Однако моя амазонка не унывала. Она застелила постель, умылась. Прибрала раскиданные вещи.
К тому времени, когда суп доварился, окружающее пространство приняло обитаемый вид и подобие гармонии.
Довольные, мы сели завтракать.
***
И тут я вспомнил о тетке Марине, которую обещал навестить, но за Вериными слезами совсем забыл.
– Ты не сердись, но мне нужно пойти к соседке, – сказал я, не поднимая глаз от тарелки.
Вера перестала кушать, уставилась на меня.
– Я обещал.
– Пойдем вместе, – сказала Вера.
– Я бы не хотел, чтобы ты туда шла.
– Почему? – с удивлением спросила Вера.
– Ей плохо. Она плачет. У нее что-то случилось.
– Я пойду с тобой!
– Не надо. Я не хочу…
– Зато я хочу! – сказала Вера и решительно отодвинула ложку.
Глава тринадцатая
26 января 2014 года, воскресенье
(продолжение)
***
К Марине мы пошли вместе. По настоянию Веры из своих куцых запасов выделили кое-какие гостинцы: буханку хлеба, горсть карамелек, колечко ливерной колбасы. Положил к гостинцам упаковку «Валидола».
Придя к дому тетки Марины, мы вошли без стука. Я думал, что она все так же лежит в кровати и плачет. Но к нашему приходу Марина уже возилась у плиты – сельская жизнь не предполагает долгих страданий и копания в своем горе. В каждом, даже захудалом, дворе есть живность, которая мычит, хрюкает, кудахчет и хочет кушать вне зависимости от душевного состояния хозяев.
***
Мы зашли, Марина оглянулась: глаза все такие же заплаканные, отрешенные.
Ничего не сказала. Молча продолжила размешивать в двух ведрах варево из картошки, досыпая черпаком грубо помолотую муку. Закончив приготовление, Марина подхватила оба ведра и пошла из хаты.
Раньше, по моей детской памяти, у дядьки Степана и Маринки было большое хозяйство, но сейчас, видимо от него остались жалкие крохи, если судить по ухоженности усадьбы.
***
Тетка вышла. Я положил на стол принесенные гостинцы, подтолкнул Веру к табурету, сел сам.
– Она страдает, – сказала Вера. – Я чувствую.
– Не нужно было тебе приходить.
Вера вопрошающе посмотрела на меня.
– Проблем нам и так достает, – объяснил я.
Вера ответить не успела – скрипнули двери в веранде, затем в хате, зашла Марина. Стала напротив нас, принялась разглядывать меня – будто впервые видела, затем Веру – взгляд на ней задержала подольше.
– Ты внук Матрены?
– Да…
– Это твоя дочка?
Я отрицательно покачал головой.
– Твое дело, – сказала Марина, села возле нас на соседний табурет.
Глянула на стол, где лежали принесенные гостинцы в целлофановом пакете:
– Заберите назад. Не нужно мне киевских подарков.
– Мы от чистого…
– Я сказала – не нужно! – крикнула Марина, со злостью ударила ладонью по пакету: тот слетел со стола, шмякнулся возле печки.
Мы с Верой молчали, не зная как поступить.
В который раз показалось, что Марина психически не здорова, и долго быть нам здесь не стоит. Особенно Вере.
– Что же у вас, в том Киеве творится?! – неожиданно запричитала-завыла Марина, закачалась на стуле. – Сволочи! Ироды! Проклина-а-ю…
***
Вера от неожиданности вздрогнула, оглянулась на меня.
Я обнял ее за плечи, прижал, поворачивая так, чтобы отгородить от воющей женщины.
У Марины начинался очередной приступ, надо было уходить.
– Ослепили, Ироды, моего Петеньку, кровиночку голубоглазую, – причитала Марина, завывая на гласных. – Пусть будут ПРОКЛЯТЫ! Гореть им в аду! Им, и их детям до седьмого колена! Аминь… ПУСТЬ БУДУТ ПРОКЛЯТЫ ВСЕ МАЙДАНЫ! И ТЕ, ЧТО БЫЛИ, И ТЕ, ЧТО ЕСТЬ, И ТЕ, ЧТО БУДУТ… ПУСТЬ БУДУТ ПРОКЛЯТЫ ВСЕ, КТО ИХ ЗАТЕЯЛ!
***
Марина на нас не смотрела. Она раскачивалась на табурете, дико щерилась на окно, трясла кулаками и плевалась, грозя неведомым «иродам».
