Напарник
(Первая бумажная публикация – 80-й номер литературно-художественного журнала "The Pearl" ("Жемчужина"), октябрь 2022, г. Брисбен, штат Квинсленд, Австралия)
Он появился в нашей столярке во время перекура. Небольшого роста, худощавый, чернявый, с лучезарной подкупающей улыбкой, он зашёл вслед за Михалычем, нашим начальником цеха, и скромно встал в сторонке.
– Николай, вот тебе напарник, – объявил начцеха. Мы с чернявым синхронно улыбнулись и протянули друг другу руки.
Звали его Кадыром.
В первый же свой рабочий день новичок удивил бригаду тем, что оказался непьющим и некурящим. Нет, кодированных да "завязавших" у нас всегда хватало с избытком, насмотрелись мы на таких… Но Кадыр был трезвенником не по принуждению, а по убеждению:
– Ай! – махнёт рукой, – ну её, эту водку!.. Чего там хорошего?.. Я лучше чаю покрепче! – и улыбнётся.
Чай он действительно пил сладкий и очень крепкий. Нальёт из термоса в стаканчик, отхлёбывает и даже жмурится от наслаждения, как сытый кот.
Работы в тот день было много – аврал. После обеда трудились без отдыха, ещё и задержаться пришлось после окончания рабочего дня. Потом мылись, переодевались… Словом, вышли мы из проходной достаточно поздно, "маршрутки" в это время уже заканчивали сегодняшний рейс.
– Мужики, – обратился к нам Кадыр, – растолкуйте, как мне отсюда уехать, на какой "маршрутке". Мне в Северо-Западный микрорайон попасть надо, а оттуда уж я пешком…
– А тебе вообще-то куда надо? – не поняли мы: Северо- Западный был окраиной города, за ним уже ничего не было. И до него-то нужно было добираться через весь город с пересадкой.
И тут выяснилось: Кадыр сам из-под Саратова, приехал сюда к сестре, сестра живёт в селе за семь километров отсюда. Этим утром Кадыр добрался до города на попутной машине, а теперь собирался возвращаться в село пешком.
– Вы мне только объясните, как в Северо-Западный попасть, а оттуда я дойду…
Получив подробные разъяснения, он с улыбкой кивнул и отправился на автобусную остановку.
На следующее утро я поинтересовался у напарника, долго ли ему накануне пришлось ждать "маршрутку".
– А я не дождался, – этак простецки отозвался Кадыр. – Постоял немного, подождал, думаю – нет, не дождусь. Ну и пошёл…
– Пешком?! Через весь город и потом в село за семь кэмэ?!
– Ну да! – легко согласился напарник. И засмеялся.
Кадыр вообще оказался весёлым и очень лёгким человеком. С ним было легко общаться, молчать, работать, даже просто сидеть рядом. Так же легко, как ему – отмахать пешком с десяток километров после целого дня тяжёлой работы и наутро только улыбаться, говоря об этом.
Так он и ходил пешком в течение всего времени, что работал со мной. Даже зимой, в мороз и ветер, он, если успевал, садился в маршрутную ГАЗель, доезжал до конечной остановки, а оттуда проторенной дорожкой – домой.
Накануне Дня защитника Отечества разыгралась метель с обильным снегопадом и сильнейшим ветром, настоящая снежная буря. Снег слепил и мешал идти, ветер мешал дыханию и сбивал с ног.
В этот день мы ушли с работы пораньше.
– Как же ты домой пойдёшь? – задал я вопрос Кадыру.
– А, чего там! – отмахнулся тот с неизменной своей улыбкой. – На ГАЗель я успеваю, а там дойду как-нибудь! Может, машину какую поймаю, попутную…
Потом выяснилось, что он и в тот день добирался пешком. В метель, под снегопадом и ветром.
– Холодно было. И ноги в снегу вязли, идти трудно было. А так – ничего! – объяснил он мне. И засмеялся.
…Как-то в обеденный перерыв слушали по радио репортаж о женщине, родившей четвёртого ребёнка. О проблемах и трудностях, с которыми сталкиваются многодетные семьи.
– А что тут такого – четверо детей? – пожал плечами Кадыр. – Я вот в семье пятнадцатый ребёнок…
– Пятнадцатый?!
– Ну да. – Он усмехнулся, видя моё изумление. И добавил: – И после меня ещё трое родились. Всего нас у родителей восемнадцать…
Потом он много рассказывал о семье, в которой родился и вырос.
Отцу его на тот момент было восемьдесят семь лет.
