Прощайте, сожаления!

Губернатор говорил ещё о том, что «склады нужны обязательно», и обещал хозяйствам возместить из бюджета половину средств, которые они затратят на строительство хранилищ. Их в регионе хватает для хранения лишь ста пятидесяти тысяч тонн овощей и фруктов, тогда как одних овощей произведено в этом году один миллион тонн, в том числе триста девяносто тысяч тонн – крупными хозяйствами. Недостаточны и мощности местных предприятий, которые ныне перерабатывают в год только около тридцати тысяч тонн овощей – вдвое меньше, чем в советское время. Предвосхищая вопрос о том, куда сбывать консервную продукцию, губернатор заявил:

– Местные предприятия аграрно-промышленного комплекса мы рассчитываем привлечь к обеспечению продуктами питания больниц и школ. Ныне на питание в учреждениях так называмой закрытой социальной сети областная казна ежегодно тратит один миллиард рублей. Мы хотим, чтобы этот миллиард обязательно вернулся в бюджет. А для этого нам нужно, чтобы сельхозтоваропроизводители, переработчики и пищевики были наши. Им следует объединяться в кооперативы. Кооператив, который представит на тендере широкий ассортимент, победит и отыграет справедливую цену.

Взглянув на часы, губернатор предложил задавать вопросы. Журналисты правильно поняли начальственный жест и вопросов задали совсем немного. После чего губернатор отбыл на совещание, на которое журналисты приглашены не были. Не вручили им и вкусных «сувениров», отчего почти каждый из них был разочарован. Впрочем, фотокорреспонденты были довольны и тем, что им разрешили сделать общее фото участников совещания за большим столом в конференц-зале здания заводоуправления.

Каморин сделал два снимка в конференц-зале и собирался покинуть мероприятие, тоже испытывая разочарование, но только не из-за отсутствия угощения. Ведь вся интрига была в том, как ответят хозяйственники на предложение областной власти, какие аргументы с обеих сторон прозвучат, о чём им удастся договориться! Но журналистов без церемоний выставили за дверь. Что, впрочем, было совсем не удивительно: ведь все приглашённые должны были написать заказные материалы на основе лишь той дозированной информации, которую им дали. Пресс-службе администрации области требовались только трёхминутные сюжеты на местных телеканалах и краткие сообщения в газетах о новых инициативах губернатора.

Уже подходя к «Газели», Каморин почувствовал, что сзади кто-то коснулся его плеча, и обернулся. Перед ним стоял Аркадий Пиковец. Усталый взгляд, резкие складки, идущие от носа к уголкам губ, изрытый морщинами лоб, плешь над ним, прикрытая седым зачёсом, высокий рост и довольно плотное сложение – все эти телесные признаки Пиковца сразу выделяли его в толпе местных журналистов, большей частью молодых особ женского пола. Оба они, Каморин и Пиковец, примелькались на разного рода мероприятиях для прессы, раза два коротко переговарились и кивали друг друг другу при встрече, считая себя знакомыми. Хотя это, конечно, было только так называемое шапочное знакомство. При виде Пиковца Каморин не раз думал о том, что такому старику пора бы уж выйти в начальство и посылать на пресс-конференции и брифинги кого-то помоложе. Впрочем, то же самое мог бы думать и сам Пиковец про Каморина.

– Давайте поедем на моей машине и поговорим по дороге, – предложил Пиковец, слегка улыбнувшись.

От разговора, предложенного старшим коллегой, отказаться было просто неудобно, к тому же предоставлялась возможность замолвить слово о Сандре, поэтому Каморин согласился не раздумывая. Оба направились к машине, на которой приехал Пиковец, – то была «Лада-Приора» серого цвета с водителем за рулём. Журналисты сели сзади, чтобы им удобнее было разговаривать. Каморин подумал о том, что Пиковец выбился в начальники и предстоящий разговор как-то связан с этим новым назначением коллеги. Пиковец тотчас подтвердил эту догадку.

– А я теперь главный редактор в «Вечернем Ордатове». Ещё не слышали об этом?

– Не доводилось.

– Прежнего, Бакуркина, сняли через два дня после отстранения мэра Лемзякова. Вы же знаете, что Бакуркин активно участвовал на стороне Лемзякова в информационной войне против губернатора.

– Как же не знать!

– Теперь приходится расставаться и с наиболее рьяными соратниками Бакуркина внутри редакции, а на их места приглашать новых сотрудников. В связи с чем у меня к вам предложение перейти к нам. Что скажете?

