Кухня была тут же, за дверным проёмом, направо из гостиной. Намётанный глаз сразу обнаружил, что искал, перешагнув взглядом небольшой столик на троих, застеленный зелёной в белый горошек резиновой скатертью, типовой белый кухонный гарнитур, расположившийся тут же слева от входа на кухню, даже не обратил внимания на абсолютно лишние здесь белые обои и ныне серую напольную плитку – ничего он не замечал.
Дмитрий Петрович обхватил топорище двумя руками, закинул колун за плечо для размаха, и в два широких прыжка, будто готовился перепрыгнуть через планку на высоте шести метров, оказался перед ним, врубив со всей безумной мощью колун в плоть металлического исполина, извлекая страшный скрежет, подобный тому, что трогательно извлекается из невидимых струн стеклянной тарелки вилкой.
– Сдохни, тварь! Умри! Проклятие рода людского! – орал Дмитрий Петрович на холодильник.
Он ударил второй раз, вновь оставив в алюминии каплеобразную рану, да так, что дверь выгнулась и раскрылась.
– Да я тебя изрублю в клочья! порождение! одержимого! ума! – слюна летела во все стороны, а слова будто гавканье здорового разъярённого питбуля.
– Именем Ордена Стулти1! – Дмитрий Петрович достал из нагрудного кармана рубахи небольшой блестящий крестик на серебряной цепочке редкого плетения, взялся за цепочку, – Я нарекаю тебя именем Иисуса, Бога моего, тварью адской, проклинаю на вечные страдания за скверну твою!
Дмитрий Петрович перекрестил холодильник, встал сбоку, взялся за задний угол и уронил двухметровую глыбу. Холодильник упал с такой силой, что от грохота у него на мгновение заложило уши, а пара навесных шкафов упала в раковину и на стеклянную плиту, разбив последнюю, а доселе незамеченные часы с кукушкой также покинули свой пост и разразились криком. Кухня представляла собой жалкое зрелище: разбитая в клочья стеклянная утварь, ещё катающаяся рюмка с принтом осла и надписью «а не послать ли нам гонца», случайно оставленное молоко, теперь вытекающее из искорёженного холодильника, без умолку кричащая кукушка.
Однако дело ещё не было кончено – враг повержен, но не убит. Он вновь взялся за колун и в три удара, извлекая алюминиевую стружку и искры, вырубил компрессор с задней стенки холодильника, поднял к глазам, будто настоящее сердце зловредного дракона. Блаженный миг наполнился возбуждением: он ещё чувствовал тепло стального сердца, ещё чувствовал, как то, буквально миг назад, пульсировало, гоняя неведомую маслянистую жижу по венам металлического исполина, которая бежала теперь по его кисти и капала с локтя. И молвил он телу холодильника:
– Не ты виновен в судьбе своей, а твой создатель – Люцифер.
Правосудие свершено, он больше не един со Вселенной и Иисусом, значит он хочет закурить. Он достал из внутреннего кармана дождевика красно-золотую пачку дорогущих импортных сигарет с чёрной узорчатой надписью: «RedCort» (ниже черным на белом прямоугольничке: «smoking kills»), и медленно, ритуально позволил себе украсть одну из коричневых палочек услады и горести. Нежно вложил чёрный фильтр в губы, дал огня простой пластиковой чиркалкой и затянулся: дым растёкся по лёгким всё тем же пьянящим дьявольским смрадом. Сегодня он мог себе позволить.
Прежде чем уйти, с сигаретой в зубах, он полностью осмотрел дом. Он ошибся, цель была лишь одна. Но это и не было важно. Он освободил не меньше десятка семей от всадников хладной смерти – для этого служил Орден Стулти и его последователи. Да и не к чему было рисковать – лучше уверенный и постоянный ход вперёд, пусть и медленный, чем неустойчивый бег без взгляда под ноги, – так считал Орден. К тому же их было немного, даже в лучшие годы.
Орден собирался лишь раз, в последнее воскресенье каждого месяца, в ржавом гараже-коробке лидера, чтобы отчитаться о своих подвигах во имя Спасения, принять новых членов в свои ряды, чаще – лишь для принятия экстренных решений.
Сегодня Дмитрий Петрович был без плаща, свежевыбрит, в чистой, пусть и заношенной, шерстяной рубашке, незаправленной в сияющие голубизной джинсы. Примерно так же был одет и весь Орден – никаких чёрно-красных саванов, а единственное, что выделяло лидера среди них – здоровенный серебряный перстень с золотым руническим солнцем, который передавался каждому новому предводителю.
Сегодня были не все, лишь человек пять окружали старые белые жигули ещё советских времён, лишь пять человек подняли в приветственном жесте сложенные руки к губам, будто хотели погреть их жгучим дыханием, и лишь пять человек в таинственном благоговении сомкнули глаза.
– Ну, что ж… С формальностями закончим, так сказать, – часто чамкая, сказал Иннокентий Арленович с профессорской лысиной на макушке и задорными кудряшками по бокам, разглядывая через впечатляющие окуляры немногочисленных собравшихся, – Не стесняйтесь, так сказать, наливайте чай, грейтесь.
Профессор, чем-то смущённый, сам же начал разливать кипяток по ёмкостям.
Люди понемногу собрались у стола с горячим в конце тесного гаража, разбирая алюминиевые кружки с настолько крепким чаем, что уже ставшим кислым. Но никто не возникал, не жаловался: сентябрь вышел холодным, и в гараже этим утром было так промозгло, что только дурак отказался бы погреть руки.
Тихо шкворча напитком, все по очереди доложили о своих успехах, но больше всех, конечно, выделился Дмитрий Петрович, под топором которого за одни выходные лёг добрый десяток Охладителей, а профессор даже пожал ему руку, растолкав всех локтями, выражая всеобщую благодарность.
Пять членов ордена допили чай и стали уже расходиться, стараясь скорее покинуть место, где они неловко чувствовали себя. Игорь, которого, как всегда, не было на основной части их коротких собраний, пришёл лишь в конце.
Худая рука с полупрозрачной рыжей порослью и брызгами пигментных пятен успела всех застать на выходе, а после обнять крепкую ручищу Дмитрия Петровича и Кеши, как его называл Игорь, которые всегда оставались после собраний, думая, что смогут поговорить о будущих планах Ордена, но Игорь всегда опаздывал и занимал их больше, чем какое-то там будущее.
– Ну, как оно? – спрашивал Игорь, наливая себе чай и тут же принимаясь за его распитие, как обычно обжигаясь.
– Замечательно, так сказать… – отвечал Иннокентий Арленович, поняв, что речь о собрании, смотря в пол и засунув кисти в карманы джинсов.
Игорь многозначительно кивал в ответ.
– Да, наверное. А ты почему опять опоздал, Игорь?
– Я, Димочка, не опаздываю, – нагло отвечало худосочное лицо, облитое рыжими конопушками и прикрытое копной нестриженных волос, – Я веду дозор! О чём, мы, кстати, с тобой позже и поговорим.
Игорь, хлопнул Дмитрия Петровича по плечу, и обратился к собирающему свой дипломат Профессору:
– Кеша, ты уже уходишь?
– Да, Игорь, мне пора, так сказать, – ответил тот, вжавшись внутрь рубашки.
Игорь пожал плечами, скорчил гримасу непонимания: