Предсказанное классической теорией модерности слияние человечества в сообщество с единой культурой не наступило, и в границах единого экономического, транспортного, информационного пространства реанимируются старые и возникают новые идентичности. За последние три десятилетия мир стал гораздо более разнообразным. Экономическая, военная и культурная гегемония старых цивилизаций не могут затормозить процесс формирования новых субкультурных групп с собственным самосознанием. Вопросы формирования культурной идентичности социальных групп становятся все более актуальными в настоящее время.

Эти вопросы актуальны для России и Украины. Последние десятилетия на Украине средствами манипуляции общественным сознанием формируется искусственная культурная идентичность, резко антирусская, основанная на идее национальной исключительности. Процесс формирования этой идентичности интенсифицировался в ходе войны с Донбассом, начатой в 2014 году, и привел в настоящее время к расколу православной церкви. Какие механизмы используются для формирования искусственной идентичности в современном мире? Может ли отдельный человек противостоять информационной агрессии и сохранить свои культурные ценности в обстановке гибридной войны и в ситуации культуроцида? Для ответа на этот вопрос требуется провести анализ функционирования культурной идентичности в современном мире.

В информационном обществе нашего времени на единой экономической и религиозной основе может быть сформировано несколько разных субкультурных групп. Их существование не фундировано в социальной структуре общества и его религиозной традиции, а зависит от культурных причин. Использование пиар-технологий и различных способов манипулирования общественным сознанием позволяют искусственно создавать различные группы в культурном пространстве. В зависимости от требований субъекта манипуляции длительность жизни этих групп – от нескольких дней до нескольких лет. Небольшое время жизни у групп, мобилизованных под определенный слоган – флешмоб #янебосюьсказать, организованный в украинском секторе фейсбука в 2018 году; протестующие против цензуры в Интернете по поводу ролика «Поп-культура» и т. д. Несколько лет или даже десятилетий существуют такие субкультуры как зеленые, сторонники украинского Майдана (свидомые), ролевики-толкинисты. Длительное существование субкультурных групп с особой идентичностью требует финансовых, информационных и человеческих ресурсов, создавая систему, в которой энтузиазм убежденных сторонников идеи целенаправленно используется прагматиками для привлечения новых сторонников и реализации нужных стратегий в информационной и реальной войне.

Механизм формирования субкультурных групп основан на главных принципах функционирования культурной идентичности. Культурная идентичность выполняет дифференцирующую функцию, отделяя группу от окружающих, формируя четкое разделение на «мы» и «не-мы» [3, с. 25 и сл.]. Культурная идентичность также предоставляет конкретное наполнение образа «мы», показывая, чем избранная группа отличается от остальных. До появления единого информационного пространства и технологий манипулирования общественным сознанием эти функции выполнялись спонтанно сформированными культурными идентичностями, которые возникали на религиозной основе. Этот процесс описан в художественной форме в романе немецкого писателя Томаса Манна «Иосиф и его братья» (1926 – 1943). Рассмотрим, как в романе показана реализация дифференциальной и интегральной функций культурной идентичности на примере реконструированного автором народа Иакова.

Иосиф романа – это библейский персонаж Иосиф Прекрасный, сын Иакова. Иосиф и его одиннадцать братьев – прародители еврейского народа. Двенадцать колен Израилевых, как называют себя евреи, означает потомков двенадцати братьев, сыновей Иакова. А Израиль – это прозвище самого Иакова Благословенного, отца Иосифа и его братьев. И именно самоощущение Иакова, его понимание Бога и времени – самое главное в романе. Именно это самоощущение является ядром культурной идентичности, которую стремятся воссоздать средствами пиар-технологий при формировании любой субкультуры. Рассмотрим, каким образом это самоощущение формируется в истории, как это изображает немецкий автор в своем романе «Иосиф и его братья».

