогда не сделаю, и она это прекрасно знает. Внизу меня под руку берёт Фатима, самая нежная и приятная женщина, которую я когда-либо встречала, хлопает по ладони, улыбается, и глаза её светятся, излучая только самое тёплое. Она приближается к моему лицу, незаметно для всех шепчет:
– Я так рада, что в моей семье, наконец, появится дочка.
От её слов мне становится так легко, что мама Самира принимает меня, не злясь, будто я меняю им все планы. Кому, как не мне знать не понаслышке, сколько отцов приводили своих дочерей сватать с Самиром.
– Спасибо, – также тихо благодарю её.
– Ваш брак будет сильным, потому что вы уже любите друг друга, дочка, и это видно нам с Баширом, – Фатима кивает своим же словам, словно так подтверждает каждое, имеющее свою цену. – Ни ты, ни Самир не лукавите. Поэтому мы согласны, ты принесла в наш дом только светлое. Харам упускать такую невестку, – будущая свекровь засмеялась, и я вместе с ней.
– Дамы, – обращается Башир. – По машинам, через полчаса ребята будут на старте. Самир не простит меня, если мы опоздаем.
Приехав на автогонки в точности до минуты, оторвавшись от семьи, я нашла Самира, пожелала ему быть осторожным. Каждое наше притяжение, означает большее, чем просто взаимные чувства, ощущая их, словно паришь в небесах, при этом отдаваясь этому лёгкому полёту без остатка. Каждое его прикосновение ко мне, теплый взгляд, в котором я вижу его любовь ко мне, и надеюсь, он видит то же самое в моих глазах, обозначает больше, чем просто влюбленность. Возможно, я немного трусила раньше, что испытывая к Самиру непонятные для себя чувства и ощущения этого притяжения, намеренно отталкивала их от себя, боясь, что могу ошибаться, и мужчина лишь оттолкнет меня. Но сейчас, он моё – всё, без него нет меня, он мой воздух, так мне необходимый, мой наркотик. Вкусив его сегодня нашей первой ночью – самой сокровенной, я уверенна в нём, как сама в себе. Вкушая запретный любимый плод, я вновь ощущаю голод, способный разжечь во мне те самые неизведанные потайные ощущения, лишь Самир способен их утолить, насытить и взять сполна.
– Амина, – отец подходит ко мне ближе, встаёт так рядом со мной, чтобы остальные не слышали его. – Невеста до свадьбы не должна видеть жениха, харам. Ты позоришь меня, все в городе будут тыкать пальцем, показывая, что не научил дочерей обычаям, не привил любовь к вере.
– Отец, я не сделала ничего такого, чтобы ты сейчас так бушевал, – я намеренно применяю словечки из своей второй родины, как бы напоминаю ему, что дочь его не просто его кровь, но и мама во мне тоже. Почти добившись от него той реакции, которая как обычно вполне ожидаема, я отхожу от него и прикасаюсь к стеклу, смотрю на машины, стоящие у черты старта. Затем взор поднимаю к небу, прося Аллаха помочь Самиру, пройти этот сложный этап. Каждая его гонка для меня своего рода стресс, и неважно, что тогда мы не были близки настолько, я не пропускала ни одной, как только мы познакомились. Самир всегда приглашал меня, выделяя лучшие места на трибуне, потому что я просила так, а не он скупился на ВИП, где мы двумя семьями сейчас наблюдаем за ним.
По дороге сюда, было дано ещё одно предупреждение о предстоящей буре, и с минуты на минуту она покроет трассу, усложняя прохождение пути для машин, зная по прошлым гонкам, организаторы только рады такому повороту событий, ведь ставки возвысятся в несколько крат сотен. Наконец, объявляют старт, я затаила дыхание, когда машина Самира с визгом колёс рванула с места, оставляя за собой дымящий след. Мне кажется, и Фатима в этот момент притихла, хотя до этого её смех заполнял нашу просторную вип комнату. Господин Кхан-старший проследил за сыном и вновь продолжил разговор с моим отцом, тому и вовсе было всё равно, как сложится начало, а ведь старт для пилота одна из самых сложных задач в гонке, удержать руль, ревущий от мощности мотора, в котором заложено больше двух сотен лошадиных сил.
