– Я ни разу в жизни не пила коньяк, – призналась Соня.
– А я попробовала как-то, но он был такой крепкий, что сразу голова закружилась, – сообщила Настя.
Я была солидарна с Соней, но воздержалась от комментариев. Лина же вдруг спокойно и даже с превосходством произнесла:
– Я пила – и не раз. Отличная штука. Оль, где у тебя рюмки?
– Сейчас, – пробормотала я, поднимаясь из-за столика.
– Очень хорошо, что ты взял именно коньяк, – отважно посмотрев в глаза Пашке, добавила Лина. – Отметим по-взрослому. Мне все-таки уже четырнадцать исполнилось.
Главное – как следует вымыть потом рюмки, чтобы родители не заподозрили, мелькнуло у меня в голове.
В сервизе оказалось всего шесть рюмок. Поскольку нас было семь, я вздохнула: мне, похоже, придется пить из пластикового стаканчика.
– О, отлично, что их шесть. Настя просила передать, что не будет. – Голос Коли за моей спиной раздался так внезапно, что я чуть не уронила рюмки (радикальное было бы решение проблемы).
– А ты будешь? – спросила я тихо.
– Конечно. Надо выпить за здоровье Лины, – с жаром заявил он.
– Она сегодня… хм… такая красивая. – Нашла что сказать – можно подумать, он сам не заметил.
– О да. – Коля слегка покраснел.
– Часто пьешь коньяк?
– Я? Ох, нет. Я все больше пиво.
Он говорил со мной, он обращался ко мне, и мне захотелось запечатлеть этот исторический момент всеми возможными способами: фото, видео, зарубки на дереве – что угодно. Грела мысль о том, что Лина – красивая, смелая, яркая Лина – испытывает то же при виде Пашки.
Я беспомощно смотрела на Колю («Оля, поддержи разговор, скажи что-нибудь»), но кроме хрестоматийного и совершенно неуместного «я тебя люблю» в голову ничего не приходило. Собравшись с силами, я выдавила из себя только:
– Поможешь отнести рюмки?
Он кивнул, добавив:
– За этим и пришел.
Какая галантность, какая внимательность… и о-о-о, какие глаза – как же можно предпочитать ему пусть и обаятельного, но бесцветного блондина Пашку?! Хорошо Лина устроилась – у нее есть и отношения, и чувства, а у меня…
«Хочу с кем-нибудь встречаться, – призналась я ей в день нашего примирения. – Пора бы уже понять, каково это». Я не стала добавлять, что иначе ощущаю себя неполноценной (ведь мне почти четырнадцать!) и что главная цель – добиться того, чтобы Коля когда-нибудь застал меня в той же ситуации, что и я его с Линой – рука в руке, глаза в глаза, поцелуй… Подумал: «Ого, у нее налажена личная жизнь» – и почувствовал что-то неприятное, вроде холодка по спине…
Все будет, все будет. Мой парень, наши счастливые взгляды, нежные прикосновения губ… Он провожает меня до дома, несет мою сумку, сжимает мою руку – как же гармонично моя тонкая белая рука смотрится в его сильной мужской ладони… Мы с ним – пара года, пара века, Бонни и Клайд, Ромео и Джульетта, Орфей и Эвридика (хотя, черт, все они плохо закончили)… Иногда он заходит ко мне домой, когда родителей нет – мы целуемся до умопомрачения, и в его глазах горит огонь желания, но я всегда застенчиво, но решительно отвечаю взглядом «не надо, рано» – и он слушается, потому что уважает меня… Наши песни, наши места в городе, знаменательные даты – всего этого у нас навалом…
Пока идеальных отношений не получалось. Но, может, и к лучшему? Ведь если бы это был не Коля, это все равно была бы не любовь. Что угодно, но не она.
Итак, Насте хватило прошлого опыта, поэтому она воздержалась от того, чтобы выпить со всеми. Честно говоря, до сих пор завидую: она была единственной, кто в этот день сохранил лицо.