В первую очередь, сама книга – образец чистейшей интеллектуальной прозы. С первой страницы видно, что перед нами продукт культуры, которая дала миру Канта, Гегеля и Хайдеггера. Генрих Гессе только в «Игре в бисер» поднялся на тот уровень, который в своем романе блестяще демонстрирует Томас Манн. Вровень с «Иосифом…» кроме других произведений Томаса Манна можно поставить только «Замок» Франца Кафки и «Человека без свойств» Роберта Музиля. Однако оба упомянутых произведения не были дописаны. Книга же Томаса Манна закончена автором, все сюжетные линии в ней сведены авторской волей в единое целое, и мы можем любоваться не отрывками, какими бы грандиозными они ни были, а целостной композицией, и оценить замысел и исполнение так, как это было задумано. Перед нами безусловный шедевр европейской интеллектуальной прозы.

Томас Манн был одним из тех писателей, которые эмигрировали из Германии после прихода к власти Гитлера. Книги Томаса Манна были запрещены в Германии. Манн начал писать свой роман еще в Германии, а закончил в 1943 году в эмиграции. Последний, четвертый том, по словам автора «возник от начала до конца под небом Америки, главным образом, под ясным небосводом Калифорнии, который чем-то сродни египетским небесам» [4, с. 709].

Томас Манн рассказывает, что машинистка, которая перепечатывала его рукописи, сказала, отдавая ему очередную главу: «Ну вот, теперь хоть знаешь, как все было на самом деле!» [4, с. 703]. На самом деле ничего этого не было, добавляет он тут же. Разумеется, это иллюзия, но иллюзия мастерская, созданная с использованием всех средств языка, психологизма, драматизации действия, исторического комментирования. С одной стороны, это своеобразная литературная энциклопедия, демонстрация того арсенала приемов, которым владеет великий прозаик, а лучше сказать – которым располагает литература его времени. С другой же стороны – это шедевр человеческой мысли и духа, позволяющий читателю прикоснуться к главному, настоящему и безусловному.

Еще одна примечательная черта этой книги – увлечение автора эпохой и стремление соблюдать историческую достоверность. Начало XX-го века, когда Томас Манн формировался как личность, было эпохой археологического бума, который начался за сто лет до этого.

Когда в 1796 году Наполеон Бонапарт отправился в военный поход в Египет, в экспедиции его сопровождал Жан-Франсуа Шампольон, которому посчастливилось найти знаменитый впоследствии Розеттский камень, где один и тот же текст был написан египетскими иероглифами и на греческом языке. Пока Наполеон после возвращения во Францию делал карьеру консула, императора и властелина Европы, Шампольон расшифровывал Розеттский камень, и это ему удалось: в 1824 году впервые за три тысячи лет были прочитаны египетские иероглифы [6, с. 11].

Исследование Шампольона поставило изучение истории Египта на научную основу, и привело к увлечению египтологией, которое продолжалось весь XIX-й век, и завершилось новым этапом развития археологии, когда английский ученый Говард Картер вскрыл в 1922 году гробницу Тутанхамона [1, с. 53 и сл.].

Имя Шампольона, расшифровавшего египетские иероглифы, известно сегодня любому школьнику, однако не менее важным достижением была расшифровка вавилонской клинописи немецким ученым Георгом Фридрихом Гротефендом в 1802 году [2, с. 96]. Поль Эмиль Ботта в 1840 году начал раскопки древней Ниневии и нашел вавилонскую библиотеку, написанную клинописью [2, с. 93]. Работа с клинописными книгами позволила обнаружить прототипы множества библейских сюжетов и персонажей.

В русле увлечения археологией Генрих Шлиман, немецкий предприниматель, выросший в России, в 1870-80-е гг. нашел гомеровскую Трою, раскопал Микены и Тиринф. Интересный анализ самоописания Шлимана см. в [8, с. 29–47].

Итак, XIX-й век полон археологических открытий – основы древних цивилизаций появляются на свет благодаря археологам, и человечество имеет возможность наяву прикоснуться к своим корням. Археологические находки выносятся на суд широкой публики, сопровождаются научно-популярными комментариями, о них читаются лекции, создаются художественные произведения на древние сюжеты, как например «Уарда» Георга Эберса, «День египетского мальчика» Милицы Матье или «Вавилон» Маргиты Фигули.