Я поднялся, взял Веру за руку.
Медленно, чтобы не вспугнуть и не привлекать внимания, ми просеменили к дверям, вышли в сени, затем в веранду, затем во двор, подальше от чужого горя.
Я не нашелся, как и чем помочь бедной женщине, но чувствовал энергетику ее проклятий, и ЗНАЛ, что они ОБЯЗАТЕЛЬНО найдут адресатов. Горе им…
Глава четырнадцатая
26 января 2014 года, воскресенье
(продолжение)
***
Выйдя со двора на улицу, я плотно прикрыл калитку. Облегченно вздохнул.
– Опять воет? – зашамкало за спиною.
Мы с Верой испуганно обернулись: на противоположной стороне раскисшей дороги стоял сухонький – метра полтора ростом – сгорбленный мужчина неопределенных лет.
Скорее дедок, в смешной широкополой шляпе, затертой болоньевой куртке, размера на три больше, и таких же огромных кроссовках, залепленных холодной грязью.
Дедок переминался с ноги на ногу, с интересом нас разглядывал. В одной руке он держал матерчатую засаленную сумку, а другой опирался на палку.
***
Я смутно помнил его из детства.
За тридцать минувших лет он почти не изменился. Это был сельский сумасшедший – Федор, или Федурка – как его называли.
Покойная моя бабка рассказывала, что он безобидный, от рождения убогий. Бояться его не стоит, но и занимать не надо – божий человек.
Федурка в селе слыл дурачком и богоискателем. В глазах односельчан второе предполагало первое, поскольку Бога никто из добропорядочных обывателей не искал, и не думал заниматься такой ерундой.
Федурка жил с матерью, которую называли ведьмой. После ее смерти он так и остался на окраине села, в материной хате, соседствуя с моей бабкой да теткой Мариной.
***
– Воет, бедолага, – продолжил дед, обводя нас неприветливым взглядом.
Это не было вопросом – лишь констатацией факта, и я кивнул. Глаза у деда были колючие.
– Вы кто и откуда?
– Из Киева. Я внук Матрены – вашей соседки. А это… – я кивнул на Веру.
Глаза его сверкнули, как раскаленные угли:
– Антихрист уже пришел в мир; его имя – БУНТ! – прошипел дед, недослушав моего объяснения.
«Везет мне на странников и психов, – подумал я, вспомнив соседа Эльдара. – Подобное притягивает подобное».
– Ты кому служишь? – спросил дед.
– Никому, – ответил я.
«Теперь это правда».
– Так не бывает, – сказал дед и улыбнулся чернозубым ртом. – Если ты не служишь Богу, ты служишь Сатане – середины быть не может.
***
Наш диалог меня все больше тяготил. Да и Вера устала.
Она испуганно жалась ко мне плечом. Я обнял девушку и отступил на полшага назад, прикидывая, как бы обойти больного деда. Но тот почувствовал, ухватил меня за рукав костлявыми пальцами.
– Послушайте, раз вы из Киева! Святыня земли русской превратилась в пристанище Дьявола! – застрекотал, забулькал дед. – Горе вам, столичные бесы! Из-за вас на нашей земле прольется много крови в этот год и следующие! В реках покраснеет вода и новая планета появится над землей… Нужно быть к этому готовым. Нужно починить церковь, привести в порядок кладбище – самое главное место после божьего храма, преддверие Ада и Рая. Скоро Страшный суд и нужно уделить оставшееся время спасению души…
– Почему плачет тетка Матрена? – спросил я деда, чтобы остановить его страшные пророчества.
Тот замолк, поднял на меня безумные глаза. Я выдернул рукав из его пальцев.
– Лукавый пришел на святую землю, – медленно, по слогам, будто неразумному ребенку повторил дед, а дальше залепетал, как и прежде, глотая слова. – Приспешники Сатаны грызутся между собой за власть, как шакалы над падалью, натравливают людей, чтобы те убивали друг друга, палили бесовским огнем. Маринкин сын срочную служил во внутренних войсках, а ему на Козьем болоте глаза и выпалили, когда он кордоном перед нечистью стал. Вот Маринка и воет, и проклинает киевский бунт!
Дед отдышался, переводя глаза то на меня, то на Веру.
– Люди, желающие спасти свою душу, должны готовиться к грядущим битвам – час их настанет, когда легионы бесов и сам Сатана, пришедший набирать воинство, обрушатся на монастыри и святые православные храмы. Скоро это, скоро… Много крови прольется!
