– А ведь работенка была очень даже пыльная. И даже грязная, я бы сказал… – Предавался размышлениям парень. – И руки пришлось конкретно замарать… За подобные дела люди хорошие деньги башляют. А мокруха – дело такое… Это не просто ящик водки со склада умыкнуть. И статья куда весомее. Не-е-ет, ничего я тебе, Алка, не отдам. Сама виновата… Не нужен я тебе? Вот и справляйся сама – как хочешь! А это оплата за мои услуги! И к кому ты теперь пойдешь, а? К папке? А нету больше папочки – сожгли мы его, ага!
В лесу было умиротворенно и тихо – ласковый ветер шептал кущей, птицы перекликались, играя в прятки друг с другом; по ковру изо мха, туда-сюда деловито сновали муравьи и другие букашки. Вовка курил и бродил где-то глубоко в своих горестных думах. Когда пиво в бутылке подошло к концу он поднялся за новой, но сперва решил опорожнить переполненный мочевой пузырь. Далеко не пошел, а просто завернул за угол и начал справлять нужду прямо на стену избушки. Пока стоял, наткнулся взглядом на что-то блестящее – прямо под окном, в складках мха выглядывал край какого-то предмета, красного цвета. Володя поднял его двумя пальцами, подбросил несколько раз на ладони и чертыхнувшись убрал в карман. Он помнил – где совсем недавно видел эту вещь, и кто был её владельцем.
***
Павлик долго ворочался в постели с тягостными мыслями. Они вертелись и кружили, окутывая мальчика вязкой паутиной непонимания и опасений; и вот он уже окончательно запутался – уж очень тяжелая ноша, для юного подростка. Умаявшись от этой карусели, мальчик решил просто помолиться и попросить помощи у того, кто не мог в ней отказать:
– Господи, прости раба своего, ибо грешен он. И наставь его на путь истинный! – Зазвучал в голове голос матери, столько раз причитавшей эти чудотворный слова. Но, дальнейший смысл не совпадал с тем, что хотел сказать Павлик и поэтому мальчик продолжил в свободной форме: – Боженька, просто дай мне хоть какой-нибудь знак – что я должен делать? Ведь ты учил прощать всякого, ибо каждый достоин царствия твоего – значит, и это тоже нужно простить? А если прощать все, кто тогда будет карать злодеяния: душегубов, или воров; или террористов… А живущих во грехе? Зачем тогда нужны милиционеры? А если не судить – почему есть судьи? А если спортивный судья – он тоже грешник?.. А солдаты считаются убийцами? А как тогда защищать свою родину? Что мне делать, Господи? Подай мне какой-нибудь знак, пожалуйста, а?..
Сон подступил незаметно, где-то в районе вопросов о смерти и пожелании здоровья всем близким и людям вообще.
Резко залаял Бабай. Громко и очень настороженно. За окном еще ночной полумрак – Павлик вслушался, но уже положил голову обратно на подушку и сомкнул глаза – наверное еж… Или кошка – нет, на кошек Бабай не лает, просто игнорирует… А может заяц пробегал… Вроде утих… Значит заяц…
Бабай заливался лаем. Даже было слышно, как он мечется на цепи – хрипит и неистово кидается. Что-то было не так. Пашка сел на постели и начал шарить ногами по полу. Кто-то зашел на территорию и это точно был не заяц. Вдруг собака громко завизжала, затем опять залаяла и бросилась на кого-то… И снова завизжала, так громко и сильно, что Павлик чуть сам не завопил от испуга. На Бабая кто-то напал. Ему нужна помощь.
Снова визг и пес, поскуливая, забился в будку, под крыльцо. Глухой удар по деревяшке чем-то тяжелым… Бабай тявкал из конуры и скулил, непонятно – от боли, или от страха… Еще несколько ударов чем-то тяжелым по будке. В маминой комнате зажегся свет. Татьяна, в одной ночнушке выскочила в прихожую, где столкнулась с сыном, на котором были только трусы – мальчик крутил в темноте ручки замка, стремясь вырваться из дома на помощь другу.
– Павлик, сынок, не ходи туда… – Встревоженно зашептала женщина.
– Там на Бабая напали!.. – Закричал Пашка.
– Погоди, не суйся пока… Господи, спаси и сохрани… Спаси и сохрани… – Татьяна неистово крестилась, силясь прижать к себе сына свободной рукой. – Сыночек, не ходи туда, слышишь?..