– Да я же стар, поэтому хотелось бы работать спокойно на одном месте. Как говорится, коней на переправе не меняют.

– Сколько же вам?

– Пятьдесят в этом году стукнуло. В таком возрасте не хочется перемен.

– В самом деле так чувствуете? Ну тогда это серьёзно! Это значит, что вы действительно состарились. Только не обольщайтесь насчёт того, что в «Ордатовских новостях» вам дадут спокойно доработать до пенсии. Дела у вашей газеты не блестящи…

Пиковец поскучнел. Тот вопрос, который он собирался обсудить с Камориным, оказался исчерпанным, и теперь он не знал, о чем ещё говорить с ним. Конечно, настаивать на переходе Каморина, обещая ему спокойную жизнь в «Вечернем Ордатове», было нельзя. Какая уж там спокойная жизнь в условиях, когда любой газете приходится бороться за выживание! Буквально на глазах, с катастрофической скоростью, менялся рынок масс-медиа, читатели всё больше уходили в интернет, а следом за ними устремлялись и рекламодатели. Как бы угадав его мысли, Каморин заговорил именно об этом, наболевшем.

– Так ведь и у вас дела не блестящи. Читатели всех бумажных газет вымирают. А из молодых, продвинутых кто полезет искать электронную версию «Вечернего Ордатова», когда в интернете так много разных соблазнов? Голомазов – знаете такого? он ещё пытался издавать маленькую газету для бухгалтеров – как-то поделился со мной своим профессиональным видением проблемы: в Ордатове восемьдесят шесть газетных киосков, и в каждом покупают газет одного наименования от двух до десяти экземпляров, за исключением, конечно, «Комсомолки». Получается, что в розницу уходит в лучшем случае пятьсот экземпляров каждого выпуска. Откуда же тогда берутся официальные многотысячные тиражи у местных изданий? Ведь подписки у всех кот наплакал.

– Газеты распространяются ещё по договорам об информационной поддержке с разными организациями…

– Да, это когда пачки номеров штабелями выкладываются на проходной или в приёмной, и предполагается, что кто-то их берёт и читает. Хотя в этом можно очень сомневаться. Короче, многотысячные тиражи местных изданий – это фикция, приманка для рекламодателей. И если вам в этом отношении легче, чем нам, то лишь потому, что «Вечерний Ордатов» – муниципальная газета и может рассчитывать на субсидию из бюджета, а также на распространение по муниципальным организациям и библиотекам. Но читателей вам это особенно не прибавляет.

– Экий вы пессимист! – засмеялся Пиковец, желая обратить сказанное собеседником в шутку. – Непонятно, как с таким настроением вы работаете в газете. А я-то думал, судя по вашему блогу, что вы бодрый участник всего позитивного, что происходит в стране.

– Что же такого позитивного вы видите вокруг? Может быть, это последняя инициатива губернатора? Кстати, что вы думаете о ней?

– Думаю, что сельским товаропроизводителям не резон объединяться в кооперативы с местными переработчиками, привыкшими платить за сырьё значительно меньше, чем покупатели из других регионов. Учтём и то, что речь идёт о судьбе мизерной части урожая овощей в нашей области – около трёх процентов. К существенным сдвигам это не приведёт, в лучшем случае лишь поможет обеспечить местные детские дома, интернаты для инвалидов и другие богоугодные заведения дешёвыми овощными консервами.

– И заодно даст областным чиновникам возможность поруководить не только социальными учреждениями, но и предприятиями реальной экономики. Это при условии, что кто-то из сельских руководителей купится на посулы и согласится войти в кооперативы с переработчиками и банкирами. Так в чём же позитив?

– Я имею в виду то, что после всеобщего раздрая и хаоса девяностых страна с началом нового века успокоилась и стала налаживать свою жизнь. Усмирили и сепаратистов, и олигархов, повысили рождаемость, укрепили армию, улучшили положение бюджетников. Да вы же сами всё это видите и знаете! Вы же так горячо выступили в своём блоге против «белой революции»!

