Free

Аз есмь Путь, и Истина, и Жизнь. Книга вторая

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Они подобны детям, посреди улицы сидящих и зовущих. Которые говорят друг на друга, мы играли на свирели вам и не танцевали, пели печальные песни и не плакали.

Потому что пришёл Йоханан, не ест хлеба и не пьёт вина и говорят, беса имеет.

Пришёл Сын Человеческий ест и пьёт и говорят, вот человек, любитель поесть и пьяница, друг мытарям и грешникам.

Иудеи, словно капризные, упрямые и постоянно недовольные дети. Какое бы служение ни являл среди них Элохим, они всегда находят на него возражение. Всё не то и всё не так.

Йоханан вёл суровый, аскетический образ жизни, призывая к покаянию. Но вместо того, чтобы принять его упрёк об их нечестии, они стали обличать его праведность. Говоря, что в нём бес, если добровольно лишает себя мирских радостей и до поры, избегал человеческого общества.

Сын Человеческий не сторонится никого, приветлив и доступен. Проповедуя благую весть идёт навстречу всем. Но и такой образ жизни им не по нраву. Потому что не ест и не пьёт с теми, кто по их мнению этого достоин.

Когда люди не хотят слышать истину, то они всегда найдут оправдание, чтобы ничего не делать, оставаясь во грехе. Иудеи не хотят принимать какой бы то ни было вести от Отца Небесного. Их сердца упрямы и испорчены. А все наилучшие поступки могут оказаться поводом для наихудших обвинений. Однако истина всегда пробьёт путь свой. И признается праведной мудрость, от дел её.

После этого он глубоко вздохнул, встал и отправился далее по дорогам Галилеи.

Перикопа 23

Фарисаиос Шимон

Фарисей Шимон

В помещение, неспешным шагом, вошёл богато одетый иудей в сопровождении нескольких фарисеев.

– Шалом алэйхэм, – встали присутствующие иудеи.

– Алэйхэм шалом, – отозвался вошедший, занимая центральное место.

– Как ваше здоровье почтеннейший соферим?

– Жаркое солнце и дальняя дорога утомляют, – тяжело выдохнул глава, – но отдохнём позже. В Йерушалайме недовольны вашими действиями, – строгим взглядом обвёл он стоящих иудеев. – Прошло столько времени, а этот новый учитель всё так же беспрепятственно проповедует по всей Галилее. И его слава не только не умолкает, а всё возрастает и ширится. В чём дело? Вам недостаточно платят или недостаёт разума прекратить всё это?

– Мы делаем всё возможное, – ответил один из собравшихся. – Всё, что в наших силах. Ходим за ним по пятам, препятствуя его учению, но пока всё тщетно.

– Значит ваше противление слабее надобного, – пристукнул посохом соферим. – Ежели до сих пор нет результатов.

– Но досточтимый, что мы ещё можем сделать? – ответствовал другой. – Все наши уловки разбиваются напрочь. Сколько мы приводили к нему людей, но он их всех исцелил. Не было ни одного случая, когда бы он не сумел помочь. Слепые его слышат и прозревают, глухие его видят и исцеляются, прокажённым и расслабленным даруется здоровье. Его сила не вызывает ни у кого никаких сомнений. Его дела невозможно ни отрицать, ни умолчать. Мы даже распространили слухи о его одержимости, но люди по-прежнему стекаются к нему. Бесы и те повинуются. Уж не в сговоре ли он с самим Сатаной?

По помещению неожиданно прошелестел небольшой сквозняк, созданный шестью невидимыми крылами, отчего иудеи поёжились, словно находились на холодном ветру.

– Нельзя ли его устранить, как Йоханана?

– Нет. Тетрарха к этому подтолкнуть не получится. Он не обличает правителя и Иродиаду, как это делал пустынник, – молвил один из сопровождающих.

– Значит слепые слышат, глухие видят, а бесы выходят, – в задумчивости произнёс соферим, слегка постукивая посохом. – Вот и простое решение ваших трудностей, – наконец улыбнулся он.

Присутствующие непонимающе посмотрели на него.

– Найдите мне слепого и глухого иудея. И желательно бесноватого. Чтобы он не смог его ни лицезреть, ни услышать. Посмотрим, как этот плотник сможет исцелить, не имея возможности достучаться до разума несчастного.

