В своих мемуарах Наполеон напишет, о войне 1812 года, что дороги, холод и голод погубили французскую армию. А мы додумаем, тактика и стратегия русского полководца превратила блиц поход Наполеона в проигранную затяжную баталию.
Он, мечтающий о сражении, преследующий исчезающую русскую армию, постепенно продвигался вглубь страны. Мог ли он тогда предположить, военный стратег, не знающий поражений, что его легендарной, изнуренной этим походом армии, превратившейся в кочевой табор, предстоит возвращаться именно этой разоренной и усеянной трупами дорогой. Из воспоминаний участников событий народное ополчение и партизанские отряды наводили ужас на деморализованных французских солдат. Лес за секунду выпускал из себя сотни бородатых неистовых людей, вооруженных топорами, вилами, палками, одержимых в своем намерении истребить чужеземцев.
Михаилу Илларионовичу судьба уготовила великий жребий – прогнать с русской земли неприятеля. Проведя всю свою жизнь в военных походах, он нехотя преследовал отступающую армию Наполеона. Император Александр I был непреклонен, во что бы то ни стало, желал добиться отречения Наполеона.
Десятое апреля 1814 года, в день православной Пасхи, в Париже, на площади Согласия, после праздничного богослужения, по велению императора Александра I, многочисленные французские генералы и маршалы толкая друг друга, прикладывались к золоченому православному кресту. Но этого светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев – Кутузов – Смоленский уже не увидит. В возрасте шестидесяти восьми лет, в тысячу двуустах километрах от Парижа, в местечке Бунцлау, скончался простуженный в изнурительном военном походе пожилой человек, выдающийся Сын своего Отечества.
Сестры
Когда он узнал, что у его матери была родная сестра, которую отдали в детский дом, он сначала не поверил. Отец рано умер, а мать в последние годы стала часто выпивать. Она доказывала ему, что всё это правда, что так и было. «Да, откуда ты это знаешь?» – возражал он. Бабушка перед смертью достала фотографию двух девочек в неказистых одежках, очень похожих друг на друга. Одна была постарше и постройнее. Придерживая младшую сестричку, она обнимала её за пухленькое плечико. Мать принесла деревянную шкатулку, в которой хранились документы. В свидетельстве о смерти бабушки действительно покоился снимок прошлых лет. Он смотрел на старую, уже хорошо ему знакомую, выцветшую фотографию и не понимал, да как, же так можно, по-живому.
– Но зачем, кому пришла в голову эта чудовищная мысль?
– А что было делать? Доходов в семье особых не было. Отец работал слесарем. Мама торговала на рынке какой-то утварью. Потом она заболела. Хозяин взял другого продавца. Они голодали.
– И что? Детей в детдом сдавать?
– Там хотя бы оденут и накормят. Игрушки, постель чистая.
– Ты себя слышишь? Какая постель, какие игрушки? От тоски помрешь.
– Она не умерла. Её сразу удочерили.
– Откуда ты знаешь?
– Отец не выдержал. Маялся, маялся, а потом пошёл её забирать обратно. Не успел.
– Что нельзя было найти? Надо было искать.
– Он искал, долго искал. Потом запил. Понимаешь, когда из детского дома усыновляют, то ничего никому не говорят, тайна.
– Это она мне теткой была.
– Почему была, есть, наверное. А если детей родила, то и братья и сестры у тебя есть.
– Ты ничего о ней не знаешь? Она не искала родителей?
Он взял старые фотографии и стал их внимательно рассматривать. Среди них ему попалась фотография матери в молодости. Красивая, смеющаяся женщина с вьющимися по плечам волосами.
– Ты вон смеешься, а её может и живых-то нет.
– Не смотри на меня так. Я то, по-твоему, в чем виновата. Всю жизнь впроголодь жили, в обносках чужих. А она там в своей Америке, с чего ей помирать?
– Как в Америке?
– Очень просто. У них там детских домов нет, своих сирот не хватает, вот, они к нам и ездили за детьми.
– Сколько было передач о том, как эти дети там мучились.