– Там на Бабая напали, мама!!! – В глазах стояли слезы, а пальцы лихорадочно хватались за все подряд: крутилку верхнего замка – ручку двери – затем ключ в нижнем замке. Наконец, дверь распахнулась, и мальчик выкатился на крыльцо, вырвавшись из объятий матери: – Баба-а-ай! Бабай, иди ко мне… Иди мой хороший…
Снаружи было пронзительно тихо. Бабай уже не лаял, а просто забился в углу будки зализывая раны, но, услышав голос хозяина заскулил и заерзал, вылезая наружу. Вокруг никого больше не было. Кто бы ни приходил – он уже ушел восвояси.
Бабай, сильно хромая и виновато опустив уши, плелся на крыльцо, сметая хвостом по земле – всем видом извиняясь за свое поражение. Возле ступенек валялись несколько тяжелых булыжников. Пес боком обошел их и, проворчав какое-то проклятие, аккуратно поднялся. На верхней ступеньке он встал и пригнув голову принялся что-то опасливо обнюхивать, вытянув шею и тихонько пофыркивая. Недавняя схватка еще не отпустила, и пес ко всему относился с обостренным подозрением.
– Бабайка, ну ты чего? – Павлик опустился на колени и обхватил морду приятеля двумя руками, затеребив его за ушами. – Ну как ты, мой хороший? Живой? Крови нет? Сильно тебя, да? Ты ж мой бесстрашный…
Собака довольно повизгивала и облизывала соленое лицо хозяина. Все обошлось и бояться ему больше нечего. А лапа заживет. И не такое бывало. Все хорошо, хозяин! Можно спокойно спать дальше – Бабай всегда на посту!
Мама позвала в дом. Пашка, напоследок, еще раз обласкал верного пса, и уже встал, собираясь идти вовнутрь, как в предрассветном сумраке невзначай обратил внимание на необычную вещицу, которую он не заприметил ранее – что-то торчало из ступеньки, какой-то инородный предмет. Он сделал шаг ближе и под другим углом смог разглядеть эту штуковину – компактный перочинный ножик «мультитул», с шестью инструментами, в виде отверток, ножниц и даже лезвия-пилы. Производства знаменитой швейцарской марки, о чем указывала эмблема в виде небольшого креста, заключенного в рамки герба. Рукоятка ножа была красного цвета.
Это был его собственный нож.
Нож, который он потерял два дня назад.
Практически всю неделю шли дожди. Пашка соорудил себе шалаш на поляне и каждый день проводил там в одиночестве, вымокая до нитки. Погода была теплая и заболеть он не боялся. Матери Павлик так ничего и не рассказал.
Был ли это знак свыше, или нет, но мальчик решил, что лучше не вмешиваться в замысел Господа и не мешать ему самому творить правосудие. А лично он простил. Как делал всегда. Как Боженька велел.
Через несколько дней дожди поутихли и Пашка стал пропадать с удочкой на речке. Путевым рыбаком его трудно было назвать, но зато это помогало ему хоть как-то скоротать время. Если он ловил какую-нибудь рыбешку, то с грустным видом выкидывал добычу обратно в реку.
После таких обильных ливней река раздулась и течение ее усилилось. Иногда по ней проплывали стволы деревьев. Пашка был превосходным пловцом и частенько плескался в темной, прохладной воде, где-нибудь в укромном закутке, подальше от любопытных деревенских мальчишек.
Как-то он сидел на берегу и вдруг услышал, на противоположной стороне реки, чуть поодаль, громкие голоса и смех. Наверное, опять деревенские пришли купаться. А это значит, что рыбалке пришел конец – они по-любому распугают всю рыбу. Пашка, не спеша собрал удочку и двинулся вдоль берега. Чтобы вернуться в деревню, ему было необходимо пройти через мост, на другую сторону, куда он и направлялся.
Поравнявшись с местом, напротив шумной компашки мальчик остановился. Ему послышался знакомый голос. Постояв еще немножко, он удостоверился – голос принадлежал Иркиному брату Вовке. Тот, что-то громогласно рассказывал и каждую минуту воздух сотрясал оглушительный хохот. Видимо, отдыхал с дружками. Пашка поежился и побрел к мосту.
Подойдя к переправе, он заметил на другой стороне девочку в светлом сарафане, она полоскала ноги в воде. Конечно, это была Ирка. Пашка остановился, не зная, как ему поступить – если перейти мост, то он обязательно с ней столкнется. А другой переправы на тот берег поблизости не было. Понаблюдав за Иркой несколько минут, Пашка обреченно вздохнул и поплелся через переправу. Она тут же его заприметила, хотя не сразу поняла, что это, собственно, он.
