Read the book: «Мелодия открытого окна. Сказки для взрослых и взрослеющих»

Font:

От автора

Да, это сказки! Сказки для взрослых, потому что взрослые нуждаются в них не меньше, чем дети, и мне жаль, что они обделены таким нужным чтением. Хочется им сказочку рассказать.

То, что у меня получилось в результате, если и можно как-то определить по жанру, то это и есть, скорее, сказки или притчи. Хотя для меня все написанное здесь является чистой правдой, реальной, настоящей, живущей рядом со мной и рядом с вами.

Несколько сказочек, наверное, годятся и детям, но и они написаны для взрослых – не для научения, а скорее для размышления. Хотя читатель сам вправе найти там то, что найдет, и распорядиться этим, как сумеет.

Еще я включил в эту книжку описание некоторых дорогих для меня мест. Такие, наверное, имеются у каждого из нас, а это ведь, согласитесь, тоже сказка.

Однажды, сидя у костра в горах Алтая, я слушал легенду об одном охотнике, что жил в тех краях давным-давно, а теперь оберегает горы от «плохих» людей. Я хорошо представлял героя, события, но еще я видел, что для рассказчика, охотника алтайца, легенда эта – большая реальность, чем сегодняшнее настоящее. Он знал своего героя, понимал его и уважал, как близкого друга и учителя. Этот рассказчик совершенно не сомневался в правде легенды, реальности того, что сейчас на самом деле стоит где-то рядом, под кедром, мудрый хранитель гор и наблюдает за нами.

Сказка, придуманная или увиденная, – это то, что имеет особую материализацию смысла, правды, справедливости и красоты в слове. В сказках не нужно искать простой морали, в них можно увидеть цельность жизни в самом простом и одновременно сложном, то, о чем каждый человек думает, пока живет на этой земле. И его подключенная к сказке фантазия добавит еще новые, собственные актуальные смыслы.

Желаю вам, дорогой читатель, найти исключительно свое, особенное понимание содержания этой книжки. Вы будете абсолютно правы и совершенно точны во всех своих выводах! Я согласен с вами и благодарен за внимание!

Ночь

Ночью многое реальнее, чем днем, но это особая реальность. Ночь – пора сказок. Или приснится, или почувствуется, или представится. Не обязательно спать…

Из окна видно небо. Его видно всегда, так стоит кровать, а шторы всегда открыты. Его видно, когда сидишь и за письменным столом, и когда стоишь у окна. Это окно на последнем этаже высокого дома, ничего не мешает.

Бескрайнее пространство плывущих облаков.

Почти полная Луна. Кажется, что она летит, а звезды неподвижны.

С запада надвигается облако – округлое, большое, мягкое.

Нет, это не облако, а туча. Она только казалась светлой и спокойной, а сама, мрачная, злобная, быстро перестроилась в небе и проявила себя, закрыв Луну.

На самом деле это не туча. Стоило лишь присмотреться, и стало понятно, что это Чудовище. Оно притворялось то облаком, то тучей, но теперь готовится напасть и раскрылось в хищном оскале рваной пасти с огромными острыми крыльями и сверкающими глазами. На кого Чудовище сегодня нацелилось? Не Луна жертва – Чудовище проносится мимо, куда-то дальше. Луна смотрит вслед и сжимается от ужаса щербатым краем. Мы с Луной не знаем, кто пострадалец, заглядываем оба за край неба, но не видно…

Звезды в курсе, что тут в небе творится, – перемигиваются и закатывают глаза. Они всегда больше знают, но никогда не скажут, в чем дело. У них общение только между собой, с другими они не знаются. Их разговор понять невозможно – он сложный для нашего разума. Можно только придумать, о чем они светят.

Люди придумывают про звезды мифы, теории и легенды, а потом отказываются от прошлых собственных придумок и сочиняют новые.

Это – сказки!

