Изумрудные майские ночи, или Скелеты тут не тонут. Иронический околонаучный детектив

Но Люська всё не успокаивалась. Она вытащила из-под меня табурет, поставила его на центр кухни, положила на него плед, и закричала на меня: «Быстро! Вставай на колени!»

«Что это с ней? Временное помутнение?» – оторопела я.

– Успокойся, всё будет хорошо, – начала увещевать и успокаивать её я, зная, что с сумасшедшими надо разговаривать спокойно.

Но она не успокаивалась, а, наоборот, схватила утюг и закричала: «Давай, быстро, на колени!»

Мне стало не по себе. Я так и стояла столбом.

– Ну чего ты столбом стоишь? – разозлилась она. – Кто на свидание идёт: ты или я? Или мне одной это надо?

Она даже обиделась.

– Ты чего так разоралась? И утюгом размахалась?

– Давай, ставай на колени, я тебе волосы гладить буду!

А, вот в чем дело. Люська решила распрямить мои волосы, но дело в том, что специального утюжка для распрямления волос у нас просто не было. У Люськи и так от природы длинные светло-русые прямые волосы, а у меня – рыжие, вернее, «шатенистые», с естественными завитками. И у меня никогда не было стремления разглаживать мои любимые завитки, так как мне казалось, что без них я буду выглядеть «как лысая» и «больная». Ну, уж нет, я на всё согласна, кроме глажки волос.

– Ну и дурочка, – задумчиво произнесла Люська. – Сейчас в тренде прямые волосы. В Москве все так ходят.

– Ага, когда это ты в последний раз в Москве была? Да не надо, не подсчитывай, это я так, риторически. Я знаю, что сейчас все ходят с прямыми волосами, но уж в этом-то я могу быть эксклюзивом? Он же увидел меня с кудрями, и в кафе пригласил с кудрями. Он же не сказал, что «только при условии наличия прямых волос».

– Ладно, иди со своими завитушками. Посмотри, какая ты у меня красавица, – сдалась Люська. – Только не забывай: ни в коем случае не умничай и своих сложносочинённых химических терминов не произноси, а просто сиди и обольщай.

– Как обольщать?

– Ох, горюшко ты моё! Всему-то тебя учить надо! Делай томный взгляд и нижнюю губку выпячивай. Да не так сильно, а то слюна закапает и, вообще, за слабоумную сойдешь!

Я посмотрела в зеркало. Да, в нём отражалась высокая, стройная девушка с копной вьющихся медно-рыжих волос длиной немного ниже плеч. Конечно, пропорции моего тела на высоченных каблуках были далеки от тех, которые нарисованы на знаменитом рисунке Леонардо да Винчи. Длинные ноги были значительно больше туловища, вследствие чего пупок под маленьким черным платьем, полагаю, предательски уполз наверх из центра композиции. Небольшой макияж только усилил общее неизгладимое впечатление.

Я себе понравилась.

– Я готова, – в полном параде предстала я перед подругой для последнего критического осмотра.

– Очки забыла, – напомнила она.

– Нет, я без очков пойду, чтобы поклонника не разочаровывать. Он же меня без очков в первый раз увидел.

– Но ты же без очков плохо вдаль видишь.

– Ну и что! Я узнаю его из тысячи, по губам, по глазам, по голосу… – пропела я.

– Ага, если только по голосу, – проворчала Люся, ещё не зная, что её слова окажутся такими пророческими.

– Ключ не беру, будь дома, телефон украли, так что, я без сумки. Ну, всё, я пошла! – я радостно поцеловала Люську в щечку, и, надев вечернее выражение лица, отправилась навстречу приключениям.

Итак, я шла по аллее, среди столетних сосен. В голове, сбивая друг друга, проносились обрывки песен, которые исполняли идущие куда-то девицы: «Все люди, как люди, а я суперзвезда!» – круто, но под эту песню надо просто стоять с кошачьей грацией, томно держа в руках длинный мундштук сигареты. «А я иду такая вся, в Дольче Габбана…» – нет, это тоже не для меня, здесь надо пуститься в плясовую, как Верка Сердючка, а не шагать целеустремлённо вперёд, к своей мечте. Что для меня подходит в настоящий момент, так это известный припев: «Что задумано, то сделано! Что загадано, то немедленно! Решено! Всё! Давай дальше! Лишь одно, мне сейчас важно!», но кто-нибудь пробовал маршировать под рэп? Я попробовала, у меня не получилось.