Всю эту атмосферу впитывает гимназист Томас Манн, как он сам рассказывает об этом в своих воспоминаниях [4, с. 707 – 708]. Уже в школе он знал о Египте больше своего преподавателя истории. В течение жизни Манн сохранял интерес к древним культурам, и все свои знания, а также увлечение предметом он вложил в роман «Иосиф и его братья».

Братья Иосифа продали его в Египет, где в него влюбилась жена его хозяина, но юноша предпочел погибнуть, чем уступить ее желанию. В этой части история Иосифа представляет собой бродячий сюжет, известный множеству народов мира, распространенный от Индии до северной Европы [7, с. 129]. Через тысячу лет после Иосифа на этот сюжет грек Еврипид напишет своего «Ипполита», где изложит ту же историю, рассказанную несчастной влюбленной женщиной, которая до сих пор переводится на разные языки мира и не сходит с театральных подмостков. В книге Бытия и у Томаса Манна история рассказана от имени Иосифа.

Хотя выражения «Иосиф Прекрасный» и «Иосиф целомудренный» стали мемами за три тысячи лет до Докинза, который придумал это слово, главный стержень сюжета об Иосифе не в любовной коллизии. Томас Манн рисует максимально достоверную и в то же время высокохудожественную картину древнего мира, такого древнего, что античная Греция для этого мира – далекое будущее. Это мир за триста лет до Троянской войны, за полтысячелетия до Гомера, а Сократ, Платон и Аристотель – это такой модерн, который наступит через тысячу лет. На момент действия романа о народах моря, будущих эллинах, никто и не слышал. Мир Средиземноморья биполярен, то есть все культурные пространства ориентированы относительно двух центров – Вавилона и Египта.

Название Вавилон означает «Врата Бога». Вавилон – это город, который связывает небо и землю, соединяет разные народы в своей сфере. История знаменитой Вавилонской башни ко времени Иосифа была такой же древностью, как и в наши дни, однако Вавилон все еще имел огромное значение в том культурном ареале, где жил Иосиф. Из Вавилона за много поколений до Иосифа вышел его духовный предок Авраам, друг Бога. Авраам – первый человек еврейского народа, который, собственно, и создал этот народ из пастухов-кочевников, создал силой своей мысли и стремления к Богопознанию. Вавилон в момент действия – культурный и политический центр того мира, в котором живет Иосиф. Однако при всей значимости Вавилона он меркнет на фоне Египта.

Египет – это безусловный культурный гегемон Средиземноморья. Египет задает тон во всех сферах культуры, от женской косметики и музыки до видов оружия и систем управления. Египет существует тысячелетия. Ко времени Иосифа уже тысячи лет стоят в Египте пирамиды, тысячи лет лежит возле них сфинкс, и нос у сфинкса надбит, «а о временах, когда его вообще не было или когда хотя бы нос его был цел, и вовсе никто не помнил» [5, с. 38]. Эта могучая сила, сохраняющая себя с древних времен, подкрепляется и современным значением Египта – Египет владеет народами, собирает дань, ведет большую политику, и большая политика – это именно то, что делает Египет. Для пастушеского сына Иосифа Египет – огромная мощь, политическая и культурная, непрерывная и бесспорная, это властелин мира.

И на фоне этого великолепия, на окраине мира, между двух цивилизаций, в культурной провинции двух миров, живет владетель стад Иаков со своей семьей. Иаков предстает как патриарх кочевого племени, но племя это невелико. С двенадцатью сыновьями Иакова, с его четырьмя женами, всеми их слугами и домочадцами народ Иакова насчитывает едва больше сотни человек. Эта сотня человек говорит на языке, который кроме них понимает еще несколько кочевых племен в тех же краях, и тем не менее Иаков знает точно, что они – центр мира. Через них идет история, сквозь них летит стрела времени, пирамиды исчезнут, а они останутся. Вот это самоощущение духовного центра, чувство собственного достоинства, обусловленное не мирским успехом, а духовными исканиями, ценно для Томаса Манна. Именно это самоощущение стремятся спонтанно или искусственно воссоздать при формировании любой культурной идентичности в настоящее время.

