– Да, – ответил я, – Сначала я узнал художника, а потом пытался найти что-то необычное.
– Нашли?
– Нет, – ответил я, – но девушка поразительно похожа на вас. Думаю, это в этом и есть странность этой картины.
– Думаю вы удивитесь еще больше, посмотрев фото на каминной полке.
Мы подошли с графиней к камину, на котором стояло несколько фотографий в рамках. Я сразу понял какое именно она имела ввиду. Я увидел фотопортрет графини с такой же прической как на картине и с жемчужными заколками.
– Фотография сделана в шестьдесят четвертом году. Она единственная и не покидала этой комнаты. Берэ написал более десяти картин из серии «Жемчуг в ее волосах» в конце девяностых. Мне подарила ее Марина, подруга Риты, уже после его смерти.
– Удивительно. – только и сказал я и стал рассматривать остальные фото.
Я снова наткнулся на нечто удивившее меня второй раз. Я спросил графиню, что за женщина на соседнем фотопортрете. Оказалось ее мама. Но привлекла меня не сама женщина, а подвеска на причудливой цепочке. Она выглядела как маленький фонарь вроде тех, что очень давно носили со свечей внутри. Внутри этого фонарика лежал камешек похожий на яблочное семечко, который, казалось, светился. Именно светился, а не играл на свету как любой драгоценный камень. Я видел точно такую подвеску на фото с Элайзой и был уверен, что она единственная.
Я не решился спросить графиню о подвеске, но мне показалось, что она поняла причину моего любопытства. Поняла, но ничего не сказала, вместо этого пригласила меня к столу, где уже стоял поднос с чайником и приборами.
– Знаете, Патрик, – сказала графиня, – я думаю мы могли бы с вами пооткровенничать, когда узнаем друг друга получше.
Я хорошо понял ее намек. Графиня действительно что-то знает, но не готова обсуждать это со мной и думаю это касается не только родителей Риты. Мне казалось, что графиня значимая фигура в этом городе, причем не только по положению. Она замешана в том, что твориться вокруг с давних лет.
Я поблагодарил ее за чай и хотел откланяться, но графиня попросила задержаться.
– Патрик, мне тоже хотелось бы передать кое-что Маргарите. Это займет немного времени, подождите меня.
Графиня забрала коробку с куклой и покинула гостиную. Я снова подошел к каминной полке. Мне показалось странным, что ни на одном фото нет мужчины. Словно они отсутствовали в семейной ветви. Я понимал, что этого быть не могло, по самой простой причине, без них род не мог бы продолжаться, но все фото в комнате и несколько портретов, висящих на стенах, были исключительно женские. Я силился вспомнить, не видел ли я кого-нибудь из них в комнате с бабочками. Пожалуй, нет. Если только на тех размытых фото, которые нельзя было разглядеть.
Я прошелся по гостиной, в которой больше не нашел ничего любопытного. Вернувшись в кресло, я налил еще чашечку чая и стал ожидать графиню. Ее не было довольно долго, а мне уже не терпелось вернуться. Наконец появилась графиня с маленьким свертком в руках.
– Простите, что задерживаю вас. – сказала графиня, словно почувствовав мое желание поскорее покинуть ее дом.
– Это вы простите меня. – ответил я, – Мне приятно было быть в вашем обществе, но думаю вы понимаете, что я хотел бы поскорей вернуться к Рите.
– Да понимаю. – она хотела сказать что-то еще, но не стала.
Уже на пороге она все же добавила.
– Патрик, не держите на меня зла.
Я не понял, что графиня хотела этим сказать. Я не знал, что ответить на ее слова. Я просто растерянно смотрел на нее, пока графиня не закрыла за мной дверь.
Кода я снова вошел в лавку, то очень удивился, увидев сидящую за стойкой юную девушку. Она улыбнулась и подошла ко мне, потому что я так и остался стоять на пороге.
– Вы должно быть Патрик? – спросила девушка.
– Да. – ответил я.
– Вероника. – представилась девушка.
– Я… А Рита? Она… – я не мог что-то внятно сказать, но зато в моей голове стали складываться фразы, слагавшие оду моей глупости.