***
Я больше не слушал. Ухватил Веру за руку, отодвинул деда и решительно пошел по раскисшей дороге к бабушкиному дому, таща девушку за собой.
– Покайтесь! – завопил в спину дед. – Для спасения души нужно покончить с собственной волей-отравой, которая внушает человеку нелепую уверенность в том, что он – бог, стоящий выше всех!
Не оборачиваясь, я тянул Веру за собой.
Я и сам знал – намного лучше Федурки – что творится в столице.
Глава пятнадцатая
26 января 2014 года, воскресенье
(продолжение)
***
– Чудной дед, – сказала Вера, когда мы возвратились домой.
Поймал себя на мысли, что уже, про себя, называю старую бабушкину избу домом.
Будто чувствуя такую перемену, убогое жилище поменялось, стало нашим. Возможно потому, что мы немного прибрались, занесли дров, протопили печку.
Но я знал, что дело не в этом. Не единожды раньше замечал: стоит переночевать в незнакомом месте, как оно становится родным, а несколько ночей делают его моим убежищем и местом силы.
***
Вера присела за стол, отломила краюшку хлеба от початой буханки. Принялась голодно жевать.
– Не перебивай аппетит, суп подогрею, – я перехватил тонкую руку, развернул ладошку, поцеловал в запястье.
– Чуть-чуть, – увернулась Вера. По-детски стянула плечами.
– Подожди.
Я взял кастрюлю с утренним супом, поставил на плиту.
В городской квартире достаточно было бы поджечь газовую конфорку и через пару минут суп согреется. Но в деревенской избе для этого требовался целый ритуал.
Я нашел несколько поленьев посуше, и без сучков, аккуратно настрогал ножом тонких щепок, сложил из них горку в печурке, зажег. Дав прогореть, сверху наложил три полена.
Огонь разгорелся.
Вера все это время следила за мною, забравшись с ногами на кровать и охватив колени руками.
***
– Чудной дед, – повторила Вера. – О нечистой силе говорил… Я в это не верю. А ты веришь?
– Вера не верит, – скаламбурил я, пробуя суп.
– А ты? – спросила Вера.
– А я знаю…
– О нечисти?
– И о нечисти. Обо всем.
– Так уж и знаешь, – недоверчиво хмыкнула Вера. – Наши ребята из университета на Майдан ходили. Рассказывали, что там обычные простые люди отстаивают свои права.
Разве они – нечисть?
– Обычный простой парень ХОТЕЛ тебя прямо в туалете общежития, называя «комсомольским телом»? Обычные мирные люди выжгли глаза сыну тетки Марины?
– Ну, он же мент! Он защищал бандитскую власть.
– И ты… Маринкин сын стоял в оцеплении, куда его поставили его командиры, – сказал я, разливая суп в тарелки.
– А его командиры, и те, кто бросал огонь в молодых парней – зомбаки. Подчиненные бесов.
Я спиной чувствовал Верин недоверчивый взгляд. Обернулся.
– Ты откуда знаешь? – спросила Вера.
***
– Я много знаю. Я когда-нибудь сойду с ума от всего, что знаю… Это очень сложно. Я хотел тебе раньше рассказать – ты не слушала. А теперь не хочу. Давай, лучше, кушать.
Мне вовсе не хотелось теребить свои былые сомнения, признаваться Вере в дружбе с Велиалом.
«Тем более, когда сумел выскользнуть из его сетей».
Мне не хотелось говорить о своих подозрениях в отношении самой Веры – уж очень все у нас гладко складывалось.
«Но она теплая, мягкая, нежная – настоящая…».
Вера почувствовала мои мысли, больше не расспрашивала.
Мы доели суп, затем до вечера обустраивали свое скромное жилище.
Старый дом все больше становился нашим.
Глава шестнадцатая
Ночь с 6 на 7 февраля 2014 года
***
За неделю мы с Верой окончательно прижились в бабушкином доме. С началом февраля жизнь потекла своим чередом за неспешными сельскими заботами.
И все бы ничего, но последние ночи, лишь только засыпал, ко мне приходили гости. Особенно перед рассветом, в беспокойной деревенской тишине. Меня навещали призраки людей, которых я убил ради исполнения ЖЕЛАНИЙ.