Итак, в библейской истории отражен процесс формирования культурной идентичности на религиозной основе. Эта идентичность народа Иакова, который возник в эпоху культурной и религиозной гегемонии Египта и Вавилона как сообщество людей, заключивших завет с единым Богом. Процесс формирования культурной идентичности отражен в книге Т. Манна «Иосиф и его братья». Дифференцирующая функция культурной идентичности выражается в резком отграничении малой культурной группы от господствующих культур по религиозному признаку. Интегрирующая функция культурной идентичности, как она показана писателем, заключается в формировании особых взаимоотношений культурной группы с Богом, и в осознании своего уникального места среди других народов.

Обе указанные функции таким же образом воссоздаются при формировании культурной идентичности новых групп в наше время. На примере новой украинской идентичности можно проследить реализацию тех же моментов, которые отмечены как центральные в романе немецкого автора.

Дифференцирующая функция новой идентичности проявляется в виде резкого отторжения украинцами своей русской культурной принадлежности. Если Манн в описании реальных процессов опирался на действительные археологические открытия древних культур, то искусственно создаваемая коллективная идентичность постмайданной Украины пересоздает в основном последние пять столетий истории. События этого времени хорошо задокументированы, поэтому при конструировании новой идентичности используются фальсификации, подлог и выдумки на тему героической истории украинского народа.

Интегрирующая функция коллективной идентичности должна выполняться в современной украинской культуре конструктом нации, которая превыше культуры и истории. Однако нация – довольно бессодержательное понятие Нового времени, к тому же изжившее себя даже в Европе, где оно было создано. Поэтому для интеграции культурной группы в единое целое используется религиозная идентичность. В 2018 году Украинская православная церковь разорвала договор 1689 года с Русской православной церковью о воссоединении, и была основана ПЦУ – Православная церковь Украины, которая не состоит в каноническом общении с РПЦ. Это шаг для формирования особых взаимоотношений культурной группы с Богом, и попытка обосновать свое уникальное место среди других народов.

Томас Манн, на примере романа которого анализируется механизм создания культурной идентичности, работал в тот период, когда в Германии формировалась такая же искусственная идентичность, основанная на «крови и почве», отличающих немцев от других народов, а также на расовой теории, которая создает онтологическую пропасть между немцами и людьми другой расы. Роман Томаса Манна воссоздает работу механизма, существующего в реальной истории, и показывает схему, которую использовали уже в его время. Понимание культуротворческой стратегии формирования коллективной идентичности повышает способность противостоять манипуляциям, ориентироваться в мире постоянно возникающих идентичностей и выработать собственную жизненную стратегию сохранения и воспроизводства культурных ценностей.

Список литературы

Кацнельсон И. С. Тутанхамон и сокровища его гробницы / И. Кацнельсон. – М.: Наука, Главная ред. восточной лит-ры, 1979. – Изд. 2-е. – 152 с.: ил.

Керам К. Боги, гробницы, ученые. Роман археологии / К. Керам. – М.: Издательство иностранной литературы,1963. – 400 с.

Малыгина И. В. Идентичность в философской, социальной и культурной антропологии : учеб. пособие. изд. 2-е / И. В. Малыгина. – М. : Согласие, 2018. – 240 с.

Манн Т. Иосиф и его братья. Доклад // Манн Т. Иосиф и его братья. Том второй. Пер. с нем. С. Апта. – М.: Правда, 1987. – С. 702–715.

Манн Т. Иосиф и его братья. Том первый. Пер. с нем. С. Апта / Вступ. ст. Б. Сучкова. – М.: Правда, 1987. – 720 с.

Позенер Ж. Ф. Шампольон и расшифровка иератического письма // Ж.-Ф. Шампольон и дешифровка египетских иероглифов. – М.: Наука, ГРВЛ, 1979. – 11–17.

Серебрякова Ю. В. Промысел и проигрыш богов: внутренняя красота человека (на материале трагедии Еврипида "Ипполит") // Система ценностей современного общества. – 2010. № 10-1. – 129–131.

Чиглинцев Е. А. Рецепция античности в культуре конца XIX – начала XX века / Е. А. Чиглинцев. – Казань : Изд-во Казанского гос. ун-та, 2009. – 290 с.

