Если бы человек не вкушал удовольствий, пусть быстротечных, но все-таки удовольствий, он бы чувствовал вечную неудовлетворенность, тоску или просто не видел смысла своего существования. И, право же, как замечательна жизнь! Мы живем в предвкушении чего-то значительного и в ожидании своя прелесть. И прозрев, осознав себя, как-то выглянув на рассвет в окно, проницательно изрекаем: "А ведь снег идет!", хотя хлопья застилают колпаки девятиэтажек без малого целый месяц.
Инна глубоко вздохнула. Разметавшиеся волосы, ищущее выражение лица. В глазах – безмолвная арктическая пустыня. И Артур телом ощутил леденящее отчуждение. "Кретин! Заспиртованный скорпион! Танцевать без звука, как сушеная вобла".
– … по-моему, я не ошибусь, – осмелился-таки Артур, – если скажу, что ты очаровательна.
– Да?! Ты тысячный в списке, кто это сказал. Я загадка. И никто никогда не разгадает меня.
Хоп! Пощечина!
"Кретин ты, Артуха, кретин. Банальность – враг искусства, а общение – это тоже искусство, тем паче с такими девушками". И, не желая проиграть поединок, он кинул последний козырь, реализовал ШАНС.
– А ты знаешь, я умею гадать. И могу предсказать судьбу.
– Ты цыган?! – она скептически осмотрела его.
– Нет, – отчаявшись, ляпнул он, довольно беспечно. Выход нашелся, – он прочел на днях дряхлый от древности томик "Хиромантии".
Любовь творит с людьми чудеса. Артур преобразился. Теперь перед Инной стоял вовсе не стеснительный, хилый студент в очках, а мушкетер, покоритель женских сердец, великодушный защитник их чести.
– Нужна твоя рука.
Инна осторожно подала горно-хрустальную руку, как триста лет назад дама сердца протягивала благородному рыцарю розу, и Бостан также осторожно заключил ее в свою.
Не подкачай, брат, – успокаивал себя Артур, – если боишься, обязательно проиграешь. Смелее!»
– О! – воскликнул он. – Ты очень смелая и независимая девушка…
Музыка и танцы, казалось замерли в эту минуту. Артур продолжал: – Видимо, ты высокого мнения о себе, потому что не страдаешь от одиночества. Ты имеешь ослепительный успех, огромное число поклонников. Но что-то в тебе есть неуловимое. И эта внешняя, напускная веселость – своеобразная маска. Не исключено, что ты испытала глубокую личную трагедию. Но ты сама не знаешь, что хочешь. И еще: с точки зрения молекулярно-кинетической теории и моей банальной эрудиции, если этот вопрос рассмотреть глобально, то ты непостоянна.
– Вот так?!
Инна была приятно удивлена прорвавшемуся голосу этого неприметного парня. Она уже примечала упрятанные те ценные черты, что возвышали его в образе этакого Леофана, над общим числом ее обожателей. Но ведь это могла быть и рисовка? Обыкновенная, заурядная, когда прямо на глазах мизерный человек вырастает до размеров фешенебельного небоскреба. Кто же он, этот скромный Артур? Двойник или искренняя юношеская натура? И она решила проверить.
– Французы говорят: «Я люблю, потому что люблю». Я непостоянна. И если твои первые слова прозвучали, как признание, то ты потерпишь крах. Не так ли, Артик? Но я загадка, и ты никогда не разгадаешь меня.
Она кокетливо стрельнула глазами и, подтверждая, что попусту слов не бросает, махнула рукой: – Эй! Олег! Этого хватило, чтобы усатый, рослый блондин с пышной шевелюрой и горбинкой, только украшавшей его нос, безапелляционно покинул партнершу и подскочил к Инне.
– Мое почтение…
– Ты не возражаешь, если мы потанцуем. А то назойливый кавалер, – она обратила свой взор на Бостана, – навеки разлучит нас.
– Сомневаюсь! – пророкотал Олег, как всадил топор в полено.
Артур оторопел. Бесцветная жизнь его распахнулась в неприглядной, бессовестной наготе: сплошное отступление без боя, без единого выстрела, схватки. Он подпирал холодную стену, еще минуту назад воплощавшую в себе золотую стену храма счастья. Блеск и мишура вечера разом сгорели. Он провожал пару взглядом смертника, который прощается с голубым небом прежде, чем положить голову на плаху. В глазах обнажалось не то сожаление, не то недоумение, а зубы покусывали губу.
