Семь-я. Седьмая книга. Сага «Исповедь»

ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 12

Аббатская церковь встретила нас прохладой, приглушёнными голосами туристов. Кто-то, задрав головы, разглядывал уносящиеся в поднебесье готические своды, кто-то больше внимания уделял реликвиям и алтарям. Была выставлена копия Туринской плащаницы, в которой погребённый Спаситель воскрес. По мнению некоторых учёных световое излучение, равное по силе ядерному, отразило на ткани нерукотворный образ Христа и его ран во весь человеческий рост. Сколько бы не спорили люди о подлинности данного полотна, несомненным остаётся одно: воссоздать нечто подобное не способна современная наука при всём её нынешнем развитии; почитание святыни продолжается по сей день.

К одной из колонн мне захотелось прикоснуться, и в голове зазвучала музыка, множество мужских голосов в едином порыве на латыни славили Господа: «Gloria in excelsis Deo"*, звук, очень похожий на хлопанье крыльев, прозвучал над головой. Я открыл глаза и увидел голубя, вполне настоящего, который ощущал себя в храме как дома и настолько уже привык к посетителям, что совсем не боялся их, подлетая совсем близко. А так хотелось, чтобы это были ангелы!..

Поискав Даню глазами, нашёл его присевшим на скамеечку возле скульптуры Богородицы, держащей на руках убиенного Сына. Тихо подошёл, устроился рядом, не прерывая молитву моего мальчика. «Кем он станет, куда пойдёт? Какая миссия предстоит ему в этот раз? Мы пока не знаем, и это хорошо. Дал бы только Господь достаточно сил и благодати смиренно и достойно исполнять Его волю!»

– Отсюда не хочется уходить!

– Ты прав, спешка здесь ни к чему. Мы и не торопимся. Места, подобные этому, нужно прочувствовать сердцем.

Глаза Даниила внезапно стали влажными.

– Я люблю тебя, папа!

– И я тебя, сынок. – Даня преклонил голову к моему плечу и запах его родных волос овеял отцовским счастьем. Мы сидели молча, но душа его уже раскрывала лепестки сердца, подобно бутону благоухающей розы, согретой солнечными лучами.

Я не торопил его, пусть ребёнок заговорит сам, он ведь знает, что именно тревожит меня, но не случилось и на этот раз. Немного посидев возле Скорбящей Богородицы, мы отправились дальше разглядывать сокровищницу благодатного острова.

Прошли во внутреннюю монастырскую галерею, соединяющую различные помещения, она использовалась для прогулок, молитв и медитаций, а так же для крестного хода и торжественных процессий в праздничные церковные дни. Это самая верхняя часть комплекса, называемая La Merveille, что в переводе на русский означает «Чудо». В центре её расположен маленький уголок живой природы, сад под открытым небом. Ажурная колоннада вокруг него создаёт постоянно меняющуюся при движении художественную перспективу, поистине завораживающую глаза. Три арочных застеклённых проёма, открывающие вид на море с западной стороны, были созданы для входа в здание капитула, но эти планы так и не осуществились. Тем самым несколько нарушалась традиция, что во время процессии монахи должны видеть только небо.

Далее мы проследовали в трапезную: впечатляющее удлинённое помещение с высокими сводами, с обеих сторон которого в выступах за декоративными колоннами встроены ряды узких длинных окон, создающие таинственную игру света, при этом они совершенно невидимы со входа. Здесь при полном молчании монахи вкушали свою скромную пищу и внимали святому писанию, которое, благодаря прекрасной акустике, было слышно повсюду. Рядом с трапезной размещалась кухня. Этажом ниже расположен зал, где принимались высокопоставленные гости: короли, вельможи и дворянская знать, за ним крипта больших колонн, созданная для поддержания монастырского двора, находящегося прямо над ней, и крипта Святого Мартина в виде свода с пролетом в десяток метров. Отсюда по проходу можно попасть к огромному колесу, с его помощью наверх поднимались различные грузы, вращалось оно лошадью, фактически жившей внутри.

Небольшая часовня Святого Этьена расположена между местом врачевания, рухнувшим два века назад, и хранилищем останков. Она служила часовней для усопших.

По лестнице, расположенной под западной террасой, можно подняться на северную часть строений в крытую галерею для прогулок, созданную в виде длинного зала с двойным нефом, новшество по тем временам: своды зала покоятся на сводовых пересечениях, – ничего подобного я ещё не встречал.