– Рита просила передать вам это. – девушка протянула мне конверт.
– Спасибо. – ответил я и осторожно, словно боялся обжечься взял его.
Я сел в машину и достал лежащую в конверте записку. Я знал, что в ней. Я понял почему графиня просила не держать на нее зла. Я только не понял почему. Чем я это заслужил.
«Милый мой, святой Патрик. ПРОСТИ. Я не должна так поступать с тобой, но это лучшее, что я могу для тебя сделать. Я не хочу, чтобы ты жил со мной в аду. Моем аду. Там место только для одного. Я верю, что ты найдешь свое счастье. Патрик, мне не хватает слов чтобы написать все что я чувствую сейчас. Ты лучшее что было в моей, теперь наверно уже не долгой жизни. Просто прости и отпусти меня.»
Рита отправила меня к графине, и та постаралась задержать меня как можно дольше. Думаю, она с самого утра обдумывала свой побег и когда окончательно решилась, на время избавилась от меня. Сейчас она была уже довольно далеко, и я не знал по какой из дорог она покинула город. Мое желание сразу броситься в след за ней было бессмысленным и обреченным на провал. Рита сделала, то, что хотела, а я мог только надеяться, что она изменит свое решение и что она рано или поздно вернется в Серебряные Холмы.
Я долго просидел в машине возле лавки. Мне было чертовски обидно и грустно от того, что случилось. Впервые я злился на Риту. Я просто не понимал ее. Для меня один день в аду с ней стоил нескольких лет в раю, но без нее. Она знала это. Знала, но оставила меня одного.
Мне не куда было ехать. Мне некуда было пойти. Я не знал, что делать дальше. Я просто сидел, держа в руках скомканный лист бумаги. Поняв, что я не могу оставаться здесь вечно я поехал к дому Риты.
Дневники я перепрятал на чердак. Там же оставил и сверток, переданный мне графиней. Собрал остатки своих вещей и решил вернуться в гостиницу.
На ступенях гостиницы я остановился. Я вспомнил Катарину. Казалось, я физически ощущаю ее присутствие, словно она только что прошла мимо. Как хорошо начался мой первый день в Серебряных Холмах и к чему все это привело.
В номере, рухнув на постель я впал в небытие. Я вроде бы спал, а вроде и нет. Не то сны, не то видения обрушились на меня. Аппарат с Золтаром звенел мигая разноцветными лампами и непрерывно кричал скрипучим механическим голосом. «Бабочки не живут долго!». «Бабочки не живут долго!». «Бабочки не живут долго!». «Раскрась это черным!». Я не выдержал и кулаком разбив стекло, выдернул Золтару челюсть. Он наконец заткнулся.
Наступила тишина и тьма, вязкая и гнетущая, как та, что настигла меня в Соборе. Я не противился, я даже был рад ей. Я словно оказался в непроницаемом коконе, где ничто не могло потревожить меня. Мое уединение нарушила Катарина. Сначала я ощутил ее присутствие, а потом рассеялась тьма. Катарина сидела на моей постели и смотрела на меня. Потом она превратилась в бабочку и выпорхнула в раскрытое окно.
Я вылетел вслед за ней и оказался возле сквера, где Хэтфилд разбрасывал свои буклеты. За ним нелепо растопырив руки бегал безглазый священник, пытаясь остановить. Хэтфилд легко уворачивался и громко хохоча продолжал швырять нескончаемую литературу. Увидев меня, он направил на меня руку с вытянутым указательным пальцем и выстрелил. Его несуществующая пуля опрокинула меня на мостовую, и я потерял сознание.
Очнулся я, все еще лежа на мостовой, но уже на набережной. Возле меня стоял мольберт, на котором Берэ рисовал свое очередное творение. Я совсем не помнил, как он выглядел, поэтому Берэ явился ко мне в образе давно умершего актера по имени Патрик Девер. Он неистово взмахивал кистью оставляя новые мазки.
Я встал на четвереньки и увидел разбросанные по мостовой уже готовые картины. На каждой из них я увидел Риту с жемчужными заколками в волосах. На один из портретов кто-наступил оставив четкий след от подошвы ботинка прямо на лице Риты. Я попытался стереть это надругательство над моей богиней, но у меня не получалось.