Конфликт культур и «Отблески Этерны»

Конфликт культур в фэнтезийном цикле романов «Отблески Этерны»

Жанр фэнтези появился как новое литературное направление в пятидесятых годах XX века [1, с. 309–312] благодаря роману «Властелин колец» Дж. Р. Р. Толкина. За прошедшие с момента издания толкиновского эпоса полстолетия, помимо эпического фэнтези, возникло множество разновидностей этого жанра: «темное» («черное») фэнтези, развивающее традиции готического романа ужасов XVIII века; историческое фэнтези, работающее в русле историко-приключенческого романа XIX века; «научное» фэнтези, представляющее собой симбиоз с научной фантастикой XX века; «фэнтези меча и магии» (героическое фэнтези), возродившее на новом материале жанр рыцарского и плутовского романа [3, с. 3].

Появившийся в западной культуре жанр в постсоветское время активно осваивается русскоязычными авторами. Одним из популярных произведений современного русского исторического фэнтези является цикл В. Камши «Отблески Этерны», начатый в 2004 году и дописываемый в настоящее время [3, с. 59–60]. Цикл романов выглядит следующим образом:

Красное на красном (2004).

От войны до войны (2005).

Лик победы (2005).

Зимний излом:

Из глубин (2006).

Яд минувшего. Часть I (2007).

Яд минувшего. Часть II (2007).

Сердце зверя:

Правда стали, ложь зеркал (2008).

Шар судеб (2009).

Синий взгляд смерти:

Закат (2011).

Полночь (2012).

Рассвет (2017):

1) Часть I

2) Часть II

3) Часть III

4) Часть IV

Такая сложная структура цикла наглядно показывает, что в процессе написания возникли сложности как с композицией, так и с идейным содержанием произведения. Преодоление этих трудностей было не только личным достижением автора, но и отразило состояние современной литературы, обусловленное идейными исканиями постсоветского общества, в которых выражаются культурные универсалии общественного сознания наших современников. Именно поэтому цикл «Отблески Этерны» интересен как литературоведу, так и культурологу, и может рассматриваться как значимый материал для исследования межкультурной коммуникации. Рассмотрим подробнее те основания, которые позволяют сделать такой вывод.

«Отблески Этерны» начинаются как исторический роман в стиле Дюма. В первой части используются основные персонажи и сюжетные коллизии «Трех мушкетеров»: сразу же появляется слабый король, коварный кардинал, прекрас- ная королева, интриги, дуэли, отравления, сражения и прочие общие места приключенческого и авантюрного романа, действие которого разворачивается на другой планете в вымышленном государстве Талиг.

Главный герой эпопеи, Ричард Окделл, является так назы- ваемым модульным героем: персонаж «механически собирается из нескольких разнородных частей, а меняется он не по причине внутреннего развития, а по причине смены авто ром используемого шаблона» [3, с. 78]. Прототипами Ричарда Окделла послужили несколько узнаваемых типажей европейской приключенческой литературы XIX века: д’Артаньян Александра Дюма, барон Сигоньяк Теофиля Готье, Дик Шелдон из «Черной стрелы» Стивенсона и менее известный Перегрин Тэвернер из романа «Опасное богатство» Джорджет Хейер, писательницы начала XX века [3, с. 79–89]. В первых трех книгах цикла основная сюжетная линия связана с этим персонажем, чьи приключения формируют сюжетную канву авантюрного романа.

Усложнение структуры цикла показывает, что после третьего романа происходит смена авторской концепции, что выражается на уровне композиции в дроблении книг эпопеи, а в литературоведческом плане проявляется как смена жанровой принадлежности текста. Всю эпопею можно разделить на две большие части – первые три романа имеют общие при- знаки и могут быть объединены в одну часть цикла, а книги, начиная с четвертой и вплоть до последней, можно считать второй большой частью эпопеи. Характерно, что и читатели чувствуют эту разницу: поклонники цикла уверенно делятся на тех, кто любит начало и не воспринимает продолжение, и на тех, кто считает, что с четвертой части только и начинается самое интересное. Это разделение цикла на две части имеет обоснование в характеристиках текста.