* * *
Артур тщательно побрился, обрызгался одеколоном и, глядя на себя в зеркало, на минуту задумался. Он постарался смикшировать в памяти вечер с Инной, но выкинуть ее из головы не удалось. Как будто он снова очутился на дискотеке, в сверкающем зале перед ней, отчетливо услышал ее голос, и рука коснулась пальчиков девушки. Потом ее вопрос, загадка, этот Олег и ее взгляд, через плечо, кокетливый, гордый, когда они уходили, и тогда же до него донеслись волны ее звонкого смеха, легкие и свежие.
"Обязательно найду ее, – себе пообещал Артур и, чтобы полегчало на душе, добавил, – Сегодня же, в клубе. Ее наверняка хорошо знают. Или увижу ее подругу в билоновом платье… И… обязательно разгадаю".
Вечером он снова был в клубе, искал ее, спрашивал подряд у всех девушек про очаровательную Инну, с широкими глазами, но, увы, Инны не было, и никто не мог утвердительно сообщить о ней что-либо.
Сессия засосала. Он прогорел с первым экзаменом и уже не сумел втиснуться в привычную колею. Время поджимало. В бессонных ночах пропала груда прочитанной литературы. Беготня по аудиториям, консультации – словом, в текучке дел Артур позабыл про Инну.
Он вспомнил о ней случайно. В конце мая к нему подошла девушка и спросила: – Ты не хочешь увидеться с Инной?
Два или три образа Инн, сокурсниц, знакомых вихрем пронеслись в его голове. Уточнять, какая именно, ему было неудобно, но он давно мечтал, чтобы тот чудный, зимний вечер, когда он познакомился с Инной повторился и, скучая, частенько напевал; "А мне бы в девушку хорошую влюбиться".
Он кивнул и промямлил: – Хочу.
Девушка молча вручила записку, где Артур в завитушках росчерка нашел телефон.
По дороге из университета он наменял двушек и забрался в телефонную будку.
– Извините, пожалуйста. Позовите к телефону Инну.
– Да, я слушаю вас, – ответил знакомый голос полузабытой девушки.
– Инна? Это Артур.
– Какой Артур?
– Ну, помнишь. После нового года дискотека в клубе…
– А…
– Ты не против, если мы встретимся с тобой в пять вечера у фонтана на центральной площади? В воскресенье?
Сквозь треск донесся ужимчивый голос.
– Тогда пока.
Бостан повесил трубку.
Долгожданное воскресенье. На всякий случай он забежал на рынок. Взял букетик тюльпанов и ровно в пять уже со скучающим видом прохаживался у фонтана.
«Надо ее как-то узнать, – мелькнуло в голове, но, поразмыслив, он эгоистически заключил, – раз сама назначила встречу, значит, помнит», и с легкой совестью приземлился на скамейку.
Вскоре возле фонтана продефелировала девушка в вельветовых модных бананах, батнике и пиджаке. В ее чертах он уловил что-то знакомое: широкие глаза, но его смутила короткая прическа. Но Артур все же встал и сделал шаг ей навстречу.
– Привет, – сказал он ей бодрым голосом, протягивая цветы.
– Здравствуй, скромный и молчаливый герой. Ты меня помнишь?
И тут Артур окончательно вспомнил. Это была она. Перед глазами возник сверкающий зал, Билоновое платье и зазвучала песня.
Неожиданная, полудетская улыбка осветила его лицо и трансформировалась в недоумение: – Как ты нашла?
– …?!
Теперь настала ее очередь выразить недоумение: – Это я тебя нашла?
Артур ничего не понял и, чтобы не потерпеть очередное фиаско, предложил прогуляться по благоухающему весенним ароматом старинному городу. Приподнятое настроение. Артур болтал без умолку. Инна смеялась. В этот вечер она позволила проводить себя до дому, и между прочим, приоткрыла завесу над тайной встречи…
– Я загадочна.., – и, она не договорила, – поэтому устроила тебе экзамен.