– Ну, может, кто и мучился. А мы что ж не мучаемся?
– С чего ты взяла, про Америку?
– Тетка потом одна проболталась, которая в опеке работала. Гуляет там себе по Монмартру.
– Монмартр к Америке никакого отношения не имеет.
– Да ну и что, всё одно заграница.
Он снова взял фотографию двух прижавшихся друг к другу маленьких девочек, пытаясь понять, которая из них его мать. Наверное, старшая. Маленькая хотя бы ещё не совсем понимала, что происходит. Такая пухленькая, улыбчивая, конечно, сразу усыновили.
– Ты скучала без неё.
– Без кого?
– Без сестры.
– Я её почти не помнила, так смутные воспоминания какие-то. Да она вообще очень странной была. Сны всякие видела, котов бездомных лечила. А потом, не за долго как её отдали, совсем разговаривать перестала.
– Почему? Что говорили врачи?
– Да я почем знаю. Не хотела и не разговаривала.
Он опять взял в руки фотографию. Старшая девочка по его ощущениям была школьницей.
– Сколько тогда тебе было лет?
– Не знаю, год, может больше.
– Так вы что, отдали…
Виктор Стажков не смог договорить. Мать, сложив руки, сидела неподвижно. Страшно представить, не укладывалось в голове у него, у взрослого мужчины, скупого на сантименты, как эта маленькая серьезная девочка, всё понимая и чувствуя, при живых родителях в одночасье стала сиротой.
Сегодняшний день
Любовь – это когда кто-то
может вернуть человеку самого себя.
Рэй Брэдбери
Вот оно, рано или поздно это должно было случиться. Степан Кузьмич сидел за столом своего кабинета без желания малейшей попытки, что-либо предпринять. В тридцати километрах от города был обнаружен труп женщины с обезображенным лицом. Рост, цвет волос и описания пропавшей Рагны Волошиной, как нельзя, кстати, подходили к этой страшной находке. Кошкин понимал, надо набраться сил и позвонить её мужу. И никак не мог решиться. Он смотрел на экран своего телефона, подперев подбородок рукой. Вот было отважился, взял телефон, мысленно подбирая слова, при помощи которых ему предстояло второй раз сообщить человеку о смерти его жены.
Встречаются представители человечества утопически мыслящие о своем вселенском могуществе. Убежденные в безграничной силе своего разума над абсолютом. Но есть единственный путь, который мы в большинстве своем не выбираем, это последний рейс души, организованный всевышним. И до этого времени, можно строить планы, пересаживать себе донорские сердца, властвовать, обманывать и обманываться,… но однажды небесный диспетчер объявит посадку вопреки всему материальному и разумному.
Степан Кузьмич решительно взял телефон, и он внезапно ожил мелодичными звуками музыки Алексея Рыбникова из кинофильма «Тот самый Мюнхгаузен». Посмотрев на экран и на имя звонившего, сыщик подумал: «И то верно. Такое надо сообщать, находясь рядом с человеком, так оно как-то по-людски».
Никос встретил его уже на улице. Он был нервно возбужден. Подойдя к Степану Кузьмичу, без приветствия, он взял его за рукав пальто, как-будто они не расставались так надолго.
– Поехали, поехали скорее! Тут недалеко.
– Вы уже знаете?
– Да, что же вы медлите?
Сыщик никак не мог сориентироваться, как могла так быстро просочиться эта конфиденциальная информация.
– Кто вам сказал?
– Позвонили. Да садитесь в машину вы, наконец.
Они ехали молча. Степан Кузьмич уже не задавал никаких вопросов. Никос, сосредоточенно думал о чем-то своём, нервно отбрасывая со лба длинную челку. За последнюю неделю он сильно похудел. Его аристократическое лицо осунулось и приобрело равномерную бледность. Контраст которой с темными кругами под глазами, отражал внутреннюю муку и смятение духа. «Должно быть, всё к лучшему» – думал сыщик. Ему теперь не надо подбирать слова, и причинять боль этому человеку. А может всё ещё и обойдется, мало что ли людей, похожих друг на друга? Машина свернула совсем в другую сторону.