Началось все с бедняжки Сони. После первой же рюмки, которую она зачем-то опустошила залпом, Соня побледнела как полотно и пару минут смотрела в одну точку. Заметила это только я: внимание остальных было приковано к имениннице. Где Лина купила купальник, куда Лина поедет отдыхать летом, как Лина заканчивает учебный год, как Лине удается сохранять такую прекрасную фигуру (как будто она сорокалетняя мать четверых детей, а не девчонка) – вот что интересовало гостей. Даже Пашка – к ее радости, наверное – задал ей вопрос. Кажется, о том, нравится ли ей в физмате.
Соня не имела роскошной фигуры, не надела две ленточки вместо купальника, это даже не был ее день рождения, поэтому, когда я, тоже с трудом оторвав взор от именинницы, обнаружила, что с Соней что-то не так, было слишком поздно. Она слабо кивнула в ответ на мое предложение немного полежать в доме, но на крыльце побледнела еще больше и… как бы это сказать? Рассталась со своим завтраком.
Тут все соизволили ее заметить: пока я сбегала за тряпкой, девчонки проводили несчастную до кровати, а мальчики начали шумно и наперебой вспоминать, что надо делать с «пострадавшим» в подобных случаях.
Примерно на полчаса, совершенно того не желая, уже Соня оказалась в центре внимания. Потом все успокоилось: она уснула, я все убрала, мы вернулись за стол. После увиденного есть больше никому не хотелось, зато никто не брезговал коньяком.
Он действовал по-разному: у меня слегка кружилась голова, но в целом я была в порядке; Лина все громче хохотала и бросала все более красноречивые взгляды в сторону Пашки, который внезапно начал рассказывать пошлые матерные анекдоты. Лиза болтала страшные глупости довольно бессвязным тоном. А Колю, похоже, все еще сводил с ума купальник Лины: он придвинулся к ней ближе и, поглаживая ее талию, то и дело шептал что-то ей на ухо, при этом его рука спускалась чуть ниже, а то и вовсе исчезала под столом. Смотреть на это было невыносимо не то что мне, а даже Насте – она долго отводила глаза, потом заявила, что хочет посидеть рядом со спящей Соней, и, подозреваю, испытала громадное облегчение, скрывшись в домике.
– Ну что, налить еще? – Пашка потянулся к бутылке.
– Хватит! – не выдержала я. – Вы не забыли, что автобус в семь, а сейчас уже пять? Как мы доберемся до остановки?!
– Будь совершенно спокойна, – таким голосом, будто действительно было чем меня обнадежить, отозвался он. – Не можем же мы оставаться трезвыми, когда у человека такой праздник!
Лина бросила на него благодарный взор и поддержала:
– Конечно, друзья, тут осталось на дне, давайте допьем.
– Я пас, – заявила я.
– Да ладно, тут на всех хватит, пусть и понемногу, – по-своему истолковал мои слова Пашка.
– Я же сказала – не хочу.
– Ладно. Налить я тебе налью, а там как знаешь. – Дрогнувшая рука Пашки, по иронии судьбы, наградила меня десятком-другим лишних капель коньяка, и у меня его оказалось больше, чем у всех остальных.
– За тебя, моя красотка, – прочувствованно выдал Коля.
– Ты сегодня глаз не сводишь со своей девушки, – заметил Пашка. – И это ясно – такой наряд… По этому поводу есть анекдот…
– Красная тряпка, – с хохотом перебила его Лиза. – Красная тряпка на быка. Даже две: одна сверху, одна снизу. Ты, Коля, бык.
– Что? – отозвался тот недоуменно.
– Да я его понимаю, – встал на защиту приятеля Пашка. – Если б не моя девушка, я сам бы… хотя можно и вчетвером – как в том анекдоте…
Лина его не слушала – слово «девушка» подействовало на нее как своеобразный переключатель: улыбка сползла с лица, реплики свелись к минимуму, взгляды в сторону Пашки не прекратились, но стали реже и напоминали обреченные и затравленные взгляды пойманного зверя.
Анекдот Пашки я тоже пропустила мимо ушей, наблюдая, как рука Коли опять ползет вниз по бедру Лины. Лиза вроде бы слушала, но, скорее всего, ничего не поняла. Так что сатирический дар Пашки пропадал впустую.
Потом я заставила себя на что-то отвлечься – кажется, понесла в домик часть посуды. Чудом ничего не разбила и не рассыпала.
Вернувшись, я не застала Колю с Лину за столом.