– Да где ж мы такого найдём-то? – в изумлении уставились фарисеи.

– Думайте, – строго пристукнул посохом соферим. – Иначе последствия лично для вас будут необратимыми.

Повисло долгое и тяжёлое молчание. Наконец самый молодой из фарисеев робко произнёс.

– Я краем уха слышал об одном нищем, который пошёл искать сокровище в пустыню и лишился разума.

– Да. Я тоже слышал, – поддержал его другой. – Только это был не нищий, а бедняк. И он уходил не в пустыню, а в горы, искать запретное знание, чтобы стать спокойным за своё будущее, однако потерял абсолютно всё.

– Не распространяйте сплетней, о которых вы ничего не знаете, – подал голос ветхий днями старец, сидящий в тёмном углу и на которого до этого никто не обращал внимания. – В одном из селений жил совсем молодой юноша, но он был очень бедным. Как-то раз он решил поклониться Ваалу, чтобы тот исполнил его желание. Дабы у него было всё, и он ни в чём не нуждался. Уйдя в лес, юноша совершил действо идолопоклонства. Явившийся демон напал и вошёл в него. Теперь это уже далеко не юноша. И он действительно получил всё что хотел, – хрипло засмеялся старец. – Став слепым, глухим и немым. Добрые люди его кормят и поят, и он уже ни в чём не нуждается, поскольку пребывает не в себе.

– Где, где это селение?!! – тутже встрепенулись фарисеи.

– Я укажу вам, – кивнул головою старец. – Но и попрошу у вас за услугу свою.

– Что ты хочешь? – посмотрел на него соферим.

– Обеспечьте старость мою в Йерушалайме.

– Да будет по слову твоему, – стукнул посохом глава. – А теперь ступайте и приведите ко мне этого бесноватого.

***

По главной улице, ведущей к местному рынку, поднимая босыми ногами облачка пыли, пробежали радостные дети.

– Народный учитель! К нам идёт учитель благой! – восклицали они на всю округу.

Из дома вышел статный фарисей. Его пурпурное одеяние служило для окружающих знаком жизненной силы и достатка.

«Уж не тот ли это молодой Галилеянин, о котором ходит столько невероятных слухов? – в задумчивости подошёл он к калитке. – Все только и говорят о том, что Адонай ниспослал Исраэйлю нового пророка. Думаю, из этого посещения можно будет извлечь и свою выгоду. Если его принять у себя, то людская молва быстро разнесётся по округе. И меня станут почитать за того, кто оказал милость человеку Элохим. А это в свою очередь приведёт к улучшению моей репутации и в конечном счёте к увеличению благосостояния. Хорошо, очень хорошо. Обменять обычный кусок хлеба на славу, почёт и уважение. Замечательный размен», – довольно улыбнувшись, потёр он ладони.

– Эй вы, скоты ленивые! – прокричал фарисей на своих рабов. – А ну-ка быстро пошевелились и накрыли мне трапезу с угощеньями в саду.

Сам же тем временем поднялся на крышу дома и стал всматриваться вдаль, время от времени прохаживаясь по настилу.

Много времени не прошло, когда он заметил группу людей идущих по улице. Быстро спустившись, он подошёл к калитке и стал поджидать. Когда иудеи подошли совсем близко, он вышел за ворота.

– Шалом алэйхэм, – поприветствовал он.

– Алэйхэм шалом, – поздоровались в ответ.

– Меня зовут Шимон. Учитель, я вижу вы с дальней дороги, а пешие переходы так утомляют. Войди под мой кров, насладись тенью деревьев, давая отдых натруженным ногам.

Йешуа посмотрел на изнурённые лица своих учеников и согласился войти.

– Сюда, – покровительственно-небрежно махнул рукою хозяин.

Дом располагался в центре открытого со всех сторон внутреннего двора. Чуть в стороне был небольшой сад, где на красивом ковре была разложена еда и вино.

Они прошли вслед за хозяином к небольшой умывальне.

Молодой раб, склонив свою голову, из кувшина омыл руки вошедшим путникам.

– Благословен Ты, Адонай, Элохим наш, Владыка вселенной, освятивший нас Своими заповедями и повелевший нам иссушать руки, – произнёс хозяин дома подавая полотенце.

Внутрь ограды стали заходить люди, рассаживаясь кто, где мог, чтобы посмотреть на живого пророка и послушать его речения. Тем временем приглашённые гости расположились у трапезы.

– Благословен Ты, Адонай, Элохим наш, Владыка вселенной, производящий хлеб из земли, – довольно произнёс Шимон, глядя при этом на собирающийся народ и присоединившихся к застолью нескольких знатных фарисеев. После этого все возлегли и приступили к еде.

По улице быстрым шагом, иногда переходящим в бег, шла женщина. Она некогда слышала проповедь нового учителя и пришла в сильное волнение, когда услышала о его приходе в их селение. А когда узнала, что он обедает у фарисея Шимона, просто не знала, как поступить, нервно расхаживая по дому. Наконец схватив самое дорогое, что у неё было, алавастровый сосуд, в котором находилось благовонное миро, она выбежала из дома. И вот, приближаясь, женщина увидела толпу народа, облепившую и вход, и ограду.

– Э! Куда ты прёшь? – услышала она, когда попыталась пройти внутрь. – Тебе здесь не место. Тут собираются только приличные люди, а твоё место поодаль. Прочь отсюда!

Сначала она растерялась, даже слёзы обиды выступили на её глазах. Но затем, крепко прижав сосуд к своей груди, она решительно двинулась сквозь толпу. Её оскорбляли, грубо толкали в спину, дёргали за одежду, но женщина упорно продвигалась к своей цели.

Новый учитель со своими учениками возлежал у небольшого столика, опираясь на локоть левой руки. Правой рукой беря еду и напитки. Потому ноги располагались за спиной впереди лежащего. Словно нарисованное солнце с косыми лучами.

Растрёпанная, побитая женщина, медленно приблизившись, опустилась позади учителя. Нежно провела ладонью по его пыльным ногам, и отстегнув наалаимы отложила их в сторону. Слёзы раскаяния, стекая по её щекам падали на его ноги. Распустив свои длинные волосы, от чего по толпе прокатился гомон недовольства и очередных ругательств, она стала ими оттирать всю пыль с его ног, целуя ступни его. А затем, откупорив сосуд, начала обильно натирать миром, отчего по округе распространился изумительный аромат.

 

По обычаю, во время еды нельзя разговаривать, даже о Торе. И не смотрят в лицо человека, когда он вкушает, чтобы не смущать его этим. Поэтому все действия женщины не обсуждались ни единым словом. Чего нельзя было сказать о мыслях.

«Жаль, что нельзя было запереть двери от таких вот существ, – думал фарисей Шимон, с презрением иногда поглядывая на женщину. – Какое бесстыдство, прийти в мой дом, когда я принимаю такого гостя. Уже тем, что она распустила свои длинные волосы перед всеми, показывает верх её неприличия. Да и чего ещё можно ожидать от блудницы? Праведности в ней нет ну ни на лепту. Впрочем, о ней никто и не вспомнит, а вот о моей добродетели, оказанной пророку, будут помнить не только соседи. И это хорошо. Хотя, если бы сей был пророк, то он пожалуй бы знал, что за женщина прикасается до него. Потому что греховна она. Одним словом, блудница».

Приблизительно такие же мысли витали и у других фарисеев, присутствующих за трапезой.

Хозяин не стал выражать свою досаду открыто, во время еды. Потому как сотрапезники могли решить, что это относится к ним. И что он недоволен тем, как и что они едят, а лишь махнул рукою. Давая знак рабам к перемене блюд. Пока идёт смена блюд разговор допускается, потому Йешуа обратился к фарисею.

– Шимон, я имею нечто сказать тебе.

– Говори, учитель, – покровительственно-благосклонным тоном кивнул тот.

– У некоего ростовщика было два должника. Один имел долг пятьсот динариев, а другой пятьдесят. Они не могли вернуть, и были прощены. Посему скажи, который из них будет более благодарным?

– Думаю, что которому более простилось, – пожал плечом фарисей.