– Мы едем не туда.
Никос сразу не понял, что именно от него хотят, не предавая значения замечаниям сыщика.
– Мы едем не туда.
– Туда.
– Не спорьте, я лучше знаю. Нам надо ехать в другую сторону. Там за развилкой, чуть проедете, и будет морг, в котором она находится.
От резкого торможения машины у Кошкина оборвалось всё внутри. Он посмотрел на Никоса и понял, что тот ничего не знает.
– Вашу жену нашли…
– Нет.
Костяшки пальцев художника, которыми он крепко сжал руль автомобиля, точно спасательный круг, побелели.
– Простите. Тело женщины, по описаниям похожей на вашу жену сегодня утром нашли…
– Сегодня утром…Она в больнице. Мне позвонили. Сегодня утром я с ней говорил. Я слышал её голос. Это Рагна.
– Что она вам сказала?
– Практически ничего. Одно слово, привет.
– Послушайте Никос, дорогой мой человек, вам надо успокоиться. Давайте, я поведу машину. А вы мне всё спокойно ещё раз расскажете.
На случай нервного срыва или просто приступа усталости у Степана Кузьмича были свои аленкины подсластители, так их называла его Евдокия. Сыщик достал из своей папочки две маленьких шоколадки «Аленка». Развернув свою, с удовольствием стал сосредотачиваться на маленьких кусочках и внутреннем спокойствии.
– Послушайте, Никос, мне бы больше всего сейчас хотелось, чтобы эта женщина в больнице, оказалась вашей женой, но…посудите сами, вы так мечтали слышать именно её голос. Что она вам сказала? Всего одно лишь слово. Информация о том, что у вас пропала жена, звучит из каждого утюга, это не обсуждает только ленивый. Я бы не хотел чтобы…
– Я вас очень прошу, пожалуйста, отвезите меня сначала в больницу.
Они ехали совершенно в другом направлении от неопознанного тела. Реальность происходила точно по написанному кем-то свыше сценарию. Все знали свои роли, но парадоксально находились не в то время и не в своем явлении. И становилось очевидным, что эта самая реальность неукоснительно выходила из-под контроля.
– Остановите, пожалуйста.
Сыщик затормозил. Никос пристально разглядывал здания за окном машины.
– Что-то случилось?
– Кажется, там продают цветы.
Степан Кузьмич вспомнил, как однажды во времена своей юности оборвал всю клумбу, отправляясь на свидание к своей Дуне. Как потом им пришлось убегать, так как в их стране советских социалистических республик по вечерам по улицам города дежурили патрули.
Никос вернулся с огромной охапкой цветов, которую он еле удерживал в руках. Вероятно, он купил все розы, которые были в этом маленьком магазине. Они отливали разными цветами от бело-розового до темно-бордового, были разной длины и формы. Действительность, растворяясь в тонком, сладком цветочном аромате, словно ниточка песочных часов, пропускала время в другое измерение, в котором ты был молод и безгранично счастлив.
Глядя на художника, Степан Кузьмич подумал, что такая вера вероятно доступна только избранным. Может быть потому, что им больше чем другим открыто будущее, или они так светло любят, что по-другому даже не мыслят.
В больнице их ждали. Дежурный врач накинул Никосу на плечи халат и проводил до палаты. Степан Кузьмич остановился. Он стоял в окружении взволнованных людей в белых халатах. Из палаты не было слышно ни малейшего звука.
Сыщик подошел совсем близко, постоял ещё немного, прислушиваясь, и приоткрыл дверь.
Она спала, женщина с золотыми волосами.
Их разделяло пространство вытянутой руки всё усыпанное яркими цветами.
А он стоял на коленях, закрыв глаза, и одними губами благодарил Господа за свой сегодняшний день.
Ангел
Поступки обладают силой,
особенно когда тот, кто их совершает,
знает, что это – его последняя битва.
В действии полном осознанием того, что это
действие может стать для тебя
последней битвой на земле,
есть особое всепоглощающее счастье.