Я их боялся. Как в детстве – натягивал одеяло на голову, нырял в уютную Верину «ложечку». Призраки теряли меня из виду, растворялись. Мне хотелось в это верить, а возможно так оно и было.
Во всяком случае, слившись с девичьей спиной, я засыпал без кошмаров.
***
На этот раз мое убежище не помогло.
Я уже почти засыпал, как на фоне окна, скорее почувствовал, чем разглядел неоновый силуэт.
«Привиделось», – подумал я. Уже хотел сбежать под одеяло. Но любопытство победило – пригляделся: гость оказался необычным.
Это был не Велиал и не один из его посланников.
«Не бойся… – проявился во мне нежный голосок – суть перезвон колокольчиков или журчание весеннего ручейка – так говорят дети, особенно девочки. – К тебе пришел ангел Хамуил».
Я теснее прижался к Вериной попке. Наученный Велиалом и его компанией, я никому не верил.
«Уходи… Мне обещали, что не тронут».
«Я ангел Хамуил – защитник и хранитель… Я не причиню тебе зла. Мне нужна помощь…».
– Не верю! Сгинь. Велиал отпустил меня… – зашипел я.
Вера вздрогнула, заворочалась. Я теснее прижал ее за плечи.
«Не бойся… Пошли…» – звучал во мне малиновый голос ночного гостя.
***
Не дожидаясь моего ответа, тварь, назвавшаяся Хамуилом, дунула теплым земляничным дыханием. Мое астральное тело содрогнулось и вышло из физической оболочки.
Я оказался в прозрачном стеклянном шаре, будто внутри огромной елочной игрушки, по стенкам которой расходились живые змейки миниатюрных сиреневых молний.
Мир вокруг преобразился, заиграл красками и волшебными звуками. И на его фоне особенно ясно проявилось убожество оставшегося внизу деревенского дома, который стал нашим убежищем; и сама Вера, лежащая на продавленном диване; и обнимавшее девушку бездушное тело, почти мертвое, бездыханное, которое мгновение назад было мной.
***
Я поднял глаза. Возле меня, в шаре, находился мальчик лет двенадцати, или девочка – нежные черты лица и длинные светлые волосы скрадывали пол.
«Мой ночной гость – ангел Хамуил» – догадался я.
За спиной у ангела крыльев не было.
– Это выдумки, – серьезно сказал мальчик, или девочка.
– Крылья нужны для перемещения по воздуху, а мы перемещаемся в астрале, и…
– Снимай парик – я тебя узнал. Ты – бес! – хамовато пошутил я. Уж очень мне не нравился этот красавчик, или красавица.
– Нет, конечно… – смутился гость.
– На нет – и суда нет. Тогда, чем обязан?
Я продолжал плотоядно его разглядывать – авось испугается, улетит. Ангелы меня еще не посещали, и как общаться с ними – я не знал. Но одно знал наверняка: общение с потусторонним миром к добру не приведет.
«Лучше, как-нибудь сам. Подальше…».
– Мы просим у тебя помощи, – сказал красивый мальчик.
– Кто – мы?
– Ангелы Света…
– Я УЖЕ встречал «ангелов света». Мерзость!
– То были демоны и бесы. Воинство Сатаны. Черная рать!
А истинные Ангелы Света – это мы.
– Они то же самое говорили. Вы, уж, разберитесь между собой.
– Они врали. А мы…
– Те же яйца, только в профиль. И какие вы Ангелы, если сами не можете решить свои проблемы?
– Это проблемы людей. А мы не можем прямо вмешиваться в ход земных событий. Но сегодня случится непоправимое. И ты должен этому помешать.
– Я больше никому ничего не должен! Искупил. Отмотал… И я НЕ ИГРАЮ в ваши игры: ни в демонские, ни в ангельские, ни в человеческие. Мне ПЛЕ-ВАТЬ! На тебя – в том числе.
Я демонстративно плюнул на стенку радужного шара.
Плевок зашипел, как на горячей сковородке, исчез.
– Не спеши отказываться. Я покажу, а ты решишь, сможешь помочь или нет.
***
Стеклянный шар легонечко качнулся и сорвался с места.
В миг он прострелил черное пространство, взмыл к беззвездному небу, затем спустился, и мы оказались над светящимся оазисом большого города.
В контрастных переливах я узнал недавно оставленную столицу, пульсирующие артерии ее главных магистралей и затемнения второстепенных улиц и переулков.