Песня нового дня

Утром Ежик проснулся и вылез из своей норки. Он послушал Синицу, что сидела на ветке над ним. Синица пела бодрую и красивую песню. Ежику вдруг захотелось сделать что-то такое… ну, такое… от чего можно было бы почувствовать себя Собой…

Ежик пошел прямо. То есть он просто шел прямо, никуда не сворачивал. Он так решил.

Шел он, шел и в конце концов уперся в Большое старое Дерево. Он не ожидал, что так быстро заканчивается возможность идти всегда прямо. Большое Дерево спросило его:

– Ты пришел ко мне?

– Нет, – ответил Ежик. – Я просто шел прямо и попал в тебя.

– Для меня, – ласково сказало Большое Дерево, – ты пришел ко мне. Ты пришел прямо ко мне, – уточнило оно. – И поэтому ты мой гость.

– Я не гость, – возразил Ежик, – я просто иду прямо и не собираюсь ни к кому в гости. А ты стоишь у меня на пути. Я, наверное, обогну тебя и снова пойду прямо, – придумал Ежик и обрадовался своей догадливости.

– Но ты идешь не прямо, твой путь извилист, – совсем не обидевшись на Ежика за его невежливость, сказало Большое Дерево. – Тогда тебе нужно держать верное направление, – добавило оно.

«Да, – подумал Ежик, уже удалившись от Большого Дерева, – я держу направление прямо, а если кто-то на пути мне помешает, я обогну препятствие и пойду дальше опять прямо».

– Я буду идти только прямо, – гордо заявил он вслух.

Так шел он дальше, стараясь выдерживать прямую, проделывая в траве тропинку и перелезая через небольшие камешки и сучки. Это казалось совсем нетрудно – всегда идти прямо. Ежик прошел уже достаточно много, пока не уткнулся в большой камень, через который переползти не получалось. Ежик задумался чуть-чуть, обогнул его и пошел дальше.

«Да, – думал Ежик, – вот как здорово исполнить то, что ты придумал, если у тебя голова на плечах и ты способен найти выход. Надо просто держаться своего пути, огибая препятствия, но сохраняя верное направление».

Так шел он дальше, довольный собой и испытывая чувство гордости от собственной решимости совершить задуманное.

Шурша листьями и пыхтя от осознания важности своей затеи, Ежик вдруг уперся своим черненьким влажным носом в Большую Каменную Стену. Посмотрев по сторонам, Ежик понял, что ни переползти через стену, ни обогнуть ее запросто не получится.

«Если я буду обходить эту стену, то справа или слева мне это делать? И как я потом найду место, с которого дальше снова идти прямо, там, за стеной?»

Ежик удивился неожиданной преграде, потому что он не знал, что дальше делать.

«Если я не придумаю, как мне продолжать идти всегда прямо, то я не смогу осуществить свою мечту», – испугался Ежик.

Сначала он расстроился из-за этого, но потом стал придумывать выход. Ежик не сомневался, что выход есть. Для начала он придумал оставить на том месте, где Стена преградила ему путь, какую-нибудь метку. Он придвинул к себе носом красный кленовый лист. Лист был яркий, заметный и не походил на другие. Он был отличной меткой. Ежик разместил лист поудобнее и пошел направо вдоль стены, чтобы узнать, где и как она заканчивается. Но тут дунул Ветер и унес кленовый лист далеко от того места, которое он должен был охранять. Ежик чуть было опять не растерялся, но он ни за что не хотел выглядеть растерянным. Он просто сильно рассердился на Ветер за то, что тот помешал ему.

– Ветер, ты бы лучше раздул тучи на небе, а не трогал мой красный кленовый лист. Из туч может пойти дождик и намочить меня, а мне еще надо идти вперед. Всегда прямо, – добавил он.

Но Ветер уже унесся далеко к облакам и совсем не слышал Ежика. Но даже если бы он его услышал, то не согласился бы с ним, потому что играть с опавшими листьями и уносить их далеко-далеко было любимым занятием Ветра. Да и дуть он мог куда захочет, в любом направлении.