Примерно, когда он был на середке моста, Ирка замахала ему рукой и поднявшись с берега, побежала навстречу.
– А я думаю – кто это вышагивает? Такой важный, с удочкой. – как ни в чем небывало, защебетала она. – Поймал чего-нибудь?
– Нет…
– А чего так, не клюет? – не отставала девочка.
– Нет… – понурил взгляд Павлик. – Да я и не люблю.
– Чего не любишь? – удивленно переспросила Ирка.
– Рыбу ловить не люблю! – выпалил он.
– А зачем тогда удочка? – Иркины глаза расширились.
– Просто так…– пожал плечами Пашка.
– Разве так бывает? – улыбнулась она.
– У меня бывает…– он грустно вздохнул. – У меня все бывает…
Возникла пауза.
– А я здесь с братом и его друзьями. – сообщила Ирка. – Купаться пришли!
– А чего ты не с ними? – глаза Пашки забегали.
– Да ну их… С ними скучно… Они все взрослые, им только пиво пить интересно. Никто со мной возиться не хочет. – уныло заявила Ирка. – А одной мне купаться запрещено – я плавать не умею… Только совсем чуть-чуть – по-собачьи… А ты умеешь?
– Умею…
– А кролем умеешь?
– Умею…
– Здорово!!! Вот бы мне научиться…– Ирка мечтательно прижала ладони к груди. – Я так люблю купаться.
– Я могу… – Пашка осекся.
Они оба вздохнули. Ирка грустно сказала:
– Меня теперь Вовка никуда не отпускает. Только если с ним…
– Угу…
– Я так скучаю по лесу. А как там птенцы? Они уже научились летать?
– Не-а, но уже все покрылись пухом. – Пашка оживился. – А еще я видел косулю.
– Ух ты-ы-ы!!! Красивая?
– Ага, молодая. И совсем недалеко от нашей…– он опять осекся. – Гхм… От поляны…
– Везет же…Хотела бы я на нее посмотреть. – Ирка выпучила глаза.
– Ну…Может… Когда-нибудь…
– Ага-а-а…
Откуда-то, из-за Иркиной спины, донёсся шум. Несколько голосов вразнобой закричали:
– И-и-ирка-а-а!!! И-и-ирка-а-а!!!
Дети засуетились.
– А давай спрячемся? – вдруг весело предложила она.
– Куда? – удивленно спросил Павлик.
Они осмотрелись.
– А вон, под мост. – показала Ирка рукой.
– Давай!
Как только дети укрылись, из-за кустов на дорогу вышел Вовка. Следом за ним шагали еще несколько парней. Вся компания поднялась на мост.
– Ну и где ее черти носят? – в голосе Иркиного брата слышалась злость.-Что за ребенок такой, отвернутся не успею – ее уже нет.
– Да ладно тебе, Вован…– подал голос кто-то из его друзей. – Куда она денется…С подводной лодки!
Все засмеялись.
– Я ща бутылкой по котелку тебе ка-а-ак двину, сразу шутить перехочется. – Зашипел Вовка.
– Да че ты…Ничего с ней не случится. Она же не полезет в воду – не дура совсем. Плавать-то не умеет. – подбадривал его тот же голос.
– Да кто ее знает…Она иногда такое вытворяет…
– Ну давай по берегу дальше пройдемся, вон до поворота. Если ее там нет, то она, наверное, домой удрала.
– Да не могла она домой уйти, ничего не сказав. А если ушла – я ей такое устрою…
Компания с топотом начала возвращаться. Ирка сидела, уткнувшись в Пашкино плечо. Сердце ее громко стучало. Казалось, так громко, что его биение громче топота ног всей Вовкиной братии. Она еще крепче вцепилась в Пашку.
Через две минуты чья-то голова просунулась под мост.
– Да вот же она! – и еще громче: – Я наше-е-ел! Тут она… А это еще кто с ней?
Детям пришлось вылезти. Парни обступили, а сам Вовка стоял перед ними, с красным от злости лицом, одну руку он упер в бок, а в другой держал бутылку пива.
– И кто это тут у нас?
– Да это же «блаженный» – воскликнул кто-то из толпы. – А он то что здесь забыл?
– А, это местный «донжуан» – с издевкой изрёк Вовка, сверля Павлика ненавистным взглядом. – Любитель острых ощущений. Ему мало было в прошлый раз, наверное понравилось, вот он и явился за добавкой.
– Не трогай его!!! – закричала Ирка и попыталась оттолкнуть брата.