Карлос Кастанеда
Она открыла глаза… Высокий белый потолок, серо-зеленые стены. Рассмотреть, что находилось по сторонам, не представлялось никакой возможности. Всё, что было доступно, в полном отсутствии понимания происходящего, это чужой, нависающий над блеклыми стенами потолок. Почему чужой? Нет ответа. Может потому, что она не хотела иметь ничего общего с этим местом, в котором оказалась.
Женщина закрыла глаза и практически сразу услышала шаги и громкие голоса: «она пришла в себя». Пришла в себя, откуда? В коридоре звонкий девичий голос сообщал какому-то Андрею Григорьевичу, что женщина из седьмой палаты пришла в себя. Женщина из седьмой палаты, это, наверное, о ней? Вот что значит пришла в себя, она в больнице.
Сознание, как карусель, прокручивало какие-то образы и сюжеты совершенно не связанные друг с другом. Ей, по крайней мере, так казалось. Их невозможно было рассмотреть и осмыслить. Тело не слушалось. Очень аккуратно скользя деревянными, от длительного отсутствия движения пальцами по простыне, она дотронулась до лица, увидела свою руку с обручальным кольцом на безымянном пальце. Стало так странно наблюдать за алебастровыми пальцами с некогда покрытыми фиолетовым лаком ногтями. Поднять руку вверх не удалось. Боль от плеча вонзилась куда-то в область затылка. Она была такой силы, что перехватило дыхание. Как трудно дышать. Она попыталась дотронуться до горла. С первого раза не получилось. Что это? Шею плотно сковывало жесткое кольцо, подпирая своим выступом подбородок. На мгновение ей показалось, что именно эта конструкция как магический крюк удерживает её непослушное и ставшее чужим тело, не давая возможности рассыпаться на отдельные составляющие.
Она открыла глаза и увидела наклонившегося к ней темноволосого мужчину в белом халате.
– Как вы себя чувствуете?
– Кажется, чувствую.
– Вот и чудесно.
– Где я?
– В больнице, пошла вторая неделя. Мы уже начали волноваться. Лежите тут у нас как сказочная спящая красавица – златовласка и не хотите просыпаться.
– Вторую неделю?
– Так точно.
– Что со мной?
– Вы ничего не помните? Воспаление легких и компрессионный перелом позвоночника. Вас нашел на дне оврага наш егерь. Поблагодарите его, когда поправитесь. Если бы не он…
– А я поправлюсь?
– А как же? Теперь уж непременно, не сомневайтесь, если вы с такими травмами выжили, не замерзли и спасителя своего дождались. Вы помните, как вас зовут?
– Меня зовут…
Голос женщины стал глухим еле слышным. Андрей Григорьевич наклонился к самым губам больной.
– Меня зовут Ангел..
– Как?
– Ангел..и..
– Да, оно конечно, тут без ангелов никак. Поспите, а завтра поговорим. Умница вы наша, справилась, выкарабкалась, молодец.
Сознание возвращалось светлыми мазками воспоминаний. Мама и папа, Никос, фотография двух маленьких девочек, трогательно обнимающих друг друга. Она не понимала, как так могло произойти. Бабушка и дедушка, по маминой линии ей оказывается не родные. Когда-то из заснеженной России они привезли девочку, её маму и удочерили. А потом долгие годы, до самой собственной смерти любили её как свою единственную, родную дочь.
Рагна вспомнила, как ей пришлось для своего успокоения, ехать в Америку, туда, где они жили до переезда в Исландию. Как по крупицам она собирала прошлое своей матери, представляя себя маленькой девочкой в чужой стране. Как часто во сне она видела эту не знакомую и такую родную девочку в стареньком, застиранном платьице, почему-то не желающую ни с кем разговаривать. Какой-то белый дом, полный детворы и серьезных малочисленных взрослых. А вокруг росли белые тонкие деревья с черными поперечными черточками на стволах.
Россия такая непонятная для многих, была ей знакома, возможно, генетической памятью предков. Почему она не умерла? Не замерзла в этом овраге? Как вообще её, занесенную снегом, смогли найти? И зачем, зачем?! Она никак не могла осознать, зачем ему, брату, понадобилось убивать её?