По мере приближения к задымленному центру, ощущалось, как в пространство испаряются сгущенные флюиды злобы и агрессии, питаемые бесплотными сущностями – моими недавними коллегами, – которые кружили над людским муравейником И от того астральное тело мое заходилось дрожью, будто я был не энергетическим сгустком, а живой плотью со всеми положенными чувствами.
«Я не хочу…» – пульсировало во мне.
«Скоро станет легче» – отвечал ангел легким шелестом.
«Что я должен делать?».
«Спасти…».
«Кого?».
Ангел не ответил. Описав сложную кривую, наш шар приблизился к Главпочтамту, проник во двор массивного здания и беззвучно лопнул за несколько метров от земли.
Я на мгновение ощутил себя легким перышком, повисшим в воздухе. Потом, будто струей пылесоса, меня подхватило и потянуло вниз.
Глава семнадцатая
Ночь с 6 на 7 февраля 2014 года
(продолжение)
***
Сначала я почувствовал холод. Затем ноющую боль в правой ноге.
Повеяло пряным древесным дымом и ядовитым угаром тлеющей ваты.
Я опасливо огляделся. Обнаружил себя сидевшим на ящике возле костра, посреди двора, окруженного серыми громадными домами. В костре горел остов разломанного венского стула, который я определил по фигурным ножкам.
Возле меня, на отломанной спинке, отделанной гобеленом, сидела пухлая курносая девушка лет двадцати – насколько я мог определить в потемках ее возраст. Она была одета в болоньевый затертый пуховик и бесформенную вязанную шапку. Девушка курила.
Соседка кисло улыбнулась, показав кривые зубы:
– Не волнуйся. Сиди и слушай… – Голос у нее был хриплый, прокуренный. – Я – ангел Хамуил.
***
Девушка жадно сделала последнюю затяжку, бросила окурок в огонь, туда же плюнула.
Я уставился на нее.
«Это прекрасный фавненок, который прилетел со мною?!».
– Да, – сказала некрасивая девушка. – Нам пришлось на время позаимствовать тела, у… – она запнулась. – У заблудших.
«Подселение в чужое тело своей монады и полное замещение личности, – догадался я. – Валафар об этом рассказывал…».
– А почему заблудших? – притворно удивился я, догадываясь, кто эти двое.
– Они служат Люциферу. Но самое страшное – они делают это сознательно. Это зомби.
– Зомбаки, – поправил я.
– Да, зомбаки…
– А ты, значит, не от Люцифера?
Девушка отрицающе покачала головой:
– Я – ангел Светлого Воинства Хамуил.
– А зомбаки и бесы, значит, не «Светлое»?
– Конечно же, нет! Они «Темное». Нечисть!
– Вы как-то разберитесь… Мы уже это обсуждали.
– Единственно верное «Светлое» – мы!
– Те же яйца… – Я наклонился к огню, поднес озябшие руки.
Это были не мои руки: грязные, мозолистые, с неровно обломанными ногтями.
От моей куртки блевотно смердело козлом, дымом и застоялым никотином.
«Иероним Босх отдыхает!».
– Ты мог бы подыскать что либо поприличнее? – недовольно пробурчал я.
– Я тоже не в восторге. Но эти тела помогут нам исполнить миссию.
– Кстати… – я уставился на молодую особу.
«Бомжиха».
– Ты мысли свои придержи, – зашипела девушка-ангел.
– Рассекретят…
– Не рассекретят, – отмахнулся я.
– Вот потому ты и нужен… – она запнулась. – Мы, ангелы, не можем прямо вмешиваться в людские дела. У нас нет таких полномочий и возможностей. А строить долговременные косвенные цепочки влияния уже некогда. Сегодня могут
погибнуть два человека. Хорошие, ни в чем не повинные. Их ангелы-хранители попросили меня помочь, а я прошу тебя.
***
– И что я должен?
– Ты не должен. Мы просим. Ты можешь прямо вмешатся в людские отношения. Спасти. Их будут убивать.
– Когда, кого и от кого спасти?
– Сегодня спасти. Бунтовщики, по команде бесов, взяли в плен двух милиционеров: парня и девушку. Обычных людей, не зомбаков. И теперь хотят казнить их, вроде как в наказание за издевательства над их соратниками. Помнишь, в январе «беркуты» казака на морозе догола раздели?