– Да, мне противно, когда толпа столичных хипстеров пытается говорить от имени чуждого им народа и отменить итоги общероссийских выборов. Ведь это уже было, и мы знаем, к чему это привело! Большевики в семнадцатом году захватили власть, не дожидаясь выборов в Учредительное собрание, а когда оно двенадцатого ноября было всё-таки избрано и большевики оказались там в меньшинстве с двадцатью четырьмя процентами голосов, они разогнали его. Власть оказалась в руках людей, совершенно чуждых подавляющему большинству населения России. Они устроили грандиозный погром российского народа, в первую очередь крестьянства, растянувшийся на двадцать с лишним лет.

– Вы помните эти даты и проценты? – спросил удивлённо Пиковец, повернув голову и всматриваясь в лицо Каморина.

– Выучил в своё время, будучи историком по образованию, к тому же выборы в Учредительное собрание и его разгон – это роковые события для всех россиян. Они отразились на судьбе каждой семьи и в немалой мере предопределили судьбу каждого россиянина ещё до его рождения. В тридцать седьмом году были расстреляны мой родной дед по матери вместе со своим старшим сыном, а также двоюродный прадед по отцу – все бывшие крестьяне, раскулаченные и вынужденные покинуть родные сёла. Кстати, этот двоюродный прадед был воспитателем моего родного деда по отцу из-за ранней смерти своего брата, моего родного прадеда. В какой другой стране возможно подобное число жертв режима в родне одного человека? Притом в «просвещённом» двадцатом веке, в «самом справедливом обществе»! А ныне впервые за всю историю России у нас есть власть, свободно избранная большинством народа, которая настолько демократична, что терпит и злобную оппозицию, к примеру на радио «Слухи Москвы», передачи которого ретранслируются во всех крупных городах. Будь президентом я, прикрыл бы это подрывное радио, потому что оно объявляет российскую власть нелегитимной, а во время провалившейся «белой революции» звало людей на уличные акции, то есть на беспорядки! Молодчик во главе уличной толпы грозился даже повести её на Кремль!

– Да, это радио подрывное и русофобское, – согласился Пиковец, тоже заметно волнуясь. – Что не случайно. «Страшно далеки они от народа», как говорил основоположник. Достаточно заглянуть в «Википедию», чтобы убедиться в этом. У самых известных сотрудников этого радио родители и другие ближайшие родственники в советское время преуспевали, занимали номенклатурные посты, а то и служили в карательных органах. Я уже не говорю о праве многих из них на зарубежную репатриацию.

– И самая неистовая из них – Полина Бреус, современная Брешко-Брешковская, «бабушка» несостоявшейся «белой революции»!

– Ну не стоит преувеличивать её роль. Хотя вещает она еженедельно по часу, вы почти ничего конкретного из её речей не припомните, не так ли? Вы же не будете вникать в её конспирологические хитросплетения, проверить которые на вашем уровне невозможно. Тем более, что вы понимаете, что она руководствуется правилом: «всякое лыко в строку». То есть всё подтасовывает и извращает таким образом, чтобы опорочить российскую власть. От её передач остаётся в памяти только ехидная интонация. Это всего лишь упражнения в искусстве злословия, смесь полуправды с многозначительными намёками на несуществующие обстоятельства и прямой лжи. Вот, к примеру, она постоянно твердит о российской агрессии на Украине, а мы видим на телеэкранах мирные города и сёла Донбасса, которые разрушаются украинской артиллерией. Мы понимаем, что если бы наша армия действительно вмешалась в эту ужасную ситуацию, то от бандеровской хунты не осталось бы и мокрого места! Но чёрт с этой Бреус! По-настоящему плохо то, что ту же самую русофобскую, прозападную пропаганду, только не столь явную, распространяют и все так называемые оппозиционные СМИ. Что и неудивительно: практически все они в своё время вышли из карманов олигархов, ориентированных на Запад, как орудия борьбы за власть. И хотя олигархов давно «ушли» из политики, эти СМИ остались верны своему прозападному пропагандистскому амплуа. Они подхватывают все аргументы западной антироссийской пропаганды и дополняют их собственными спекуляциями.

– Но кое-что в речах Бреус всё-таки врезается в память. Вы не заметили, как часто она предаёт анафеме всеобщие равные и прямые выборы? Мол, пока их не ввели в Англии и других ведущих странах, там всё было благополучно, всё укреплялось и динамично развивалось. А ныне Европа с её всеобщими выборами катится в бездну. Это вроде постоянного призыва Катона Старшего: «Карфаген должен быть разрушен».