Как-то раз после подобной гонки, Самир предложил провести время вдвоем, сходить в местное кофе, специализирующееся на русской кухне, там, где на нас не обратят никакого внимания, и мы могли бы спокойно беседовать. Возможно, уже в тот момент мы тянулись душами, лёгкие и непринужденные касания наших рук, когда подавали друг другу чашки или сахарницу, шутки между собой, а ведь и я никогда не отставала от Самира, поддерживая его, задевая. Весь этот флирт, заставляющий меня краснеть перед ним, если мой мужчина делал мне тогда комплементы или убирал непослушную прядку волос за ухо, или его любимое – целовать в кончик носа, не боясь осуждения людей, что прикасается к незамужней женщине. Моя душа уже тогда знала, кому принадлежит, а разум сопротивлялся, боролся и боялся иного исхода.
– Амина, дочка, – зовёт меня Фатима, я отхожу от стекла, оставляя свой отпечаток на нём, словно напоминаю так, что я ещё там и продолжаю наблюдать. – Присядь рядом, дорогая. Самир умница, мой мальчик научился водить машину, – мы обе смеёмся, а Рамиля тем временем украдкой проверяет телефон, пока мужчины увлечённо обсуждают политику, к которой у меня никогда не было интереса. Я переживаю за Рамилю, потому что, если Алия опозорит её, отец может разозлиться не на шутку, выплеснет гнев не только на сестру, но и на свою жену.
– Да, старт дал отличное преимущество в занятом месте, хоть пока идёт третьим, – я киваю на табло, где бегущая строка информирует о количестве пройденных кругов и место участника. – Самир всегда мне говорит, что старт определяет исход.
Фатима улыбается, поглаживает руку, будто боится, что я сбегу от них.
– Вы с Самиром давно знакомы и знаете в некоторой степени друг друга. – «Ох, дорогая Фатима, если бы ты знала в какой», проскакивает мысль в голове, смутив саму себя, опускаю взгляд и прячу улыбку. От женщины ничего не скроешь, она лукаво стрельнула улыбчивым взглядом, подмигнула. – Надеюсь, Аллах пошлет вам пораньше деток, чем нам когда-то с Баширом, – в словах слышна печаль, но она хорошо её маскирует. – И не одного, – все, также посмеиваясь, уже намекает на внуков. Совсем смутив меня, я вежливо отшутилась и вновь подошла к окну, прислоняясь туда же, где стояла раньше, буря совсем близка, а пилоты ещё и четверти не прошли от заданной траектории. Самир уже вырвался на вторую позицию, занимая место на хвосте у фаворита Бахтияра, кстати, который не явился на сватовство и, сейчас, на гонку, ведь, сколько я посещала, всегда, видела этого мерзкого мужчину. Теплится надежда, что брат Самира, наконец, оставит нас в покое, тем более договор брачный составлен и подтвержден старшиной.
И вот буря настигла трассу, мгновенно скрывая под своим одеялом мчащиеся автомобили, я приросла к стеклу, пытаюсь отследить машину Самира, но тщетно. Тревога бьёт на шутку, спиной ощущаю холод и все для меня перестает существовать, когда я вижу сквозь занавесь песка дым и огонь, одна за другой машины бьются друг об друга, переворачиваясь в воздухе, выполняя кульбиты, мимо этой груды металла проносится фаворит короля, но Самира нет. Я жду, надеюсь, что вот-вот и он выскочит, но минуты длятся вечностью, подъезжают скорые машины с пожарной, не вытерпев, срываюсь с места и выбегаю из вип зала, потому что сердце не на месте от увиденного. Уже в коридоре слышу крик Фатимы, понимаю, что случилось непоправимое. Поэтому со всех ног, не дожидаясь лифта, несусь по лестнице, сбивая по пути других людей. В эту секунду молю бога, чтобы с моим Самиром не произошло того, что навсегда остановит мое сердце. Я собственноручно вырву его из груди, чтобы оно прекратило биться и болеть, обливаясь кровью. Выбегаю на трибуны, бушующий ветер с песком ударяет по лицу, оставляя на нем мелкие порезы, хватаю первый попавшийся платок с головы другой девушки, прося прощения у неё за свою выходку, вновь бегу вниз, к корту, там, где расположен бокс для пит-стопа Самира. На таблоиде цифры остановлены, все зрители замерли в ожидании и попрятались за покрывала, принесённые с собой, но не я, все ещё бегущая, как ненормальная, вниз через одну ступеньку, не боясь споткнуться и свернуть шею. Наконец, я у места, влетаю в шатёр, вся запыхавшаяся, еле дыхание привожу в норму, глотая воздух, обжигая гортань, и смотрю в упор на механика, тот узнает меня и подзывает к экрану.