Ежик вернулся туда, где недавно лежал красный лист, – это место он еще помнил. Теперь нужно было придумать новую метку и быстрее обходить стену. Ежик решил вырыть небольшую ямку. Ее-то точно никто не сдует и не заберет с собой. Правда, было не ясно, что произойдет, когда он обогнет стену, и как с обратной стороны он увидит свою метку.

Пока Ежик раздумывал и потихоньку рыл ямку, он вдруг выкопал Дождевого Червяка. Червяку не понравилось, что его вытащили из земли, где было прохладно и сыро.

– Тебе, Ежик, – сказал Червяк, – совсем не стоило трогать меня, я не люблю, когда чьи-то носы вытаскивают меня из моей норки. Твой нос теплый, мокрый и пыхтит, а я люблю тишину.

– Извини, Червяк, – сказал ему Ежик, – я вовсе не хотел тебя тревожить. Мне нужно тут сделать ямку и обойти эту большую стену. Мне некогда, – добавил он.

– Я не знаю, зачем тебе нужно обходить стену, вот я сейчас проползу под ней, мне это несложно. Я вообще могу подлезть подо что угодно.

«Здорово, – подумал Ежик, – я же тоже могу прорыть ход под стеной, а не обходить ее».

– Спасибо тебе, Червяк, – поблагодарил Ежик.

Он был воспитанный Еж, и хотя Червяк ему совсем не понравился, он был благодарен ему за такой полезный совет.

Рыть нору в мягкой земле было совсем не сложно, но когда он вылез из-под земли с другой стороны стены, он сильно устал, испачкался и хотел кушать. А недалеко на земле у стены лежало яблоко, оно так душисто пахло, так манило, что черный кончик его чуткого носика сам потянулся к красному спелому плоду.

«Ничего, – сказал себе Ежик, – я только отойду на обед в сторону от своего пути, а потом вернусь. Это не будет считаться, что я отклонился».

После сытного обеда дела пошли гораздо лучше. Идти стало веселее. Ежик даже стал что-то там напевать себе, вернее насвистывать… Получалось:

– Уф-фу-фу, вьить-вьить, уф-фу-фу, вьить-вьить…

Под музыку было веселее топать ножками в такт.

Он шел долго. Солнышко стало проблескивать сквозь облака уже впереди, а не сверху. День заканчивался, и Ежик почувствовал, что устает. Он снова стал задумываться о том, что он делает.

«Сколько мне еще идти прямо?» – вдруг задал он себе вопрос.

Он начал думать о том, что цель «просто идти» получалась какая-то бесконечная, что ли.

«Пока я куда-то не приду? Но тогда получится, что я шел к чему-то. А я же просто прямо хотел…»

Он готов был уже заплакать, так как ответ не находился, а Ежик чувствовал, что есть какой-то смысл именно в том, чтобы не прийти куда-то, а просто идти. Но смысл этот почему-то все ускользал и не хотел открыться.

«Еще пройду немного, – сказал себе Ежик, – и остановлюсь подумать, что мне дальше делать».

Так он шел и шел, пока не село Солнце и не стало темно.

Ему пришлось пролезать сквозь кучку опавших листьев, в них было так тепло и уютно, что Ежик просто там заснул.

Ежик спал, и ему было радостно во сне, потому что он чувствовал, что не изменил своей цели. Он всегда шел прямо…

А когда Ежик проснулся, было чистое и веселое утро. На кучке разноцветных листьев, в которой он так сладко проспал ночь, сидела та самая птичка Синица с желтым брюшком и чистым своим голоском, так же, как вчера, пела красивую песню. Это была песня Нового Дня.