И тут я вспомнила песню «Экспонат» группы «Ленинград». Вот это то, что надо! И широким шагом (насколько это позволяло узкое платье), под энергичный припев «На лабутенах, нах…» я весело зашагала по направлению к кафе «У сосны», правда, в голове уже навязчиво крутился слоган из рекламы про «СберМегаМаркет», а место «лабутенов» заняли смартфон, утюг, кошачий корм, доставка и «восхитительный» кэшбэк. Да, реклама нам восхитительно промывает мозги!

Мой взгляд твёрд, походка упруга, настроение решительное, всё остальное тоже прилагается. Я шла и радовалась заходящему солнцу, высоким соснам, даже кустам, которые сплошной зелёной полосой стояли вдоль аллеи. Они шевелились вслед моим шагам, качая верхушками, как бы говоря: «Иди… Иди… Иди!»

Иди… Я вспомнила слова моей мамы, какой походкой должна обычно ходить девушка. Для этого надо представить, что солнышко зацепило тебя за подбородок, и тянет его вверх. Спина распрямляется, плечи развернуты, грудь тянется к солнцу вслед за подбородком. И ты идешь, вся такая…

Я посмотрела на солнце. Оно предательски пряталось за верхушками сосен и совершенно не стремилось тянуть вверх мой подборок, грудь и всё остальное тело, одетое в чёрный «прикид». Ну и ладно, я и так не сутулюсь, спина прямая, и иду прямо, как в отношении строго вертикального положения тела, так и в отношении направления – прямо к кафе «У сосны».

С озера подул холодный ветерок и остудил мои горящие щёки. В голову закралась подозрительная мысль: «Зачем мне это надо? На самом деле – сейчас же так опасно! COVID—19 свирепствует (к счастью, не на нашем острове), бандиты чего-то хотят от нас, а этого красавца я вижу всего в первый, нет, во второй раз в жизни, с учётом заварушки на пожаре, да и то непонятно, он это был или не он, или вообще, у меня «когнитивное заблуждение?»

Но я продолжала упорно двигаться вперёд, так как пытливый женский ум ногам покоя не даёт, а пятая точка активно ищет приключений, от чего страдает голова и пытается примирить доводы разума с безрассудством инстинкта.

Внезапно я ощутила, что эластичные силиконовые ленты моих черных кружевных чулочков предательски ослабили сцепление с кожей и пытаются, подчиняясь земному тяготению, дружно двинуться вниз.

«Странно… – задумалась я над техническим вопросом надёжности сцепления силиконовой полоски на чулках с моей кожей, – у меня что, шершавость ног недостаточная и им зацепиться не за что? Хотя, как раз наоборот, силикон хорошо и прочно держится на абсолютно гладкой поверхности».

В связи с тем, что главным экспертом гладкости моих ног была я сама, и ставила себе за это высший балл, я решила, что дело не в этом, а в сроке хранения чулочно-носочных изделий без надлежащей эксплуатации. А, впрочем, чего волноваться! Маленькое черное платье так плотно облегает мои ноги, а кружево в верхней части чулка так хорошо зацепляется за трикотаж, что, проползя, примерно, пять сантиметров вниз, чулки остановились, а я уверенно продолжила свой путь. Но, как оказалось, рано радовалась!

«Та-а-а-к… Уже что-то не так…» – подумала я, почувствовав, как такой хвалёный эластичный захват черного чулка на моей правой ноге вдруг резко расслабился, и, в отличии от напарника, совершенно не хочет держаться на моей ноге. Чего ему не хватает? Чулок предательски сползал все ближе и ближе к коленке и очень скоро произойдёт его радостная встреча с «лабутеном». Да, это меня не «улыбнуло»! Я стала делать странные движения, пытаясь через короткий подол моего платья подтянуть чулок вверх, вернув его на место. Полагаю, что со стороны это выглядело так, как будто, у меня сразу зачесались все те места, где ноги присоединяются к туловищу. В итоге, зацепив в кулак подол платья вместе с ненавистным мне правым чулком, я сделала ещё несколько шагов. Хорошо, что на аллее никого не было, никто не увидел такого позора, и только верхушки кустов неодобрительно кивали, глядя на меня. Чего я привязалась к этим кустам?