– Восемьдесят семь, а никто больше шестидесяти не даёт! Потому что никогда не пил и не курил. И работает до сих пор: каждое лето пастухом нанимается.
Его будущие родители познакомились в годы Великой Отечественной, на фронте:
– Мамка в медсанбате была медсестрой. Отец с ранением лежал, она за ним ухаживала. Так и познакомились…
Рассказывал, как жили:
– Трудно было поначалу, после войны. Я-то не знаю, меня ещё не было – батя рассказывал: работал он в колхозе пастухом, и вот всё сусликов в поле ловил. Ловил и в мешок складывал. Весь день вот так ловит, а вечером всех сусликов за один присест съедают – орава такая была! Утром снова – ловить…
– Воспитывали нас так: старшие подрастают – помогают родителям. Кто хозяйством занимается, кто с младшими, кто – в колхоз работать… Потом разъезжаются, конечно: одни учиться едут, другие в армию уходят… А младшие подрастают и на место старших встают. Вот так и росли…
– Все мои братья-сёстры тоже не по одному ребёнку имеют, а троих-четверых! Это в среднем. – Сам Кадыр семьёй не обзавёлся, детей у него не было. – Так что у моих родителей сейчас семьдесят два внука! Мы все вместе и собраться не можем. Договариваемся меж собой, на какие праздники кто к родителям едет.
– Батя всех внуков и запомнить-то не может. Нет-нет да и спросит кого-нибудь – ты чей, мол? Тихо так, чтобы другие не слышали. Ну, тот ответит. А отец: "Ааа… Да я помню!.. Ну ладно, беги!" Память подводит, возраст всё-таки…
О своём отношении к алкоголю:
– У меня отец сам не пил никогда, не курил и нас так же воспитывал. Я первый раз выпил уже после армии. Отслужил, значит, вернулся домой; ну, тут родня собралась, друзья… И пристали ко мне: выпей и выпей! Я отказываюсь, а они – как с ножом к горлу. Ну выпил рюмку, чтобы отстали от меня, и так мне тут плохо стало! Еле до ведра добежать успел… И тут отец заходит – без него это случилось, выходил он куда-то… Увидел меня над ведром, сразу всё понял – и кааак даст мне затрещину! Куда я, куда ведро!.. С той поры больше и не пил ни разу. Ну её, эту водку! Что там хорошего?.. Лучше чаю покрепче, я без чая не могу…
– Праздники не люблю: толпа соберётся, все пьют, потом пьяные ходят – дураки дураками… Кому плохо стало, кто драться хочет, кто с разговорами пьяными лезет… И все пристают: выпей! Отказываюсь пить – обижаются…
Этот Новый год у сестры тут в селе гуляли, так я смотрю – все пьяные уже, что мне с ними сидеть? Набрал со стола пирожных разных, конфет, лимонаду бутылку – и в спальню ушёл: там телевизор есть. Закрылся там, лежу, телевизор смотрю, пирожные ем… Хорошо!..
Работал Кадыр так же, как и жил – легко, с интересом, с готовностью взяться за любое дело. Несмотря на небольшой рост и худощавое сложение, был он жилистым, сильным и выносливым. И всегда у него наготове была весёлая бесшабашная улыбка, какая бывает у хороших людей с хорошей правильной жизнью.
Но через пару месяцев мой напарник стал заметно сдавать. Во время работы он всё чаще стал делать небольшие перерывы. Постоит пару минут молча, будто прислушиваясь к себе, потом снова включается в процесс – до следующей передышки.
В эти минуты отдыха Кадыр не улыбался. Странно было видеть его лицо без привычной улыбки.
И однажды напарник сказал мне, что увольняется.
Сперва я не поверил ему: он сказал об этом, как всегда, широко улыбаясь и лукаво прищурившись. Но это оказалось правдой: он уходил в этот день.
– Раны открываются, – так объяснил он мне своё решение.
– Какие раны? – удивился я.
– От ножа. Резали меня в поезде, – ответил напарник. И засмеялся.
Оказалось, год назад Кадыр, возвращаясь поездом домой, вступился за девчонку, к которой приставала подвыпившая компания. Ему пригрозили. Он не ушёл:
– Не думал, что так всё будет. Думал, просто разойдёмся.
И тогда пьяный отморозок выхватил нож…
– Одной рукой меня за волосы схватил, а другой начал бить ножом. Сначала всё в живот, а когда я упал – в спину.
Всего Кадыр получил восемь ударов ножом. Одним из них был задет желчный пузырь, который и напоминал сейчас о себе.