Какой прок был Виктору от её смерти?
Круги (из дневника воспитателя)
Твой новый год по темно-синей волне средь
моря городского плывет в тоске необъяснимой,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
Иосиф Александрович Бродский
У педагогов, как и у врачей, есть темные страницы профессии, которые страшно перечитывать. К ним даже страшно прикасаться. Но ты знаешь, помнишь, что они существуют. И как бы ты не оправдывал себя мысленно, страшно до исступления, до опустошающего бессилия, до немоты.
Первое побуждение, непреодолимый порыв помочь, спасти. Кажется, ты можешь, нет сомнений, ты, безусловно, сможешь. Потом действие на пределе возможного, безысходность замораживает мысли. Круги ада по поверхности земли. Обессилено констатируешь с горечью тот факт, что всего лишь простой смертный и божественное, увы, не под силу. Смирись, выдохни, опусти руки и молись. Это всё, что из высшего тебе доступно. И возможно это и есть спасение.
Она была красивой спортивной доброй девочкой. В детский дом Саша попала в восьмом классе. Родители умерли. Бабушки, прабабушка, дяди и тёти приняли такое решение. За всю свою долгую жизнь в профессии таких спортивных девочек я почти не встречала. Вернее сказать их всего было две. И обе бегали так, что тренер секции легкой атлетики школы олимпийского резерва, пророчила им большое будущее. Худосочные, упрямые, целеустремленные, они словно были созданы для спорта.
Саша окончила музыкальную школу и девятый класс общеобразовательного физико-математического лицея. И сразу после выпускного за нею приехали родственники из Кисловодска. Черные смоляные густые волосы, длинное нежно бирюзовое платье с золоченым поясом. Счастливая, красивая, вся жизнь впереди. Мы обнялись и простились.
Не могу сказать точно, сколько прошло лет. В этом вздрагивающем, иссохшем, сгорбленном теле я не сразу разглядела её. Наивные, без всякой надежды мы пытались спасти её душу, истязая собственные.
В Саудовской Аравии за распространение наркотиков публично обезглавливают. В Китае – пожизненное заключение и смертна казнь. Сколько стран ведут борьбу спасая свои народы, Объединенные Арабские Эмираты, Индонезия, Иран, Ирак, Египет Малайзия, Сингапур, Вьетнам, Таиланд, АОЭ, Южная Корея, Турции, Япония, Нигерия. На Филиппинах существуют «эскадроны смерти», которые преследуют наркодилеров и наркоманов.
Эту страшную войну мы проиграли.
Может прав доктор медицинских наук, известный астролог Сергей Дмитриевич Безбородный, говоря о том, что каждый раз, когда человек принимает наркотические вещества, получает наркоз душа, нехотя покидая тело. И путешествуя в иных мирах, испытывая состояние полета ей всё сложней возвращаться. Наступает момент времени, в котором она категорически отказывается вернуться. И когда у неё лопнет терпение, не знает никто. Обычный день, стандартная доза станут последними. Причина смерти «переутомление души», а не «передозировка» тела.
Я понимаю, что эти страницы, эти люди, на судьбу которых мы не можем повлиять, выходят, как сказали бы индусы за пределы нашей кармы. И они приходят в эту жизнь за своим собственным опытом, который нам не дано отменить.
Нам не дано стать для них ни светом, ни маяком. Они как сорвавшиеся со своих орбит стремительные метеориты несутся, неминуемо разрушаясь. Это их судьбы торчат в наших сердцах вечной занозой, не давая нам возможности забыться и успокоиться, превратившись в счастливого обывателя.
Черная Мария
Будущее – это то, навстречу чему каждый
из нас приближается со скоростью шестьдесят минут в час.