– Госпожа Амина, не волнуйтесь, медики на месте, – успокаивает меня, а я его словно не слышу, пытаюсь разглядеть на экране своего мужчину.
– Где он!? – почти выкрикиваю, механик замолчал, тыча пальцем в экран. Наконец, я вижу Самира, и как камень с души свалился, когда его образ предстал передо мной, помогающий медикам вытаскивать из машин своих друзей и коллег, замечаю, что его машина вдребезги смята. Понимание обрушивается с головой, что возможно ему самому нужна помощь, пока пытается помочь остальным ребятам. Эта гонка превратилась в кашу из металла, а не привилегированные соревнования.
– Надо привести его сюда, – не унимаюсь, а слёзы градом полились по лицу от напряжения и переживания.
– Госпожа Амина, машина уже выехала, вы ведь знаете, я не могу оставить бокс без контроля, – виновато отчитывается передо мной, а я вновь всматриваюсь в экран, боясь упустить из видимости моего Самира. Затем киваю головой, когда вижу, что к жениху подошли два медика, проводив до другого автомобиля, и теперь направляющегося сюда. Спустя пару минут, в шатёр влетает мужчина, догадываюсь, что это друг Самира, Максим. Я видела его на аукционе, скорее даже из-за Маргариты. Бедная моя подруга голову потеряла от этого таинственного мужчины, в глазах которого можно окунуться в бездну, в тот вечер все уши прожужжала, пока я не выпроводила её за кулисы. И в то же время, они отдалены друг от друга, но подруга не говорит по какой причине, словно тайна, покрытая мраком, может завладеть всеми нашими душами.
Максим подходит к монитору, быстро посмотрев на экран, кивает головой, словно меня рядом нет, затем поворачивается и глядит прямо в глаза. В его глазах и вправду затеряться легко, неудивительно, что Маргарита себя чувствует так рядом с ним, слов в бездну падает, а схватиться не за что.
– Амина, – обращается ко мне, слегка прищурив глаза, будто вспоминает, верно ли назвал мое имя.
– Максим, – я чужим платком смахиваю слёзы, чтобы не выглядеть совсем изнеженной. Я редко плачу, но теперь моя душа уязвима, способна получить удар и возможно никогда уже не излечиться. Я подарила свое сердце Самиру, даже не думая, отдала его в его руки.
– Рухи?! – вдруг слышу голос своего мужчины, оборачиваюсь, прирастая к полу. Затем подношу к лицу ладони, закрывая глаза от испытанного облегчения, которое охватило меня. Самир подходит ещё ближе, берёт в объятия, и я прижимаюсь к нему, не веря все ещё, что с ним все хорошо, не считая ран на шее и рассеченную бровь, из которой идёт кровь.
– Самир, Боже мой, – я плачу в его руках, пытаюсь успокоиться, но это оказывается не так просто. – Я… я… – пытаюсь объяснить ему, как испугалась за него, боялась, что моё счастье будет таким коротким, что даже мгновением его назвать сложно.
– Успокойся, любимая моя рухи, – Самир гладит меня по волосам, затем целует в кончик носа, заставив меня рассмеяться. Рядом стоящий Максим видимо устал от нежностей, слегка покашливая, нарушает нашу связь, готовую сорваться с места и лететь в самые необъятные края чувств.
– Ну, что ж, вижу, ты живой и целый, – Максим подходит к Самиру и хлопает по плечу, сжимает его, всматривается в глаза, словно обменивается какой-то информацией. И на удивление Самир кивает головой, чем приводит меня в ступор.