– Заметил. И это, на мой взгляд, замечательно! Устами Бреус так называемая «либеральная оппозиция» призывает россиян к ограничению избирательного права, в сущности к диктатуре! Это равнозначно признанию того, что суть конфликта власти и оппозиции не в якобы произошедшей фальсификации выборов, а в стремлении оппозиции вообще отменить в России всенародные демократические выборы, победить на которых она и не рассчитывает. Впрочем, в последнее время Бреус значительно реже бранит всеобщие выборы, что и понятно: подобные высказывания не так актуальны, как в пору «белоленточных» митингов. Тогда она фактически подстрекала хипстеров к протестам против результатов выборов, то есть к массовым беспорядкам.

– А я в последнее время просто перестал слушать Бреус из-за её глумления над христианством. Но я заметил другое: к красноречию бабушки «белой революции» особенно восприимчива вполне определённая публика: это интеллигентные люди без гуманитарного образования, особенно без хорошего знания российской истории. Чаще всего это обычные технари, которые не понимают, как драгоценен и хрупок дар свободы, которой у России не было никогда за всю её тысячелетнюю историю, за исключением последних десятилетий. И чаще это жители Москвы и Петербурга, которые не знают положения в провинции, где позиции коммунистов всё ещё сильны, особенно в депрессивных регионах. Ведь у нас, в богоспасаемом Ордатове, до самой кончины в прошлом году принимала народ в своей приёмной в здании областного краеведческого музея депутат Государственной Думы от коммунистов несгибаемая Валентина Кандаурова. Та самая, что стращала земляков: «Мы всё видим, кто как ведёт себя в нынешнее смутное время, и затем спросим с каждого». То есть, мы ещё вернёмся к власти и призовём вас к ответу за то, что вы делали при проклятых капиталистах!

Пиковец при этих словах с удовольствием рассмеялся, как от хорошей шутки.

– И эта Кандаурова знала, о чём говорила! – продолжал Каморин с нарастающим жаром. – У её партии в регионе самые развитые организационные структуры и самый дисциплинированный электорат. Более того, здесь и старые номенклатурные кадры КПСС, пусть поредевшие и перекрасившиеся, всё ещё на властных постах. Помните, как шутили при Горбачёве: «Перестройка – это как буря в тайге: верхушки шумят, а внизу тихо». У нас, в Ордатове, не только в перестройку, но и во все постсоветские годы было сравнительно тихо, и в этой тишине прекрасно сохранился старый советский аппарат. Конечно, старые чиновники уходили на покой, но им на смену приходили их отпрыски. Сложились настоящие кланы чиновников, воспитанных на старых традициях. Здесь в любой день готовы вернуть советское прошлое во всей его красе. Это в принципе вполне возможно. Ведь многие жители региона недовольны своим положением, потому что их доходы по сравнению с московскими нищенские, а сравнительно успешных предприятий вроде консервного заводика, на котором мы были, у нас раз-два и обчёлся. И то же самое почти повсеместно в провинции. Так что если в центре и случится «белая революция», то либеральные вожди власть едва ли удержат. Скорее всего, повторится то, что уже было в семнадцатом году.

– Пожалуй, вы и в меня метите! – снова засмеялся Пиковец. – Я ведь тоже бывший коммунист, стало быть, «перекрасившийся»!

– Я вас не виню, потому что такова жизнь: желавшие иметь надёжное будущее в советское время шли в коммунисты, а теперь такие идут в чиновники. Наверно, современные чиновники всё же немного лучше прежних, советских. Река жизни течёт неторопливо, новое прививается медленно, и должно смениться ещё не одно поколение, чтобы сознание людей совершенно изменилось и возвращение к тоталитарному прошлому стало невозможно. Всё будет хорошо, если только политические авантюристы от оппозиции не прервут это плавное течение.

– Сил у них на это не хватит, хотя злости им не занимать. Если только не вмешаются внешние силы… На днях мне попалась на глаза редкостная по откровенной русофобии статейка одного современного либерала под названием «В стране победившего ресентимента», которая меня настолько поразила, что я скачал её себе на планшет. Сейчас я её открою. Вот послушайте, что он пишет: «Одна из поражающих метаморфоз российского общества связана с вулканическим ростом агрессивности одновременно с отказом от признания реальности, погребённой в одночасье под идеологическими фикциями. Объяснить это явление непросто. Его часто списывают на беспрецедентную обработку масс телевизионной пропагандой. Официальная пропаганда многое объясняет, но далеко не всё. Не всякое общество может быть распропагандировано в такие короткие сроки и до таких эксцессов. Чтобы пропаганда была эффективной, она должна отвечать бессознательным устремлениям населения. Мне кажется, что для анализа трансформации массового сознания может быть полезен Ницше и его размышления о ресентименте».