– А где?.. – обратилась я к Лизе, но она ответила только хихиканьем и невнятным бормотанием.
Пожав плечами, я села на свое место, съела от нечего делать крупно нарезанный помидор и кусочек пирожного. В голове была поразительная пустота. Когда из домика вышла Настя и о чем-то меня спросила, я даже не сразу поняла, чего она от меня хочет.
– А, Соня проснулась и ей надо умыться? Умывальник в той стороне. Кажется, я налила туда воду, когда мы приехали.
Как хорошая хозяйка я, очевидно, должна была проводить их, но махнула рукой на приличия, последовав примеру своих же гостей, особенно их отсутствовавшей на тот момент части. До сих пор ни разу не пожалела о том, что тогда не сдвинулась с места.
Через минуту мимо меня промчалась Настя, волокущая за руку Соню. Вид у обеих был странный – не то испуганный, не то изумленный.
– Что такое? – воскликнула я.
– Так… ничего. – Настя стрелой ринулась в домик.
– Сонь, ты как? Умылась, нет? – спросила я слегка растерянно.
Она помотала головой и прошелестела:
– Я шла умываться, но там Коля с Линой. В траве.
– В траве? Что они там делают?
– Да то самое. – Соня выпила остатки апельсинового сока прямо из коробки. – Ох, уже легче. По мне сильно видно, что мне было плохо? Ты тоже побледнела, я смотрю.
– Да, меня затошнило. – Стараясь ни во что не вдумываться, но уже ощущая на сердце тяжесть с каким-то неимоверно противным привкусом, я подняла свою полную коньяка рюмку и пробормотала:
– Пью за любовь.
Дальше, к сожалению, ничего не помню.
***
Воскресенье, десять утра. Просыпаться не хочется, но кто-то звонит в дверь. Почему никто не открывает? Ах да, родители собирались сегодня на дачу вдвоем…
Я ведь прибрала там после вчерашнего? Я покопалась в памяти, и от мысли, что я вообще понятия не имею о том, что происходило где-то после шести вечера, спать сразу расхотелось.
Звонки становились все настойчивее, и я вскочила, в спешке чуть не смахнув с тумбочки записку: «Дочка, мы уехали, вернемся вечером. Завтрак на столе, обед в холодильнике. Надеюсь, твоя головная боль прошла. Наверное, это все свежий воздух с непривычки… Целую, мама». До сих пор не понимаю, действительно она была так наивна или притворялась.
За дверью стояла Лина – свежая, бодрая, румяная. Невольно пригладив свои всклокоченные волосы, я устало сказала:
– Ну, проходи. Расскажешь мне то, чего я не… что упустила. Надеюсь, ты за этим пришла?
– Я пришла помочь тебе с романом. Несомненно, эти описания тебе пригодятся. Мне необходимо с кем-то поделиться! – затараторила она.
– О нет, – закатила я глаза, – мои герои не будут совокупляться в траве пьяными – по крайней мере в первой части. Так что сначала расскажи, что было после того, как я выпила последнюю рюмку.
– Ничего особенного – ты упала под стол и вырубилась. Или вырубилась и упала под стол…
– Я храпела? – почему-то заинтересовалась я.
– Если тебе будет от этого легче, нет. Пашка отнес тебя в дом, а я пошла за ним и призналась ему в любви.
– Боже… прямо в моем прису… в присутствии моего бездыханного тела?! А он что?!
– Не уверена, что он меня понял. Ноги-то его держали, он даже тебя нес, хоть и споткнулся четыре раза и чуть не уронил тебя дважды. А вот с головой у него был непорядок. Болтал что-то, улыбался… Зато у меня все прояснилось в мозгу, после того как мы с Колей…
– Чай будешь? – перебила я хладнокровно.
– Я не завтракала…
– Ладно, сделаю тебе бутерброд.
– Ага, если можно, с сыром… Давай-ка я с начала начну, а то совсем запутала тебя. В общем, когда Пашка сказал, что у него есть девушка, мне стало все равно. Вот просто все на свете до лампочки. Я дала Коле утащить себя из-за стола, потом он потянул меня за дерево… мы целовались, а он прижимал меня к стволу березы своим телом…
– Как романтично.