– У тебя не голова, а целый клад, – пошутил Бостан. – Когда мы снова увидимся?
– После послезавтра.
– В шесть вечера у тебя… А квартира?
– Четвертый этаж, номер пятьдесят четыре.
И в ту последнюю минуту, когда безнадежный вариант все-таки приелся, а надежный, в чем не было сомнений, отпал, когда можно было еще остановиться на полпути и мужественно сказать "Арту-ха – это слишком! Зачем тебе дорогая оправа, потребная лишь драгоценному камню?", Бостан не изменил себе и не повернул вспять.
Через три дня он вновь с трепетом в сердце и с тревожными думами, подходил к нужному дому. В голове с диким свистом плясала несуразица.
"Если мы и созданы друг для друга, то мыслями живем врозь, потому что мы, в принципе, противоположные люди… Говорят, неудачников любят. Тьфу! Но что-то в ней несомненно есть. Загадка? Она в самом деле какая-то странная… стран…"
Из подъезда навстречу ему буквально выпорхнули две девушки. В одной Артур признал Инну.
– Привет!
Они остановились в замешательстве, но только на секунду.
– Здравствуйте. Что вы имеете мне сообщить?
Слова Инны неприятно кольнули все его существо. Он пожал плечами, а девушки рассмеялись, не удостоив взглядом, прошли мимо, также болтая и подхихикивая.
Откровенная пренебрежительность шокировала Артура. И даже предостережение Инны о ее непостоянстве, о котором он, естественно помнил, не сняло чрезмерного желания тут же, на виду у прохожих, окликнуть ее и потребовать объяснения. Однако, подавив подмывающий вал самолюбия, он покорно пошел за ними, позабыв, что был так унижен.
Временами он обнаруживал себя то на другой улице, то в незнакомом сквере, то на аллеях парка, машинально фиксировал, зато слух разборчиво отделял пустые и глупые фразы из такого же пустого и глупого разговора: то о какой-то сестре – спутнице Инны, приревновавшей своего парня к ней, то о выгодном замужестве; то о вечных соблазнах, то о каких-то квартирах или о том, кто, что делает дома и какие передряги сотрясают семью. А то просто, задержавшись у двухэтажного коттеджа, бурно обсуждали, как бы начинить этот особняк подороже, да на приличный вкус и лад. И это все сопровождал звонкий девичий смех старух от расчета.
Артуру казалось, что эти разговоры ведутся с единственной целью – унизить его, потому его и не замечают. Пока они бродили, он так и не обмолвился. Понятно, что картина эта ему порядком надоела. Бостан остановился, желая сказать, что ему пора, но девушки, покачивая бедрами, продолжали мерный шаг. Плюнув в душе, Артур круто развернулся.
Он торопился домой и все убыстрял шаг, словно убегал от себя, чувствуя, как вскипает внутри раздражение на весь мир, ненависть, которая в конечном счете сводилась на ненависть к Инне. Однако его угнетала и мучительно-стыдливая немота. Почему он не мог сказать ей в глаза все, что думал о ней и ее поступке. Почему?
Добравшись до дома, Бостан успокоился. Он находился в состоянии глубокой депрессии, когда абсолютно все безразлично. Без суеты открыл дверь и нисколько не удивился, когда в своей комнате увидел Катю, девушку из соседнего подъезда. Она листала книгу. Тихо играл магнитофон. Артур и знал умом, и чувствовал, что Катюша – нежное, милое существо, любит его. Ее любовь никогда еще так не задевала его израненного мужского самолюбия, и поэтому было нетронутым, невинным и прозрачным, как росинка на стебле цветка.
Залюбовавшись этой девушкой как картиной Возрождения, Бостан попутно нащупал с ней общие темы разговора, и если до этого держался с ней на дружественно-шутливой ноте, когда жизнь текла величавой и могучей в своей медленности рекой, то именно в эту минуту молчаливого приветствия, он ругал себя самыми откровенными словами и мучился от угрызений совести.
Усевшись в комнате, они пили кофе. И Артуру вдруг почудилось, что только с Катей, и ни с какой другой девушкой он обретет свое счастье. "Счастье… счастье, – подсказала память, – когда женишься, узнаешь, но будет поздно".