Если первые три тома можно считать приключенческим романом, то дальше начинается роман реалистический. Если вторую часть оценивать по законам приключенческого жанра, мы неизбежно получим довольно плохой приключенческий роман. На самом же деле неспешное развитие сюжета, смена рассказчиков и некоторые другие особенности второй части являются не признаками плохого приключенческого романа, а признаками хорошего реалистического.

При сравнении любой из книг первой и второй части заметно резкое обеднение фабулы. Например, в первой книге цикла «Красное на красном» описывается учеба Окделла в Лаик, служба его оруженосцем герцога Алвы, дружба, любовь, дуэль, карты, дворцовые церемонии, военная кампания, первобытные ритуалы на протяжении нескольких месяцев, а в книге «Яд минувшего» примерно такой же объем текста посвящен одной-единственной ночи спасения Алвы и возвращения его в Ноху. Это объясняется не отсутствием авторского мастерства, а сменой цели повествования. В авантюрно-приключенческом романе нужно провести одного или немногих героев через множество разнообразных ситуаций, а в реалистическом – показать как можно больше вариантов поведения в одной и той же ситуации. В центре приключенческого романа – отдельная личность, в центре реалистического – общность, коллектив. Именно общность встает за перебором всех возможных типажей и вариантов. Только когда основные характеры прошли один сложный этап, автор переходит к следующему. Интрига тут не в смене событий, а в полном по возможности обзоре типичных реакций, из которых должна сложиться целостная картина.

Таким образом, при переходе от первой части эпопеи ко второй меняется главный герой цикла: если в начале это был яркий персонаж Ричард Окделл или его антагонист герцог Рокэ Алва, во второй части в центре внимания автора оказывается все поколение Излома: обычные люди без си- него взгляда, непобедимого клинка и кэналлийских песен, их не хранит магия, они не гениальные полководцы, они могут падать и ошибаться, но именно они все вместе в разных концах страны, часто не зная друг о друге, в тяжелое время встают в строй, подставляют плечо, делают что должно на том месте, на которое поставила их судьба, и общими усилиями вытягивают страну из катастрофы. Именно появление этого героя так качественно меняет серию. Из романа плаща и шпаги цикл превращается в типичное произведение соцреализма, холистической литературы, где прослеживается становление не отдельной личности, а целой общности.

Культурные доминанты общности исследуются культурологией. Человеческое общество существует как коллективная личность. Культура представляет собой механизм, организующий коллективную личность с общей памятью и коллективным сознанием [4, с. 88]. Культурная память содержит в образном виде те нормы и ценности, которые определяют поведение людей конкретной социокультурной общности. Структурообразующие элементы культурной памяти образуют культурное ядро. Культурное ядро содержит интегрирующие идеи и образы, которые способны задавать нормы поведения и ценности в разных областях человеческой деятельности.

У разных народов эти ценности неодинаковы. В одной и той же ситуации люди разных культур по-разному выделяют главный момент и то, чем можно пренебречь, акцентируют внимание на разных культурных элементах, по-разному прогнозируют развитие ситуации, будучи сами действующими лицами, по-разному ведут себя. Отличия такого рода не случайны, стоящие за этим представления о главном и важном можно систематизировать, эти идеи имеют иерархию, структуру и свою логику. Культура каждого народа определяется своим комплексом идей.

Есть народы, имеющие сходные ценности, есть такие, которые отличаются очень сильно. Ценности эти проявляются во всей повседневной жизни народа и на всех уровнях: в промыслах, ремеслах, спорте, семье, одежде, питании. Аккумулятором этих ценностей являются искусство, философия и религия, составляющие верхние этажи культуры.

Культура есть у каждого народа и даже части народа. Бывает культура дворянская, крестьянская, городская, национальная, первобытная и так далее. Существуют сложные культуры, которые включают в себя всегда несколько народов и могут принимать в свой состав не только дикие племена, но и государства.

Единство культуры определяется не географией ее распространения, а идейной структурой. Два народа могут принадлежать одной культуре, если между ними расстилается океан, но они имеют одну религию, то есть одинаковые ценности. ЮАР и США принадлежат той же большой культуре, что и Англия, потому что все эти страны протестантские. Два народа могут принадлежать разным культурам, даже если граница между ними – тропинка в поле. Луизиана и Франция изначально не принадлежали одной цивилизации не потому, что Луизиана лежала за океаном, а потому что во Франции жили христиане, а в Луизиане – язычники индейцы. Франция при этом относилась к европейской культуре, индейские племена не имели такой сложной культуры, которая могла бы интегрировать несколько народов на достаточно длительное время.