– О да, и гладил меня – сначала лицо, потом волосы, шею, плечи, потом все ниже и ниже… мы опустились в траву…
– Здесь можно без подробностей.
– Нет уж, слушай! В общем, Коля дал волю своим эмоциям. Что-то сбивчиво шептал, признавался, целовал меня… я легко позволила себя раздеть – сама знаешь, снимать-то было особо нечего. Он спросил, будет ли у меня первым. И тут в голове как будто просветлело! Я оттолкнула его и сказала, что люблю другого. – Тут Лина сделала многозначительную паузу.
У меня сжалось сердце: бедный, бедный Коля. Даже в нетрезвом состоянии услышать такое от любимой девушки нелегко.
– Он сразу посерел и перестал меня трогать. Я оделась. Он спросил, кто этот счастливчик. Я ответила. И тут он заорал на меня: «Ну так иди и скажи ему об этом! Может, тебе повезет и он согласится тебя… (тут было плохое слово, я матом не ругаюсь). Ты же для него это надела, да?» По-моему, Коля тоже протрезвел от всего этого: даже не шатнулся, когда вставал. Я заявила: «А вот пойду и скажу». Подошла к столику – в этот момент Пашка как раз выгребал из-под него тебя. Соня бормотала: «Ну вот, теперь и Оля…» Лиза все над чем-то похихикивала. Настя бросилась помогать Пашке, но он сказал, что сам справится, и она убежала – кажется, мыть посуду. Так вот, он понес тебя в домик, я пошла с ним и, когда он уложил тебя на ту кровать, с которой недавно встала Соня, сказала: «Я тебя люблю». Он возился с тобой и даже не обернулся. Что-то произнес… что-то отвлеченное – то ли о том, что надо подушку поправить, то ли вообще о погоде. Не знаю, как теперь определить, услышал ли он… На меня напало какое-то отчаяние, захотелось упасть еще ниже – так, чтобы уж точно вымазаться в грязи: схватить его за руки, броситься целовать – или, не знаю, упасть на колени…
– Но ты же ничего из этого не сделала? – с ужасом переспросила я.
– Нет. Удержалась. Вышла, села за столик. Потом подскочила Настя: «Уже шесть пятнадцать, надо успеть на автобус!» Только ее заслугами мы и добрались до города. Она, оказывается, чудесный организатор. Сама все быстро убрала и вымыла, всех растормошила, всех повела – она и дорогу до остановки запомнила…
– Отлично, значит, родителей не ожидает там бардак… Стоп, а я? Я тоже… шла с вами?
– Да, ты пришла в себя, но очень медленно передвигала ноги и ворчала, что у тебя перед глазами все плывет. Я вела тебя под руку. А из автобуса ты вышла уже нормальная – сказала, провожать не надо, хотя Пашка вызывался.
– А Коля?
– Коля не вызывался. Он вообще был злой как черт.
– Да еще бы.
– Он и меня провожать не стал.
– Ну конечно.
– Думаю, он меня уже никогда и никуда провожать не захочет.
– Считаешь, все кончено?
– Ну а как иначе.
Мы помолчали (я упорно старалась ни о чем не думать), а после Лина, откусив кусок от сделанного мной бутерброда, спросила:
– Голова не болит?
– Уже нет. Мне хорошо. Вернее, физически я чувствую себя хорошо.
– Я тоже отлично.
– Ну, тебе же не впервой пить коньяк.
– Впервой.
– А ты говорила…
– Я всего лишь хотела…
– …произвести впечатление?
– …подбодрить Пашку.
– О, значит, у тебя бывают и другие мотивы лжи.
– А ты что, вообще ничего не помнишь?
– Из того, что было вечером, ничего. Хотя ты говоришь, что я дошла до остановки, а потом еще до дома как-то одна добралась. Чудеса да и только.
Тогда я еще не подозревала, что временная «амнезия» – моя нормальная реакция на алкоголь. Такой уж у меня организм – если не хочу нарваться на эту побочку, могу позволить себе разве что бокал шампанского по большим праздникам.
– Жалеешь, что вы расстались? – спросила я безжизненно.
– Да нет… наверное, так лучше, – пожала плечами Лина. – А лучше всего то, что в конце концов ничего не случилось.