Я все еще тер ненавистный след, когда кто-то коснулся моего плеча. Повернув голову, я увидел Нильса. Мальчик дождался, когда я встану, взял меня за руку и повел в ближайшую подворотню. Я покорно шел за ним все еще держа портрет Риты в руке. Нильс распахнул одну из дверей и жестом пригласил меня войти. Я вошел внутрь и оказался в своем гостиничном номере. Мальчишка вытащил меня из кошмара.
Холодные капли пота стекали по моей спине, но знакомая уютная обстановка номера почти успокоила меня. Я был рад вырваться из кошмарного сна и хотел забыть его как можно скорей. Только очень быстро я понял, что это не было сном. Я все еще держав в руке портрет Риты со следом от ботинка.
12. Ohne dich
Огниво
«Камешек падает в воду, разбивая луну на части. Вампиры и шлюхи выходят на охоту. Ужасно хочется курить. Щедрый окурок на мостовой. Я колдую над старым огнивом. Сгусток тени становиться огромным псом.
-Что изволите, хозяин?
О чем может мечтать нищий бродяга? Об ужине и ночлеге. Об ужине, ночлеге и принцессе.
– Принцессу – хриплю я.
Пес усмехается и исчезает. Принцесса оказалась красивой и изящной. Красивой и изящной стервой. У меня выросла синяя борода, у меня руки Джека Потрошителя, у меня глаза Дракулы… Мертвая она просто спящая красавица. Прощай и прости.
– Черт с ними с принцессами, попробуем Леди. И вот она идет. Леди. Леди Мэри. Само Совершенство. Кто ты? Ангел или Демон?
– Здравствуй, милая. Ты надолго?
– Пока ветер не перемениться.
Я еще слышу её звонкий смех, когда коварный норд-ост уносит её к звездам.
– Прости, любимый.
– Прощай любимая.
Холодно. Холодно и пусто.
– Золушку – прошу я пса.
Очарование в хрустальных туфельках идет мне навстречу. Хрупкая и беззащитная, как фарфоровая кукла. Я боюсь прикоснуться к ней, но ее губы сами находят мои… Часы бьют полночь. Безобразная старуха хохочет мне в лицо.
-Нет!
Я отталкиваю старуху и она, неуклюже попятившись, падает через перила моста. Все Золушки умирают в полночь.
– Пусть будет Снежная Королева – отчаявшись, говорю я псу. – Холодная и надменная. Пусть!
Золотистое вино так же прекрасно и благородно, как моя собеседница. Я мёрзну под её взглядом и потею от страха. Страха, что это реально. Вино окрасило мою кровь в голубой цвет. Я больше не нищий бродяга – грязный и жалкий. Я князь – красивый и стройный. Мы рвем друг на друге одежды. Наши объятия крепче. Наши поцелуи жарче. Её тело уже не ледяное. К моим ногам стекает лужа, разбавленная вином. За любовь нужно платить и часто слишком много. Она отдала все. Я почти умер.
Ужасно хочется курить. Я бросаю огниво в реку.»
Я отложил книгу. Все мои девушки разлетелись, растаяли, умерли. Мне все больше казалось, что автор этой книги пил из той же бутылки что и Берэ. Я не смог найти в интернете хоть что-то о нем и об издательстве, выпустившем «Сияющее Королевство» тиражом 1 000 экземпляров, словно их и не было вовсе.
Мне хотелось поскорей убраться из Серебряных Холмов, но задержали дела, которые возникли перед отъездом и все еще теплившаяся надежда, что Рита вернется. Ее телефонный номер умер, как только она уехала, оборвав последнюю ниточку. Ни Клара, ни Мартин, ни графиня не могли помочь мне связаться с ней. Оставалась Марина, которая еще не вернулась из Женевы.
Пока я дожидался ее, занимался покупкой дома у пожилой пары, которые жили по соседству с Ритой. Они согласились сменить место жительства и подыскали более удобное жилье, которое я купил им взамен. Я потратил все свое обаяние и приличную сумму денег, чтобы убедить их, но оно того стоило. Я не собирался селиться в их унылом старомодном жилище. Мне пригодилась только одна комната на втором этаже, в которой я кое-что изменил в обстановке и подключил интернет. Я поставил несколько датчиков движения возле дома Риты, а в комнате установил приемник, который если датчики сработают отправит сигнал на мой смартфон. Теперь, где бы я не был, смогу узнать если кто-то приблизиться к ее дому.