Верблюд

Верблюд хотел пить. Он забыл чувство обиды на людей, забыл про других своих сородичей, что остались где-то там, далеко за горами. Воды там было мало, но ему, именно ему, люди не давали пить уже много дней и потом прогнали из деревни. Его, самого большого и сильного, мудрого, опытного, того, кого в караване всегда ставили впереди, и в их верблюжьей семье он был вожаком, его выгнали.

Теперь это все уже стало неважно, уже не было обиды, не было боли и притупились желания, только хотелось воды. Холодной, прозрачной, с запахом жизни. Ему вспоминалось, как еще молодым, гордым верблюдом он жил в оазисе у водопоя…

Там воды было много – холодной, чистой, голубой… ее можно было пить каждый день, прозрачные капли стекали по губам и шее… капали в песок… холодные глотки приятно катились в горле… они казались тоже молодыми, эти глотки, и играли подрагивающими мышцами его тела.

Еще он вспоминал себя в детстве… Его огромная теплая мама… подталкивала его, еще несмышленого, к своему вымени, где было теплое вкусное молоко… Вода, влага и прохлада – это всегда было счастье, радость и награда… Всегда, сколько он себя помнил, водой он мог осознать и измерить меру счастья и благополучия. Его поили первым, и это было знаком уважения, к которому он привык. А теперь он – Изгой!

А вода, она жила под землей. Он знал это. В Оазисе и у любого колодца он чувствовал воду под собой на глубине, как она текла, журчала… Холодная и Несущая Жизнь… Она наполняла колодцы и озера. Но теперь под ним был песок, жаркий и мертвый, под ним не было жизни и живой воды. Он давно уже слушал Землю и пески под собой, пытаясь найти там жизнь. Жизнь в движении Воды. Иногда казалось, что под ним прожурчала вода, скользя холодом и энергией… но это была либо уползающая змея, либо просто ветер обдувал его горячие ноющие ноги. Он шел уже очень долго…

Вдруг Верблюд очнулся от дум. Он вздрогнул, и ноги его встали. Сознание вдруг молнией сверкнуло в его пылающей голове. Он почувствовал… Он осознал! Он услышал Воду… Она была прямо под ним… Живая, настоящая, холодная и… сильная! Она была такой силы, что ему было бы не справиться с ней… Он видел воду, чувствовал ее всем своим существом и знал, что она, Живая Вода, только тут… на все многие дни его верблюжьего пути. Вода была под ним!

Он опустился на колени и лег. Он лег на воду… пусть она еще глубоко под ним, но она рядом. Теперь он знал, что эту воду он не оставит. Она его! Он будет лежать на ней и ждать. Ждать, когда она наконец-то достанет, настигнет его. Он нашел свою Воду!

Верблюд упал на бок. Он потерял сознание. Он умирал. Его больше не мучили жажда и обида. Он знал, что сделал главное в своей длинной, однообразной жизни. Он понял, что Он – избранный, так как именно ему удалось найти свою Воду. Он умирал, но не терял ощущения Воды под собою. Он жил жизнью Воды. Она теперь была Им. Ни жгучего солнца, ни холода ночи, ни колючих песков уже не существовало. Была Вода и Он – ее хранитель!

Верблюд лежал так несколько дней. Пока не пришли люди. Люди следили за ним с самого начала, но они потеряли его уже много дней назад. Теперь они пытались напоить Верблюда и поднять его. Но он не хотел пить, потому что Вода, его Вода, была под ним, а ему подсовывали другую, чужую теплую воду. Выталкивая дыханием пену изо рта, он открыл в последний раз глаза и увидел… Оазис, что был на этом месте. Оазис с его Водой. Он увидел зеленые пальмы и табун молодых верблюжат… людей в белых накидках… и много яркого, но доброго и мудрого Солнца!

Верблюда похоронили недалеко от нового колодца на склоне горы. Поверх его могилы на сыпали большую гору крупных камней. Его хоронили все мужчины и мальчики племени. Они молча клали камни на его могилу.