Ну, всё, терпение моё кончилось! Не могу же я прийти в кафе, к мужчине моей мечты, держа в кулаке подол платья, в котором судорожно сжимаю кружевной верх моего чулка? Всё, решено, снимаю! И пусть Люська, «моя совесть», не узнает, что я пришла на свидание с голыми ногами, я скажу ей об этом потом, когда эти нюансы будут не так уж и важны. Но, главное, на таком волнительном свидании я буду спокойна, не буду дергаться и думать, что в самый решительный момент, когда он пригласит меня на танец, мои чулки окажутся лежащими в виде гармошки на моих «лабутенах».

Я огляделась. На моем пути стоял развесистый куст боярышника, а за ним был виден ствол старой сосны. Оглянувшись для спокойствия, я залезла в самую гущу зелёных побегов. Опёршись одной рукой на ствол сосны, я встала на левую ногу, сняла «лабутен» с правой ноги и начала стягивать чулок, который вдруг, именно сейчас, начал проявлять чудеса силиконовой стойкости.

Ветки куста предательски зашевелились. Ну, я к этому уже привыкла…

И вдруг противная мокрая тряпка плотно прилипла к моему лицу. «О, хлороформ! – сверкнула мысль. – Хорошо смочили!» Я была знакома с действием химических реактивов, в том числе и хлороформа, на организм человека, и знала, что эта жидкость очень токсична: в малой концентрация оказывает опьяняющее действие, а при высокой – может вызвать паралич дыхательного центра. А вот действует ли хлороформ так, как это показывают в фильмах? Теоретически – да, он может быть эффективным, но для этого жертве придется вдыхать его пары в течение минимум пяти минут, но, при этом, жертва потеряет сознание лишь на короткое время.

Рефлексивно дыхание остановилось, и я не успела сделать вдох паров опасного вещества. Хорошо, что сознание не покидало мою голову, а, наоборот, обострило инстинкты, направленные на выживание, и я резко встала на правую ногу, выскользнув из-под тряпки и руки нападающего. Интуитивно я успела сделать глубокий вдох чистого воздуха до того, как цепкая рука схватила меня за локти и отвели их назад, а перед лицом опять оказалась тряпка. Я понимала, что достаточно двух-трёх глубоких вдохов хлороформа и можно потерять сознание, поэтому всем телом стала извиваться и вырываться из цепких объятий, держащих мои локти и тряпку у лица. Правой босой ногой я била по каким-то костям, наверно, это были ноги нападавшего на меня человека, стоящего сзади. Жаль, что я уже сняла один «лабутен», бить каблуком было бы лучше! Извиваясь всем телом, я старалась отвернуть лицо от тряпки и вдыхать больше воздуха. Самое обидное, что я не видела человека, который напал на меня, так как он все время оставался сзади.

– Чего ты возишься?! – прошипел голос, который показался мне очень знакомым.

– Она вертится, как змея! Может, её пристукнуть немного, пусть успокоится? – возмущался другой голос, похожий на голос Хипстера.

«Ого, так их двое!» – испугалась я и поняла, что мои шансы на победу стремительно летят вниз, как предатели – чулки.

– Смотри, не переборщи! Она нам живая нужна, она всё знает!

– Да я пытаюсь, только она лягается! Вот попробуй сам, удержи!

