Неразумный наш юнец успел посмотреть фильм великого нашего Балабанова Брат – второй фильм, – ничего из него не понял, кроме пожалуй крутости человека с огнестрелом. Балабанов сам был в своей идеологии никем иным как мстителем, и популярнейший фильм его сыграл как бы в кассу юнцу. Известно ведь как герой этого шедевра собирает самодельный пистолет, в фильме всё подробно показывается, как бы служа пособием для потенциальных «мстителей».
*
Первый ствол юнец сделал экспериментальный и он у него не сработал, – оказалось что суть совсем в другом, в устройстве самострела. Он думал что нет в самостреле ничего хитрого, что это напдобие игрушечного пистолета (а других он не знал), где нужен щелчок молоточка – если это револьвер, – или натянутая пружина – если это современного типа ствол, и всё произойдёт само собой. Поэтому он сперва и не понял смысл прессуемой серы от спичек в запаянной трубке и думал, что нужно просто её нагреть и произойдёт всё само собой. Странно, между прочим, сколько уроков химии и физики он просидел, сколько примеров прорешал, а понять такое простое устройство в теории не смог…
Кстати, читатель данной хроники наверно мог решить, что тому мальчику из парка, этому злодею подростку за три года мучений нашего героя не было до него никакого дела. Это не так, злодей действительно изображал из себя дьявола и хоть не унижал каким-нибудь ещё способом его, но попытки не оставлял хотя бы иногда как-то заявить о своём высшем, так сказать, положении. Поэтому отчасти герой наш и мучился не переставая, – хотя причина конечно же была более глубокой, чем какие-то усмешки со стороны врага или отношение его свысока. Познав прелесть души своей избранницы, он так же глубоко познал и мучение от зла соперника, – познал он его больше, чем познал сам соперник в себе. И кстати, девочка эта, при дальнейшем наблюдении её со стороны, тоже не оставляла претензий на флирт с этим мучителем, – садилась к нему на коленки иногда, но не более, – никаких отношений между ними не было и быть не могло; так уж устроены люди, что любят мучить друг друга, если есть возможность, даже с самого малого возраста, – ведь девочка садилась на колени нарочно, именно тогда, когда была в поле зрения нашего героя, её обожателя, и конечно она прекрасно понимала это, опять же, хотя и будучи в несовершенном возрасте.
Идея о истинной системе ствола посетила героя нашего под Новый год, когда они с ребятами стали взрывать петарды. Он никому не сообщал о своих планах на месть, так как собирался воплотить этот план, а не похвастаться им по-детски и после остыть и переварить оскорбление, а затем найти какую-нибудь другую девчонку и сказать, обманув себя, что вся та обида – была не более, чем детское заблуждение и ерунда.
– Почему школьные убийцы чаще всего кончают с собой после расправы? – мыслил он иногда. – А может быть это всего-навсего самоубийцы, и вовсе они не мстители, как я, а действительные самоубийцы, и только в качестве эксперимента убивают беспорядочно сначала других, чтобы понять как просто устроена смерть, а после без страха пустить пулю и себе в мозги?
Чёрт их знает! Я с собой не покончу, да и в школе стрелять не буду, подражая пиндосам.
Чёрт, а это идея! А может они поэтому и идут в школу, насмотревшись всякой заморской жизни, и подражают им, – может быть они просто пытаются так прославиться? А?
Ну ведь очевидно, если ты хочешь кого-то убить, то ты должен подумать и о последствиях! Неужели тебе свобода не мила, а тем более жизнь, если ты потом пускаешь себе пулю в бошку, когда заканчиваешь дело? Чёрт бы их всех взял, я другой.
Ствол был готов и парень стал караулить свою жертву. Это осознание, пусть и детским умом, что теперь он палач, а соперник теперь жертва, доставило некоторое, если не удовольствие, то какое-то даже облегчение от прежней ноши, – но радости оно ему не принесло ни микрона, поэтому и несправедливо называть его чувство удовольствием.
Он знал где он и его друзья тусовались, он уже давно ненавидел всю их шайку и… боялся её. Но, справедливости ради, нужно и тут сказать, что страх его был к этой шайке тоже – не физический, а какой-то необъяснимый, какой-то непобедимый, и как бы он не бравировал сам перед собой и перед знакомыми, что никого не боится, страха этого всё-таки он не мог победить ни на микрон, так сказать. Будто бы он был рабом их. Однажды один из их компании попросил у него сигарету – парень даже вовсе с ним незнакомый – и наш герой вместо одной протянул ему две, чему сам немало удивился, ведь сделал это невольно; «а, ну давай пару» – произнёс проситель, взял и ушёл, как бы рутинно поняв, что имеет дело с «лохом». Не стоит описывать что было потом с героем, раздающем сигареты направо-налево…
Герой наш стал, как маньяк, гулять поодаль в тех окрестностях места обычной сходки хулиганов. Он бы перестрелял их всех, и тех, которых знал и которых нет, но заряд был только один. Он вычислил примерную картину – когда и как можно совершить злодейство. И вот после самого этого математического расчёта ему вдруг померещилось неотразимо, что ничего у него не выйдет, и что вообще весь его план это детская мечта и глупость. Это впечатление помучило немало и кое-как он от него избавился при помощи злобы в своём сердце, при помощи ненависти на всё и вся – «ведь так несправедливо устроен этот Мир, куда не посмотри, что все эти глупости, про Бога и про законы, есть всего-лишь фикция для дурачков, которые в это верят. Мысль про Бога сама зашла ему в ум и он не удивился ей – откуда приходят такие мысли даже самым заядлым взрослым атеистам – это вопрос.