– Ты справедливо рассудил, – кивнул на это Йешуа. – Ростовщик не воспользовался против должников законом. Не приказал продать ни их малое имущество, ни их детей и жён в рабство, ни их самих не отдавал истязателям. А оказал им милость, простив обоих. Но всё дело в том, что кто больше должен, тот больше и благодарен.

У иудеев, соблюдаются некоторые обычаи при приёме путника. При встрече странника с дальней дороги, хозяин ложит ему руку на плечо, целуя в щёку в знак мира. Затем страннику омывают ноги чистой водой, дабы смыть с них всю пыль и немного освежить, а на голову наносят каплю розового масла.

И повернувшись в сторону женщины, сказал:

– Посмотри на эту женщину. Войдя в дом твой, мне воды на ноги не подали, она же слезами увлажнила ступни мне и своими же волосами отёрла их.

Целования мне нЕдал, она же, как вошла, не перестаёт целовать ноги мои.

Елеем голову мою не помазал, она же миром натирает ноги мои.

По этой причине говорю тебе, прощаются прегрешения её многочисленные, потому что она любит больше. А кто меньше любит, тем и прощается меньше.

Женщина, наконец подняла своё заплаканное лицо к Йешуа.

– Прощаются прегрешения твои, – с улыбкой повторил учитель.

Фарисеи, возлежащие за столом, были недовольны такой речью, думая про себя. «Кто он есть, что и прегрешения отпускает?» Но вслух этого не высказали.

– Самодовольство и самоправедность отвращают от прощения. Долг человека перед Отцом Небесным столь велик, что его не оплатить ни золотом, ни жертвоприношениями, а только целиком полагаться на Его милосердие.

Кто считает себя праведным в глазах людей, тот не желает прибегать к прощению от Элохим, – продолжил говорить Йешуа, глядя на фарисеев. – А кто ощущает свою греховность, тот всеми силами стремится умалить Его.

Благодарная любовь побуждает многое для этого сделать, – повернулся он к женщине. – Вера твоя спасла тебя. Иди с миром. Да и нам тоже пора отправляться в путь.

При этом фарисей Шимон выдохнул с облегчением. Потому что после такой речи, он желал только одного, поскорее закончить этот обед. Посему он сразу же перешёл к благодарственным молитвам завершающим трапезу.

– Благословен Ты, Адонай, Элохим наш, Царь вселенной, Который даёт пищу всему миру. В Своей милости, любви и сострадании Он даёт пищу всему живому, ибо милость Его вечна. И по Его великой доброте не было у нас недостатка в еде и пусть не будет никогда. Потому что ради Имени Своего великого Он питает и обеспечивает всех и творит добро каждому, и заботится о пище для всех творений Своих, которые создал. Благословен Ты, Адонай, питающий всех.

Возблагодарим Тебя, Адонай, Элохим наш, за то, что дал Ты в наследственный удел отцам нашим землю желанную, прекрасную и просторную, и дал нам знак, и Тору, и хлеб досыта, и за всё это мы благодарим Тебя. Благословен Ты, Адонай, за землю и за пищу.

Сжалься, Адонай, Элохим наш, над нами, и над Исраэйлем, народом Твоим, и над Йерушалаймом, и над царством дома Давида, помазанника Твоего, и возвысь скорее славу Храма, и утешай нас неоднократно. Благословен Ты, Адонай, строящий по милосердию Своему Йерушалайм. Амен.

Благословен Ты, Адонай, Элохим наш, Царь вселенной, Отец наш, Царь наш, Царь благой и дарующий благо всем нам, Он делал, Он делает, и Он будет делать нам благо. Он воздавал, воздаёт и будет воздавать нам добром вовеки – в любви, и сострадании, и благосклонности, и Он сделает нас достойными времён Машиаха. Творящий мир в Своих высотах, Он дарует мир и нам, и всему Исраэйлю.

И все присутствующие откликнулись – Амен.

Перикопа 24

Иаеирос и гунэ

Яир и женщина

Солнце только-только окрасило верхушки растущих олив, когда отворилась калитка, а по дворику разнёсся обеспокоенный голос.

– Марьям! Марьям!

– Здесь я, что случилось Шимон? – женщина по голосу узнала сына Йосефа, выходя к дверям. – Что за поспешность привела тебя из Канны в столь ранний час?

– Я услышал от людей плохие вести о Йешуа.