Чьи-то другие, сильные руки схватили меня и стали пытаться, моим же черным чулком с эластичной кружевной резинкой, связать мои руки сзади. Но почему запах от дыхания мужчины в моё ухо был не слишком отвратительный, и почему он молчит и только тяжело дышит? Я продолжала дрыгать босой ногой взад и вперёд. Как хорошо, что платье само поднялось до места соединения ноги с туловищем, и совершать дрыгающие движения мне уже ничего не мешало! Но нападающий был хитёр! Он, как будто предчувствовал, в какую сторону метнётся моя нога и успешно от неё уворачивался. Тут мне в голову пришло простое решение. Я встала на босую правую ногу и левой ногой, обутой в «лабутен», стала наносить удары во все стороны.

– Сними ты с неё эту чертову туфлю! – крикнул мой партнёр по жёсткой сцепке знакомым голосом, только сейчас этот голос был резким, повелительным, без обволакивающего бархата.

«Это же он, моя мечта, майор спецслужб Васюков! Он что, рассмотрел подтеки лака на подошве „лабутенов“ и понял, что это не „лабутен“, а простая туфля?» – я не понимала, радоваться или нет от такого открытия. Но я поняла, почему меня не воротит от его дыхания, почему мне приятны прикосновения его сильных рук. Это же он, майор Васюков! Что он тут делает? Наверно, он меня спасает! Возможно, я была «подсадной уткой», чтобы преступники напали на меня, а он их задержал с поличным! И именно сейчас мне майор Васюков «добро причиняет», а я сопротивляюсь… Я перестала дрыгаться, и попыталась повернуть к нему лицо с радостной улыбкой, но мокрая тряпка, обильно пропитанная хлороформом, опять легла на мое лицо.

Из последних сил, высоко задрав левую ногу, обутую в туфлю на шпильке, я сильно лягнула ею, приблизительно в то место, где стоял второй нападавший, так неосмотрительно приблизившийся ко мне сзади на расстояние вытянутой ноги. Наверно, получилось красиво! И китайцы не подкачались! Маленькое черное платье растянулось, но не порвалось, что позволило мне совершить арабеск во всей его красоте!

«…!» – последовал непереводимый набор слов, означающий, в переводе на нормальный язык, примерно следующее: «Вот какая незадача! Я получил достаточно сильный ушиб от этой энергичной особы в район расположения моих половых органов. Я не могу сейчас предположить возможные последствия нашего с ней знакомства, но, полагаю, что ей и её маме придется близко познакомиться с моими друзьями…» Тон, которым всё это было произнесено, выразил всю степень его боли, отчаяния и негодования от такого безобразного движения моей ноги назад.

А, так это наш старый знакомый, Хипстер. Ну, что же ты, болезный, под ногу-то подставился… «Сам виноват, – успела подумать я, – теперь это точно не станет началом нашей большой любви и дружбы!» Наверно, налётчик подумал также. «При вдыхании паров хлороформа достаточно десяти секунд до полного отключения сознания», – подкинул «бодрящую» информацию мой мозг и, на сей раз, организм с ним согласился.

Сквозь затуманивающую сознание пелену одурманивающих паров я услышала последние слова.

– А на фига нам такая спешка? Кому эти зелёные так срочно понадобились? Подождали бы, пока мы новых вырастим, – это вопрошал голос Хипстера.

– А я не могу ждать! – нервно отвечал ему голос моего «любимого». – Ты же знаешь, что авиасообщение после COVID-19 возобновили, к нам заказчик из Германии прилетает. Проблемы будут большие, если ничего ему не отдадим, да ещё и подождать попросим. Причем, проблемы будут не только у меня! Там, знаешь, какие люди завязаны?! И вообще, хватить бренчать, как рояль в кустах! Всё брякаешь и брякаешь, только не в такт и не в тему.

Да, обидно разочаровываться в людях. Только что, час назад, я его боготворила и мечтала о встрече с ним, а сейчас, сквозь остатки сознания, я с горечью поняла, что зря сомневалась в Люськиных словах о том, что верить мужчинам нельзя…

«Зря красилась…» – мелькнула у меня последняя мысль, и тут я отключилась от действительности, а в голове как в кинопленке, стали проноситься картины воспоминаний…

Глава 2. Не так давно всё это было…

Воспоминания проносились с бешеной скоростью, изредка замедляясь на ключевых моментах жизни, но, почему-то, самыми крупными мазками, вспомнились школьные годы, которые у меня, в основном, были заполнены учёбой. Как в реальности, в моём мозгу, одурманенном хлороформом, появлялись образы прошлого, и, конечно, в мельчайших подробностях, вспомнилась разговоры с мамой.

Хуже, чем «мама переживает», может быть только ситуация «мама советует», а главным маминым советом был: «Сначала выучись, а потом замуж выходи». В школе мне, Дине Залесской, учиться плохо было никак нельзя в силу должностного положения моего папы, и постоянного маминого об этом напоминая: «Нельзя, чтобы у командира части дочка тройки получала!»

Ещё одним сильным мотиватором для учёбы было большое желание уехать из военного городка, где все про всех всё знают, где учителя в школе – жёны офицеров и соседки по дому, а единственное развлечение – Интернет и книги. Я училась не только без двоек, но и без троек, редко проскальзывали четвёрки, а чаще всего, гордые пузатые пятёрки косяками плыли по моему дневнику.

Хотя нет, за всё время учёбы в школе у меня была только одна двойка, да и то по физкультуре! Надо было выполнить переворот на брусьях, но моё тело не было подготовлено к такому жестокому с ним обращению, а мой мозг вторил телу, обосновывая опасность и бесполезность этого действия. Ну, где ещё в жизни мне придется делать переворот на брусьях? Зачем мне этот бесполезный навык? И, самое смешное, что до старших классов я была самой маленькой по росту, вследствие чего просто не могла подпрыгнуть и зацепиться за верхнюю перекладину. Тогда Володя Зорин, сын старшего прапорщика Александра Егоровича Зорина, самый высокий мальчик из нашего класса, поднял меня и я, зацепившись за перекладину, просто повисла сосиской, беспомощно дергая ногами. Весь класс смеялся, а физрук влепил мне двойку и велел к следующему уроку хорошо подготовиться, чтобы исправить двойку, а на Вовку я обиделась – ведь это из-за него надо мной смеялся весь класс!

«Хорошо подготовиться?! Это как? Я что, должна, как горная козочка, прыгать по полосе препятствий, чтобы надо мной смеялись не только одноклассники, но и все папины сослуживцы и даже солдаты новобранцы?» – с возмущением спрашивала я маму.

Не подготовившись ни морально, ни физически, я со страхом шла на следующий урок физкультуры. Не знаю, кто из родителей больше переживал и готовился к моей пересдаче, папа или мама, а может быть, это сама судьба так распорядилась, но перед тяжким испытанием Володя подошёл к этому инквизиторскому оборудованию – брусьям вместе со мной.

«Закрой глаза и ничего не бойся», – спокойно сказал он. Не знаю почему, но я послушалась и смирно встала под перекладиной с закрытыми глазами, но внезапно взлетела в сильных руках подростка, едва успев ухватиться за верхнюю перекладину, потом мои ноги перемахнули через неё, затем я стукнулась животом о нижнюю перекладину, но не больно, так как Вовка крепко держал меня, совершила соскок и встала по стойке «ноги вместе, руки на ширине плеч».

«Открывай глаза», – услышала я около уха тихий голос и увидела, как Вовка, стоя за моей спиной, удерживает мои дрожащие руки на ширине плеч.

Конечно, двойку мне физрук исправил на четвёрку, а в четверти получилась привычная пятёрка, так как я написала очень хороший реферат об истории Олимпийских игр.

С той поры у нас с Вовкой началась взаимовыгодная дружба, в которой он помогал мне в физическом совершенствовании, а я ему – в умственном, особенно, в точных науках, так как он очень хотел поступить в военное училище.

В классе я сидела за второй партой у окна, и, очень часто, оглянувшись, ловила на себе взгляд мальчика. Он сразу смущался, быстро отворачивался, а его уши смешно краснели. Так как наши фамилии были на одну и ту же букву «З», нас часто ставили в пару, если надо было выполнить какие-то задания вдвоем. Особенным шоком стало, когда наша классная руководительница, решив применить новые методы командообразования и сплочения коллектива, начала объединять пары для дежурства в классе не по партам, а по алфавиту. Волею судьбы я попала в одну пару с Вовкой Зориным, а не с Сашкой Жуковым, стоящим по алфавиту до меня, что ещё больше укрепило нашу с Вовкой дружбу. Конечно же, это он переворачивал стулья и ставил их на столы, а я только поливала цветочки и стирала мел с доски.

