Read the book: «Кладбище Убитых Надежд. Заглянув за грань…»

Обложка – фотография фотохудожника Бориса Вахмистрова.

Иллюстрации из интернета – с любой лицензией. Сердечно благодарю их авторов!

Контакты для связи с автором:

+7-921-333-59-93

333tasha@mail.ru

© Наталия Журавлева, 2018

ISBN 978-5-4490-5820-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Убить младенца

Над колыбелью молча я стоял.

Рука не поднималась на младенца.

Я к этому так долго шёл, так ждал,

Но жалостью наполнилось вдруг сердце.

Его я ненавижу с юных лет!

Размером с мячик детская головка…

Я умершим давал святой обет!

Подушечка… На ней лежать неловко…

Прорвался я сквозь годы и века,

И от него обязан мир избавить!

И к изголовью тянется рука,

Но не убить – подушечку поправить…

Невинный перед Богом и людьми,

Он мирно спал.

Мне боль терзала душу.

Убить я должен! Должен, чёрт возьми!

Я дал обет! И я его нарушил…

Всё рассчитал, продумал и – успел!

Но я же ненавидел не младенца…

А Гитлер новорожденный сопел,

И жалостью переполнялось сердце.

24.05.2011

Видение

Это было.

Полуявь, а может, полудрёма,

Полусон, а может, полутранс.

Дома я. И всё же я вне дома.

Вижу я десятки разных глаз.

Вижу я расплывчатые лица,

Вперемешку сумерки и свет.

Рыжей тенью носится лисица,

Жирный карлик скалится мне вслед.

Я бреду не по своей дороге,

И одежды не мои на мне…

Не своим путём – тропою многих

Я шагаю в странном полусне.

Жарко. Пот. Разлапистая ёлка.

Отдохнуть бы мне, хотя б часок…

…Джинсы, кепка и моя футболка.

И тропинка. И родной лесок.

Почему-то я не удивилась

Переменам этим ни на миг:

Так моя дорога мне открылась,

Словно чистой истины родник.

Я пошла среди берёзок белых,

Впереди – высокая изба.

Открывала дверь в неё я смело:

Там ждала меня моя Судьба.

А в сенях избы бадья стояла —

Ключевая, чистая вода.

Чудится, я здесь уже бывала.

Может быть, жила я здесь всегда?

От воды мне зубы заломило.

Знаю, только так её и пьют!

А потом в избу я дверь открыла

И вошла в натопленный уют.

Хлеба запах. Печка. Занавеска.

Сквознячок её заколыхал…

Я заволновалась, как невеста,

Словно мой жених меня здесь ждал.

Тихо так. А сердце замирает.

Наполняет душу тёплый свет.

Ветер занавескою играет,

Я за нею вижу силуэт.

Девушка. Обычная, простая:

Сарафан и русая коса.

Только я откуда-то их знаю —

Цвета неба добрые глаза.

Хорошо мне от улыбки светлой,

И в её любви купаюсь я.

Чудо узнавания всё крепло:

Это – ангел. Бабушка моя.

– Милая моя, ну что же,

здравствуй! —

Протянула руку мне она.

И её глаза лучились счастьем,

Потому что я – была нужна!

Ощутила я прохладу кожи

И тепло ладони молодой.

Бабушка… Совсем и непохоже…

Ангел света. И хранитель мой.

– Милая, ну что же ты? – спросила,

И улыбка излучала свет.

– Почему зовёшь меня ты милой? —

Только и могла сказать в ответ.

– Милая… Все люди в мире – ми́лы,

Все достойны света и тепла.

Но от нелюбви они бескрылы.

И меня за плечи обняла.

И пропали стены вдруг и крыша,

Засинело небо надо мной.

Поднимались с ангелом всё выше,

Но без белых крыльев за спиной.

И земля под нашими ногами

Стала таять в сумрачной дали.

Облака летели вместе с нами,

А потом исчезли и они.

Я была – в квартире, на диване.

Я была – в сиянье вышины.

Я была – в клубящемся тумане,

Наблюдала всё со стороны.

Ярко-синий мир, залитый светом:

Только синева и дивный свет,

И любовь безбрежная при этом —

То, чему в миру названья нет.

И горели щёки, а запястья

Сотрясал безумный, жаркий пульс.

Задыхаясь, плакала от счастья,

Умирала от восторга – пусть!

Плакала – на мягкости дивана.

Плакала – парила в вышине.

Плакала – смотрела из тумана.

Все три «я» принадлежали мне.

Всё исчезло: дом, друзья, работа,

Мама, муж… Неважен даже сын.

Лишь любовь и свет – в Эдем ворота!

Но дарован мне был миг один.

О, как умоляла я остаться

В этом чуде истинной любви!

Но пришлось на землю возвращаться,

Чтобы оплатить долги свои.

Мы спускались медленно обратно.

Появились снова облака.

И взмахнули два крыла внезапно

Белого, как сахар, голубка.

Перед нами он играл крылами,

В клюве – яркой зелени росток.

И на землю опускался с нами

Белокрылый лёгкий голубок.

В голове стучало мелкой дробью:

– Задавай вопросы, не молчи!

– Вот… Живот болит! Измучил болью…

– Ты его рукою полечи.

Наложи на боль свою ты руку,

Попроси здоровья от души.

…Наверху не слышалось ни звука.

На земле гудел поток машин…

Я, внизу, измучившись порядком,

Приложила руку к животу

И вздохнула с облегченьем сладко:

Боль ушла, как звуки в пустоту.

Наверху глотала я рыданья:

– Я не знаю, как теперь мне быть?

Как мне жить?! Ответь же на прощанье!

– Жить по правде. Господа любить.

Полутранс, а может, полудрёма,

Полусон, а может, полуявь…

Но теперь была я только дома,

Все три «я» свои в одно собрав.

Было так. Я помню все детали,

Хоть прошло уже немало лет:

Под ногами – сумрачные дали,

Наверху – любви бескрайней свет.

18.11.2011

Гостья

– Ну, что стоишь, костлявая? Входи.

Поставь косу, садись к огню поближе.

У, как хрипит и булькает в груди!

Сдаётся мне, зимой сосульки лижешь?

Ах, скверно, скверно… Больно ты тоща!

Одета бедно, по́лы нараспашку…

Эх, жаль, мы не оставили борща!

Да ничего, найдём бульона чашку.

Чего глазеешь? Встать мне помоги.

Уж извини, не звать же в ночь прислугу!

А мне одной на кухне не с руки.

Придётся нам с тобой помочь друг другу…

Ох, рубище! Знать, с нищего плеча?

Что, плохо в вашем ведомстве с одёжкой?

Держи бульон-то… Чашка горяча!

Не обожгись, хлебай-ка лучше ложкой.

А хочешь, водки я плесну глоток?

Пользительно от хвори, за обедом.

Гляди, уснула! Ну, поспи чуток…

Давай-ка я тебя прикрою пледом.

Умаялась… Пора бы на покой:

Исхожены, поди, уж все дороги!

А пыжится! Ходила бы с клюкой —

Глядишь, и меньше б к ночи ныли ноги…

Нет, эти бесконечные дела

Её угробят, вы уж мне поверьте!

Кряхтя и охая, старуха плед взяла

И бережно укрыла плечи Смерти.

11.01.2014

Возвращение

И умер он. И вверх метнулась птицей

Его душа, свободу ощутив.

Растаяли события и лица,

И зазвучал торжественный мотив.

Далёкий, становился он всё ближе,

Надломленный, как первый взмах крыла,

Глухой, как шум дождя по ветхой крыше,

Но с ясной нотой света и тепла.

Пространство чистой музыкой наполнив,

Потоками восторженно лились,

Накатывались звуки, словно волны…

Душа неслась на этих волнах ввысь.

И трепетной, звенящею струною

Натягивалась тонкой нити связь

Души свободной с пристанью земною,

Дрожала, умолкала – не рвалась!

А фуга сфер влекла всё выше, выше —

К сверкающим, отверзнутым вратам,

И зов Земли душе уже не слышен:

Её ничто не держит больше там.

Прошли судьбой отпущенные сроки:

Земная жизнь – космический каприз.

Остались недописанные строки!..

Душа летела жарким камнем вниз.

…Отчаялись врачи спасти младенца:

Он слишком рано поспешил на свет…

Душа вселилась в крохотное тельце.

Открыл глаза вернувшийся поэт.

01.11.2012

Горбунок

Кобылка пегая под старость

На свет произвела конька.

И смерть её была легка,

А я с жеребчиком осталась.

В хлеву, где кровью пахло пряно,

Дрожал он, как осенний лист,

И жалок был, и неказист,

Придя ко мне из сказки прямо:

Кривая спинка, хвост колечком —

Тебя я помню, Горбунок…

И слабый жизни огонёк

Теперь горел в избе, под печкой.

Соседка плюнула брезгливо:

«Отродье бесово! Урод!»

И свой хулу исторгший рот

Перекрестила торопливо.

Целуя бархатный носишко,

Я утешала: «Не беда!

Поверь, что это ерунда!

Ну не читает баба книжки!»

А он в ответ прядал ушами,

Губами соску теребил

И молочко, стараясь, пил,

И льнул ко мне, как чадо к маме…

Прошла зима темно, тягуче,

Окреп заметно мой конёк.

Вспушились гривка и хвосток,

Но в остальном не стал он лучше:

И ножки тонкие, худые,

И острым горбиком спина…

Меж тем уже пришла весна.

Всходили травы молодые:

Пролил тепло в поля и долы

Животворящий солнца блеск,

И был разбужен сонный лес

Пичужек щебетом весёлым.

Впервые в жизни мой худышка

Запрыгал резво по лужку

И тут же к новому дружку

Слетелись с визгом ребятишки.

Тянули тёплые ладошки,

И горб восторгу не мешал:

Конёк сродни был малышам.

Он осторожно хлеба крошки

С руки брал мягкими губами,

Носился вихрем, озорной —

Казалось, хвастал предо мной

Своими первыми друзьями.

Крестились бабы – вот народец! —

Пролив притворную слезу:

«Пусти его на колбасу!

Зачем тебе такой уродец?!

Уж больно страшен твой коняшка,

И сразу видно: не жилец!

Чего оттягивать конец?

Издохнет попусту, бедняжка!»

Но он сдыхать не собирался

Всем предсказаньям вопреки:

Резвился в поле, у реки,

И самым лучшим мне казался.

Так рос конёк, забот не зная,

И крепла между нами связь…

И вот уже подобралась

К порогу осень золотая.

Гордился лес убранством пёстрым,

Стал воздух свеж, темней река,

А взгляд горбатого конька

Все чаще был прикован к звёздам…

Той ночью звёздное сиянье

В сто крат усилила луна.

И я смотрела из окна,

Недвижно, затаив дыханье,

Как снова бархатные выси

Молил о чём-то Горбунок…

Он к звёздам полететь не мог!

Свои безрадостные мысли

Забыла в то же я мгновенье:

Вершилось что-то за окном…

Казалось, был объят огнём

Конёк! И ровное свеченье

Вдруг озарило двор безлюдный,

И было ясно видно мне,

Как лопнул горбик на спине,

Расправил крылья сильный, чудный,

Прекрасный конь, как снеги, белый,

И грива длинная – огонь!

В слезах следила я, как конь

Взлетел над миром – гордый, смелый…

И скоро скрылся он из вида

В дали бездонной, в тьме ночной.

Легко расстался он со мной!

И горько сердце жгла обида…

Мой конь вернулся в полнолунье,

И при сияющей луне

Свои крыла подставил мне.

И я с тех пор слыву колдуньей…

09.01.2015

Чёрный гость

«Ты вечером закрой плотнее ставни:

Нечистая шалит ночами сила!

Она уж многих слабых искусила, —

Учил меня уму седой наставник. —

Ты слышала о страшном чёрном госте?

Его шаги звучат во мраке гулко,

Пугает он живых ночной прогулкой,

А днём считает жертвы на погосте.

Но если он свои поднимет веки,

Холодным на тебя посмотрит взглядом,

То душу навсегда отравит ядом

И заберёт тебя в свой мир навеки.

Не слышала, дитя, об этом? Странно…

Я расскажу». В руках дрожали чётки.

Раздался бой часов звеняще-чёткий…

Он говорил и складно, и пространно,

Но страх и непокой его снедали.

Душа тряслась, как робкая овечка,

У бедного простого человечка,

Перед собой увидевшего дали,

Смешавшие соблазны и угрозы:

Там дождь – солёный, а у моря душно,

Порок живёт под маской благодушной,

Важней цветка шипы для чёрной розы.

Там хо́лмы поросли дремучей елью,

И росы в полдень падают на травы,

А кубки по́лны сладостной отравы,

И служат косы мёртвых дев постелью.

Со всех грехов там сорваны засовы,

Бегут потоки с похотью и скверной,

И властелину служат службой верной

Суккубы, духи, грешники и совы.

Там неизвестно слово «человечность»,

Гоморра и Содом в основе мира.

И по веленью чёрного кумира

Там на часах одно лишь время – вечность».

И я кивала, всё об этом зная…

Мне сердце растревожили виденья:

Уже давно по воле провиденья

Я двух миров послушная связная.

Туманя мозг словесной филигранью,

Я, на инстинктах низменных играя,

Веду к чертогам про́клятого рая…

Пошёл за мной – и ты уже за гранью…

О мирре ты забудешь и елее,

Запретного вкусив со мною пло́да!

Порвались чётки… Стуком бусин – ода

Проснувшемуся гостю…

Будь смелее!

27.08.2013

Дай мне руку…

«Дай мне руку, дитя. Мы с тобою пойдём

Вслед за тёплым танцующим ветром.