Уж наверное. Но то, что случиться все-таки успело, все равно вставало перед глазами: воображение у меня неплохое.
– Слава богу, – повторила она. – Нелюбимый человек, неподходящая обстановка…
– Куча свидетелей, – вставила я.
– Думаешь, кто-то видел? – озаботилась она.
– Соня с Настей.
– А я-то удивилась, откуда ты знаешь – решила, может, я чего не помню и уже рассказала тебе все в двух словах по дороге к остановке или в автобусе. Я тоже была нетрезва, мало ли. А ты уверена, что они видели?
Обеспокоенный взгляд Лины вдруг сменился довольным. Когда она откинулась на спинку стула с чашкой чая, у нее был такой вид, будто она разгадала многовековую тайну.
– Ну, может, это Соня просто поделилась со мной одной из своих фантазий, – ядовито отозвалась я, не понимая, чему тут радоваться.
Лично я бы на ее месте вообще переехала в другой город. В моем понимании ни мое падение под стол, ни Лизино бормотание, ни Пашкин мат, ни даже неприятность, случившаяся с Соней, не могли сравниться с этим.
– Если видели, то к лучшему. А то Соня все расспрашивала, почему мы с Колей так долго встречаемся и у нас еще ничего не было. Теперь я могу спокойно сказать, что было. Пусть завидуют. Из нашей компании вообще было только у Лизы.
– Ого! Я даже не знала, что у нее кто-то есть.
– У нее и нет. Это произошло летом в лагере – мальчик ухлестывал за ней пару дней, она поддалась, а потом он потерял к ней интерес. Она, конечно, говорит, что и сама не пылала к нему чувствами – просто хотела попробовать… но, думаю, ей все же было обидно.
– Еще бы… похоже, в нашем классе тоже считают, что те, у кого было, круче остальных. Либо я чего-то не понимаю, либо это бред. Мне всегда казалось, что это должно быть по любви… маленький секрет двух близких людей.
– Все верно – и признак доверия. Если помнишь, я сама говорила тебе то же самое. Еще говорила, что ты отличаешься от всех моих подружек – вот и в этом ты меня понимаешь. Но! Никому кроме тебя я не смогла бы этого объяснить. Начни я говорить Соне или Лизе про доверие, они бы покивали понимающе, но сами при этом подумали бы, что Коля почему-то меня не хочет, а больше никого на горизонте нет, вот я и прикрываюсь философией.
– Ужас, – выдохнула я. Это относилось не только конкретно к Соне и Лизе, но и ко всему миру, потому что я снова вспомнила об одноклассницах – они, несомненно, отреагировали бы на «философию» в этом вопросе так же.
Чуть ли не впервые в жизни я пожалела о том, что родилась именно на этой планете, в это время и живу среди этих людей.
– Слушай, а Настя? – осенило меня. – Она-то поняла бы?
– Настя – да, она другая, – ответила Лина.
– Как будто немного взрослее, да?
– Она и есть немного взрослее. Пошла в школу с восьми лет. В семь у нее были какие-то проблемы со здоровьем. Так что скоро Насте исполнится пятнадцать. Только не разговаривай с ней об этом – не то чтобы это был секрет, но она стесняется.
– Надо же, всего год разницы, а совсем другой человек, – поразилась я. – Понимающая, ответственная, рассудительная и при этом дружелюбная и милая…
– Мне кажется, ей даже не очень интересно с Лизой и Соней, – подхватила Лина. – Она будто подстраивается под их обычные реакции – громко смеется, бросается обнимать подружек при каждом удобном случае, болтает о ерунде… но только из симпатии к ним.
– Так и ты делаешь так же.
– Я… ну… бывает, да. Тоже из симпатии.
– Нет, из желания понравиться, – справедливости ради уточнила я.
– Нет! Ну ладно, может, немного и да.
– Интересно, а мы с тобой какими будем через год? Неужели так сильно изменимся?
– Не знаю… в принципе четырнадцать и пятнадцать – не такая большая разница. Может, Настя просто…
– Мне, между прочим, еще нет четырнадцати!
– Но будет через три месяца, так что неважно.