Но та мысль, о женитьбе, уже не покидала его. Строгим аналитическим мышлением он обыграл возможные варианты своего будущего "существования или жизни" с Катей. И до того привлекательной, заманчиво-притягательной вдруг предстала перед ним жизнь гоголевских "Старосветских помещиков", что губы сами прошептали за Катю и за себя: "А что, Артур Владимирович, не поставить ли нам Андриано Челентано? – Можно и Челентано, Катерина Викторовна".
Артур сделал Кате предложение.
* * *
– Сюда, пожалуйста. Налево, – попросил Артур шофера. Дорогу он помнил отлично, гулял с Инной под фонарями этой улицы, скучал на лавочке перед домом. Никаких изменений, разве что около автобусной остановки притулился магазинчик под фирменной вывеской, да чьи-то заботливые руки обили дверь подъезда дерматином.
– Остановите.
Машину дернуло вправо. От лихого торможения Артура потянуло к лобовому стеклу. Он быстро уперся рукой в панель, и его откинуло обратно. Бостан расплатился.
Прохладный ветер трепал свободные голенища брюк, хлопал по плечу. Странная зима орудовала в уходящем году: в ноябре было зябко, сучья деревьев гнулись и, не выдерживая тяжести снеговых оков, ломались; а в декабре по незапланированному календарю заморосил дождь, нудно и мерзко. Теперь же, вопреки прогнозам синоптиков, держалась облачная погода, но сухая. То тучи заволакивали небо, то сквозь их вязкую бронзу пробивались неживые солнечные лучи.
Артур перешел улицу. Томила неизвестность. "Как встретит Инна?"
У подъезда поблескивала лаком новенькая "Лада", рядом шевелился купающийся в самодовольстве, пожилой мужчина. Артур краем глаза засек, как тот презрительно ухмыльнулся при виде по спортивному легко одетого юноши, с коробкой конфет и скромным цветком в руках, и, гордо окинув взглядом бесценное сокровище – машину, задрал подбородок.
«С какой поспешностью и лихорадочным удовольствием променял бы ты свои четыре колеса с инфарктом на мои двадцать, но без колец. Каждому свое в свое время…» – смеялся про себя молодой человек, поднимаясь по лестнице.
Он застыл у двери. Черный зрачок звонка зло и выжидательно смотрел на него. Немного постояв и успокоив дыхание, Артур нажал на кнопку. В квартире послышались торопливые шаги. Замок щелкнул, и дверь распахнулась.
Инна застенчиво, однако без суеты, присущим девушкам движением, запахнула тонкими длинными пальцами вырез халата на груди, и по ее жесту и выразительно-спокойному взгляду Бостан понял, что девушка восприняла его визит, как само собой разумеющееся.
– Проходи, Артик, – тихо произнесла она и улыбнулась. Бостан переступил порог, преподнес гвоздику. Инна наигранно благодарственно присела, принимая цветок левой рукой, а правую протянула. Как обычно Артур взял ее ладонь, как хрупкую вещь, боясь причинить боль, и поднес у губам. Горячий поцелуй соединил их. Инна высвободила руку, захлопнула дверь и пошла в комнату, приглашая гостя.
Он выложил из сетки на холодильник конфеты; разделся и последовал за девушкой. В сиреневом мареве комнаты под искусственной елкой разорялся звуками портативный «Парус». Сидя на диване, Инна разминала сигарету. Теперь нервничала она, и Артур не знал причин этой тревоги. Он присел рядом, подпер рукой подбородок и, не мигая, долго и пристально смотрел на нее.
– …с наступающим тебя…
– А я ждала тебя. Именно сегодня… Да, уж. Надо быть у подруги, готовить всякую всячину, а ты знаешь, я с утра вбила себе в голову, что ты обязательно будешь. И если бы ты не пришел, по-прежнему бы.., – робко улыбаясь, почти шептала она.
– Я знал, мне цыганка нагадала…
– Да? – Инна вскинула черную полоску брови. – А что еще она тебе нагадала?
– Исключительно всю правду. Или гипнотезерка или телепатка попалась. Черт его знает. У людей глобальные возможности.
Артур развил эту теорию и выразил собственный взгляд на непонятное явление, но девушка, возвращая его к проблемам земным, перебила:
– Ты надолго?