Я помнил. Это случилось в тот день, когда зомбак Григорий убил чернявого парня. По моей указке. Мы принесли «ритуальную жертву», из-за которой потом начались кровавые игры. Это были звенья одной цепи – убийство и издевательства. Его совершали такие же зомбаки, только в милицейской форме. По науськиванию своих кураторов. Им очень нужно было всколыхнуть толпу и посеять хаос.
***
– …пойдем в Дом Профсоюзов. Сегодня ночью, на седьмом этаже, будет казнь. А потом раструбят об этом, чтобы спровоцировать милицию на еще большую жестокость.
– Я похож на Рембо? Или на советского десантника из «Зоны особого внимания»?
– Причем…
– Как ты представляешь освобождение пленных? Не из камеры, а при большом скоплении народа, в ограниченном пространстве… Тут взвод спецназа нужен.
– Мы вдвоем справимся, если будешь меня слушать. Все продумано.
– Кем? – Мне не нравилась эта затея.
– Кем нужно, – отмахнулась девушка, подвинулась ко мне, села совсем близко.
От нее пахло костром и немытостью. Но особо мерзко воняло изо рта.
Я невольно отстранился, девушка не обратила внимания.
– Мы затеряемся в толпе. Дождемся, когда их приведут.
Ты загадаешь ЖЕЛАНИЕ, отведешь глаза…
– Нет! – сказал я и поднялся с ящика. – Я ухожу.
– Куда? – насмешливо спросила девушка-ангел. – Ты не забыл, что твое настоящее тело сейчас находится за сто километров отсюда.
Она была права. Идти мне некуда.
– Или ты хочешь навсегда остаться в ЭТОМ?
Я молча сел обратно. Наклонился к огню. Было холодно.
***
– Кстати. Засунь руку в карман и достань, что там находится.
Я сунул и нащупал горбатый металлический полукруг.
Вынул. Это был самодельный кастет. Он привычно лег в руку.
«Дядя сделал под себя».
– Не то! – поправил Ангел. – В левом кармане.
Сунул руку в левый. Там лежала кустарно изготовленная синяя книжечка-удостоверение.
– Читай.
«Самооборона Майдану» – значилось на обложке.
– Фамилию…
– Васыль Кутныця, – прочитал я в голос. – Сотенный.
– Ты хочешь уйти и навсегда остаться Васылем Кутныцей? И спать не с Верой, а с Маричкой Матюшок? – ангел закудахтал прокуренным голосом. – К стати – она, то есть я, – твоя революционная жена. Три дня как перешла из соседней палатки.
***
– Я обещал, что больше никогда не буду загадывать ЖЕЛАНИЙ, – зло сказал я, отодвигаясь от вонючей жены.
– Тебе не жаль тех ребят?
Я не ответил.
«Какое мне дело до ментов? Среди них каждый десятый – зомбак».
– Ты знаешь, какая смерть ждет пленных?
– Нет. И знать не хочу. Я не играю в ваши игры! Оставь меня в покое и верни обратно!
Девушка с прищуром зыркнула, презрительно скривила губы.
– Иди за мной!
***
Она поднялась.
Не оборачиваясь, пошла в направлении арки, которая вела на Крещатик.
Я понимал, что нахожусь не в том положении, чтобы качать права. Этот решительный и обидчивый ангел оставался единственной ниточкой, связывающей меня с прошлой жизнью и с Верой.
Делать было нечего, и я пошел за ним.
Глава восемнадцатая
Ночь с 6 на 7 февраля 2014 года
(продолжение)
***
Мы выбрались на революционный Крещатик.
Я раньше неоднократно наблюдал его людское копошение, но наблюдал сверху, отвлеченно, будто муравьев в террариуме. Теперь же, изнутри, ЭТО оказалось страшным сюром.
Центральная улица столицы напоминала цыганский табор. Она была хаотично утыкана разнообразными палатками, шатрами, фанерными сараями, в которых кудахтали куры и хрюкали свиньи. Меж палаток громоздились дрова и прочий бытовой хлам.
Горели костры. Вокруг живительного тепла располагалась неряшливая молодежь обеих полов, хмурые торгаши с киевских базаров, спитые интеллигенты, городские сумасшедшие и прочая маргинальная братия.
Но большинство населения палаточного городка составляли замурзанные граждане бомжеватой наружности в строительных оранжевых касках. Явно не местные, не городской культуры – вроде разбитной девушки Марички. Да и сам я, полагаю, в нынешнем теле был одним из них, и выглядел соответственно.