– А ты заткнись и не встревай. – Он схватил ее за руку и выпихнул из круга. – Я с тобой позже разберусь.
И, глотнув из бутылки, он снова повернулся к Пашке:
– Слышь, партизан…Ну, я ведь тебя предупреждал!.. Предупреждал, а???
Пашка молча смотрел под ноги.
– Я не слышу ответа. – Вовка заводился все сильнее. – Ты че, глухонемой?
Пашка поднял голову и с вызовом взглянул ему в глаза, но так ничего и не ответил.
– Слышь, а ты чего такой борзый, партизан? Тебя мало били? Решил в «Зою Космодемьянскую» поиграть, да?
Он выдернул из рук Пашки удочку и швырнул ее в реку.
– А если так?
Пашка тяжело смотрел ему в глаза не отрываясь. Ноздри его раздувались, скулы на щеках ходили ходуном.
– А я вот что придумал, – вдруг весело заявил Вовка, – а давайте мы его в плаванье отправим? Следом за удочкой!
Толпа одобрительно загудела. Вовка сгреб Павлика за шею и повел на мост.
– Ты умеешь плавать, партизан?
В ответ тишина. Вовка не выдержал и с размаху вкатил Пашке увесистую оплеуху. У того помутнело в глазах.
– Я тебя еще раз спрашиваю – ты плавать умеешь?
– Умею…– Тихо прошелестело в ответ.
– Ну вот и отлично! – осклабился Вовка. – Сейчас ты нам это и продемонстрируешь!
Он выволок Павлика к поручням.
– Ты сам нырнешь? Или тебя подтолкнуть?
Павлик опять молчал и только громко сопел, глядя на мутные потоки воды. Посреди реки течение было очень сильное, пересекать реку вплавь опасно – могло унести далеко вниз. А прыгать с моста, было и вовсе страшно. К тому же, в метрах ста от моста, рукав реки совершал поворот, а за ним был небольшой порог из валунов, на котором всегда скапливалась куча речного мусора – ветки и бревна, сносимые вниз по течению. Шанс достичь берега быстрее, чем тебя вынесет на это препятствие – было крайне невелик. Но унижаться и просить пощады Пашка не мог. Он неспешно вскарабкался на поручень, и стоя на предпоследней перекладине – уперся коленками в перила. Вовка издевательски медленно начал считать:
– Ра-а-аз…
– Два-а-а…
Пашка поднял одну ногу на перила и зажмурился в ожидании «три». Но чья-то рука толкнула его без предупреждения в спину и он, кувыркаясь, ухнул в пустоту, вытянув вперед руки. Перед самым погружением в воду он услышал оглушительный Иркин визг. Затем, его поглотила мутная река.
Очутившись в воде, Пашка быстро заработал руками и ногами, стараясь всплыть. Как только это удалось, он стал оглядываться, пытаясь сориентироваться – куда несет река и в какую сторону лучше грести. Взглянув на мост, он увидел движение – люди что-то вопили и размахивали руками. Несколько человек уже бежали на берег. Светлого Иркиного сарафана среди них не было. Сердце Пашки ушло в пятки. Краем глаза он заметил какое-то движение в воде, слева от себя – и с ужасом понял, что это была Ирка. Это она визжала, когда прыгала за ним с моста.
Он стремительно погреб в ту сторону, где только что всплывала Иркина макушка. И вот уже через секунду, белесая голова снова показалась из воды, но уже метров за пять от того места, где он видел ее раньше. Борясь с течением, Пашка плыл наискосок. А Ирка то и дело всплывала как поплавок, отчаянно барахтаясь и размахивая руками. И вот ее уже пронесло мимо Пашки. Поворот реки все быстрее приближался, уже виднелось что-то большое и черное, опасно пробивающее мутный поток, сразу за изгибом. Это были стволы поваленных грозой деревьев. Они перекрывали путь всему, скапливаясь в одном месте и перегораживая половину всей реки. Ничто не могло проскочить мимо них, это была натуральная плотина из мусора, толстых бревен и острых веток, торчащих в разные стороны. Между этой жуткой преградой и Пашкой оставалось метров двадцать. А посередине, то и дело всплывала Ирка, которую несло в самую гущу нагромождений.
Мальчик изо всех сил заколотил руками по воде, стараясь плыть в бурной струе, по течению. Было уже понятно, что ему не успеть – только отметил, где примерно последний раз показались Иркина макушка, и тут же пришлось нырнуть, чтобы течением не наткнуло на острые ветки.