Клайв Стейплз Льюис
Степан Кузьмич открыл дверь собственным ключом, чтобы не беспокоить жену. В отдаленном аромате хвои на него тут же нахлынули гастрономические запахи почти уже готового холодца. Супруги Кошкины каждый год ставили и украшали ёлку. Сначала делая это для детей, потом для внуков. С годами они продолжали эту традицию, сперва по привычке, затем просто для радости бытия. Разноцветные огоньки на ёлке бежали, догоняя друг друга, приближая новогодний праздник. Степан Кузьмич сидел в кресле в полумраке комнаты, точно дед мороз, опоздавший на свою быструю тройку. Успеть в срок к новому году шансов у него не было практически никаких. Евдокия, наконец, обнаружила притихшего мужа.
– Степа, ты, что ж в темноте сидишь, задремал?
– Думаю, вот что бы делал дед мороз, если бы лишился своих лошадей?
– Велики думы, по-другому бы добрался.
– По какому по-другому? У него ничего нет, ни ковра самолета, ни даже на худой конец лыж каких-нибудь маломальских.
– Свистнул бы и всё.
– В каком смысле всё.
– Степ, давай мой руки, будем ужинать. Всё в том смысле, что все бы ждали, пока дед до нас доберется. Он же волшебник, чего нибудь сообразил бы.
Голос жены уже раздавался из кухни. Оно конечно, волшебникам проще простого. Свистнул и дело в шляпе. Степан Кузьмич включил свет и перед собой на журнальном столике увидел несколько тетрадных листочков, исписанных подчерком жены.
– Дунь, а что это ты тут пишешь такое? Черная Мария, кто это?
Жена вернулась в комнату, уже облаченная в передник. Сначала рассмеялась, а потом с серьезным видом отобрала исписанные листочки.
– Пойдем, там всё уже стынет. Это я конспектировала, чтоб ничего не перепутать. Я тебе сейчас всё расскажу.
На кухне Степана Кузьмича поджидало сокрытое от глаз сыщика под сырной корочкой мясо по-французски. Многослойное блюдо уже имело продольные надрезы для удобства употребления. И Степану Кузьмичу ничего не оставалось, как преступить к трапезе и внимать рассказу жены о пророчествах черной Марии.
– Ну вот, Степа, слушай. Была передача про одну ясновидящую, которая тоже оставила дневники, которые были признаны важными историческими документами, между прочим. Но прочитать их невозможно.
– Почему, они зашифрованы?
– Ничего не говорилось про шифр. Эти дневники были переданы в государственный архив, где они и хранятся с пометкой «совершенно секретно».
– Да, нам ещё несказанно повезло. Продолжай.
– Она когда родилась, эта Мария, сразу было понятно, что-то не то. Мать как её увидела, тут же с криком упала в обморок.
– Что так?
– Представляешь, одна нога младенца была намного короче другой, плечи тоже были на разных уровнях. У девочки были длинные черные, смоляные волосы и полный рот острых зубов. Да ты ешь, Степ, не принимай всё близко к сердцу. Звали её Марией Ленорман или просто черной Марией. Она предвидела, что трижды на неё будет покушение. Первый раз в воде, второй раз в огне, а третий раз её задушат маленькой черной подушкой, которую она часто держала в руках, зная её кармическое предназначение.
– Сбылось?
– А то, первый раз она зацепилась корсетом о корягу и только поэтому не утонула. Второй раз, её дом поджег отец её возлюбленного, который не одобрял выбор своего сына.
– Это ж надо как он его не одобрял.
– В этом пожаре задохнулся его сын, а обезумевший от горя отец спас ненавистную женщину и признался ей в том, что совершил. Прям как у тебя, Степ, подожгли её дом. А в третий раз, она отпустила служанку, сама открыла дверь и впустила своего убийцу. Вот, такой исторический персонаж.
Степан Кузьмич приступил к десерту. В отличие от предыдущего блюда он был прост, золотист и благоухал яблоками. Откусывая посыпанную сахарной пудрой шарлотку, уточнил.
– Что ещё предсказал этот твой исторический персонаж?
– А вот много чего. Людовику шестнадцатому, например и Марии-Антуанетте, она предсказала страшную смерть на эшафоте. Марату и Робеспьеру, тоже предсказала гильотину. За это пророчество Робеспьер упек её во французскую тюрьму. После его смерти, её выпустят и даже назначат пенсию, как пострадавшей. Затем она откроет свой салон мадемуазель Ленорман. Именно туда приедет ещё никому незнакомая Жозефина Богарне. Ленорман проколет ей палец, выдавит каплю, крови в сосуд с водой и по кровавому рисунку на поверхности воды предскажет ей мужа императора, французский трон, предательство и развод.