Картина

На стене висела большая картина с изображением солнечного берега далекой страны. Картина была старая, с трещинами на краске, в массивной раме. Хорошо написанный пейзаж казался живым. Картина висела напротив окна, а за окном, с вы соты четырнадцатого этажа, открывался вид большого города.

Иногда в солнечный день казалось, что два пейзажа смотрят друг на друга. Настоящий пейзаж не был реальнее нарисованного. Видно было, как две реальности существовали рядом. Одна действительность соприкасалась с другой через границы рам – раму окна и раму картины, а между ними – нейтральная и по-настоящему «ничейная» территория.

Биплан Бип

Маленький самолет биплан дремал в тени под навесом. Летал он теперь редко и потому ждал с нетерпением дня, когда его, как раньше, вывезут на полосу, заправят свежим бензином, и он после короткой разбежки, от которой все его мускулы оживают и напрягаются, почувствует наконец Небо.

Раньше все его называли Биплан Петя, но теперь, уже давно, просто Биплан или коротко – Бип. Биплан – потому что у него было двойное крыло-«этажерка».

Раньше таких бипланов было много, они стояли на поле рядами, блестя лаком, молодые и бодрые близнецы. Теперь такой он был один. Рядов самолетов давно не стало, рядом с ним жили только два спортивных Як-52 и один новенький, сияющий пластмассой и никелем бизнес-самолет без имени.

Яков выводили часто, они почти ежедневно крутили пилотаж, обучая молодых пилотов, и иногда улетали куда-то на парады, обвешанные шашками для дыма. С Яками Биплан дружил, они знали Небо, его упругий воздух, синь дали и звон ясного Солнца над облаками. Поскрипывая элеронами, они изредка переговаривались, обсуждая, как старики, погоду. Чем более нелетной она была, тем громче звучали их рули, элероны и звенели струнами расчалки. Черный лаковый Бизнес-Красавчик летал мало, неизвестно куда и Неба не чувствовал. Он был какой-то весь электронно-пластмассовый, заносчивый и с коллегами не общался. Да и скрипеть ему с ними было нечем, все в нем молчало, плотно пригнанное, без зазоров и люфтов. Не самолет, а аппарат.

Бипа уважали и любили за его покладистость, опыт и, главное, за понимание полета.

Обычно Биплан выкатывали на поле во время какого-нибудь праздника. Тогда тут появлялось много самолетов, а зеваки обступали Биплан, норовили залезть в кабину и, что было особенно неприятно, трогали его крылья и теребили струны его расчалок. Бип терпел это панибратство, потому что знал – в этот день ему дадут полетать. И тогда, в Небе, он забудет обо всех, оставшихся внизу, они станут мелкими смешными точками, а он плавно, с особым изяществом будет парить выше и выше.

Вот и сегодня такой день. Наконец-то его выкатили из-под навеса. Накануне механик перебрал его мотор, продул форсунки и смазал редуктор. Попробовали его сердечко-мотор на разных режимах, и сомнений в его исправности ни у кого не возникло.

Бип ощущал холодок бензина в баке и тихо радовался тому, как скоро тот наполнит мотор горячей мощью. Судя по всему, ждать оставалось недолго, солнце стояло высоко, и полеты должны были скоро начаться.

К Бипу приблизилась небольшая группа людей. В этой группе была девочка. Она не ходила сама, ее катили в кресле-коляске. У девочки был белый бант в волосах и большие синие глаза. Мужчина катил ее коляску и что-то рассказывал, показывая на Бипа.

Бипу было приятно, что про него рассказывают и что эта красивая девочка на него смотрит. Ему захотелось показать ей, как он летает, чтобы она узнала, что настоящая красота самолета видна в небе. Синем и ясном, как ее глаза.

Вот и подошла его очередь показать мастерство. Механик еще раз покрутил винт и проверил мотор. Бип видел, как пилоту, его старому другу, тоже не терпится в небо, но пилот делал равнодушный вид и неспешно проверял работу рулей. Наконец запустили мотор.