– О чём? – переспросил Каморин.

– О ресентименте. Далее в статье говорится как раз об этом: «Ницше считает ресентимент чувством, характерным для морали рабов, которые в силу своего положения ничего не могут изменить в мире. Это восстание воображения против реальности, не чуждое и некоторого своеобразного творческого начала…» И затем автор приводит цитату из сочинения Ницше под названием «К генеалогии морали»: «Восстание рабов в морали начинается с того, что ресентимент сам становится творческим и порождает ценности: ресентимент таких существ, которые не способны к действительной реакции, реакции, выразившейся бы в поступке, и которые вознаграждают себя воображаемой местью». Каково, а? Это же как надо не любить россиян, чтобы объявлять их рабами!

– В пылу вдохновенного гнева это позволяли себе и русские гении, к примеру Лермонтов. Но зачитанная цитата звучит как-то слишком рассудочно, без намёка на поэтическое увлечение. Хотя из неё всё же не совсем ясно, что такое ресентимент.

– Знаете, я и сам этим заинтересовался. Просмотрел «К генеалогии морали», где Ницше употребляет это слово во французской транскрипции без перевода. Что объясняется, как я понял, отсутствием точного аналога его в немецком языке. И на русский «ресентимент» нельзя перевести кратко и однозначно, в франко-русских словарях указывается целый ряд его значений: это и «недовольство», и «возмущение», и «негодование», и «обида», и «ненависть», и «неприязнь», и «сожаление», и «разочарование». Так оно и есть на самом деле: когда нас обидели, нас охватывает не одно лишь чувство разочарования или возмущения, а множество сходных чувств, перетекающих одно в другое. Порой это ненависть, порой негодование, а когда эти сильные чувства остывают, появляются сожаление и неприязнь к обидчику. Но стоит неприятным воспоминаниям усилиться, как сожаление перерастает в возмущение. То есть это сгусток чувств, способных бередить душу годами, а то и десятилетиями.

– Не совсем понятно, какое отношение это имеет к злобе дня.

– О, самое прямое. Автор той же статьи далее пишет следующее: «Авантюра на Украине стала благородной войной против воображаемых фашистов, изоляция России – её утверждением в ранге великой державы, упадок экономики и падение доходов – ростом благосостояния и счастья. И даже люди, далекие от фантазмов ресентимента, но напуганные ураганом происходящих изменений, которые они не в силах предотвратить, систематически пытаются отрицать реальность происходящего или хотя бы закрыть на неё глаза».

– Как странно, что либералы вытащили замшелого Ницше, на которого ссылался Гитлер…

– Да, мне это тоже показалось странным, поэтому из того же сочинения «К генеалогии морали» я надёргал несколько любопытных цитат. Там Ницше дал следующее определение благородных, по его мнению, людей, не знающих ресентимента: «…те же самые люди, которые inter pares столь строго придерживаются правил, надиктованных нравами, уважением, привычкой, благодарностью, ещё более взаимным контролем и ревностью, которые, с другой стороны, выказывают в отношениях друг с другом такую изобретательность по части такта, сдержанности, чуткости, верности, гордости и дружбы, – эти же люди за пределами своей среды, стало быть, там, где начинается чужое, чужбина, ведут себя немногим лучше выпущенных на волю диких зверей. Здесь они смакуют свободу от всякого социального принуждения; в диких зарослях вознаграждают они себя за напряжение, вызванное долгим заключением и огороженностью в мирном сожительстве общины; они возвращаются к невинной совести хищного зверя как ликующие чудовища, которые, должно быть, с задором и душевным равновесием идут домой после ужасной череды убийств, поджогов, насилий, пыток, точно речь шла о студенческой проделке, убеждённые в том, что поэтам надолго есть теперь что воспевать и восхвалять. В основе всех этих благородных рас просматривается хищный зверь, роскошная, похотливо блуждающая в поисках добычи и победы белокурая бестия…» Слышите: Ницше восславил «белокурую бестию», а наш либерал, между прочим, носит фамилию, производную от названия западноукраинского городка в бывшей черте оседлости!

– Хороши идейные корни российского либерализма!