Серый мир зацветёт под весёлым дождём,

Счёт не будем вести километрам!

Счёт не будем вести промелькнувшим годам:

Все – с тобой, до единой минуты.

Страх и боль прогоню, им тебя не отдам,

Разобью их оковы и путы.

Осушу твои слёзы с морщинистых щёк —

Старость больше не будет помехой!

Дай мне руку, дитя: нынче вышел твой срок.

Жизнь земная останется вехой —

Светлой вехой на новом и долгом пути,

Что тебе уготован с любовью.

Все обиды забудь и смиренно прости», —

Смерть приникла к его изголовью.

За окном занимался прощальный рассвет,

Петушиным разбуженный криком…

И без малого сто трудно прожитых лет

Показались душе просто мигом.

03.06.2016

Да будет свет

Он был невыносимо одинок.

Неслись куда-то мёртвые планеты,

Века роились мухами у ног,

И щёлкали призывно кастаньеты.

Тревожный и азартный, этот звук

То замирал, то вдруг взрывался дробью:

Хотел сказать о чём-то звонкий стук…

И горизонт алел, светился кровью:

Горел закат. Не в этой чёрной тьме,

А там, где море солнцем осиянно:

В его неспящем, страждущем уме

Видения теснились постоянно…

Он был никем среди холодной тьмы —

Никем, ничем и всем одновременно:

Во мгле и стуже ядерной зимы

Он был один во всех мирах Вселенной.

Он был один – и слышал чей-то смех,

Смотрел во мглу – а видел ночь и вишни,

Лучи восхода, мягкий тёплый снег,

И кастаньеты били в ритме жизни.

То не был сон: сын вечности не спал.

Не пил, не ел, но – был.

И был бессмертным.

В его мозгу вскипал видений шквал

И делал чёрный холод незаметным.

Картины шли во мраке чередой:

Он видел танец рук, его зовущих,

И страшный гриб над алою водой,

И смерть свою, и гибель всех живущих.

И кастаньеты… Много тысяч лет

Они стучали, звали к пробужденью.

Он улыбнулся вечному мгновенью,

Вздохнул и произнёс: «Да будет свет!»

08.08.2015

Петербургский ангел

Она не задыхалась от любви:

Ей просто не дышалось без него…

Предмайский дождь по стёклам тупо бил,

Ходили хмуро тучи над Невой.

Тускнел над Петропавловкой рассвет.

Исчез в тумане ангел* золотой:

Вознёсся ль ввысь, где был потерян след,

Иль замер над могильною плитой?

Тащился день под стоны сизарей,

Танцующих среди прозрачных луж,

А в ней остались тьма всех декабрей

И лютый холод всех январских стуж.

Заманчивым казалось умереть:

Логичный в бездну с крыши сделать шаг

Иль бритвой – по теченью вен – стереть

Апрельских дней парадоксальный мрак.

Тягуче перетёк постылый день

В слепую ночь, когда рассудок спит,

Но радостно витает смерти тень,

И страх греха страданием убит.

Пустая жизнь – прелюдия ко сну:

Глубок и сладок будет вечный сон…

Но вдруг, нездешним светом озарён,

Ей ангел золотым крылом блеснул:

Свинцовый пресс тяжелых облаков

Легко луча проткнуло остриё…

Освободившись от ночных оков,

Смотрел со шпиля ангел на неё.

Да, на неё! Склонив свою главу,

От неба отведя пречистый взор,

Он с купола собора наяву

Смотрел в глаза потухшие в упор.

И стало горько, стыдно и светло…

Всё так же мокли невские мосты,

Дрожали в парках мокрые кусты,

Но злое наваждение ушло,

И улыбался ангел с высоты.

* Согласно легенде, Петр I хотел поставить на самой высокой точке города именно ангела, чтобы он охранял Петербург от всевозможных бед и напастей.

Первая фигура ангела-хранителя Санкт-Петербурга на шпиле Петропавловского собора была выполнена голландским мастером Г. ван Болесом в 1720-х годах. После пожара 1756 года она была восстановлена по рисункам Д. Трезини. В 1858 году, во время замены деревянных конструкций шпиля на стальные, фигура ангела была снята. Вместо неё установили третью фигуру, выполненную по рисунку скульптора Р. К. Залемана. В 1991 году ангел несколько лет провел в реставрационных мастерских, где его отремонтировали и заново позолотили. Лишь в 1995 году фигура ангела с помощью вертолета была поднята к вершине шпиля.

Высота фигуры составляет 3,48 м; размах крыльев ангела – 3,56 м. Высота креста – 6,5 м. Вес ангела с крестом 250 кг.

04.12.2015