Он заглянул в глубину ее глаз. То ли она действительно с трудом сдерживала слезы, то они блестели от внутренней страсти игры, но Бостан не отводил глаз и чувствовал, как у самого наворачивается соленая влага.
– Пока не прогонишь…
Не отводя взгляда, Артур щелкнул зажигалкой.
– Как давно я не видела тебя, – девушка прикурила, делая глубокие затяжки, задыхаясь дымом. – Почему ты не приходил?
Артур пожал плечами, что означало: "Не знаю, но мне не по себе, и я у тебя…" Она молча отвечала: "Логично"…
– Хочешь кофе? Твой любимый, по-восточному?
Инна вышла, попросив расставить стол, который в собранном виде напоминал нечто вроде тумбы под телевизор. Артур принялся за дело.
Через несколько минут на столе красовался кофейник, торт, яблоки, а кристаллы электронных часов вспыхнули цифрой двадцать ноль ноль.
Артур с чашкой кофе уселся на диван. Инна устроилась в кресле. Молча пили кофе и глядели друг на друга.
– Хорошо у тебя, забываешь обо всем, – ворвался в музыкальный фон голос Артура. И опять пауза. Обычно Артур находил темы для разговоров. Мог болтать о чем угодно. В тайнике его памяти всегда отлеживалось что-то про запас, неизвестное, но интересное собеседнику. Но сейчас он ощущал себя вне времени и пространства. И хотя обычно молчание давило на него сейчас, напротив, Артур был доволен, этой молчанкой. В нем завязался диалог: с самим собой или с Инной, но Бостан не сумел сразу разобрать этот диалог, внутренние же мысли расшифровке не поддавались. И Артур сидел, пил кофе и смотрел в глаза девушке.
– А мне тоже хорошо с тобой, потому что тоже забываешь обо всем…
Он не мог определенно сказать сколько времени прошло после его последней фразы, когда услышал этот голос Инны, запоздало отозвавшийся на его слова. Она улыбнулась, он ответил.
– Ты где встречаешь Новый год? – поинтересовался Артур.
– Должна у друзей, но… А ты?
– Я.., – он отхлебнул кофе, – – должен дома, но… Артур не знал, что именно «но» и, снова отхлебнув кофе, договаривать не стал.
– Можем встретить у меня, – Инна отвела взгляд в сторону.
– Твоя мама получит инфаркт, – лениво пробурчал Артур, сомневаясь, что все получится как сказала девушка.
– Я ей объясню, потом.
Он пожал плечами…
…– Я, пожалуй, пойду, – Артур взглянул на часы и как-то грустно улыбнулся. – Скоро два… Два часа Нового года. Постарели еще чуть-чуть. Кода были детьми, вспомни, Инна, как радовались этому празднику. А теперь?..
Он поддерживал на ладони теплую ладонь девушки, а пальцем другой чертил непонятные ни ей, ни себе выпуклые знаки.
– Пойду, хорошо?! – в глазах Артура отпечатался тот же вопрос.
– Я не держу, – Инна улыбнулась краем губ, но стушевалась.
– Но и не гонишь…
Артур поцеловал руку девушки, осторожно положил ее на мягкое покрывало, что обтягивало диван. Встал, вышел в коридор и молча оделся. В дверном проеме появилась Инна: – Если будет очень трудно, если очень-очень. Приходи. Но если очень трудно.
Артур открыл дверь, вышел.
Погода как по заказу. Летел пушистый снег. Тихая ночь.
Артур поймал такси. Тройка веселых пассажиров окатила его разухабстой песней. И всю дорогу, пока ехали, они пели. Бостан вылез из машины, а веселая компания помчалась дальше.
Окна домов озарялись огнями новогодних елок. Ноги сами несли к своему подъезду. Квартира жены, где жил Бостан с момента свадьбы, находилась на четвертом этаже, на втором Артур столкнулся в шумной компанией, перекуривавшей на лестничной клетке. Подвыпившие ребята ни в какую не соглашались пропустить своего грустного соседа, пока тот не выпьет с ними. Артуру всунули рюмку коньяка. Он чокнулся с кем-то, выпил. Вместо закуски ему налили фужер шампанского. Артур выпил и его. Вокруг засмеялись, радовались, а про Бостана забыли, и он проскользнул наверх.