– В том же сочинении Ницше утверждал также, что иудаизм и христианство родились из ресентимента, из рабских чувств, а совесть объявил «нечистой» и объяснил её происхождение насилием. Цитирую: «Те грозные бастионы, которыми государственная организация оборонялась от старых инстинктов свободы, – к этим бастионам относятся прежде всего наказания – привели к тому, что все названные инстинкты дикого свободного бродяжного человека обернулись вспять, против самого человека. Вражда, жестокость, радость преследования, нападения, перемены, разрушения – всё это повёрнутое на обладателя самих инстинктов: таково происхождение «нечистой совести». И на этого автора, отрицавшего мораль, религию и закон, ссылаются современные российские либералы!

– Жаль, что обо всём этом вы не напишите в «Вечернем Ордатове».

– Что делать, муниципальной газете положено заниматься только местными проблемами. Но вы раньше поднимали подобные темы в своём блоге. Отчего больше не ведёте его?

– Ну видите ли, «Ордатовские новости» желают быть предпринимательской газетой, а некоторым предпринимателям не нравились мои выступления против либералов. К тому же я высказывал в своём блоге и другие еретические мысли, например, о том, что малый бизнес производит нищих пенсионеров, которыми становятся сотрудники, получающие зарплату «в конвертах», а также загородные дворцы, или коттеджи, которыми считают своим долгом обзавестись все хотя бы мало-мальски успешные предприниматели, и что эти «продукты» взаимосвязаны. Мне настоятельно было рекомендовано не высказывать подобные идеи на сайте газеты, а завести для этого собственный «живой журнал».

– Жаль, что теперь практически никто из местных журналистов не поднимает вопросов общероссийского значения.

– Это не совсем так. Александра Петина пытается делать это в своём «живом журнале».

Каморин вдруг почувствовал, что Пиковец напрягся. Это чувство было совершенно отчётливым, хотя ничто как будто не изменилось в позе спутника: его голова по-прежнему была слегка повёрнута в сторону Каморина, как это подобает учтивому собеседнику, а недрогнувшие руки продолжали держать планшет с уже погасшим экраном. Но спустя миг боковым зрением Каморин уловил, что Пиковец вглядывается в него, прямо-таки сверлит его встревоженным, косящим взглядом. Чтобы проверить своё впечатление, Каморин замолчал, почти не сомневаясь в том, что Пиковец сейчас переспросит.

– Александра Петина? – в самом деле спросил Пиковец, и в голосе его, ставшем вдруг глуховатым, прозвучала новая интонация, какой говорят с посторонним о хорошо знакомом человеке, пытаясь скрыть свои чувста. – Где она сейчас?

– В Москве. Трудится в разных СМИ, нигде подолгу не задерживаясь. Большей частью это интернет-издания, и не слишком известные, вроде портала antikorrupzia.ru. Но оттуда её, кажется, уже ушли.

Оба замолчали, взволнованные. Каморин теперь уже не сомневался в том, что у его Сандры с Пиковцем что-то было. Быть может, даже в то время, когда она встречалась с ним и смотрела на него жалобно… Если это так, то удивительно, насколько она умела быть убедительной в роли женщины, беззаветно отдававшей ему свои последние хорошие женские годы… Хотя подобная игра свойственна женщинам, они часто предаются ей бессознательно, просто вживаясь на какое-то время в придуманные роли… Зачем вообще он упомянул её? Едва задав себе этот вопрос, Каморин вспомнил то, о чём забыл во время взволновавшего его разговора: нужно предложить Пиковцу принять Сандру на работу. Она же просила похлопотать за неё…

– Кстати, она, вероятно, согласилась бы на предложение поработать в «Вечернем Ордатове», – сказал Каморин предательски дрогнувшим голосом. – В столице ей не сладко, и она спрашивала меня, нет ли для неё работы в Ордатове…

– Да? Вы думаете? А как с ней связаться?

– У неё есть страница в сети «вконтакте». Туда можно написать.

– Хорошо, я попробую. Спасибо за подсказку.

Остаток пути они доехали молча. Каждый думал о том, кем была Сандра для спутника и что сказать ей при встрече. Каморин прикинул: сколько ей теперь? Она моложе его на пять лет, значит в декабре ей исполнится сорок пять. Выходит, она «ягодка опять»… Он улыбнулся своим смутным, грешным надеждам.