– И, кстати, по моим наблюдениям, двенадцати- и тринадцатилетние девушки отличаются кардинально. В двенадцать у нас, кроме тебя, никто даже не красился, а в тринадцать – у всех уже позади курортные романы, все стреляют глазками с двумя слоями туши и теней и шепчутся, у кого с кем было. И это относится не только к тем, кто пришел из других школ – наши, я смотрю, тоже стараются не отставать.
– Но ты-то, главное, не меняешься, – бросила Лина, и это вдруг не на шутку задело меня.
– Я не меняюсь? По-твоему, я все та же наивная семиклассница?
– А чем ты в «почти четырнадцать» отличаешься от себя в двенадцать?
– Ну как чем… я… хм… поступила в гуманитарный, практически закончила девятый класс, пишу роман… – задумчиво перечисляла я, хватаясь, как за соломинку, за каждую мысль.
Но Лину список моих достижений, похоже, не удовлетворил. Она усмехалась.
– Я… попробовала коньяк! – закончила я беспомощно.
– И все это изменило тебя внутренне?
– В какой-то мере…
Хотелось добавить, что больше всего внутренне меня изменило ее прошлогоднее предательство, но я решила, что это ворошить не стоит. Однако при одном воспоминании меня слегка замутило.
– Ладно. А теперь я тебе скажу, как ты выглядишь со стороны. – Лина принялась загибать пальцы. – Симпатичная. Неглупая. Вся в себе. Как будто чего-то стесняешься. Не нуждаешься ни в чьем обществе. Будь я парнем, не подошла бы к девушке, как ты, даже поболтать – отошьет с таким видом, будто ты грязь с ее ботинок. И из девчонок к тебе тянутся, извини, только такие, как Маша…
– Ты просто ревнуешь меня к Маше, вот и наговариваешь на нее, – запальчиво перебила я.
– Я разве сказала о ней что-то плохое? Думаю, ты согласишься, что Маша в основном неразговорчива и… в общем, не любит себя обременять. Почему, ты считаешь, она выбрала тебя?
– Это для меня загадка.
– А для меня нет. Потому что она почувствовала, что ты не станешь вытаскивать ее из ее зоны комфорта. Любая другая из твоего класса поволокла бы ее на дискотеку, попыталась бы сосватать ее паре-тройке знакомых парней, регулярно таскала бы ее с собой по магазинам косметики и прожужжала бы ей все уши о своих романах. Любая, только не ты. Тебя ей не приходится терпеть. Соответствовать тебе тоже нет необходимости – ты так же далека от всего, что ей претит, как и она. Ты более разговорчива, чем Маша, но при этом деликатна – не станешь пробивать ей голову тем, что ее не интересует, пользуясь ее молчаливостью. Максимум, чем ты можешь обременить ее, это предложение пройтись по коридорам или сходить в буфет на перемене.
Прервав свой монолог, Лина торжествующе посмотрела на меня и поставила эффектную точку:
– В двенадцать ты была такой же. Ты просто не замечаешь, что остановилась.
Я изумленно ей в глаза. Было ощущение, что она только что предала меня во второй раз – так же хладнокровно и даже более жестоко. Тогда, когда я была к этому совсем не готова. Да, не слишком приятно получать свой подробный и не очень-то лестный психологический портрет от другого человека, но если это твоя лучшая подруга – гораздо больнее. Больнее, чем видеть ее рядом со своим любимым парнем.
Было похоже, что действия Лины продиктованы не благими намерениями, а желанием меня унизить. Итак, теперь она как бы мой враг. Оппонент, скажем так. Моя задача – уязвить ее в ответ.
– Значит, – медленно начала я, – ты считаешь парней, дискотеки и косметику следующей ступенью развития, на которую я все никак не поднимусь? Так вот, я думаю, что развиваться надо в других направлениях.
– В каких это? – издевательски спросила Лина.
Действительно, в каких?
– Учеба и… э-э-э…
– Ну вот. Иссякла?
– Мне просто надо подумать! Хорошо, творчество… – Я понимала, что проигрываю.
– Послушай, я скажу так: все девушки интересуются парнями, шмотками и «штукатуркой». Если тебе это не близко, значит, ты еще девочка. Ребенок.
– Ну конечно, раз я не надеваю проститутских купальников, меня никто не лапает в траве и я не вру подружкам, что у меня уже все было, – значит, жизнь проходит зря. Это ты имела в виду? – спокойно уточнила я.