"Какой я идиот! Добросовестно приклеил себе ярлык меланхолика", – подумал Артур и остановился возле дверей. – "Интересно, как меня встретят, надо сказать…"
Впрочем, дома веселились как ни в чем не бывало, словно забыли о существовании какого-то Бостана. Но когда Артур раздевался, из-за шторы к нему вразвалку подплыл студенческий приятель Вадим и с чуть приметной ехидной улыбкой на губах шепнул на ухо:
"Слышь, Арт, извинись перед Катей и о гостях не забудь…" Артур посмотрел на дружелюбное лицо своего "однокурсника, друга семьи, соседа и жениха подруги жены твоей", – как иногда определял себя Вадим, и Артур скорее сердцем, чем умом почувствовал, что именно скрывалось под этим "благородным" поступком, и вдруг безумно захотелось врезать в эту фальшивую физиономию… Артура покоробило, но он и жестом не выдал своей неприязни. "Главное, чтобы никто из этих людей не догадался о моей грусти. Они должны видеть меня счастливым. Долой тоску!"
Бостан вошел в комнату и, нацепив маску удалого ухаря, познакомился с неизвестными. Потом рассказал новый анекдот, перевел его в интересную миниатюру и весьма поучительную, которую услышал в троллейбусе и закончил тостом в абстрактно грузинском варианте. Гости были в восторге. А Катя, открыто, не таясь, смотрела на одного из неизвестных – Сергея. Артур прекрасно понимал ее, но продолжал шутить и веселить гостей.
Утром он полулежал в кресле. Ласковое небо сквозь оранжевый тюль нежно прижималось и ласкало глаза. Тишина. Ужасно не хотелось объяснять что-либо Кате. В том, что она простит, Артур не сомневался, но то, что разговора все-таки не избежать, он был почти убежден. Можно было лишь оттянуть его. Тогда Бостан по-быстрому умылся, собрался и осторожно ушел.
Город поражал звенящей пустотой. Люди еще не выползли из своих нор, отдыхали после бессонной праздничной ночи. Природа решила порадовать мир: солнце ослепляло, снег под ногами превращался в слякоть, однако было тепло.
Встал вопрос – куда идти? Кинотеатры отпугивали властным безмолвием, тревожить знакомых – глупо, еще спят или только-только возвращаются усталые и сонные как эти, случайные встречные. Артур подумал о Вадиме, от чего передернуло все нутро. Нет. С ним разговаривать Бостан не смог бы, и это он понимал и выбросил из головы.
…Инна, открыв дверь на звонок, ничего не говоря, долго смотрела в упор на Бостана. Он тоже молчал.
– Еще раз с Новым годом!
Девушка, не ответив, впустила Артура. Тот взглянул на нее.
– Не раздевайся, тебе придется уходить прямо сейчас, – подчеркнуто холодным тоном, как показалось ему, ответила Инна.
– Да, я понимаю, – несуразно пробормотал первое, что пришло в голову, Артур, сраженный такой стремительной переменой. Инна прислонилась к стенке, напротив Бостана, заложив руки за спину.
– Сегодня, когда ты ушел, приехали сюда друзья, поздравлять. И один человек, ты его не знаешь, сделал мне предложение… Она говорила совершенно спокойным голосом: ни лицо, ни глаза ничего не выражали.
«Как робот..,» – подумал Бостан. Хотел спросить, что же она решила? Но девушка, как бы уловив его вопрос и предупреждая его, продолжила: – Я сказала да…
Артур, скорее подчиняясь спокойствию Инны, заметил, что ему безразлично это известие, а глазами яростно сверлил вешалку, где красовалась куртка Олега.
Ком, который грыз глотку все утро и полдня, провалился куда-то и бесследно исчез. Бостан потянулся к ручке дверного замка: – А как же твои слова: «Не хочу осчастливить недостойного человека..?» И, уже затворяя за собой дверь, услышал ответ Инны.