– Ох! – схватилась за сердце женщина, прислоняясь к косяку двери.

– Говорят, что в него бес вселился.

– Да не может такого быть?!

– Э! – недовольно взмахнул рукой Шимон. – В тебе сейчас говорит мать, но посуди сама. Кто в здравом рассудке, войдя в возраст, будет бросать хорошо оплачиваемое ремесло, становясь нищим странствующим проповедником? А? Оставляя свою семью без постоянного дохода. Какой благоразумный иудей станет связывать свою судьбу с презренными мытарями и грешниками всех мастей? Знакомства и дружбы такого сброда не стал бы искать ни один честолюбивый человек. Что они могут принести, кроме очернения его имени? А? Ладно бы только это, но ведь он неоднократно сталкивается с фарисеями и соферим. И не просто сталкивается, но и при всех обличает их. А власть имущим противодействовать просто опасно. Они могут сделать всё что угодно, и потому он просто обречён на поражение. Никто, в здравом рассудке, не станет бросать им вызов и при этом полагать, что это сойдёт ему с рук.

Благоразумные люди всегда ищут возможность завести семью, детей, иметь надёжную работу и высокое положение в обществе. Я уже не говорю о том, – почти до шёпота сбавил тон Шимон. – Каким образом у меня на свадьбе, простая вода вдруг, ни с того ни с сего стала превосходным, изумительного вкуса вином? А? Я его сам пробовал. Потому говорю тебе Марьям, нашего Йешу надо спасать. Спасать пока не поздно. Потому как в своей одержимости он рискует своей жизнью. Ведь именно нечистый толкает его на конфликт с фарисеями.

– Что же нам делать-то, Шимон?

– Идти в Кфар-Нахум, – пожал плечами Шимон. – Люди говорят, что он туда направился. Возьмём с собою Йакова, Иосийя и Йехуду. Ведь если бес в нём будет сопротивляться, то придётся приложить немало усилий, чтобы его связать.

Ты пойми, – видя её горестное состояние с опущенными руками и поникшим взором, словно земля ушла от её ступней, подошёл Шимон, нежно опуская свою руку на её плечо. – Я люблю нашего Йешу. Пусть он мне и сводный, но всё же брат. Потому желаю для него только блага.

В Йерушалайме есть заклинатели духов, изгоняющие бесов. Теми средствами, что оставил, как своё наследие, благословенный Шломо. Говорят, что в ноздри вставляют кольцо, снабжённое каким-то корнем, и через него вытягивают бесов. А потом приказывают нечистому перевернуть чашку с водой, чтобы показать всем, что бес действительно вышел. Так что не волнуйся, нам помогут. Да не оставит Всевышний благостью своею нас недостойных. А теперь собирайся и в путь. Время не ждёт.

***

– Посмотри, – толкнул один молодой фарисей другого, стоя в отдалении и наблюдая как новый учитель, закончив свою проповедь на берегу моря, разговаривал и исцелял обременённых. – Вроде бы вон тот, что почти бежит по улице, расталкивая прохожих, похож на начальника синагоги?

– Да, это он, – присмотревшись, подтвердил другой. – Вроде бы уважаемый всеми иудей, а позволяет себе такую небрежность в одежде и поведении. Ведь давно уже не молодой, в преклонных летах, а так себя ведёт, – зацокал языком он.

– Ай, нехорошо.

Тем временем человек, буквально разрезая толпу, неудержимо протискивался вперёд.

– Это же Яир, начальник нашей синагоги. Не просто начальник, а главный старейшина. Надзирающий за всем, что происходит в доме молитвы.

– Так спешит, значит что-то случилось, – раздавались возгласы из толпы.

Тем временем тот, наконец, приблизившись к Йешуа, пал перед ним ниц. По толпе прокатился вздох изумления.

– К твоим стопам припадаю, человек Йегова и о милости твоей прошу.

– Встань, – мягко произнёс Йешуа, кончиками пальцев прикасаясь к его плечам.

– Дочь у меня, двенадцати лет, – стал повествовать Яир. – Единственный ребёнок данный мне А-Шемом. Только вошла в возраст женщины. Утешение и ясный свет своих родителей. Лежит при смерти в доме моём и угасает, словно фитиль в светильнике.