Не знаю, что творилось в милой голове моей герцогини, когда она сбежала от меня. Если она думала, что я всплакну, позаламываю руки и отправлюсь искать новую любовь, то ошибалась. Я обязательно верну ее и не важно, что мне придется сделать и сколько на это уйдет времени. Все решилось в тот самый момент, когда она стояла напротив меня в книжной лавке в наш первый день знакомства. Коломбина с черно-белыми волосами внезапно изменила всю мою жизнь.
Марина вернулась. Я понял это когда в очередной раз наведался в ее дом. Двери гаража в котором она делала свои чудесные аэрографии оказались распахнутыми. Я зашел внутрь. Марина сидела на полу с баллончиком краски в одной руке и почти пустой бутылкой вина в другой. Она была пьяна. Ее черные чулки, забрызганные фиолетовой краской, что была в баллончике, сразу напомнили мне Риту.
– Что с тобой? – спросил я.
Марина направила на меня баллончик и брызнула. Она была далеко что бы попасть в меня, просто глупый жест пьяной девушки, которая была очень расстроена.
– Патрик, я все проебала. – Марина встала на ноги и швырнула бутылку в стену, та с дребезгом разбилась. – Она звонила мне, когда убили ее родителей, а я пила, курила траву и трахалась с кем попало. Мой гребанный телефон валялся отключенным в машине, чтобы не мешать моему богемному блядству. Меня не оказалось рядом, когда я была ей нужна.
– И теперь ты решила нажраться и покраситься в фиолетово-черный? – сказал я.
Марина бросила в меня баллончик и пошла к задней двери гаража. Я пошел вслед за ней. Мы оказались в просторной мастерской с парой мольбертов и кучей всякого хлама нужного и не нужного художнику. В другой момент я охотно посмотрел бы на ее творчество, где, зная ее талант, увидел бы немало интересного, но сегодня мне было не до этого.
Марина не стала задерживаться в мастерской, а поднялась по лестнице ведущей на второй этаж. Ее комната совсем не была похожа на Ритину. Несколько гравюр и пейзажей украшали стены. По углам стояли большие уродливые деревянные фигуры непонятно кого. Не то богов, не то идолов. У одной из стен стояла огромная круглая кровать, над которой было встроенное в потолок зеркало. С двух сторон от кровати стояли высокие колонки, подключенные к дорогой стереосистеме с проигрывателями для компакт-дисков и винила.
Марина включила музыку, на мое счастье совсем не громко и открыла бар.
– Ты знаешь где она? – спросил я.
– Ты идиот!? – крикнула Марина, – Если бы я знала где она, уже была бы там или в пути.
Я смотрел как она пытается откупорить очередную бутылку. Вместо того что бы помочь я сказал.
– Не проеби все еще раз.
– Вали отсюда! – закричала Марина и бросила в меня бокал.
Бокал пролетел мимо и ударившись о стену разлетелся на кучу осколков. Я остановился и вместо того, чтобы уйти опустился на колени и стал собирать стекляшки, чтобы она потом не порезалась. Марина какое-то время смотрела на меня, потом подошла и села на пол рядом. Я увидел слезинки, катящиеся по ее щекам.
– Прости. – сказала она, – Теперь я понимаю почему Рита выбрала тебя.
– Марина, у тебя есть мысли, где она может быть? – спросил я.
– Первое что приходит на ум это поместье ее дяди, но она не там. Рита знает, что именно там ее стали бы искать. Она может быть, где угодно и меня бесит, что я не могу быть рядом с ней.
Я собрал все осколки и сложил в пустую стоящую на подоконнике тарелку.
– Ты пожалуйста, аккуратней, могли остаться совсем крошечные. – сказал я.
– Хорошо. Скажи мне почему она сделала это? Я не верю, что только из-за смерти родителей.