– Хм… похоже, я перегнула палку, – внезапно призналась Лина озадаченно – видимо, я хорошо показала, как ее речь прозвучала со стороны. – И … нет, я так не думаю. Вернее даже, так думаю не я.
Я облегчено вздохнула. Все не так плохо. Никакого «сражения» не было. Она не хотела меня обижать. Мы по-прежнему друзья.
– Вот именно. Рассказывай это Соне с Лизой, а со мной ведь можно и искренней побыть.
– Прости. Похоже, они имеют на меня больше влияния, чем я думала.
– На человека всегда имеют влияние те, кому он хочет понравиться, – сухо заметила я и мысленно поаплодировала себе: надо записать эту умную мысль.
– Ты это понимаешь… эх, на самом деле ты взрослее меня, – сконфуженно произнесла Лина. – Тебе для счастья не требуется постоянно производить впечатление. А я… я не права… наверное.
– В чем-то права, – в свою очередь пошла ей навстречу я. – Я действительно слишком глубоко в себе. Я всегда любила уединение, но сейчас, похоже, пора впустить в свою жизнь новых людей… и новые впечатления тоже. И… – Тут я остановилась.
Мысль, терзавшая меня с самого начала разговора, оформилась окончательно, но Лине ее озвучивать не стоило. Она сказала: «Почему Маша выбрала тебя?» – и навела меня на мысль, уже приходившую осенью после разговора с мамой.
Ни Лину, ни Машу я себе в подруги не выбирала. И при этом мечтала об идеальной дружбе! Как же достичь идеала для себя, когда ничего не делаешь для этого сам?
Я посмотрела на Лину и вдруг с неимоверной легкостью решила, что человек, опускающийся все ниже ради мнения других, это не мое. Сейчас она просто не подходит на роль Идеальной Подруги. Пусть это даже утопия – все равно. Это раньше, еще до нашего разрыва, мы были близки – я это чувствовала, не хотела отрицать и теперь, зная, что та близость была построена на обмане. Но что-то исчезло…
У нас больше не появляется общих шуток, мы перестали висеть вечерами на телефоне… мы откровенны друг с другом, – но хорошо ли мы друг друга понимаем? И, отпустив ее сейчас, буду ли я страдать так же, как тогда, когда она выбросила меня как тряпку? Да и простила ли я ее? Мы можем рассказать друг другу какие угодно секреты, но моя настороженность по отношению к ней никуда не уйдет.
После этого осознания я почувствовала, как теряет для меня значение то, что она только что наговорила – мне обо мне же. Какая теперь разница? Я больше не доверяю Лине.
Этот разрыв пройдет почти безболезненно. Хотя бы потому что я повзрослела. Это в двенадцать можно убиваться, расставшись с подругой, ведь она для тебя центр вселенной! Но, в конце концов, мне почти четырнадцать! Может, пора взглянуть на мир иначе?
Без лучшей подруги я не останусь. Я уже знаю, кого я хочу видеть в этой роли. И это только мой выбор.
Часть 4
«Себялюбие – яд для дружбы».
(О. Бальзак)
В это лето я нырнула с большим упоением, чем в прошлое: если даже не брать во внимание каникулы, оно сулило избавление от многих проблем. Я больше не видела Лину каждый день и изящно уклонялась от встреч с ней наедине – только в компании. В этой самой компании я стала появляться чаще (надо же было наладить связь с Настей), зато вообще перестал появляться Коля. Они с Линой так и расстались после того случая на даче и с тех пор даже не здоровались, а когда его не было, мне было легче не думать о нем и о том, что чуть было не случилось между ним и Линой практически на моих глазах.
А в середине июня удача улыбнулась мне так широко, что я даже не сразу поверила в это.
– Оль, нам с папой дали отпуск, – радостно сообщила мама, войдя ко мне в комнату как-то вечером.
– Здорово, мам! – отозвалась я.
– Да, наконец-то. – Она слегка помрачнела. – Ты, наверное, хотела на море…
– Мам, нет! Я же говорила, я вообще туда не хочу!
Это было правдой: я еще ни разу не была на море, но ехать черт знает куда в жару только ради того, чтобы посмотреть, как волны бьются о берег, казалось бредом.