Престарелый мужчина с трудом поднялся на ноги.

– Я обращался ко всякого рода лекарям, испробовал все возможные методы лечения. Но ничто не принесло пользы. Все оказались бессильны против болезни. Мой маленький, женственный цветочек увядает день ото дня. Солнечное сияние её безоблачного детства постепенно превратилось в смертную тень, – голос его дрогнул, а морщинистое лицо пробороздили первые принародные капли слёз. – Я достиг самого высокого положения и уважения в глазах своих соплеменников. Приложил немало усилий, чтобы подняться по общественной лестнице. И вот, жизнь, дающая мне всё возможное щедрой рукой, готова отнять самое драгоценное, что у меня есть. Заря радости, уже готова обернуться ночью траура. Мне уже не важно, как и что обо мне подумают люди. Я не боюсь больше насмешек и презрения своих собратьев. Я присутствовал при изгнании беса в синагоге, и видел излечённых тобою людей. Потому смиренно припадаю к стопам твоим и молю тебя об исцелении. Ты единственный, кто в силах мне помочь.

Его ноги подогнулись, и он вновь распростёрся ниц перед Йешуа.

– Я готов целовать тебе стопы, края одежды и землю перед тобой. Только поспеши в дом мой и возложи на неё руку твою. Возврати ей силу жизни. Чтобы она была спасена и выжила.

– Поднимись, – с ещё большей теплотой произнёс Йешуа, вновь прикасаясь к его плечам. – Крайнее отчаяние побудило тебя, а вера придала силы. Любовь к дочери и скорбь попрали гордость, страх и самолюбие. Просите, и дано будет вам, – глядя прямо в глаза начальнику, произнёс Йешуа. – Только просите от чистого сердца и свято верьте в это.

“Ищите Йегову, когда посреди Него обретаете. Взывайте всякий раз, чтобы приблизится к Нему.

Да оставит нечестивый путь свой, и муж беззаконный – помыслы свои. И возвратится он к Йегове, к Элохим нашему. И Он помилует его прегрешения, ибо Он многомилостив”.

Идём Яир. Веруй Отцу моему Небесному и да будет по вере твоей.

И они пошли в город. За ними последовали ученики, а следом и остальной народ. Всем было удивительно и любопытно, что будет дальше.

Их путь пролегал через рыночную площадь. И естественно, что люди узнавая молодого раввина, стали обступать его с разных сторон. Так, что вскоре трудно было даже идти. Всем хотелось хотя бы коснуться чудотворца Йегова.

В переулке, прижавшись к стене дома, стояла женщина. С надеждой и болью в сердце смотрела она на пророка Элохим.

– “Йегова, не в гневе Твоём наказывай меня и не в ярости Твоей карай меня, – шептали её губы слова псалма Давида, а руки нервно теребили платье.

– Ибо стрелы Твои вонзились в меня и рука Твоя тяготеет на мне.

Нет здорового места в плоти моей из-за гнева Твоего, нет мира в костях моих из-за греха моего.

Ибо грехи мои захлестнули голову мою. Как ноша тяжёлая, невыносимо тяжелы они для меня.

Смердят, гноятся раны мои из-за глупости моей.

Согбен я и поник совсем, весь день хожу мрачный.

Ибо чресла мои полны воспаления, и нет здорового места в плоти моей.

Ослабел я и сокрушён чрезмерно. Кричу от терзания сердца моего.

Йегова! Пред Тобой все желания мои, и стон мой не сокрыт от Тебя!

Сердце моё трепещет, покинула меня сила моя, и свет очей моих – и того нет у меня.

 

Любившие меня и друзья мои вдали стоят из-за бедствия моего, и ближние мои поодаль стоят.

Устроили ловушку мне ищущие души моей, а желающие несчастья мне говорят злое и целый день замышляют коварное.

А я, как глухой, – не слышу, и как немой, не открывающий рта своего.

И стал я, как человек, который не слышит, и в чьих устах нет ответа.

Ибо на Тебя, Йегова, уповаю я, Ты услышишь, Йегова, Элохим мой!

Ибо сказал я: а то радоваться будут они из-за меня. Если пошатнётся нога моя – возгордятся предо мною.

Ибо близок я к падению, и боль моя всегда предо мною.