Господи, конечно было что-то еще, только я не мог рассказать об этом. Я молча смотрел Марине в глаза, надеясь, что она поймет сама. Она поняла и спросила.
– Это не связано с тобой?
– Нет, – ответил я, – я никогда бы не обидел ее. Я хотел быть рядом и помочь ей, но Рита решила иначе.
– Патрик, открой мне вино. – попросила Марина.
Я откупорил бутылку и наполнил бокал.
– Спасибо, побудь немного со мной. Мне слишком паршиво, чтобы оставаться одной.
Мне тоже было паршиво одному, и я согласился. Марина улеглась на кровать, а я сел возле на пуфик.
– Что боишься лечь рядом? – спросила она.
– Тебя нет. – ответил я, – Зеркала. Не хочу видеть свое отражение и боюсь увидеть там Риту.
Марина посмотрела на зеркало и спросила.
– Я тебе противна?
– Нет. – ответил я, – Ты красивая и месяц назад я захотел бы тебя. Если быть честным я и сейчас хочу, но потом буду жалеть.
– Ты всегда говоришь, что думаешь?
– Никто так не делает. Это глупо. Почему у тебя никого нет?
– А у тебя?
Марина подползла ближе ко мне и подперев подбородок руками уставилась мне в лицо.
– Можешь не отвечать, итак, все вижу. Не знаю, что с тобой сделала Рита. Ты станешь ее искать? Что вообще собираешься делать дальше?
– Еще не решил. Пока собираюсь вернуться домой. Уже бы вернулся, но ждал тебя. Обещай, что дашь знать если Рита свяжется с тобой. Я оставлю свой номер и почту.
– Хорошо. – сказала Марина.
Она достала смартфон и ввела мои данные. Потом снова уставилась на меня.
– Патрик, наверно тебе лучше уйти. Я уже близка к тому, чтобы начать приставать к тебе. Я нажрусь и лягу спать, так будет лучше нам обоим.
– Хорошо. – ответил я, – звони если что, но скорее всего меня уже завтра здесь не будет.
Теперь уже ни что не удерживало меня в Серебряных Холмах. Я собрал вещи, заехал на могилу Регины и отправился обратно в Олбрук.
Отец обрадовался моему приезду. Мы провели пару дней вместе, а потом он уехал в Венецию со своей подругой. Отец встречался с ней последние несколько лет, но я виделся с ней очень редко и вообще не лез в личную жизнь своего отца. Он тоже старался не соваться в мою.
Перед отъездом за ужином он упомянул о внуках, которых хотел когда-нибудь увидеть. Я едва сдержался, чтобы не выдать себя. Что я мог ответить ему? Что возможно у него уже была внучка и теперь она лежит на церковном кладбище городка Серебряные Холмы? Или что у меня есть девушка, которая сбежала и не может иметь детей? Я не собирался рассказывать ему про Регину. Про Риту в ближайшее время тоже. Поэтому, когда отец уехал я почувствовал облегчение. Мне нужно было время чтобы вернуться к своей прежней жизни.
Оставшись один в большом семейном доме, я не собирался безвылазно сидеть в нем. По утрам я ходил в бассейн или спортзал. Днем слонялся по городу и обедал в каком-нибудь ресторанчике. Вечерами было по-разному, есть много способов убить время.
Шла вторая неделя как я вернулся в Олбрук. Я сидел в гостиной за ноутбуком изучая финансовые сводки. Я так увлекся, что не сразу понял, что происходит. Мимо прошла горничная. Я еще с минуту смотрел на экран ноутбука пока не понял, что кроме меня в гостиной никого не должно быть. Уже много лет в доме отца была приходящая домработница, которая появлялась несколько раз в неделю и только днем.
Я поднял глаза и сразу узнал ее. Инга стояла с бокалом какой-то выпивки в руке, прислонившись к стене. Она постарела, но все еще была привлекательной и сексуальной. Наряд горничной хорошо подчеркивал ее достоинства, хотя прежде она никогда его не носила в нашем доме. Я смотрел на Ингу пытаясь понять, что происходит. Она выглядела очень реально, и я был уверен, что если дотронусь до нее, то почувствую настоящее женское тело из плоти и крови, а не созданную моим воображением иллюзию. Я мог бы это проверить, но у меня совсем не было желания приближаться к ней.