– Я сама недостойна… И только сбиваю тебя и себя…
Артур опять бесцельно слонялся по пустым улочкам города и думал…
«Слушай, скорпион заспиртованный, что же произошло? Ничего особенного? Ха! А для меня непосредственно это чуть не обернулось трагедией. Печально и радостно однако сознавать: привело к душевному кризису. Всего год назад я встретил девушку. Она заинтересовала меня и, может быть, заинтересовала с такой фантастической силой, что я почувствовал себя, как прохожий, нашедший на пустынной дороге подброшенный кошелек… Она была общительной, удивительно обаятельной, милой и загадочной девушкой. И еще масса всевозможных качеств, которые я приписал ей в силу богатого воображения. Зачем кривить душой? К несчастью, ее у меня с избытком, море. Человек – загадка. Все люди – загадки. Чужая душа, говорят, потемки. Однако почему? Да ведь, она сама дала этому повод. Она же предупредила, что принесет мне массу хлопот, потому что у нее тяжелый характер, она непостоянна, в чем я вскоре убедился. Она могла, мило улыбаясь, слушать меня, делать вид, что я ей не наскучил, а потом же выражение ее лица чрезвычайно быстро менялось, я вызывал у ней аппатию. Кокетство?
Чем же она еще привлекала? Ах, да. Нетипичным. Говорят, что женщина любит ушами. Не знаю, какой женщине не может не понравиться комплимент, мило посланный в ее адрес, но и тут они возразила, что так говорят тысячи ребят. Ну что ж?! Она бросила главный вызов – вы все такие! Удар в уязвимое место, по самолюбию. А я не такой, как все. И я буду, конечно, веселить ее, изобретать что-то новое, дарить радость, приносить счастье, а она будет играть со мной, также как играла до этого с десятком таких же людей, отличающихся лишь по количеству глупостей, совершаемых ими, и умению преподнести эти глупости. Но когда на минуту сбрасывал эту напускную мишуру, словно прогонял наплавной дурман и смотрел на нее, долго и не мигая, пытаясь в пучине дьявольски притягательных глаз отыскать что-то жуткое, загадочное, скрытое от внешнего мира, то бедное мое состояние полнейшей неудовлетворенности собой, заставило напряженно задуматься. Тысячи черных мыслей подспудно бродили в моей голове. Я думал, думал напряженно, как сейчас, пытаясь разобраться в себе, был хмур, не разговорчив, раздражителен, – словом, ей удалось "влюбить меня к нее: "Да, но в чем вопрос, а любовь ли это? Для меня до сегодняшнего дня казалось, что любовь существует, вопреки тому, что она возразила совершенно обратное. А для нее? Стоп! Скорпион. Где же ответ? Разумеется, я не отвергаю любовь, как на словах отвергала она тогда, значит, думала она, что я буду стремиться к любви. Вопрос в другом, понимает ли она любовь, хотя отрицает, найдет ли eе или уже нашла?
Я столкнулся воочию с неразрешимыми проблемами, тугим узлом завязавшимися на моей шее. Я сделал объектом наблюдения собственную мысль, запутался, и попросту говоря не смог раскрыть тот подброшенный пустой кошелек. А ведь я думал, что неудачник и не только в любви, а во всем. И милая моя Катя представлялась мне чуть ли не предметом всех бед и страданий. За что? И я, молодой человек, как старый пердун стал упрекать мир за его сложность, я вбил в голову, что устал от окружавшей суеты, измочалился. Увы, время мало учит человека. Каждый осознает и прокладывает свой путь через тернии, но иногда методом проб и ошибок. А ведь все так просто. Так устроен человек, так создала его природа. И все мы в конечном итоге состоим из воды, обыкновенной воды. Да, порой в текучке дел мы забываем о самом простом в жизни, – что все просто, надо только докопаться до истины правильным путем. Спрятаться в бочку Диогена, чтобы поразмыслить. Но в том-то и сложность, что в современной жизни попросту не залезешь в бочку, ее нет. Стоп! Но причем же здесь Инна? Она хотела заинтересовать меня, чтобы я мучился, страдал, но каким путем! Она загадка?! Загадка лишь в том, что одни могут хорошо скрывать свои цели за пустой мишурой слов и поступков, а другие не могут или не хотят, и от того кажутся неинтересными, незагадочными. Инна знает, что хочет и что может. Хотя они все говорят, что загадочны и, что у низ сотни поклонников и что им все надоело, они не верят в любовь. Это факт. И лишь малая доля из них знает на самом деле, что хочет, а что они могут – это вообще в глубоких потемках. Но она однако сумела это хорошо прикрыть. Слова о том, что она загадка – мишура, чепуха, слова. Но со своей целью – влюбить меня в себя она в соответствии строила воздушные замки и специально усложняла мир для меня. Фу, ты! Скорпион заспиртованный! Как прав Андре Моруа, когда сказал, что существо самое ничтожное и пустое может внушить к себе любовь, стоит ему создать вокруг себя ореол таинственного непостоянства…»
Нога заскользила, а Артур очнулся. Находился он напротив кинотеатра «Октябрь». Впереди, по гололеду тротуара, шла женщина с ребенком. Присмотревшись в их наряд, Артур понял, что это цыганка с маленьким цыганенком. Скоропостижно свибрировала нелепая мысль. Артур догнал женщину и, поравнявшись с ней, без лишних вступлений отрубил вопрос:
– Скажите! Что будет?! Погадайте мне.