Беззаконие моё сознаю я, сокрушаясь о грехе своём.

А враги мои живут и укрепляются, и умножились ненавидящие меня несправедливо.

И воздающие мне злом за добро ненавидят меня за стремление моё к добру.

Не оставь меня, Йегова, Элохим мой, не удаляйся от меня!

Поспеши на помощь мне, Йегова, спасение моё”.

Пророк медленно продвигался вперёд с неизменной улыбкой на своём лице. Кому-то что-то говорил, на кого-то возлагал свои руки.

Проулок слегка шёл в гору, поэтому она хорошо видела возле него Яира – начальника синагоги, проталкивающегося впереди, и учеников равви, словно взявшие в кольцо своего учителя. Но толпа была такой плотной, что они нехотя теснили своего учителя.

«Как бы я хотела приблизиться к нему. Услышать его мягкий голос, обращённый ко мне. Исповедать всё, что тяготит меня уже столько лет, – думала она про себя, а из глаз её бежали горькие слёзы. – Но я не имею такого права. Я нечиста и греховна. Я не должна осквернять пророка Йегова.

Но Адонай! Элохим наш! Как бы я желала исцелиться от недуга моего! Хотя бы незаметно, кончиками пальцев своих дотронувшись до малой ниточки цицита на его талите.

Я верую, изо всех своих немощных сил, верую, что тогда бы я исцелилась. Но мне нельзя. Я нечиста».

Она подняла руку, вытирая слёзы. И в этот миг её случайно толкнул по этой руке пробегавший мимо паренёк. Она лишь на мгновение потеряла равновесие, сделав всего только шаг на мостовую. Но и этого короткого движения оказалось вполне достаточно, чтобы её подхватила с собою набегающая толпа людей из переулка. Её прижимали и затирали, продвигая вперёд. Чтобы выбраться из этой сутолоки уже не было и речи. И она покорилась своей судьбе, двигаясь вместе с потоком. Её сердце забилось чаще, когда она вдруг увидела, что равви сворачивает в её переулок. А когда он медленно проходил мимо, то немые слёзы просто застилали её глаза.

«Вот он, совсем рядом, – проносились мысли в её голове. – Только протяни к нему руку. Коснись его и станешь здорова.

Нет. Нельзя. Я нечиста.

Его теснят. Ещё чуть-чуть и уже будет поздно!

Нет! Нет! Нельзя! Нельзя осквернять такого человека!

Ну же! Ну!! Это твоя последняя возможность! Ещё немного и будет уже поздно. Его уже теснят и отодвигают от тебя. Будь здорова!!!»

– Ммм!!! – застонала она, превозмогая себя и протягивая руку, когда учителя практически уже оттеснили от неё.

«Если только дотронусь. Только дотронусь. Хотя бы до его одежды, то исцелюсь. Исцелюсь! ИСЦЕЛЮСЬ!!»

Её тянущаяся, дрожащая рука уже не доставала. Ещё шаг и он уйдёт. Слёзы потерянного счастья брызнули из её глаз. Впереди кто-то споткнулся, налетев на Йакова. Тот тоже не удержав равновесия попятившись, навалился спиной на своего учителя. Чтобы их удержать, равви сделал непроизвольно шаг назад. И тут одна из его кистей цицита коснулась протянутых, дрожащих пальцев женщины. Она ощутила резкий удар. Словно искра статического электричества дёрнула её пальцы. Вроде бы ничего вокруг не изменилось, но она ощутила, что изменилось внутри неё. Пропала постоянная ноющая боль внизу живота. Можно сказать, что она с ней уже свыклась за столько-то лет. И вдруг её не стало. Разом! Словно был постоянный сквозняк и резко закрыли дверь. А по телу стали пробегать многочисленные мурашки, и вслед за ними стало разливаться тепло жизни. Она прижала руки к груди, целиком погрузившись в эти ощущения.

А тем временем Йешуа, сделав ещё несколько шагов вперёд, вдруг замер на месте с сосредоточенным видом.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил Йаков Заведеев. – Тебе не причинили вреда?

– Кто-то прикоснулся ко мне.

– Равви, множество народа теснит и сдавливает тебя, – недоумённо произнёс Пётр. – Конечно к тебе прикасаются.

