Как только все сотрудники экипировались и встали в шеренгу, директор Вюст сказал что-то на ухо Гиммлеру и обратился к своим подчинённым.
– Друзья! Не побоюсь этого слова, братья по оружию! Сегодня мы не просто развлекаемся, не просто уничтожаем недочеловеков, это, как известно – не совсем наша работа. Нет, друзья, сегодня мы должны уничтожить эти особи в качестве приношения жертвы Великой Германии! Пусть их жизненная энергия послужит процветанию Рейха!
Директор окончил речь, сотрудники невпопад закричали «хайль Гитлер!», и увидели на столе откуда-то взявшийся ворох непонятных вещей.
– Надевайте, – сказал директор, – Это важная часть ритуала.
Сотрудники разобрали вещи и начали их примерять. Это оказались искусно сделанные явно большими знатоками дела маски орлов, вроде тех, что носили ацтекские войны или жрецы.
– Вот теперь все готово, – сказал Гиммлер, стоя у переборки. – Господин директор, оставляю вас ответственным за проведение ритуала, мне пора. До встречи господа.
Господа снова невпопад крикнули «хайль Гитлер». Гиммлер вышел вместе с охраной и запер дверь. Директор Вюст надел маску, вскинул свой МП, прицелился в узников и сказал: «Не беспокойтесь, друзья, материала нам привезли много, хватит на всех. Этих кончим, других впустят». После этих слов он сразу же нажал на спусковой крючок…
Нажал, но выстрела не последовало. И вообще, не последовало ничего. Все замерло, поблекло и исчезло. После ничтожно малой паузы абсолютного небытия мир начал возникать вновь, обнажив, как бы невзначай, на мгновение свою истинную сущность. Свет возник посреди тьмы или тьма окружила свет, что было первым, что – вторым, осталось неясным.
Все возникало и менялось столь стремительно, что Артуру было непонятно: видит он все это или уже вспоминает. Его протащило сквозь время и пространство, словно вагон скоростного поезда через туннель.
Он видел древние страны: Египет, Карфаген, Грецию, Персию и Рим. Он побывал в средневековой Японии, в Золотой орде, в Турции, чуть не во всех землях Европы разных времён. Занесло его и в древние царства северной и южной Америк, и ещё черт знает куда. Время работало совсем неравномерно, и Артуру казалось, что одним мгновеньем пролетели не то часы, то не недели, то не целые годы.
Но вот, слава богу, всё кончилось. Артур проснулся в кровати, на своей двухэтажной правительственной даче. Почему-то его душа была не на месте, что-то терзало его изнутри, как бывает, когда после бурной ночной пьянки наутро вспоминаются фрагменты срамных подробностей кутежа. Только Артур пока ничего толком припомнить не мог. Чем-то он был недоволен, что-то забыл сделать или… Да, вчерашнее совещание у товарища Сталина осадочек, конечно, оставило, и не только у него, но и у остальных министров…
Артур Соломонович стоял на балконе, глядел чужими глазами на утренний осенний пролесок, скромно притаившийся промеж огромных загородных дач, курил, и не мог понять – что же с ним не так.
Серое ноябрьское небо не давало никаких обещаний, никаких надежд. Но вдруг каким-то чудом сквозь непобедимую пелену туч пробился-таки луч солнца. Амон передал привет путешественнику по хитросплетениям миров.
Артур выронил папиросу, и глаза его округлились. Он вспомнил, что он совсем не Артур сейчас, а должен ведь быть Артуром! Он вспомнил про друзей, с которыми они начали жечь в камине деньги. Где же они?! Почему-то он был уверен, что именно на нем зацикливается их магический опыт, и именно от него зависит – когда этот опыт кончится. Артур чувствовал себя во всём этом трипе неким модератором. Боже, а сколько же времени они уже вот так… блуждают по чертовой родовой памяти…
Он вдруг понял что делать. Вернувшись в спальню, Артур накрылся одеялом и натурально начал прилагать усилия, чтобы заснуть. Заснуть и вновь найти тех остальных троих, с которыми он отправился в путешествие…
Как ни странно, уснул он довольно быстро и сразу же нашёл Виктора Ибрагимыча.
В сырости, в холоде и темноте, на нижних нарах под ватником лежало изможденное тело. И такими телами, спящими в ночи, был заполнен весь средних размеров лагерный барак. Отапливалось помещение сие кое-как – печурка, стоявшая посредине его, едва помогала спастись обитателям от суровых дальневосточных холодов; ветры, к тому же, преимущественно северные, продували эту несчастную обитель страданий нещадно.
Артуру стало ясно, что сам он невидим, неосязаем, и вообще его в принципе нет, а есть только некая сама в себе способность видеть, слышать и перемещать своё восприятие, словно бы он был призраком.
Тело захрипело и заворочалось во сне. Было очевидно, что Ибрагимыч завяз в сознании и памяти какого-то крупного расхитителя соц. собственности, отбывающего в ГУЛАГе уже много лет свой непомерный срок. Также Артур откуда-то знал, что этот бедолага болен туберкулёзом и имеет обморожение ног, и что долго он теперь не протянет…
«С этим все ясно, где другие?», – подумал Артур, сделал некое ментальное усилие, и тут же переместился в кабинет следователя госбезопасности.
Кабинет был плохо освещён, но Артур сумел разглядеть большой портрет Дзержинского, сурово глядящего со стены на большой стол, за которым сидел человек в форме и, озлобленно морщась, видимо от боли, держался за запястье. «Да, – подумал Артур, – раз этот на стенке висит, значит ничего хорошего не светит».
Напротив стола стоял стул, на котором сидел обмякший, немного тучный человек. Артур не узнавал его, но понимал, что в нем сейчас «залип» Дмитрий Дмитриевич. Лицо последнего было сильно избито, а безразличный взгляд – устремлён в пол. Следователь встряхнул рукой, ненавистно посмотрел на подследственного и набрал на телефоне номер.
«Федосеича мне дай, – рявкнул он в трубку, – Ага, Илюха, я. Ты занят там? Давай, ко мне шуруй, поможешь с допросом, а то я себе, кажись, запястье вывихнул. Давай, жду».
Следователь положил трубку и оскалил зубы на полуживого несчастного. «Ну, сука, сейчас мы тебя все равно дожмём. Ты сейчас всё вспомнишь: и про то, как на немцев работал, и про то, как в Ленинграде склады поджигал, и как потом продавал ворованные продукты. Ишь, чугунная харя, всю руку об тебя разбил!».
Дверь открылась, и Артур увидел, как в кабинет зашёл другой офицер с непроницаемым лицом. Подследственный только слабо поднял голову и сплюнул кровью на пол.
Артур понял, что надо торопиться и искать третьего.
Через секунду он был уже рядом с ним. Человек сильно сутулился, шагая по темному коридору, руки человека были за спиной в наручниках. В сознании и памяти его застрял Сергей Петрович.
Коридор почти не освещался, но Артур увидел двоих людей в военной форме, что неотступно следовали за сутулым на расстоянии пары метров. Передвигался он медленно, будто боясь наступить на что-то. Одет человек был в нечто очень дряхлое, тюремное. Артур заметил, что этого горемыку бьёт сильный озноб, и почему-то решил, что это дрожит не он сам, а Сергей Петрович в его теле.
Один из следовавших за арестантом офицеров вдруг подал второму знак, и они оба остановились. Затем первый достал из кобуры револьвер, и, прицелившись, выстрелил человеку в затылок. Бездыханное тело мешком картошки повалилось на пол. Тут же откуда-то из мглы нарисовался врач в белом халате и стал щупать казнённому пульс, чтобы констатировать смерть.