Тяжело досказывать остальное. О. Феодору пришлось еще выдержать нравственную пытку, прежде чем позволили снять ему с себя сан; его подвергли увещаниям, неоднократным, частным и торжественным, отдавали под присмотр. Наконец, когда желание его совершилось и просьба была уважена, пришлось ему испытать убийственное, горчайшее из разочарований. Лишенный прав состояния, обращенный в нищету, он увидал с тем вместе лишним себя и в умственном мире. Взгляды его, неуспех которых он приписывал дотоле своему положению, оказались никому не нужными и никому не подходящими в новом положении, как и в прежнем; работать же он не мог; он мог и хотел только просвещать и наставлять; а наставления его не находили читателей; единицами рублей оценивались книгопродавцами его авторские труды, измеряемые десятками печатных листов. Отрадою горькой жизни послужило ему отчасти супружество, в которое он вступил опять так же тенденциозно. Но этой стороны мы не смеем касаться…