Вытянул руки вперед, пытаясь хоть как-то отгородится от чего-то неизведанного перед собой. Что-то сильно оцарапало спину, Павлик завопил, выпуская пузырями драгоценный воздух и открыл глаза. Вода была слишком мутной и ничего не было видно. Все происходило очень быстро. Его начало крутить, несколько раз больно ударило о какие-то камни и сильно протащило по дну, оцарапав весь живот и левый бок. Воздуха катастрофически не хватало, но не было уверенности, что можно вынырнуть и не наткнутся головой на бревна. Хотя другого выбора у него не было, и он рванул наверх. Течением его вытолкнуло из глубины, как пробку из бутылки шампанского на Новый год. Пашка с жадностью вдохнул воздух и вместе с кислородом заглотнул в легкие воды. Закашлялся и его чуть не стошнило прямо в воду. Хорошо, что после «плотины» течение заметно поубавилось, и ему уже не надо было с ним бороться как раньше, иначе бы он точно захлебнулся и пошел ко дну.
Павлик огляделся – порог остался позади, в метрах тридцати, и его почти вынесло к берегу. Ирки нигде не было видно. Он погреб непослушными руками к суше. Все тело жгло огнем, несмотря на то что вода, прохладными струями, обтекала его, а нижнюю половину туловища неподъемным грузом тянуло ко дну. Неожиданно, измученный пловец почувствовал, как ноги заскребли по камням. Попробовал встать и его опрокинуло течением. Он снова сделал несколько гребков и опять попытался подняться. Получилось с трудом.
Неподалеку, в кустах у самого берега, он заметил что-то белое. Расталкивая воду, Пашка как безумный устремился туда, стараясь не потерять место, где он увидел светлое пятно. Сердце бешено колошматилось в груди, пытаясь пробить ребра и вырваться наружу. Через несколько секунд мальчик добрался до кустов – там в воде, между веток плавало Иркино тело, одетое в рваный светлый сарафан и окутанное нитями белых волос. Он судорожно ухватился за нее одной рукой и потащил сквозь кусты, стараясь уцепится второй рукой за глинистый берег. Соскальзывал, падал, вновь поднимался, хватаясь рукой за ветки кустов, и тащил за собой Ирку. Наконец, ему удалось наполовину запрокинуть ее обмякшее тельце на скользкую сушу и самому повалиться рядом с ней.
Девочка лежала на боку, глаза ее были закрыты, а лицо покрыто глиной и спутанными прядями мокрых волос. Левая рука неестественно вывернута за спину, а ноги свободно плавали в воде. Павлик судорожно начал её трясти.
– Ирка-а-а… Ирка-а-а…
По щекам ручьем текли слезы вперемешку с грязью. Он размазывал их по лицу, тыльной стороной левой руки, а правой продолжал трясти неподвижную Ирку.
– Ирка-а-а… Ирка-а-а… Ирка-а-а…
Вдруг она дернулась и закашляла. Изо рта и носа хлынула вода. Павлик начал убирать ей волосы с лица трясущимися пальцами, растирая глину по ее щекам и лбу. Через несколько секунд она открыла глаза.
– Ирка… Ирка…– Только и мог бормотать Павлик. – Сейчас, Ирка… Сейчас…
– Пашка…– Выдавила она тихо из себя.
– Ирка… Ты зачем… Прыгнула… Дуреха…– губы Павлика дрожали, то ли от холода, то ли от плача.
– Я знала…– Выдохнула она снова.
– Что?.. Ч-ч-что знала?
– Что ты… Меня спасешь… Ты помнишь? – ее глаза вспыхнули светом. – Ты помнишь?
– Ч-ч-что? – простучал зубами он. – Ч-ч-что помню?
– Ты обещал мне… Что спасешь меня… От любой беды…
– Помню… Я… Помню…
– Я знала… Ты же… Мой рыцарь…
Она чуть-чуть повернула голову к небу, неслышно выдохнула и навсегда затихла.
В ее широко раскрытых голубых глазах отражались бегущие по небу воздушные замки.
Пашка лег к Ирке поближе, так чтобы их головы прикасались, взял ее за руку и срывающимся тонким голосом запел:
– «Ясно солнышко устало,
Целый день оно играло,
Всем дарило теплый свет,
А под вечер сил уж нет.
Баю-ба-ай, баю-бай,
Глазки крепко закрывай.
Братец месяц ее сменит,
Звезды он зажжёт на небе.
Ангел светлый помоги,
Сон малютке подари.
Баю-ба-ай, баю- бай,
Спи малыш мой, засыпай».