– Правда? Просто, боюсь, мы сейчас не можем позволить себе такие траты.
– Знаю, знаю, вы хотите купить новый компьютер.
– Для твоей же пользы, дочка. И интернет заодно подключим – тебе учиться легче станет… Скажи, в прошлом году тебе было очень скучно на той турбазе?
К этому повороту я уже была готова.
– Нормально, мам. Накупалась вдоволь, загорела, – бодро ответила я.
– Ты скучала, – перебила меня мама. – А я тут вот подумала… Может, ты с собой подружку возьмешь? С папой я говорила, он не против, а тебе не так тоскливо будет. В последнее время у тебя прибавилось друзей, так что, пожалуйста, пусть это будет не Лина. Я еще не простила ее за прошлый год. Может, Маша? Ты говоришь, она спокойная, мешать никому не будет…
– Лучше Настя, – с победным видом заявила я.
– Настя? – удивленно переспросила она. – Это из компании Лины? Ты не рассказывала мне об этой девочке.
– Это моя будущая Лучшая Подруга, – коротко пояснила я.
– О, ты все-таки сделала самостоятельный выбор, – просияла мама.
Родители – чуть ли не единственные люди, которые всегда радуются за тебя искренне, как за себя.
– Надеюсь, у ее семьи есть деньги, чтобы оплатить турбазу? Впрочем, это совсем не дорого.
– Завтра же поговорю с ней. И, – я чмокнула маму в щеку, – огромное спасибо!
***
– Я рассказала отцу об идее твоей мамы, – сообщила Настя, поднося ко рту ложечку с ванильным мороженым.
Мы сидели на веранде уютного летнего кафе – компания облюбовала это место уже давно, а вдвоем мы пришли сюда впервые.
– И? – замерла я.
– И… – Она сделала драматическую паузу, а затем рассмеялась. – Он совсем не против! Мама тоже рада, что я поеду на природу.
– Уф, – выдохнула я с облегчением. – Значит, решено?
– Ну конечно!
– Ура!
– Ура-а!
Мой возглас был ликующим, ее – радостным, как и подобает случаю, но слегка натянутым, что ли. Похоже, она не до конца понимала, почему я внезапно выделила из компании именно ее – я для нее, возможно, так и оставалась одной из девчонок, подружкой Лины. Настя и не подозревала, что стала моим идеалом.
Как преданный ухажер, я впитывала и старалась запоминать все, что связано с ней: вкусы, пристрастия, хобби; анекдоты, которые ее смешат, ее прошлое, ее планы на будущее, желания, мечты… Не могу сказать, что она часто и многим со мной делилась – сведения я собирала по капле. И чем больше узнавала, тем яснее понимала, что она именно тот человек, который мне нужен. Спокойный, но при этом не замкнутый и легкий в общении. Много чем увлекающийся, но ни на чем не помешанный. Старательный в учебе, но не зануда… Словом, совершенно адекватный во всем. Похоже, именно этого мне не хватало в Лине.
Мне трудно было представить Настю плетущей сети интриг и обманов из желания кому-то угодить – одна эта мысль вызывала у меня улыбку. И это было замечательно. Наверное, нечто подобное чувствует девушка, освободившись от долгих и мучительных отношений с совершенно не подходящим ей парнем и найдя нового, со всех сторон более похожего на принца из ее снов.
Все-таки дружба и любовь во многом похожи не только в двенадцать-тринадцать, но и в «почти четырнадцать» лет, решила я.
– Расскажи-ка мне подробнее об этой турбазе, – потребовала Настя. – Что собой представляет жилье, насколько глубока речка, как оборудованы пляжи…
Деловая хватка, умилилась я – и принялась расписывать ей домики, в которых размещаются отдыхающие, места для купания, столовую и все остальное. Она внимательно слушала, периодически задавая вопросы.
– А что там делают вечером? – поинтересовалась наконец.
Этого-то я и боялась больше всего. Я, конечно, могла бы соблазнить новую подругу несуществующими дискотеками, кинотеатрами и роскошными кафе на берегу реки – все это, кстати, имелось на соседней, куда более дорогой турбазе, – но она бы все равно узнала правду.