3

Уже в день своего возвращения в Ордатов, успев лишь на полчаса заглянуть домой, Александра Петина явилась в кабинет Пиковца. Она поразилась перемене в его облике, однако не подала виду. Как сильно он сдал за те три года, что они не виделись: усталые глаза, обострившиеся морщины, совсем стариковский жидкий зачёс поверх розоватой плеши на темени!.. Сколько же ему? Только пятьдесят семь! А выглядит настоящим пенсионером…

Пиковец внешне сохранял как будто сдержанное спокойствие, беседуя с ней, но глаза его оживились, в них появилось что-то насмешливое, почти озорное.

– С прибытием! Ещё не разочаровалась? После Москвы здесь всё, наверно, кажется сереньким и скучным. Мышиная возня вместо политики. То ли дело в столице! Там, судя по твоему блогу, ты была активистом протестного движения.

– Протестное движение – это уже не актуально…

– Ну, не скажи. Сейчас затишье, но, к сожалению, только до очередных федеральных выборов, а они уже через год. И тогда ваша «белоленточная» тусовка снова себя покажет. Вы люди горячие. На меня произвёл впечатление тот пост, в котором ты пишешь, как омоновец с дубинкой бежит тебе навстречу, оценивая тебя взглядом: заслуживаешь ли ты его внимания? Он пробежал мимо, и вместе с тобой облегчение по этому поводу испытал и я, читая блог. И тебе не страшно ходить на такие мероприятия?

– Если ты знаешь мои взгляды и не одобряешь их, почему предложил работу?

– На то есть несколько причин. Ты для меня человек не чужой, и у тебя в Москве, насколько я знаю, ничего не получается. А в «Вечернем Ордатове» некому работать. Часть сотрудников засветилась в борьбе бывшего мэра-популиста против губернатора и потому не останется в нашей редакции. Ты же к местным склокам не причастна. А проявить себя в Ордатове в «белоленточном» качестве не сможешь, поскольку активных единомышленников здесь не найдёшь. У нас реальной оппозицией нынешней власти по-прежнему являются лишь коммунисты, которые радикальнее и злее своих московских собратьев. Для вас, либералов, нынешняя власть всё-таки ближе левых радикалов, хотя в Москве вы ходите на одни акции вместе с Удальцовым. Ведь вы же понимате, что в случае победы радикалы очень скоро расправятся с либералами. Пора признать, что в нашей стране единственной реальной альтернативой нынешней власти является деспотический режим вроде севернокорейского, потому что либералы власть не удержат!

– Нет, я не согласна с этим.

– У тебя будет много времени обо всём хорошо подумать. А пока вот первое задание: сходи завтра в пять вечера на площадь Ленина и напиши о том, что там будет происходить. Ордатовская редакция радио «Слухи Москвы» объявила, что завтра там состоится митинг в поддержку московского «марша перемен», организуемого так называемым «комитетом протестных действий». Скорее всего, кроме коммунистов никто на площадь не придёт, потому что у либералов нет в Ордатове никакой организации. Во всяком случае, о них здесь ничего не слышно. На местных акциях, о которых до сих пор объявляли «Слухи», были замечены лишь коммунисты с кучкой сочувствующих им пенсионеров. Ты убедишься воочию в том, что у либералов нет в Ордатове никакого влияния. Отсюда следует, что на здешних выборах партия власти не «нарисовала» себе проценты. У неё тут на самом деле нет соперников, кроме коммунистов. И так повсюду в провинции. Это будет тебе уроком.

Пиковец задумался. Складки у его рта расслабились, опущенные веки почти прикрыли глаза. «Как сейчас он похож на старика!» – снова подумала Александра.

Вдруг он встрепенулся, пытливо всмотрелся в Александру и грустно улыбнулся.

– Наверно, тяжело было из Москвы уезжать? Кто-то остался там у тебя?

– Если бы кто-то был – не вернулась бы.

– Я тебя спросил об этом просто так, без расчёта… Всё, что было между нами помимо службы, – это уже в прошлом…

– Я понимаю…

– Ты по-прежнему привлекательна. Завидую тому, кого ты найдёшь. Сейчас оставь заявление и трудовую у моей секретарши и домой, отдыхай. А на работу завтра. Начни день с просмотра нашей подшивки, вечером – на мероприятие. Удачи!

Пиковец ещё раз улыбнулся ей и опустил взгляд в свои бумаги. Она торопливо вышла из его кабинета, испытывая одновременно и облегчение, и грусть, от которой хотелось плакать. Сильного, обаятельного мужчины, которого она любила, больше не было. Остался старик.