Однажды я не выдержала и, желая услышать от него приятный комплимент, прямо спросила: «Вовка, а почему ты на уроках на меня смотришь?»

– На тебя? Нет, я не на тебя смотрю, а на твой хвост!

Вот тебе и комплимент! Я не того ожидала… Но мальчишка рассмеялся и продолжил: «Да на волосы твои смотрю, которые ты в хвост на макушке собираешь! Знаешь, когда утром солнечные лучи на них падают, такое ощущение, что это золотые пружинки на солнце блестят…» При этом уши его опять предательски покраснели. Ого, да он романтик… А у меня в голове в первый раз зазвенели серебряные колокольчики: «А, может быть, она так и начинается, первая любовь, с золотого хвоста на макушке?»

Идиллию разрушил мальчишка словами: «И вообще, я теперь тебя так дразнить и буду: Динка-Золотинка!»

Мы взрослели…

Наверно, перфекционизм родился раньше меня, так как с самого детства я любила всё систематизировать и упорядочивать. Кукол выстраивала по росту, карандаши – по цвету, книги – по размеру, тематике и цвету обложки, поэтому, наверно, предпочтение отдавала точным наукам.

В русском языке, вроде бы, всё нормально, есть правила, но сколько исключений! Один этот «Цыган на цыпочках», притесняющий «цыплёнка» своим «Цыц!», чего стоит!

Вот в математике всё чётко! Есть правила, есть цифры, оперируешь цифрами и правилами – и всё, никаких проблем. А вот, если цифры писать буквами, опять непонятно: двадцать, тридцать, четырдцать… Да, да, не складно, язык сломаешь, а вот поэтому «Сорок»! Даже не четырдесят, хотя далее пятьдесят, шестьдесят… А сорок! Где логика? Конечно, объясняют нам, что это число появилось от количества соболиных шкур, необходимых для пошива шубы. А что, давайте тогда всё в количествах шкур изменять, та ещё условная единица… Или, лучше, в попугаях, как в известном мультфильме…

И в биологии есть исключения. Всё, вроде бы, понятно. Есть земноводные, которые мечут икру, есть пресмыкающиеся, которые откладывают яйца, есть млекопитающие, которые рождают детёнышей и вскармливают их молоком. А утконос и ехидна? Ребята, вы кто? Вы откуда? Тоже исключение – покрыты шерстью, откладывают яйца, вскармливают детёнышей молоком.

А вот с химией всё в порядке. Боготворю Дмитрия Менделеева, который создал периодическую систему. Вот это перфекционист шестидесятого уровня! Так упорядочить все химические элементы, даже пустые клетки не назвал «исключениями», а утверждал, что в них тоже должны быть химические элементы. И учёные всего мира в него верили, поэтому, получив что-то новое, не говорили, что это «ошибка опыта или исключение», а искали, куда бы приткнуть новый элемент в периодической таблице.

А органическая химия! Ну, это вообще просто песня, всё рифмуется! Например, органические спирты, подставляешь в конце окончание «—ол», и всё понятно: гексанол, пентанол, пропанол, этанол… Нет такого, чтобы сказали: «А вот здесь будет исключение. Мы назовём его не этанол, а самогон!». Нет, всё логично: этанол, метанол.

Химические реакции, это проклятие всех школьников, не желающих ничего ни к чему приравнивать! Всё ясно и понятно! Если одному молю положено соединиться с другим молем, то он это и сделает. Нет такого, чтобы какая-нибудь мышьяковистая кислота, посмотрев на дружную троицу калия, кислорода и водорода, под именем «Едкий калий», сказала бы калию: «Фу, противный! Ты дружишь с кислородом водородом, я с тобой соединяться не буду!» Нет, соединится, как миленькая, а школьники и студенты будут потом мучиться, расставляя коэффициенты в уравнении нейтрализации.