Они оба, и он, и пилот, теперь были сосредоточены, серьезны и слегка волновались, пока колеса шасси не оторвались от земли. Бип уже не думал ни о девочке, ни о многочисленной публике, что смотрела сейчас на него, ни о своих друзьях и коллегах-самолетах, что тоже готовились к полетам.

Стоило колесам оторваться от земли, настроение Бипа и пилота изменилось. Напряжение ушло и сменилось восторгом свободы. Они были сейчас одним организмом, большой живой птицей. Оба чувствовали друг друга в малейших движениях, ощущениях и даже желаниях. Бип, например, сразу понял, что сегодня пилот намерен не просто полетать по кругу, но и показать кое-что, что они оба умели.

Они набрали высоту, выходя с малого круга на большой. Скорость уже достигла той оптимальной величины, на которой полет легок и приятен.

Бип сделал сначала легкие быстрые покачивания крыльями влево – вправо, затем выровнялся и, выйдя на прямую, сделал несколько четких переворотов через правое крыло – правую бочку. Затем горкой – резко вверх, выровнялся и сразу вниз в пикирование с разворотом – классический боевой разворот. Он особенно любил эту фигуру, в ней он ощущал себя грозной боевой машиной и всегда делал ее безупречно. Пикирование было глубоким, к самой земле, потом – переход в горизонтальный полет, и сразу – левая бочка каскадом вращений. Снова крутая горка, набор высоты, переворот через крыло и полет на спине ровно по горизонту. Потом – выравнивание и мертвая петля, четкая и аккуратно круглая, и снова переворот на спину. Так он выполнил все фигуры пилотажа, сделал каскад из трех мертвых петель, показал длительную бочку и плавную обратную петлю.

Он пролетал низко над полем и трибунами, так, что с земли можно было отлично разглядеть лицо пилота. За ним наблюдали сотни глаз, и равно душных не было, он это знал. Ему аплодировали и кричали ура.

Когда Бип закончил выступление и молодцевато подкатил к своему месту, ему еще раз похлопали. Девочка с бантом тоже хлопала и улыбалась. Ей очень понравился самолет Бип. Она попросила взрослых снова подкатить ее кресло к самолету.

К Бипу подошли и другие люди во главе с молодым, важным, похожим на пластмассовый самолет мужчиной. Мужчина этот что-то громко говорил и поднимал руку вверх. Когда он подошел к Бипу, то облокотился на него, словно на перила трибуны, и продолжал говорить громко и напористо. Бипу этот тип не понравился. Бип его не слушал, а смотрел на девочку, которая была недалеко, но ей не давали подойти, вернее, подъехать к самолету ближе.

Потом лакированный мужчина вдруг сильно ухватился за расчалку крыла. Это было неприятно и больно. Расчалка сильно натянулась, перекашивая верхнее крыло. Этого делать было нельзя, но пилот отошел в сторонку, как только эти люди обступили Биплан, и не мог защитить самолет. Бипу пришлось терпеть боль и неудобство.

Вдруг девочка с бантом робко сказала:

– Можно мне полететь на самолете? Если я не могу ходить, может быть, я смогу летать?

Она сказала это тихо, но ее все услышали. В тишине люди расступились, и девочка с белым бантом и большими глазами цвета неба подкатила свое кресло прямо к Бипу. Бипу очень хотелось, чтобы девочка села в его кабину. Ему показалось, что она обязательно должна чувствовать Небо так же, как он. Он показал бы ей свое небо и свободу полета. Он сделал бы это очень аккуратно, так, чтобы ничем не испугать эту девочку, а наоборот, порадовать ее.

Тут мужчина, что все еще опирался на самолет, что-то сказал, и все рассмеялись. Кто-то поднял девочку на руки и посадил в кабину Бипа.