– Мне вообще тяжёлое поднимать нельзя, но деваться некуда: на больничном держать уже не могут, а инвалидность не дают. Вот и приходится… И ведь не болел, зараза, а тут взялся! – И улыбается с таким весёлым недоумением.
Вот так и ушёл мой напарник Кадыр – хороший человек с лёгким нравом и весёлой бесшабашной улыбкой, рабочий столярного цеха бывшей мебельной фабрики…
Ещё раз я встретил его месяца через три. Он окликнул меня у проходной – исхудавший, но по-прежнему лучащийся знаменитой своей улыбкой.
– Вот за расчётом приходил.
– А что же раньше не брал?
– Так ведь только выписался из больницы. Операцию мне сделали, Колёк: вырезали этот желчный пузырь совсем! Теперь хоть болеть не будет!
– А как же ты теперь?.. Ведь тебе сейчас опять нельзя будет работать?
– А мне инвалидность дали! – сказал Кадыр таким тоном, будто это была Звезда Героя. – Буду пенсию получать. Проживу! Вот так, Колёк: в тридцать шесть лет я уже пенсионер! – И он рассмеялся.
2013 г.
Благодарность. Рассказ механика
– Слушай сюда, – так начал он свой рассказ. – Я тогда на КамАЗе-"длинномере" работал, долго работал, пока совсем платить не перестали. А семью кормить надо. Вот я разузнал всё подробно, что к чему, и устроился грузчиком на мельзавод, мешки таскать. А они по пятьдесят, по семьдесят килограмм, и их сколько за смену переворочаешь, тогда ж муку вагонами грузили, в те времена! Вот без балды говорю: недели две привыкал. Плечо себе стёр, пока не научился правильно мешок брать. Тут секрет в чём: мешок надо не на плечо класть, а на шею, плечом ты его только придерживаешь. Вот так вот плечом поправил – хоп! – и пошёл. Все пальцы на кончиках в первую же смену до кровавого мяса стёр. За мешок хватаешься голыми руками, в рукавицах ты его не возьмёшь, неудобно, а голыми руками хватаешь – кончики пальцев как наждаком стираются. Мужики потом подсказали: ты ногти на руках слишком коротко не обрезай, руки целее будут. Две недели привыкал, худой стал как велосипед, дома на своих рычу: устал, не трогайте меня. Ну, а потом втянулся, привык, вроде бы уже не тяжело, нормально, можно работать. Может, так до сих пор там и работал бы… А что, тогда там хорошо платили, не зря с КамАЗа ушёл.
Был у нас грузчик один, в годах уже, пожилой, имени не помню, а фамилия его была Иванов. У него было три высших образования. Да, три высших, – повторил он, увидев моё изумление, – экономическое, юридическое, а третье уж не помню какое, незаконченное. И вот он всю свою жизнь проработал грузчиком на мельзаводе, как в молодости пришёл туда, так до старости там и ворочал мешки. В трудовой книжке за всю жизнь только одна запись была – о приёме на работу. На мельзаводе он живой легендой был, всё только на нём и держалось. Сколько раз нам хотели расценки снизить; а Иванов пойдёт в бухгалтерию, с самим главбухом поскандалит – он же сам с высшим экономическим – нас оставляют в покое. Газет кипу принесёт: читайте, что тут написано! А тут? А тут? А что это всё значит?! И объясняет, что к чему, про законы, экономику, политику… Так объясняет, как в газетах не пишут, всю подноготную вскрывает, всю правду. Умный был – страсть! И всё помнил, чему учился. Студенты из техникума к нему постоянно ходили, он им курсовые писал, дипломные работы… Подрабатывал так. Студенты эти, технари, мешки за него таскают, а он сидит в холодке, курсовые им строчит… Многих он вот так выучил, Иванов этот.
Он ведь и директора нашего так вот в люди вывел. Он там инженером работал, директор наш будущий, долго в инженерах сидел, потом поступил в какой-то институт, и Иванов ему, вот как студентам из техникума, все письменные работы делал. Тот институт закончил и на родном мельзаводе директором и обосновался. И с тех пор завёл такой обычай: с утра, как положено, совещание у себя в кабинете проведёт, "планёрку", все вопросы решит, всем задание даст на день, затем надевает спецовку – и на пару с Ивановым вагоны мукой грузит. Так они вместе мешки и таскали – директор мельзавода и грузчик с тремя высшими образованиями, ученик и учитель… Вот как в жизни бывает! А ты говоришь!..
2016 г.