– Все еще хочешь меня? – спросила Инга.
Я не собирался с ней говорить. Мне хотелось, чтобы она исчезла и больше никогда не появлялась в моей жизни. Ее мертвое тело закопано в Серебряных Холмах, там оно и должно оставаться. Но эта сумасшедшая сучка, сумела добраться до меня за много миль от собственной могилы.
Инга расстегнула верх платья и, вывалив наружу свою сочную грудь, рассмеялась. Ее хриплый смех разнесся по комнате эхом отражаясь от каждого угла. Допив содержимое бокала, Инга окончательно избавилась от одежды, оставшись только в черных чулках, туфлях и чепчике.
– Ты сумасшедшая. – сказал я.
– И что с того? С какой поры тебя стал волновать мой мозг, а не мои дырки? Я очень старая для тебя? Это легко можно исправить.
Инга подошла к двери в комнату и распахнула ее. за дверью оказалась Регина, как и мать в одежде горничной. Инга втащила ее в комнату.
– Смотри какую славную замену я вырастила. – сказала Инга, – Ты можешь рассказать папочке и будете трахать ее вдвоем.
Несмотря на дикость происходящего, я был рад видеть Регину. Если бы не ее безумная мамаша, я мог бы побыть с ней, поговорить. Сказать что-то хорошее и теплое, что не сказал, когда она была жива. Вся моя радость исчезла, когда Инга стала раздевать ее. Я с трудом сдерживался, чтобы не ударить Ингу по лицу. Я сжимал кулаки и смотрел на Регину, которая послушно подчинялась матери и всячески избегала моего взгляда, словно она стыдилась того, что происходит, но не могла этому противиться.
Инга полностью раздела дочь и поставила ее на колени.
– Зачем ты делаешь это? – спросил я, – Она же твоя дочь.
– Нет Патрик, это твоя дочь или твоего папочки. Свою дочь я люблю.
Понять, что думает нормальный человек тяжело, а то, что думает сумасшедший невозможно. Для Инги существовало две дочери и похоже мою она ненавидела. Я смотрел на их обнаженные тела и словно задыхался. Я думал, что, уехав из Серебряных Холмов, оставил все там, но зараза, которая проникла в меня, не исчезла. Она стала преследовать меня и в Олбруке, в моем родном доме. Теперь я уже не знал смогу ли я хоть когда-то избавиться от нее.
Инга что-то говорила, но я уже не слушал ее. Я пытался понять, как мне избавиться от того, что происходит. Единственное что я смог придумать это поскорее покинуть свой дом. Другого выхода я не видел. Поднявшись из-за стола, я направился к двери. Инга преградила мне путь. Она стала передо мной и уперлась руками в грудь.
– Это свинство уйти от двух красивых голых женщин. – сказала она.
Я без колебаний грубо оттолкнул ее. Инга упала на ковер и едва коснувшись пола стала посиневшей утопленницей с обрывками водорослей на теле. Я уже видел ее такой только в синем купальнике, а не чулках. Я замер и не мог оторвать взгляд от ее мертвого тела, пока не услышал слабый стон. Обернувшись, я увидел Регину, прижавшую руки к кровавой ране на теле. Теперь уже я избегал ее взгляда. Мне не хватало смелости заглянуть ей в глаза. Я испугался. Испугался и струсил. Второй раз пережить ее смерть было бы пыткой. Я просто выбежал из комнаты, а затем из дома.
Оказавшись на улице, я поплелся к ближайшему бару чтобы напиться. Вернувшись утром, я был достаточно пьян, чтобы смело зайти в гостиную. Регины и Инги в комнате не было, но на ковре остались пятна крови и несколько водорослей. Внутри меня словно что-то щелкнуло. Страх и боль так часто навещали меня в последнее время, что я устал. Мне стало все равно, что может случиться со мной, иначе я просто сойду с ума. Я не позлю всей этой потусторонней хрени лишить меня рассудка. Скатав ковер, я отволок его в гараж и пошел спать в свою комнату.