Девочка улыбалась и ждала, что будет дальше.

Мужчина подозвал пилота и начал что-то ему говорить. Пилот хмуро отказывался, но потом все вокруг тоже стали просить его, и пилот согласился. Он согласился прокатить девочку.

Вспышки фотокамер ослепляли Бипа, пилота и счастливую девочку, пока они устраивались в кабине. А говорливый мужчина позировал рядом. Уходя, он зачем-то с силой дернул расчалку крыла так, что у Бипа заскрипел весь каркас, и он почувствовал, что в тросе расчалки что-то надорвалось. Бип сжался на момент от боли, но все прошло, и он снова думал лишь о полете.

Пока выруливали на полосу, девочка махала всем из кабины, а Бип настраивался на полет. Он очень волновался – с таким пассажиром он еще никогда не летал. Бип чувствовал, что и пилот думает о том же.

Взлет был легким, таким, что только по прекращению тряски от колес шасси можно было понять, что они оторвались от земли. Девочка смеялась. Бип видел, как она со страхом и восторгом смотрела на удаляющуюся землю и на облака в небе, что становились все ближе.

Бип плавно набирал высоту и перешел в поворот, делая широкий, размером с небольшой город круг.

Девочка уже совсем не боялась. Ей было хорошо здесь – в самолете, в небе. Здесь было тихо и красиво. Земля была нарядной и веселой, а облака – как смешные барашки, что пасутся в голубом небе. Когда пролетали мимо облака, было видно, какое оно воздушное и мягкое. Девочка раскинула руки, насколько это было возможно в кабине, и запела. Что она пела – Бипу не было слышно, но мелодию он понял, она совпадала ритмом с пением его мотора.

Бип тоже радовался и легко парил над городом, речкой, что сверкала внизу, лесом и полями. Ему было хорошо, потому что он был в Небе, он летал, а не выполнял работу, и еще потому, что его пассажиром была эта красивая девочка.

Они уже снижались, завершая большой круг, когда неожиданный порыв ветра резко бросил машину вверх. Бип сразу отклонил элероны, чтобы выровняться. Его не испугал этот порыв, но он стал серьезен. Ему не хотелось, чтобы испугалась девочка. Пришлось отклонить рули еще, до предела, новый порыв ветра снова пытался откинуть самолет. Крылья напряглись, и фюзеляж его заскрипел от натуги.

Самолет уже выровнялся, но тут раздался звук лопнувшей струны. Это лопнула та расчалка. Бип почувствовал резкую боль в крыле, и теперь вся мощь набегающего потока воздуха стремилась сломать это крыло. Бип изо всех сил старался удержать крыло. Если оно отломится, то самолет рухнет на землю, его ничто не сможет спасти. Пассажирка не сможет самостоятельно воспользоваться парашютом, и тогда… Тогда произойдет страшное!

Девочка услышала этот странный звук после рывка вверх и немного испугалась, но потом снова стала радовалась полету, ничего не подозревая.

Бип немного отклонил элероны, чтобы уменьшить нагрузку на крыло, и, с небольшим креном, сбросив скорость до самой малой, стал осторожно снижаться. Вдруг пилот сделал движение рулем, которое чуть было не свело на нет все старания Бипа, но, почувствовав сопротивление самолета, пилот стал управлять им так, как это было нужно.

Бип знал, что долго не сможет так продержаться, в крыле уже появилась трещина. Пока она была совсем небольшой, но каждый порыв ветра или качание рулей увеличивали ее. Земля приближалась слишком медленно, до полосы было еще далеко, а крыло вот-вот могло отломиться.

Необходимо было дотянуть до посадки, а там уже опытный пилот справится и, даже если крыло сломается, не даст им разбиться. Нужно только сесть плавно.