– Не понятно, у жены Наполеона была такая знакомая предсказательница, она не могла предупредить её мужа, что поход в Россию не лучшая мысль, не дающая покоя императору.
– А кто тебе сказал, что она его не предупреждала. Он даже её из Франции выслал за предсказания, которые его не устраивали.
– Да, нелегок хлеб ясновидящих.
– Она начинает тяготиться этими своими способностями. Решает прекратить говорить людям правду. Но после поражения Наполеона Александр I, прогуливаясь по улицам Франции, с Жозефиной тоже посещает салон Ленорман.
– И этот туда же.
– Разложив карты, она предлагает русскому императору два варианта его судьбы. В том случае если он оставит трон, то проживет долгую жизнь. Если же нет, страшная смерть настигнет его в ближайшее время.
– Смерть от брюшного тифа в Таганроге?
– А может быть и не смерть вовсе? Уж очень вовремя в это время, как-будто из неоткуда в Сибири возникает загадочный старец Федор Кузьмич.
– Не факт.
– Пусть так. Не только Александр I тогда посетил черную Марию. Были у ясновидящей также Сергей Муравьев Апостол и Павел Пестель. Ленорман посмотрела в хрустальный шар и увидела там страшное будущее двух молодых господ. Виселица на площади, люди одетые в белые балахоны с петлями на шеях. Она шепчет: «Вас принародно казнят через повешенье». На что Муравьев Апостол весело и беззаботно возразит: «Вы заблуждаетесь мадемуазель, в России не казнят людей дворянского сословия». Но черная Мария бесцветным голосом оракула ответит: «Значит, для вас, сударь, сделают исключение». Степ, утомила я тебя своими рассказами, да ещё и за ужином.
– Да что ты, Дуняш, очень даже интересно. А твою стряпню испортить ничем не возможно. Я к этим тайным знакам и предсказаниям, в последнее время почти привык. Что там, всё рассказала?
– Почти. Дальше уже ничего интересного. Тяжело было бедной женщине людям такие страсти про них самих говорить. Но они не оставляли её в покое. Все хотели знать, что их ждет. Известный композитор Россини умолял разложить её знаменитые карты прямо на нотной партитуре.
– И что на этот раз?
– А всё тоже. Она ему предсказала, что он больше не напишет ни одной оперы и найдет свою смерть в Париже.
– Вот что им всем в неведенье не жилось? Он больше действительно ничего не написал?
– Ничегошеньки и умер в Париже в ужасных мучениях от ожирения.
– Дунь, ты знаешь, что я думаю?
– Что?
– Надо прекращать наедаться на ночь. Или хотя бы сладкое исключить.
– Да ну тебя. Ещё этот писатель был у неё французский, как его, забыла.
– Что он написал?
– Да много что написал, Оноре де Бальзак, вот. Научите меня, говорит он ей гадать на кофейной гуще.
– Научила?
– Да, не к чему уже было.
– Что так?
– Она ему предсказала, что он женится и в аккурат после свадьбы умрет. Он женился на иностранке и тут же помер, хотя был абсолютно здоров. Может и эта твоя пропавшая женщина, напредсказывала страстей житейских. Кому ж такое слушать понравиться?
– Может и напредсказывала. Знание будущего не делает людей счастливыми. «Нервно думая о будущем, люди забывают о настоящем, так что не живут ни в настоящем, ни ради будущего. Они живут так, как будто никогда не умрут, а когда умирают, понимают, что никогда и не жили»
– Степа, да что ж ты такое говоришь? Да ну их…что за мысли.. Я тебе сейчас такое какао сварю, как ты любишь с пенкой. Вот я, глупая.
– Да это не я Дуняш, это Конфуций.
Степан Кузьмич обнял за талию не на шутку расстроенную жену. От её передника пахло уютом и домашними пирожками.