Отсюда мы вновь проследовали в Чудо-сооружение и перешли в рыцарский зал (в своё время крепость охраняли более сотни военных). Хорошо освещённый и отапливаемый большими каминами он использовался не только для отдыха, но и для ручной работы, переписывания и составления книг. Некоторые манускрипты аббатства удалось сохранить от уничтожения при разграблении монастыря в революционное время, теперь эти исторические сокровища хранятся в городе Аранш, где покоятся и мощи святого Обера, основателя первой часовни.

Уровнем ниже находятся подвальные помещения и богадельня, где принимали и обслуживали паломников низших сословий.

– Сейчас здесь больше нет монахов? – Даня слушал с большим интересом мои рассказы, прерываясь только для фотографирования понравившихся ему мест.

– Существует немногочисленная община бенедиктинцев, всего несколько человек, поселившаяся здесь лишь во второй половине 20 века. Они возродили в Сен-Мишеле духовный центр и проводят ежедневные службы, в которых могут участвовать все желающие. Днём они ведут уединённый образ жизни в помещениях, куда вход для туристов закрыт. Через двести лет в эти места вернулся свет.

– А что было до этого?

– После революции монастырь опустел, здесь разместилась тюрьма, саркастически Мон-Сен-Мишель стали называть в народе «Островом Свободы». Узники томились здесь в жутких условиях. В конце восемнадцатого века в камерах монастыря было заточено около трёхсот священников, не присягнувших новой власти, а так же политические заключённые и отъявленные преступники. Излюбленной пыткой было здесь заточение в клетке, подвешенной на цепях, специально устроенной так, чтобы человек не мог встать во весь рост и просто вытянуться. От малейшего движения клетка раскачивалась, и несчастный в короткий срок начинал сходить с ума, ни днём ни ночью не находя покоя. Его крики содрогали эти стены, некогда дарившие людям надежду и благословение.

– Ужас какой. Папа, где ты всего этого начитался?

– Хм, места надо знать!

– Двести лет ада… – моего мальчика передёрнуло. – Ты и сейчас можешь почувствовать эту энергетику?

– Думаю, что по ночам здесь бродит, звеня цепями, ни одно приведение, но об этом лучше спросить у монахов.

– Но ты же у нас особенный, всё видишь и знаешь, не хуже Агнешки.

– Нет на Земле человека, способного всё воспринимать, Даниил. Никто бы попросту этого не выдержал. Нам даётся ровно столько, сколько мы в силах вынести, и не более того. Мои видения чаще всего связаны с теми ситуациями и людьми, которым я в состоянии помочь.

– А если ночью к тебе явится фантом, что ты будешь делать?

– Помолюсь за страдальца, чья душа не находит приюта, и тебя разбужу! – я пощекотал его в бок, отчего Даня взвизгнул и расхохотался, а когда успокоился, задал риторический вопрос:

– Папа, почему столько зла на Земле?

– Тёмные силы тоже не дремлют, сын, добро никому не навязывается, а вот зло находит лазейки и порабощает человека, и тогда руками людскими творятся страшные вещи…

– Почему же тогда силы света не вмешаются?

– Кто тебе это сказал? Если бы не было противостояния, мир давно бы прекратил своё существование.

Мы остановились в открытом месте с видом на залив. Вода уже фактически покрыла пески и только дорога соединяла остров с берегом. Закатные лучи играли на волнах золотой дорожкой.

– Рассказывают ещё одну легенду о паломнице, отправившейся на последнем месяце беременности в аббатство за благословением. Добравшись до берега бухты, она увидела впереди манящий силуэт острова и, поддавшись иллюзии, пошла через пески, но не рассчитала по времени расстояние. Начался прилив, поднялся ветер, вода коснулась ног бедняжки и женщина поняла, что вот-вот погибнет, она встала на колени и вознесла отчаянную молитву к небесам, взывая спасти её младенца. Море поднималось всё выше, пока не сомкнулось над её головой. Вокруг роженицы образовался воздушный купол, в котором она провела всю ночь, благополучно разрешившись сыном. Когда с рассветом море схлынуло, рыбаки обнаружили её с младенцем на руках, целую и невредимую. В память об этом чуде прямо на середине её пути установили громадный крест, простоявший несколько веков посреди песка и волн, пока море не разрушило и не поглотило его.

– Слава Богу! А как мальчика назвали?

– Не знаю. А ты как думаешь?

– Наверное, Михаилом, – Даня заулыбался, окидывая взором здешние красоты. – Богат остров историей, и плохой, и хорошей, чего больше в нём, даже и не знаю…

– Давай думать, что добро всегда сильнее, и ни разу не покорённый Мон-Сен-Мишель останется путеводной звездой Архангела-Победителя!..