Сверкнув белками глаз, она зло посмотрела на Бостана, заставив съежиться. Артур торопливо достал из кармана рублевую 6умажку.
– С мертвецов денег не беру! – огорошила своим ответом цыганка, продолжая мерно идти, не обращая больше на Артура внимания. Бостан не отставал: окончательный ответ, напротив, разжег его.
– Какой же я мертвец?! – выпалил он.
Женщина опять невозмутимо посмотрела на него и прошипела: – У тебя на челе смерти отпечаток лежит. Я вижу… не доживешь ты до рождества Христова.., – и отвернулась резким движением, прибавила шаг, ведя за собой мальчишку, показывая этим, что разговор окончен.
– О! – Артур почему-то рассмеялся, значит, у меня в запасе есть еще целых пять дней! – и, свернув за угол, пошел другой улицей, повторяя то шепотом, то про себя два слова. "Какая чушь!"
1987 г.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Повесть
Метеорит живет мгновение,
Сгорая в дымной синеве
Его отвесное паденье
Сквозь смерть направлено к земле
И я готов, летя сквозь годы
Метеоритом в синей мгле,
Сгореть, сжигая все невзгоды,
Во имя жизни на земле.
Александр Стовба
Очнувшись от неожиданного, приглушенного равномерным гулом моторов требовательного голоса маленькой стюардессы, желавшей, чтобы пассажир пристегнул ремень, слегка размежив веки, Манько сквозь опущенные ресницы увидел ее, симпатичную, подчеркнуто строгую девушку, склонившуюся над ним, и, улыбнувшись смущенно, пальцами напряженной ладони провел по глазам, окончательно снимая пелену сна, сказал вежливо:
– Все в норме.
И уже потом, зажав тело в страховой пояс, потирая, словно огнем пылающий затылок, оглядывая слабо освещенный, только что пробудившийся салон, шумно оживающий перед посадкой, он понял, что все-таки возвращается, – и что-то болезненное прокатилось в груди.
За холодным, черным иллюминатором медленно плыла белая луна по темному фону февральского неба, прерывисто озаряемому красными вспышками бортовых огней, а под крылом, где-то под плотным слоем прижавшихся к земле облаков, неумолимо приближался притаившийся на холмах древний Львов. Через минуту-другую колеса гулко ударятся о бетонку, тряхнет салон, и неукротимая сила инерции неудержимо потянет его вперед, а потом, при торможении, когда в уши стремительно ворвется резкий рев сбавляющих обороты двигателей, другая сила отбросит его обратно, на мягкую, приведенную в вертикальное положение спинку кресла, и когда гул наконец стихнет, наступит пугающая тишина.
Манько возвращался. Не просто в город, где прошло детство и началась юность, в город с памятником Нептуну 1256 года на безлюдной ночной площади Рынок, с угрюмыми атлантами соседнего дома, поддерживающими карниз на консолях, с глухими, узкими, выложенными булыжником улицам, окутанными сейчас зимней тишиной, с чернеющими громадами величественных куполов костелов, и с улыбающимися под балконами львами. Истосковавшись, он возвращался в родной дом, к матери ("Они, конечно, будут рады"), к родным друзьям, к старым привычкам и Манько, не скрывая переполняющей радости, уже представлял их счастливые лица.