– «Счастливого человека очень просто узнать. Он словно излучает ауру спокойствия и тепла, движется неторопливо, но везде успевает, говорит спокойно, но его все понимают. Секрет счастливых людей прост – это отсутствие напряжения».
– Конфуций?
– Ага, он.
Кровь не водица
– Как вы узнали, что Ангелина Волошина жива и где она находится?
Прошло две недели с момента их встречи. Степан Кузьмич смотрел на красивую женщину и диву давался, как это он сразу не заметил этот опасный огонек темных, как омут глаз. Может, он просто всё это про неё придумал. Сутулясь, опираясь двумя руками на край стула, на котором сидела, она, вздрагивая, качала неестественно головой. Черные, смоляные волосы были небрежно затянуты в пучок на затылке, делая сходство подозреваемой с хищной вороной правдоподобным.
– Это всё он, Виктор. Почти каждую ночь во сне она просила его о помощи. Его одержимость её спасением становилась невыносимой. Не было сил слушать, что её надо найти, что он обязательно это сделает, чего бы это ему не стоило.
– Он приходил к вам домой?
Подняв голову, она пристально посмотрела сыщику в глаза.
– Скорее не уходил. Раскис как слякоть, под ногами. Целыми днями рассказывал мне какой необыкновенной и неповторимой женщиной была его жена.
– С этим трудно не согласиться.
– А мне всё равно. Если она такая прекрасная, так пусть отдыхает с такими же, как она праведниками. И не смотрите на меня так, будто мы на страшном суде.
– Ну, это всего лишь вопрос времени. Вы же не баба Яга, хотя очень похожа.
Не пытайтесь меня унизить или сделать больно. У меня хороший иммунитет.
– Ненависть?
– Да что вы обо мне знаете, умник?
– Достаточно для такого сравнения. Так, значит, от Виктора вы узнали, что Ангелина Волошина жива и находится в больнице.
– Да, кровь не водица.
– Чья кровь? Поподробнее.
– Так вы что, ничего не знаете? Умора. Чем вы вообще тут занимаетесь?
– Вы меня об этом уже спрашивали, забыли? В свой первый визит. Что мы делаем? Спасаем людские души.
– Бред.
– Вы не задумывались, Маша, что бы с вами случилось, не попади вы сюда? Что бы вы ещё могли себе позволить? Какого следующего демона выпустили на волю из своей темницы?
– Не задумывалась.
– Напрасно. Вам бы не поздоровилось.
– Отчего же?
– Посудите сами, Ксении нет, но вы не смогли занять её место, так как это было раньше, в вашем детстве, до того, как она родилась. Что у нас дальше? Виктор Стажков. Вряд ли бы вы заинтересовали его, как женщина. Слишком яркой и светлой была его погибшая жена.
– Замолчите. Я не хочу это слушать!
– Значит, я прав. Дальше, больше. Конечно, что остаётся, довольствоваться ролью жилетки и дружеского плеча. Но, каждый день слушать о прекрасной женщине, которую вы убили собственными руками? Вам не позавидуешь. Так и жизнь опротиветь может основательно.
– А может быть, это со мной уже давно случилось? Лучше бы ничего вообще не было.
– Что вы имеете в виду?
– Всё…ничего не хочу, ничего.
Она закрыла глаза и плотно сжала губы, ведя свою ожесточенную борьбу с несправедливой судьбой. Ненависть, опасное оружие, испепеляющее человека дотла. От яркой вспышки до тлеющего уголька, она погружает его душу во мрак пепла.
– Вы не пробовали прощать.
– Пробовали. Я всё свое детство и юность только и делала, что пробовала. Надоело. Устала. Да кому оно вообще надо это моё прощение? Молчите? Всё, хватит, спрашивайте, что хотели.
Степан Кузьмич, в очередной раз, расшевелив улей человеческой души, не смог отойти в сторону. Оголенные нервы, точно струны, звенели в каждом звуке её голоса. Спасатели? Да, нет, скорее санитары, твердящие букву закона вместо клятвы Гиппократа.