* (лат.) Слава в вышних Богу.

ЧАСТЬ 2. ГЛАВА 1

– Тебе удобно? – Жюлиан приобнял Эрику, и её голова оказалась на его плече.

– Очень… – на большее ей не хватило сил. Только сейчас, когда автобус отъехал со станции, она поверила в то, что это не сон, и с облегчением выдохнула. Теперь уже точно мама не появится и не вытащит её за руку. Так же спешно Эрика собирала свои вещи и прощалась со всеми, постоянно со страхом ожидая того, что Наташа передумает и заставит её всё-таки остаться. Грешным делом мелькали даже мысли о побеге в случае, если это произойдёт.

Мама была молчалива и выглядела отстранённо-задумчивой, Агнешка и вовсе закрылась в своей комнате и к ужину не вышла, сославшись на головную боль. Какая кошка пробежала между ними, Эрика так и не поняла.

Жюлиан молчал, делая вид, что дремлет, его рука по-прежнему сжимала её хрупкое плечо. И от ладони шло тепло, такое, казалось, родное и надёжное. Немногочисленная команда пловцов, удобно устроившись, тоже перестала гомонить. Ночная дорога успокаивает, умиротворяющее мурлыканье мотора и ускользающие полосы дорожной отметки, – всё это делает веки тяжёлыми, монотонное покачивание убаюкивает и помогает погрузиться в мечты.

Жу сразила огненная красота женщины, которую Эрика назвала тётей, при виде её, сердце сжалось до боли, а потом он почувствовал себя слишком молодым и нелепым, каким-то неуклюжим и неуверенным в себе глупцом. Её взгляд проник в самую суть его естества и вытащил оттуда давно почивших призраков, разглядеть которых он не мог в мутной тине дна своей души, но ей, казалось, открыты все тайны, он гол пред этой богиней и ничем не защищён.

Он так и не мог понять, чем же тронула его эта встреча, что заставило смущаться и краснеть, словно девственника. Рубеж полноценного мужского самоосознания давно пройден и много раз доказан блестящими победами. Он знает, что неотразим, и юное незрелое создание в его руках, так нежно прильнувшее тёплыми губами к шее (как будто он не чувствует этого), лишь очередное подтверждение тому. Но одно дело девушки сверстницы, возомнившие себя взрослыми, и совсем другое – царица Клеопатра, почему-то именно этот образ возник в его сознании. Он думал о ней, закрыв глаза, вспоминал, и тело наполнялось живительной истомой, гораздо более страстной и сладостной, чем когда-либо прежде…

«Как же быть с маленькой? – жалобно спросила совесть, боясь быть загнанной в очередной раз в угол. – Ты обещал её матери, что будешь беречь девочку и не тронешь!»

Жюлиан невольно вздохнул и по-хозяйски прижал к себе нежное создание, более напоминающее нимфу, совершенно непорочное, в чём он уверен на все сто. «Никто не прикасался к этой девочке до меня, оттого каждое прикосновение заставляет её трепетать, эта трогательная доверчивость, от которой так тепло сердцу… Теперь она нужна мне ещё больше. Я должен быть вхожим в их дом, – думал он, – я перезнакомлюсь со всеми родственниками Эрики, войду к ним в доверие, сберегу малышку целой и невредимой, лишь бы ещё раз увидеть эту богиню, пережить взгляд по-кошачьи зелёно-карих глаз, похожих на губительный омут. Кто я перед нею? Зелёный юнец. Но что-то же позволило мне поверить… на мгновение заставило ощутить… что и жизни не жалко…» – Жюлиан вновь глубоко и обречённо вздохнул.

– Плечо устало? – Эрика заботливо заглянула ему в глаза и улыбнулась.

– Спи, – устало ответил он, ещё сильнее прижав к себе, – ты – лёгкая как пушинка.

– Мама всегда говорила, что у меня тяжёлая голова, как у папы.

Вместо ответа он только чмокнул её в макушку, словно младшую сестру, и по-настоящему заснул.

Бой барабанов, покачивающиеся в такт бёдра танцовщиц в разноцветных нарядах, звенящие украшениями, яркие вспышки огня и шелковистость полупрозрачной туники, которой коснулась его ладонь, – вот всё, что вспомнил Жюлиан, открыв глаза. Уже приближался рассвет, и автобус подъезжал к Парижу…

Ночь на Сен-Мишель прошла спокойно. Никакие призраки меня не тревожили. Сын, за день исходивший весь остров, а вечером с восхищением разглядывавший архитектуру в освещении прожекторов, переполненный впечатлениями, крепко спал. Меня же рассвет разбудил щемящим предчувствием, тревогой за кого-то очень близкого и родного. Кого именно, мне не дали понять, и я молился за всех, пока не зазвенел будильник на телефоне, поставленный для нашего пробуждения к утренней службе. Даня всегда был лёгок на подъём, (не то что Мэтью, которого поднимать приходится по десять раз за утро), он тут же вскочил, зевнул, потянулся и увидел, как я поднимаюсь с колен.