Бип придумывал, что можно было сделать, чтобы не дать крылу сломаться. Для этого надо было сделать так, чтобы напор воздуха не отламывал крыло, а наоборот прижимал его и не давал расти трещине дальше. Был только один способ это сделать – переворот через правое крыло и полет на спине. Это напугает девочку, она не знает еще фигур пилотажа. Бип решил терпеть дальше и изо всех сил прижимать свое крыло, чтобы его не отломил ветер. Как только он почувствует, что крыло уже не выдерживает, он сразу сделает этот переворот на спину.

До земли оставалось совсем немного, уже можно было разглядеть листья на деревьях и лица людей на поле. Силы у Бипа заканчивались, а трещина на крыле вдруг резко и быстро пробежала еще дальше, до самой половины крыла. Бип мгновенно крутанул себя в правую бочку – сделал переворот через крыло и затем плавно вышел в ровный полет на спине. Он почувствовал, как больное крыло прижалось к своему основанию, трещина не могла теперь расти дальше. Пилот наконец понял, что с самолетом, и доверился Бипу. Так можно было снизиться до самой земли, но потом им придется снова перевернуться в нормальное положение для посадки и зайти на полосу так, чтобы крыло не испытало рывков.

Девочка от неожиданности переворота и полета вверх ногами вскрикнула, но не испугалась. Она была удивлена и поражена тем, как самолет умеет менять верх и низ и как легко он летает…

Бип готовил себя к последнему маневру, земля уже была совсем рядом, и было пора заходить на полосу. Если при перевороте на крыло придется даже небольшой воздушный удар, оно может отломиться. Он мысленно проигрывал все движения, выверял малейшие детали управления. Бип чувствовал, как пилот осторожно проверяет ручкой управления готовность к перевороту. Еще мгновение, и будет поздно…

Переворот начался очень плавно, но когда крыло освободилось от силы, что прижимала его к фюзеляжу, трещина снова раскрылась, и сердце самолета замерло. Но переворот получился мягким, быстрым и точным, трещина осталась прежней и не побежала дальше. Оставался последний и решающий момент самой посадки, земля уже набегала под фюзеляжем.

Девочка испугалась, когда они перевернулись, но лишь на секунду. Рядом быстро мелькали деревья, и было интересно наблюдать, как по ним бежит тень от их самолета. Она поняла, что полет заканчивается.

Нужно было ровно, сразу на оба колеса, без малейшего удара коснуться полосы и быстро погасить скорость. Бип сбавил обороты мотора до самых малых и осторожно выровнялся. Он выбрал ту часть полосы, которая была наиболее ровная. Ведь случайная ямка полосы могла все испортить.

Вдруг трещина побежала за середину крыла… Срочно нужно было касание, а до земли еще около метра… Сейчас скорость у самолета была, как у гоночного автомобиля…

Они успели. Касание было легким, самолет покатился, быстро гася скорость. Бип смог удержать свое крыло.

Они медленно подкатили к концу взлетной полосы, медленно развернулись и так же медленно докатились до места стоянки. Больное крыло Бипа подрагивало. Пилот утирал пот, а механик огромными от ужаса глазами смотрел на него и на самолет. Только они, пилот, его механик и сам Бип, знали, что произошло, только они различали трещину, протянувшуюся через все крыло, и видели порванную расчалку.

Их окружили люди. Людей было много, все они радовались самолету, бесстрашной девочке и улыбались друг другу.

Девочка попросила взрослых поднять ее на руках повыше, дотянулась до верхнего крыла Бипа и погладила его. Бипу от этого стало легче, он перестал чувствовать боль. Девочка поняла его. Он был счастлив, что она, эта девочка, которую он сумел спасти, радовалась.

А юная пассажирка, позабыв обо всех, подняла голову и долго смотрела в огромное Небо. В нем так же плыли кучерявые облака, на которые она только что смотрела сверху, и заботливое солнце сияло, улыбаясь всему на земле.

Девочка засмеялась. Теперь она знала, что обязательно станет пилотом.