Наверно, поэтому, в старших классах я начала испытывать сильное тяготение к химии, как к наиболее логичной науке, и записалась на дополнительных занятиях по химии. Сначала со мной начали ходить несколько девочек, которые собирались поступать в медицинскую академию, но потом они переметнулись на биологию, а я осталась в гордом одиночестве, упорно продолжая совершенствовать свои химические знания. Конечно, результатом стали победы на Олимпиадах, выступления на конференциях, участие в конкурсах, что позволило мне с лёгкостью поступить в университет.

Дополнительные занятия по химии в школе проходили три раза в неделю, и, очень удачно, что у Вовки Зорина в эти же дни были тренировки по борьбе и стрельбе. В старших классах он вытянулся, стал на целую голову выше меня, превратившись в долговязого подростка с большими ушами, и активно совершенствовался, по его выражению, «в силовой и огневой подготовке».

Я торжественно вручала ему свой тяжёлый рюкзак с учебниками, а сама гордо несла пакет с белым накрахмаленным халатом и всю дорогу от школы до дома рассказывала о своих идеях, о прочитанных книгах, придумывая совсем другую историю. Особенно ему нравились мои пересказы детективов, которые всегда обрастали дополнительными персонажами, новыми подробностями и приключениями. Если же я спрашивала своего попутчика о его мнении о прочитанной книге, он отделывался короткой фразой: «Двое впали в кому, а одна – в экстаз, это детектива краткий пересказ!»

На пороге моей квартиры он торжественно вручал меня родителям, а моя заботливая мама тут же начинала хлопотать и приглашать его войти со словами: «Проходи, Володя, поужинай с нами!» Из кухни доносились ароматы вкусного ужина, но Вовка мужественно отказывался от него, хотя я знала, что он был такой же голодный, как и я. Представляю, каких трудов ему это стоило, потому что он жил только с отцом, который кормил его солдатской пищей: кашами, картошкой, тушенкой, для того, чтобы сын не избаловался и с детства приучал бы желудок к нормальной солдатской пище, а не к «пармезанам и фрикасе разным». А вот на предложение мамы: «Тогда хоть компотику выпей, пить, наверно, хочется после тренировки», почему-то соглашался. Тоже мне, любитель компота! Хотя, чего это я так, он же жил совсем в других условиях…

Он появился у нас в пятом классе, когда старший прапорщик Зорин Александр Егорович внезапно обзавелся ребёнком, не семьёй, не новой женой с детьми, а просто ребёнком, этим худым высоким мальчишкой с большими грустными карими глазами. То, что это был его родной сын, доказывало абсолютное внешнее сходство лучше всякой генетической экспертизы, а вот что произошло с матерью мальчика, мне тогда было неизвестно. Хотя, полагаю, что мой папа, да и мама, наверно, всё знали, но не считали нужным посвящать меня во взрослые тайны.

Иногда, по разным школьным делам, мне приходилось бывать у него дома. Вовка рос в спартанских условиях, в однокомнатной служебной квартире. В комнате стоял стол, две односпальные кровати с жёсткими матрацами, всегда тщательно заправленные тонкими одеялами, лежали тяжёлые гантели, висела боксерская груша, а в углу стоял двухстворчатый шкаф, в котором ровными рядами лежали футболки, свитера и другой нехитрый скарб. Никаких штор, ковров, занавесочек, вазочек, цветочков, картин и фотографий в рамочках нигде не наблюдалось.

На столе стояли учебники, лежали тетради, ноутбук и какие-то книги – самоучители по разным видам борьбы и физического развития. Удивляюсь, как при таком упоре на спорт над ним не возобладал принцип «Сила есть, ума не надо»? Учился он нормально, наверно, благодаря хорошей памяти и высокой ответственности, так как всегда выполнял все заданные уроки. Единственный пробел – он абсолютно не читал обязательные произведения классиков к урокам литературы, так как ему просто не хватало на это времени. Но вот здесь приходила на помощь я и предлагала ему краткий пересказ всех литературных произведении, от Толстого до Солженицына, причем, часто, в своей интерпретации, со своими комментариями, что, естественно, отражалось в сочинениях. Учительница литературы всегда удивлялась, почему, например, образ Катерины из «Грозы» Островского, и он, и я, в сочинении охарактеризовали не как «луч света в темном царстве», а как неврастеничку, которая сама спокойно жить не хочет и другим жить не дает. При этом учительница видела, что мы сидим в разных концах класса и списать или переговорить у нас возможности не было.