– Тебе не спится, как я погляжу? Что-то случилось?

– Слава Богу, нет. Телефон молчит. Так, беспокойство на душе…

– На службу идём или?..

Все уже привыкли, что я в любой момент могу сорваться и поспешить куда-нибудь.

– Идём на службу, покуда мне ничего не известно.

Даня согласно кивнул, умылся, оделся, и мы к назначенному времени уже стояли у входа в церковь. Допускают лишь тех, кто пришёл без опоздания за десять минут до начала богослужения. В каждом монастыре свой устав.

Ни у кого так не звучат голоса, как у тех, кто посвятил свою жизнь Богу… Звук на телефоне был выключен, я почувствовал лишь лёгкую вибрацию, и сердце вздрогнуло. Аккуратно, чтобы не привлекать внимания, достал его и взглянул на экран. Там светилось сообщение от Наташи: «Эрика попала в аварию, перезвони». Перекрестившись, я был вынужден покинуть храм, Даниил вышёл следом за мной.

Набрал вызов. Она сразу ответила. Голос дрожит.

– Эрик, они под Парижем. К счастью, с нашей девочкой всё обошлось, но её парень пострадал.

– Подожди, успокойся, расскажи всё по порядку, я ничего не понимаю, какой парень? Что Эрика делает под Парижем?

Она сбивчиво, но всё же рассказала, что отпустила на выходные дочь с тем самым Жюлианом. В автобус врезался грузовик.

– Агнешка на мотоцикле отправилась туда.

– Одна? Без Марика?!

– Он на работе. Думаешь, её кто-то удержит?

– Бог мой, теперь ещё и за неё переживать… Наташенька, во-первых, успокойся, во-вторых, сбрось мне адрес больницы, мы здесь на полпути к Парижу и сейчас же выезжаем. С Даней, конечно. Не волнуйся, мы её привезём. Да. Буду звонить. И я тебя…

ЧАСТЬ 2. ГЛАВА 2

– Пока ещё рано что-то прогнозировать, эта ночь покажет, можем ли мы надеяться.

– Всё так плохо?

– Хирургическое вмешательство в данном случае невозможно. Остаётся только надеяться на чудо. Организм молодой, парень – спортсмен, должен бороться…

– Пустите меня к нему!

– Извините, но допускаются только ближайшие родственники.

– Я – священник, молитва бывает действеннее в такие моменты, чем всё остальное.

– Отношусь с уважением к Вашему вероисповеданию, мсьё, но у нас есть чёткие предписания на этот счёт. Это отделение интенсивной терапии, здесь свои законы.

– Прошу вас!

Врач был непреклонен.

– Ждите. Если его родители сочтут необходимым Вас пригласить, тогда, может быть…

Я вернулся к детям. Даня обнимал зарёванную сестру.

– Не нужно слёз! Скоро появится Агнешка, а для неё не существует преград и запретов, – я присел рядом, взял дочь за руку. Сила утешения потекла ручейком.

– Ведь это он меня собой заслонил, папа!..

– Мы должны верить.

Она шла по коридору подобно зажжённой лампе, облачённая в тяжёлый костюм для мотопрогулок, в руках каска, не спутаешь ни с кем. Улыбка невольно скользнула по моим губам.

– А вот и ты! С какой скоростью летела, Агнешка?

Волосы рассыпаны по плечам, вручив мне каску, она сверкнула белоснежными зубами.

– Что для таких, как я, расстояние, братец? Невидима и свободна! – процитировала она классика.

Эрика бросилась в объятия любимой тёти.

– Отставить слёзы! Здесь, детка, другие лекарства нужны. Жив ещё?

Эрика закивала головой.

– Значит, не отпустим! Когда вернусь, не знаю. Эрик, задержи всех желающих его увидеть, если таковые появятся.

– К нему и так никого не пускают.

– Сердцем чую, родители уже где-то рядом, нужно торопиться. Успокой девочку!

Перед дверьми она на мгновение задержалась, прежде чем нажать кнопку вызова. И откуда на ней взялся белый халат? Какой-же я глупец, это же Агнешка! Её сила внушения и до нас дошла. Но в данной ситуации нет другого способа…

«Позволь мне присоединиться, мы удвоим наши силы!»

