Торанго поклонился в ответ.
Орден святого Реска. Еще одно его детище. Он разрывался когда-то между орденом и Лонгви. Тогда выбрать не смог. А сейчас… выбрали за него.
И были парламентеры. И генерал ресканцев, глядя куда-то в переносицу Торанго, говорил, как по бумаге читал:
– Ваши традиции не позволят вам драться с орденом. У нас таких традиций нет. Лонгви обречен, Торанго, и не стоит продлевать агонию.
«Лонгви обречен, – говорили глаза генерала. – Простите меня, сэр Эльрик, я помню, вы – мой наставник, и я помню, что именно вы учили нас быть прагматиками. Что произошло, сэр Эльрик? Как случилось, что мы стали врагами?»
Случилось.
– Шефанго не будут драться с орденом святого Реска. – Торанго был безукоризненно вежлив и бешено-спокоен. – А у лонгвийцев нет таких традиций.
– Что ж, у вас был шанс уйти достойно.
«У вас он еще есть, мальчик…»
Нет. Эти не уйдут. Убежденные в том, что воюют с врагом, настоящим и страшным врагом, пособником Сатаны, они не отступятся. Дети. Так легко и сразу поверившие в то, что их бывший генерал – убийца, предатель, сумасшедший.
А чего ты хотел? Разве не этого добивался, убивая обоих пап, рассыпая по землям людей страшные семена Черных обрядов, заражая слабых духом тягой к чудовищной власти над беспомощными, распятыми на алтарях жертвами? Ты сделал все, чтобы стать им врагом. О чем сейчас жалеть?
Жалеть было не о чем. Не время. И не место. Драться нужно было. Лонгви штурмовали не только ресканцы.
Город держался. Непонятно на чем, неясно какими силами, но город держался. Под стенами стояли войска четырех государств, но Лонгви не сдавался, отражая штурм за штурмом. Люди гибли.
– Женщинам и детям нужно уходить.
– Мы не уйдем, Торанго.
– Ненормальные.
– А сам-то! Простите, ваше величество.
Внешние укрепления были взяты. Защитники отступали, оставляли Белый город, сияющую солнечную сказку. Дрались за каждый дом. Каждый шаг осаждающих оплачивался кровью. Белые камни, забрызганные грязью. Кровь очень быстро становится неотличима от грязи. А тела – от мусора.
И с высоты второго кольца стен, стен, ограждающих Новый город, то, что было городом Белым походило сейчас на смердящую помойку.
– Торанго, – командиры ополчения собрались вместе. – Нужно жечь.
Сердце ухнуло в гулкую ледяную пустоту. Жечь. Своими руками уничтожить то, что создавалось так долго и с такой любовью.
– Ну, так вперед. – Боги, что за улыбка сейчас кривит его губы? Неужели такая же страшная, как гримасы на лицах ополченцев.
И жгли. Пламя пожирало даже камень, черный дым висел над Белым… да какой там Белый? Серый, мутный, погибший, гниющий… Сказка, разбитый хрустальный шар, стон ударенной о камень драгоценной скрипки…
Жгли вместе с теми, кто вошел в Белый город, рассчитывая закрепиться там. Ресканцы оказались умнее своих союзников, и не стали спешить с переноской лагеря.
А потом снова штурмы. Бесконечные штурмы. И снова гибнущие люди. Защитники города, который все равно был обречен. Бессмыслица какая, Боги!..
Отступили в Средний город. Кольцо стен вокруг него куда как меньше. Сужается радиус. Но защитников хватает в обрез. Сколько их погибло, лонгвийцев, мирных, не умевших воевать, заботившихся лишь о своем кармане… и о своем городе.
А Новый город горел. Полыхал. Казалось, что камень кричит от боли, пожираемый страшным, неугасимым пламенем. Лопались узорные мостовые. Скрючивались в пламени деревья. Черный дым пожарищ. Страшная, выжженная земля там, где были сады, парки, школы, детские площадки. Сожгли всё. Своими руками уничтожили собственную сказку.
– Торанго, скоро бал.
– Что?!
– Бал у губернатора, Торанго. Традиция.
– Вы что, с ума посходили?
– Традиции – основа благополучия.
Да какие тут могут быть традиции? У лонгвийцев-то! Без году неделя, как придумавших себе этот самый бал у губернатора. Ну да, было что-то такое. Его даже исправно приглашали. И он исправно отказывался. Потому что, как ни крути, а не пристало Торанго появляться на празднествах столь смешного масштаба.
Бал. В осажденном городе.
– Действительно. Основа благополучия. Возьмите людей на подготовку. Женщин и мелкоту со стен пошугайте. Носятся, чтоб им!
– Как скажете, Торанго.
К слову сказать, «мелкота» тоже была полезна. Но каждая смерть ребенка казалась катастрофой. На Ямах Собаки детская жизнь ценилась дороже, чем сотня взрослых.
И был бал. Праздник отчаяния. Бесшабашное веселье. И бутылки с вином сбрасывали со стен в руки ошеломленных врагов. Музыка. Фейерверки. Карнавалы на строгих улицах Среднего города. Танцы. Пиры. Война.
А на следующее утро затрубили герольды, вызывая Торанго на переговоры.
– Вот наши условия. – Командующий альбийской армией протягивает свиток пергамента. – Подумайте над этим, Торанго. Мы ценим ваше мужество, но сопротивление бессмысленно.