В старинном районе Абанотубани, с которого, по легенде, и начался весь Тбилиси, пахнет сероводородом – здесь стоят знаменитые серные бани с круглыми куполами, да еще недалеко на поверхность выходит единственный незакрытый источник. Запах специфический, но если решиться и зайти в баню, окунуться в бассейн с обжигающей водой, разрешить отполировать себя мочалкой, облить мыльной пеной, и снова погрузиться в бассейн, то запах отходит на второй план и уже почти не чувствуется. Серой иногда пахнет и в тбилисском метро – наверное, подземные воды где-то на той же глубине. А еще там пахнет, как ни странно, метро. Шпалами, рельсами, поездами, прохладными мраморными вестибюлями – той самой смесью запахов, знакомой каждому, кто был в “нашей” подземке.

У маленькой пекарни, что потерялась в переулках, пахнет по-разному. С утра – мукой, которую здесь взбивают в чане, мягкую, белую, воздушную, зарывшись в нее руками по локоть. После обеда от дверей тянет жаром – греется тонэ, раскаляются внутренние глиняные стенки врытого по пояс в землю каменного колодца, на которые и прилепят сырой лаваш. А к вечеру, часам к пяти, вокруг пекарни разлетается самый аппетитный, самый настоящий запах свежеиспеченного грузинского лаваша, “шотис пури” или просто “шоти” – пористого, чуть резинового, горячего, с хрустящими ручками. Шоти раскупают и несут без пакетов – в руках, стопкой положив друг на друга. К ужину!

А если выехать за пределы города, узнаешь и другие запахи. На Военно-Грузинской дороге, что ведет из Тбилиси в Казбеги и дальше, на границу, пахнет свежестью и снегом – он лежит здесь даже в мае, а может, и дольше.

Где-то между Телави и Куарели в приоткрытое окно летит деревенский запах: разогретых солнцем лугов, овечьей шерсти, медового разнотравья. Через дорогу медленно переходят коровы.