– Не без страстей, – говорит Самир, затем выпускает меня, подходит к монитору, в котором до сих пор мелькает картинка ужаса, откуда он только что вырвался. Нажимает на клавиатуре какие-то кнопки, что-то отматывает назад, понимаю, он по записи пытается понять, что произошло, из-за чего они все смешались в эту ужасную груду металла. Найдя тот самый момент, где фаворит короля выезжает из всей каши целым и невредимым, Самир срывается с места и галопом побежал к боксу пит-стопа того мужчины. Следом за ним рванул его друг, на ходу бросаясь бранными словами, а я осталась на месте, затем сама подхожу к злочасному монитору, провожу мышкой по таймеру, и весь воздух буквально покидает мое тело. На экране видно, как фаворит намеренно подрезает участника, шедшего первым, носом свое машины толкаясь в задний бампер соперника. Тот не справился с управлением и его начало вертеть, как стрелку в часах, задевая других участников, едущих следом за ними. Фаворит ловко объехал соперника, когда тот врезался в машину Самира, затем это его машина совершила кульбит в воздухе. Из-за песков нам все это было не видно, но камеры, которые отслеживают гонку, с чувствительным изображением, смогли зафиксировать все совершенные действия любимчика Бахтияра. Стало ясно одно, фаворит намеренно сжульничал, воспользовавшись моментом с бурей, и теперь почти все участники гонки пострадали, а кого-то даже госпитализировали. Пока я просматривала этот эпизод, в шатёр вернулся Самир, а затем и его родители. Фатима крепко сжала своего сына, не на шутку перепугавшись за него.
– Мама, – он гладит её по спине, успокаивает. – Все хорошо. Мне ещё здорово повезло, отделаться лишь парой порезов.
– Самир, – господин Кхан-старший метнул в сторону экрана, замечая, на каком месте я остановила кадр, хмурится, затем вновь обращается к сыну: – Есть повод волноваться?
– Уже нет, – коротко отвечает он. – Теперь он долго не сможет принимать участие в гонках.
Последним заходит Максим, смеётся себе под нос и, фыркая, говорит:
– Естественно, долго, – вновь смотрит на Самира, подмигивает. – Ты ему обе ноги сломал.
Мы с Фатимой в одно время ахаем от шока, что Самир способен на такое, затем Максим подходит ближе ко мне, встав рядом, продолжает: – Не ожидала, что твой жених не такой уж и романтик, – подмигивает, и снова надевают эту маску на лицо, словно все для него стало безразличным.
– Не говори глупости, Максим, – господин Кхан-старший тем временем ловко скопировал видео на жесткий диск, убирая тот себе в карман, хлопает по нему, замечая, что я слежу за ним: – Дочка, мы же не хотим, чтобы этот идиот предъявил нам что-то.
Я согласно и молча киваю головой, в шатре стоит тишина, понимаю, что этот момент мы разделили впервые – семья и наша первая тайна.
Организаторы объявили о закрытии призового счета, что гонка приостанавливается на несколько недель, давая возможность привести в порядок свои машины и самих себя участникам. Оказалось, что тот парень, которого подкинули в воздухе, погиб, когда Самир пытался его вытащить из горящей машины. Фаворит короля не словом не обмолвился, откуда получил раны, ведь, по сути, он единственный остался невредимым. Приехав в дом родителей Самира, мы были встречены танцовщицами и гостями, повсюду разбросаны лепестки роз, а во дворе на импровизированной сцене пела восточную песню приглашенная певица, такой подарок нам сделал Башир, в честь помолвки. Рамиля по-прежнему нервно просматривает свой телефон, затем она уставилась на меня, глаза ошалевшие. Понимаю, что-то пришло от Алии, оставляю Фатиму, пока мужчины заняты своими делами, и не обращают на нас внимания.
– Что такое? – обеспокоенно спрашиваю её. Трясущимися руками Рамиля передает свой телефон, на экране высвечивается фотография, связанной Алии и сообщение «Удачного вам празднования, надеюсь, представление с гонкой понравилось?». Я буквально чуть ли не роняю его, и это действие не остаётся не замеченным от моего мужчины. Самир подходит ближе, оставляя моего отца, не дослушав его до конца, чем привел в шок своего будущего тестя.
– Амина? – Самир смотрит мне в глаза, не разрешая их спрятать от себя, хотя Рамиля мгновенно опускает свою голову. – Что тебя шокировало, рухи, – в голосе слышится волнение, я продолжаю молчать, боясь прилюдно сказать, что мы увидели с Рамилей, получив сообщение. – Амина?