– Я ощутил силу, нисшедшую от меня, – повернулся учитель назад. Внимательным, пронизывающим взором окидывая толпу. – Это не случайные касания, а прикосновение истинной веры.

Женщина подняла глаза и их взгляды переплелись друг с другом. Казалось, что время остановилось. Хотя толпа всё так же гомонила вокруг, но они были одни. Всеведущий равви и простая женщина. Он только нежно улыбнулся ей. Не говоря ни слова. А её плотина глаз уже не в силах была сдержать рвущийся поток новых слёз. В душевном трепете и страхе, она протиснувшись пала к его ногам.

– Помилуй меня, человек Йегова, ибо я согрешила, – сотрясали её рыдания. – Но я чувствовала, чувствовала, что должна была это сделать.

– Встань дщерь Исраэйля, – ласково молвил Йешуа, поднимая её за плечи.

– Я больна кровотечением уже около двенадцати лет, – начала она повествовать, глядя ему прямо в глаза. – В законе сказано: «Если у женщины течёт кровь многие дни не во время очищения её, или если она имеет истечение долее обыкновенного очищения её, то во всё время истечения нечистоты её, подобно как в продолжение очищения своего, она нечиста. Всякая постель, на которой она ляжет во время истечения своего, будет нечиста, подобно как постель в продолжение очищения её. И всякая вещь, на которую она сядет, будет нечиста, как нечисто это во время очищения её. И всякий, кто прикоснётся к ним, будет нечист, и должен вымыть одежды свои и омыться водою, и нечист будет до вечера».

Только по прошествии семи дней без кровотечения я могла бы считаться официально чистой и смогла бы принести предписанные жертвы. Но оно, на протяжении всех этих лет, не давало ни единой возможности исполнить предписанное законом. Я не могла даже временно очиститься, и потому была постоянно нечиста. Я не могла пойти ни в Храм, ни в синагогу. Потому что я осквернила бы всех и всё, к кому или к чему бы ни прикоснулась. И эти люди не смогли бы участвовать в поклонении. Постепенно от меня отвернулись все. Унижение и одиночество стали моим покровом. Только позор проказы был хуже моей болезни. Я была мёртвой тенью среди живых людей.

В законе приведено не менее одиннадцати способов лечения. Я следовала лучшим советам целителей, каких только могла найти. Испробовала многие лекарства и методы лечения, которые они прописывали. Пока у меня было чем заплатить, они обнадеживали. Но когда я истратила на них всё, что имела, они махнули на меня рукой как на неизлечимую. Я обнищала ради восстановления здоровья своего, но оно так и не восстановилось.

И тут, я услышала, что по окрестностям Галилеи ходит человек Йегова, чудотворец. Проповедующий Царство Небесное, изгоняющий бесов и исцеляющий недуги. День и ночь я молилась Адонаю, Элохим нашему, чтобы повстречать его. И наконец, это свершилось. Но я не могла себе позволить подойти открыто пред тобой. И уверовала, что если только прикоснусь к одежде твоей, к малой ниточке из кистей цицита на твоём талите, то буду здорова. Не знаю, как так случилось, что я оказалась рядом. Пересиливая себя, я всё же прикоснулась к краю одежды твоей. Потому, – вновь упала она к ногам учителя, рыдая пуще прежнего. – Прошу тебя! Прости мой грех прикосновения!

– Встань, дочь Исраэйля, – с нежностью отца произнёс Йешуа, вновь поднимая её за плечи. – Надежда, долго не сбывающаяся, томит сердце, а исполнившееся желание придаёт силы для жизни. Не одеяние обладает силою и не кисти дают исцеление. Сильная вера очистила грех твой.

Иной, хотя и приближается, но сердце его далеко отстоит. Другой же, хоть и на расстоянии пребывает, но получает благодать исцеления по сильной вере своей. Именно вера очистила тебя от греха и исцелила тело. Не мучь себя более и не бойся. Иди с покоем в сердце своём и будь здорова от недуга твоего.

И погладив её по щеке, утирая слёзы, процитировал:

– “Вот, во благо мне была сильная горечь, и возжелал Ты душу мою из ямы гибельной, ибо бросил позади Себя все грехи мои”.