Проснулся я ближе к полудню в сильном похмелье. Выпивки я не избегал, но и напивался не так часто, во всяком случае до Серебряных Холмов, поэтому по утрам чувствовал себя вполне нормально. Сегодня все было иначе. Мне было паршиво во всех смыслах. Я выпил аспирина и пошел в гараж проверять ковер, все еще надеясь, что вчерашнее мне всего лишь привиделось.
Нет, не привиделось. Пятна крови и водоросли никуда не делись. Я вернулся в дом и заварив большую чашку чая пошел пить его на веранду. Сидя за уютным столиком в тени навеса, я неспеша размешивал сахар, думая о Регине и Инге. Возможно, они слышали, как на другой стороне мешают ложечкой чай и ждали момента, когда снова смогут явиться ко мне.
Все что случилось со мной напоминало мне горную лавину. Несколько лет назад мне удалось избежать настоящей, а та, что настигла меня в Серебряных Холмах накрыла по полной и я все еще беспомощно барахтался без шансов выбраться. Я думаю, все началось с Регины, именно тогда эта лавина тронулась.
Не знаю когда ее мать повредилась рассудком, но это и не важно. Видеть в одном ребенке двух и подтолкнуть спать со своим отцом или братом, это было вне моего понимания. Что случилось у них в Серебряных Холмах, кроме того, что Регине стало известно кто я такой, мне тоже не узнать. Теперь они обе мертвы, а наши судьбы переплелись в затейливом клубке. Хэтфилд, мальчишка Нильс, Рита, ее родители все оказались связанны невидимой нитью и если для меня это началось со знакомства с Региной, то для многих еще тогда – шестнадцать лет назад.
Сейчас меня беспокоило то, что лавина вышла за пределы Серебряных Холмов. У меня была одна догадка почему это произошло. Я взял нечто с той стороны, то, чего не могло быть в моем мире и теперь не знал, что с этим делать. Портрет Риты кисти Берэ все еще был со мной. Я не смог оставить его и привез в свой дом, надеясь удалить остатки следа не нем. Возможно мне стоило избавиться от него, но я не мог. Он стал почти что иконой которой я любовался вечерами.
Я допил остатки чая и поднялся из-за стола. Я понимал, что как-бы мне не хотелось прежней жизни уже не вернуть. Серебряные Холмы покалечили меня и мне нужно как-то смириться с этим увечьем и снова дышать полной грудью.
Запихав ковер в багажник своего кроссовера «вольво», я бережно погладил «мазерати» и покинул родной дом. Я собирался навестить Бориса, хотел он того или нет. По дороге я отправил Марине бандероль с портретом Риты. Уже выехав из города, я набрал номер Марины. Она ответила и сразу узнала меня.
– Привет, – сказала Марина, – если ты насчет Риты, то она так и не связалась со мной.
– Очень жаль, но сейчас я звоню по другому поводу. – ответил я.
– Любопытно.
– Я кое-что отправил тебе по почте и хочу, чтобы ты сохранила это для меня.
Марина рассмеялась.
– Что это? Кусочек твоего разбитого сердца или любимые стринги?
– Ты опять пьешь? – спросил я.
– Патрик, я выпиваю довольно часто, но не бери в голову. Моя творческая натура требует полива алкоголем иначе она завянет. Так что же ты мне отправил?
– Портрет Риты кисти Берэ.
Не знаю почему я упомянул его. Мог бы сказать просто портрет, но как-то само сорвалось. Марина какое-то время молчала.
– Не знала, что он рисовал ее, хотя они виделись пару раз. – сказала она.
Теперь пришла моя очередь взять паузу. Я не знал, что она подумает, узнав откуда у меня этот портрет. Наверно мне лучше сказать правду, и город и сам Берэ достаточно повлияли на нее чтобы Марина хотя бы попыталась поверить мне.
– Он нарисовал ее пару недель назад, возможно когда-нибудь я смогу рассказать подробней.
Снова повисла пауза, после которой Марина спросила.
– Патрик, во что ты вляпался?
– Поверь мне, я и сам хотел бы знать. – ответил я.
– Мне хотелось бы встретиться с тобой. – сказала Марина.
Это было неожиданно, но я не имел ничего против.