– Вот, – руки дрожат, но я передаю ему в руки телефон, и Самир мгновенно прочитывает сообщение и смотрит фото.
Отец тоже присоединился, выхватывая эту штуковину, а затем на весь дом заорал, как ненормальный.
– Когда!? Когда эта девка ушла из дома, Рамиля? – отец хватает за руку бедную женщину, и я спешу помочь ей, чтобы папа не причинил ей боли.
– Отец, Рамиля не причём, – но он меня не слышит.
Музыка остановилась, приглашенные гости замерли, Фатима прижалась к Баширу, а Самир пытается взять меня за руку и притянуть к себе, чтобы я остановилась и не вмешивалась в отцовскую ругань. Но я вырываюсь из рук Самира и хватаюсь за отца, не давая тому ударить Рамилю, получая за неё. Отлетев в сторону, падаю на попу и хватаюсь за ужаленную щёку ладонью. Самир тут же подлетает ко мне, и зло смотрит на отца, затем чувствую, что он собирается встать и отомстить ему, но успеваю схватить своего мужчину за локоть, останавливая таким образом. Мне предельно ясно, что если Самир накажет моего отца, то мы никогда не сможем быть вместе, по крайней мере, отец сделает всё, что в его силах.
– В моём доме, – вдруг звучит грозный голос Башира, обращая внимание моего отца на себя. – Женщин не бьют, Фархад.
Отец озлобленно сжал руки в кулаки, посмотрел на Рамилю и прорычал:
– Праздник окончен, едем домой. Разбираться с твоей дочерью. – Рамиля заплакала, и я ощущаю на себе всю её печаль, мне жаль эту женщину, потому что приходится действительно терпеть такого тирана. Отец вновь уставился на меня: – Тебя это тоже касается, Амина.
– Нет, – Самир помог мне подняться и крепко сжал под руку, выставляя себя чуть вперёд, словно закрывает собой меня. – Амина будет жить в моём доме.
Башир перехватил моего отца, уводя подальше от гостей, ставшими нашими зрителями и свидетелями скандала и сущности моего отца, тот во всей красе показал, что из себя представляет.
– Не порть, праздник молодым, – уводит его в сторону дома. – Амина будет в нашем доме жить до свадьбы, Фархад, если тебя смущает, что обычаи не всегда соблюдают до точности, как ты сам.
Кажется, отец успокоился, ещё раз стрельнул взглядом в нашу с Самиром сторону, затем приказал Рамиле следовать за ним.
– Амина, как ты? – Самир касается моей щеки, которая огнем горит. – Зачем остановила, глупая. – Улыбается, смотрит на губы, слегка облизывая свои, чем притягивает мой взгляд. – Как же мне хочется тебя поцеловать, рухи, – тихо протягивает он слова, затем смотрит прямо в глаза. – Но не будем разжигать ещё больше костёр, – подмигивает и разрывает контакт.
К нам подходит Маргарита, обнимает меня, и я тоже.
– Я поздравляю вас обоих, – глаза на мокром месте, – кто мог подумать, что, наконец, сам Кхан раскроет глаза и увидит нашу Амину. – Мы втроём смеёмся. – И какая свадьба без разборок.
– Заметь, это только помолвка, – подчеркивает подошедший Максим, обнимая за талию девушку, и так по-собственнически притягивает к себе, а Маргарита вся краской покрылась. – Вишенка, представь, какие у них свадьбы. – Максим шевелит играючи бровями, заставив нас всех посмеяться.
– Не придумывай, Макс, – Самир улыбается, и уводит меня от этой парочки, оставляя их наедине.
Фатима вновь попросила певицу продолжить петь, и гости, словно улей, зажужжали, вкушая разные восточные яства, которые были расставлены по всему двору на столах, напоминая чем-то шведский стол.
– Ты же понимаешь, что все равно я заберу тебя к себе, дорогая, – обращается Самир шепотом, почти у моего уха. Я киваю головой в знак согласия. – Теперь, рухи, где я, там и ты.
Именно этого я всегда и хотела, быть нужной, любимой и желанной, той, которая сможет в ответ подарить эти чувства.