Культуры рождаются, расцветают и умирают. Ни одна культура не существует вечно. Шпенглер отмерял культуреоколо тысячи лет [5]. При всей приблизительности этого числа ясно, о каких временных промежутках идет речь.

Около тысячи лет назад в Европе возникла новая культура – европейская католическая. Религиозно все европейские народы были едины – они были католическими. Политически эти народы не были едины, имели разные государства и постоянно воевали друг с другом.

Около пятисот лет назад в Европе появилась новая культура – протестантская. Она включает в себя все протестантские народы. Религиозно протестантский мир тоже един, как и его прародительница, католическая Европа. Политически он так же раздроблен, как и она.

Соотношение этих двух культур представляет собой проблему. Протестантский мир при своем рождении и до сих пор явно враждебен католической цивилизации, но в некоторых отношениях они могут выступать единым фронтом и явно чувствуют свое культурное единство. Во всяком случае, католиков протестанты очевидно относят к высшему классу людей по сравнению с неграми, мусульманами, русскими и теми же китайцами.

Россия – это еще одна христианская культура. До монгольского нашествия Русь была очень похожа на Европу и культурно (религиозный раскол еще не проявился в такой степени), и в политическом отношении – вечной войной государств друг с другом. Интеграционный культурный потенциал России стал проявляться уже после татаро-монгольского ига, и за символическую точку отсчета можно принять время Ивана Великого, XV век, когда Россия сбросила татаро-монгольское иго, заявила о себе как о царстве и выступила как цивилизационный и политический центр для разных народов.

Каково же культурное ядро протестантской цивилизации, та сверх-идея, которую протестантская культура предлагает всякому народу, вступающему с ней в межкультурную коммуникацию? Сверх-идея протестантской культуры: не все люди – люди; есть избранные, которым можно все, а некоторым до звания людей не дорасти никогда. В европейской культуре эта идея диалектически развивается из представления о сверхценности индивида.

Человек всегда формируется как составная часть нескольких общностей. Человек является частью своей семьи, школьного класса, рабочего коллектива, своей дружеской компании, своего города, своего народа и так далее. Ради каждой из этих общностей человек может пожертвовать и жертвует какими-то своими интересами. Даже для того, чтобы доставить себе какое-то удовольствие, нужно от чего-то отказаться. Этот же пример показывает, как условно в данном контексте понятие жертвы. Человек это делает в первую очередь для себя, эта связь с общностью делает богаче и лучше его самого, ему не жалко времени и сил, чтобы быть частью любовной пары, клуба реконструкторов или военного отряда. В предельном случае человеку не жалко и своей жизни.

Основная интуиция европейской культуры – индивид как величайшая ценность. Это значит, что в принципе нет такой общности, ради которой можно было бы жертвовать индивидом, другими словами, в принципе нет такой общности, ради которой индивид мог бы жертвовать собой.

Это утверждение полностью разрывает описанные выше социальные связи. Никаких жертв ни для какой общности. Нет ничего выше отдельного человека, а у отдельного человека нет долгов перед «абстрактными сущностями». Семья – это фикция, язык – это не сокровищница тысячелетней мудрости, а проявление инстинктов, народ – это просто слово, которое ничего не значит. Фикции не могли реально сформировать реальную личность, значит, индивид ничего не должен никаким общностям.

Любая социальная общность в реальной жизни, а не в мире идей – это прежде всего люди. Так у нас появляется отдельный бесценный индивид, который никому ничего не должен. Не признавая реальных долгов, наш индивид тем самым обесценивает других людей. Кроме бесценного индивида, появляются не имеющие ценности все остальные. В протестантской культуре эта идея выразилась в учении Жана Кальвина о Невидимой Церкви, которое к нашему времени проникло и в массовую культуру [2].

В противоположность европейскому идеалу, русский культурный архетип заключается в том, что все люди имеют равную ценность, что все люди – люди.