– Я готов, но совсем не собираюсь возвращаться в Серебряные Холмы.
– Это не проблема. – сказала Марина, – Ты где сейчас? У себя в Олбруке?
– Уже нет. – ответил я. – В пути. Еду навестить своего друга.
– Когда собираешься вернуться?
– Не знаю, но думаю не скоро. После визита к нему я не собирался возвращаться домой.
Марина снова замолчала. Я увидел впереди мост через реку и остановился посередине. Мне надо было избавиться от ковра. Выйдя из машины, я оперся о перила моста и стал смотреть на воду, ожидая что скажет Марина. Наверно нам обоим было чем поделиться и мне тоже хотелось увидеться с ней.
– Патрик, а если я приеду туда, где твой приятель это не сильно помешает? – наконец спросила она.
– Конечно нет, но это довольно далеко. Маленький городок на северо-востоке. Агельмут.
– Никогда не слышала о таком, – сказала Марина, – но не страшно, найду в инете. К дальним поездкам мне не привыкать, я часто мотаюсь по Европе.
– Хорошо, как приедешь позвони и не садись пьяной за руль.
– Патрик заткнись! Через пару дней жди.
Я убрал телефон и осмотрелся. Дорога казалась безлюдной, я еще не добрался до скоростного шоссе. Достав из багажника ковер, я швырнул его в воду. Он быстро пошел ко дну и утонул как когда-то сама Инга. Я вернулся в машину и продолжил свой путь.
В Агельмут я прибыл уже в сумерках. Глаза слипались от усталости после семи часов дороги. Остановившись у железнодорожного вокзала, я достал смартфон и открыл карту города. Ближайшая гостиница оказалась почти возле вокзала.
Она была далека от величественной «Астории», но выглядела уютной. Если честно мне сейчас сгодился бы любой дешевый мотель. Так что это симпатичное двухэтажное здание меня очень обрадовало.
Я снял номер на втором этаже, принял душ и уснул как убитый.
Утром я пожалел, что это не «Астория» и тут нет бассейна. Пришлось ограничиться душем и спуститься вниз позавтракать. Маленький ресторанчик без намека на роскошь, оказался очень неплох. Я отлично перекусил и собрав вещи отправился на другой конец города, самую его окраину, где находился дом Бориса. Городок был совсем небольшим и очень скоро я добрался до нужного мне места.
Дом, где жил Борис был уже за чертой города, по ту сторону реки и его участок граничил с лесом. Это было красивое уединенное место. Именно то что хотелось Борису для его затворничества. Пару минут полюбовавшись видами я открыл калитку и направился ко входу в дом. Дверь открылась раньше, чем я успел подойти к ней, наверно меня увидели из окна.
Прошло немногим больше трех лет как Борис повредил позвоночник. Его вывезли вертолетом в ближайшую клинику, а наследующий день прилетели его родители. Травма оказалась очень серьезной, и врачи сказали, что шансы на то, что Борис сможет ходить практически равны нулю. Тогда никто не хотел в это верить ни мы, ни его родители, ни сам Борис. Больше года его возили по лучшим клиникам Европы, кое где даже появлялись проблески надежды, которые вскоре угасали. Ничего не изменилось, Борису суждено было остаток жизни провести в инвалидной коляске.
За это время все успели смириться с этим, даже сам Борис. Он устал от бесконечных поездок в клиники и бесполезных попыток поставить его на ноги. Все что он хотел в тот момент это покоя и уединения. Он сильно изменился, став молчаливым и замкнутым. Я видел, что наши визиты тяготят его и ничего не мог с этим поделать. Ему нужно было время чтобы привыкнуть к новой жизни.
Не знаю почему он выбрал именно Агельмут, тогда от Бориса сложно было услышать хоть какие-то объяснения, но это местечко идеально подходило для уединения. Поначалу мы навещали его, но очень скоро Борис попросил перестать приезжать к нему хотя бы какое-то время. Нам пришлось согласиться. К тому моменту наша горная жизнь закончилась, и наша компания разбрелась по миру. Стефан отправился в свою первую экспедицию в Атлантику, а Саймон стал искать острых ощущений в других местах и через полгода погиб.