Нам было весело, мы были молоды, мы были счастливы, по крайней мере, я. Да, у меня ещё не начались собственные «терзания сердца», а о переживаниях Татьяны Лариной или Наташи Ростовой я очень виртуозно писала в сочинениях, за что стабильно получала пятёрки. Ну, конечно, им было, в кого влюбляться! Например, князь Андрей Болконский, молодой дворянин Евгений Онегин, блистательный офицер, граф Алексей Вронский! А в наше время кто кумиры? Разве Моргенштерн, Шарлот или Скриптонит могут вызвать какие-то романтические чувства у девушки? Хотя нет, наверно, у кого-то и могут, не зря у них такая армия поклонниц… Но я, как-то, без больших душевных переживаний смогла пройти этот подростковый период влюбленности во всё то, что движется в TikTok, а больше влюбляться было не в кого. Не в Вовку же!? Скажем прямо, Вовка красотой не блистал. У него было худощавое лицо с четко очерченными скулами и большие уши, краснеющие при разговоре со мной. Волосы густые, темно-коричневые, наверно, прямые, хотя точно сказать не могу, так как у него всегда была короткая стрижка, не позволяющая волосам показать себя во всей красе. Такими же темными были широкие брови, а под ними – карие, почти черные глаза в обрамлении густых ресниц. Самым примечательным был нос, который, казалось, был вырублен целиком из скалы, как у истуканов с острова Пасхи, и резко выдавался вперед, нарушая гармонию композиции. Но это ещё было не всё. Если по описанным выше чертам внешности мой друг точно копировал своего отца, Александра Егоровича, который, кстати, вызывал неподдельный интерес у одиноких женщин нашего городка тем, что, во-первых, был не женат, во-вторых, был очень привлекателен именно зрелой, мужественной красотой, то во внешности Вовки произошел какой-то генетический сбой. Вместо суровых, тонких, крепко сжатых мужественных губ отца, природа наделила юношу чувственными пухлыми губками! А, впрочем, чего я критикую… Ну, не капитан Грэй, но и я не Ассоль! Да, возможно, я и не его жду на корабле с алыми парусами! Он хороший друг, который никогда не предаст и всегда придёт на помощь, нам вместе весело и интересно, и, вообще, скоро мы закончим школу и разлетимся в разные стороны, к новым неизведанным берегам!

Мама была спокойна, так как я чётко следовала по разработанной ею стратегии: «Сначала учиться, а потом жениться!» и никаких юношеских романов не заводила. Я же, втайне от неё, мечтала о будущем поступлении в университет, где, наконец, я смогу избавиться от назойливого контроля за своими действиями.

В общем, в школе я сформировалась как высококачественный «ботан». Для завершения образа не хватало только очков, но и это не заставило себя долго ждать. В старших классах я стала замечать, что предметы, находящиеся вдали, не имеют четких очертаний. Конечно, проблема не зашла так далеко, что вместо зелёной папиной служебной машины я видела куст сирени. Нет, я по очертаниям ещё могла отличить человека от столба с дорожными знаками, но вот, в процессе различении самих знаков уже возникал вопрос. Меня стало удивлять, почему на рекламных щитах не пишут внятный и понятный текст, а рисуют разноцветные линии, но очень радовало, что фонари на столбах переливаются и искрятся таким лучистым ореолом света. Я имела неосторожность озвучить маме особенности видения мною окружающего мира, и сразу же была направлена к окулисту, который выписал мне очки минус 2. Правда, он утешил маму, что это пока ещё не страшно, надо поменьше зрительных нагрузок, побольше прогулок на свежем воздухе и зрение восстановится, станет единица. Ага, это в одиннадцатом, выпускном классе, поменьше зрительных нагрузок?