«Оставь! Ты нужен здесь.»

С ней не поспоришь, отрубила как топором. Мы встретились с Даниилом взглядом, так много было в нём всего, что и слов не подобрать: сострадание, смятение, ревность… Я только сейчас понял, что сын ревнует меня к Агнешке, к нашему с нею духовному слиянию. Он хотел бы занять её место в моей душе, не понимает, что душа безмерна и умещает любовь ко всем.

– Больше нет пострадавших?

– Ещё один мальчик сломал руку, – Эрика уже не плакала, – у другого парня сотрясение. Все остальные на тренировке, будут участвовать в соревнованиях, решили, что за Жу будут биться до победного.

– Похвально, здесь бы они вряд ли смогли быть полезными.

– Папа, я видела его глаза за мгновение до столкновения. Он как будто знал и подставил спину. – слёзы вновь застелили её небесно-голубые глаза.

– Не плачь, родная! Ты не знаешь, на что способна Агнешка! Если она захочет, то и с того света достанет, уж поверь мне, никто кроме неё не справится лучше.

– Опять ты в моих руках… Сколько же будет это повторяться?! Сердце нежное пульсирует на ладони, однажды я его спалила дотла, но ты, упрямый мальчишка, вновь и вновь преследуешь меня! Ведь знаешь, что любовь ко мне несёт тебе погибель… Искушение велико, можно закончить всё здесь и сейчас. Но с каждым разом ты становишься всё дороже! Как там тебя зовут теперь? – Агнешка взглянула на лицо под кислородными трубками. – Жюлиан, Жак, а может Юлиан-Марк-Антоний?

Шкала сердцебиения взлетела до верхней отметки, и давление подскочило, но аппараты не успели подать тревожный сигнал.

– Не нервничай так. Никому не скажу. Что проку в забытых победах? – она обследовала тыльную часть его черепа, ту самую, что приняла на себя основной удар, и снова рёбра, опять позвоночник… – Это какое-то «дежа вю», даже не смешно! Небо, ты смеёшься над нами?! – Агнешка полыхала огнём, температура в комнате накалялась.

Взялась за самое главное, где особенно слабо теплится жизненная энергия.

– Вот спасу тебя, и что дальше? Сколько будет продолжаться эта кармическая карусель? Теперь со мною рядом ОН! Да, пусть не мой, согласна, но мы РЯДОМ! – она говорила вслух, как будто сама с собою, но это было не так. Дух его, пылающий в вечном пламени её любви, был не менее реален, чем вся эта палата, утыканная электрическими приборами, которые тоже приходилось теперь контролировать. Она даже заблокировала дверь, чтобы никто не мешал и не отвлёк их от главного.

– Не вызывай во мне желание устроить тебе амнезию. Это возможно, не спорь, и так было бы лучше для всех!.. Не забывай, ты всё ещё в моей власти!.. – она закатила к потолку глаза, работа с нервами всегда особенно сложна. Пальцы на руках Агнешки двигались, словно порхая, создавали мелодию, подобно игре на невидимом фортепьяно.

Сколько бы обличий они ни меняли, но частицы бессмертных душ вечно стремятся друг к другу, не в силах преодолеть вселенское притяжение.

– И всё-таки, лучше было бы тебя отпустить! Только как сделать это? Если бы знала, уже давно освободилась бы от НЕГО, – она тяжело вздохнула, силы были на исходе.

Жюлиан открыл глаза и увидел свою Царицу. Лицо Агнешки, покрытое каплями пота, казалось, он знал всегда. Разве его забудешь?

– Спасибо, что спас мою племянницу! – её ладонь обдала его мертвенно-бледную кожу жаром.

Он не мог ничего сказать, только хлопал глазами, как сломанная кукла. Агнешка прекрасно слышала, о чём он молит, и лишь слегка прикоснулась кончиками пальцев к его векам.

– Засыпай, мальчик!.. Пусть боль уходит, всё будет так, как судьбе угодно.

Он пытался пошевелить рукой, чтобы дотронуться до неё, но тело не слушалось его.

«Ты придёшь?! – молила его душа. – Только скажи, что придёшь, ещё хотя бы раз! И тогда я приму всё, как есть…»

Каре-зелёные глаза ему чуть заметно подмигнули, а дальше пустота. Тёмная, глухая, беспросветная, рыхлая, как земля, под которой он должен был быть погребён через три дня, если бы так страстно не стремился жить, чтобы вновь увидеть ту, которая из века в век спасала его и несла погибель.