Read the book: «Нарисуй мой мир»

Пролог

Кэтлин

Первое, что я вижу, когда открываю глаза – это пол. Паркет, который я узнаю из тысячи. Но вместо привычного светлого дерева, украшающего гостиную, на нём мазки алых полос, между которых виднеются багровые капли будто уже застывшей крови.

Как они на нём появились?

Может быть, я что-то разлила?

Пытаюсь вытащить из памяти картинки, но там словно провели генеральную уборку, а все улики смыли хлоркой. Шум в голове начинает напоминать пчелиный улей, ещё больше дезориентируя в пространстве.

Почему я на полу?

Я отключилась?

Боже, почему так больно…

Вопрос, заданный вслух привлекает чье-то внимание. Я чувствую, что дощечки под моим обмякшим телом приходят в движение. Поднимаю грузную, как от удара булавы голову и застываю, словно одна из каменных фигурок, которых так любил коллекционировать мой муж.

Свет от уличных фонарей подсвечивает облик палача, делая его чётче, скрупулёзно обрисовывая каждую деталь. Из-за тяжёлого дыхания грудь резко вздымается, губы плотно сжаты, а горящие глаза ловят мой расфокусированный взгляд.

Секунда.

Воспоминания вспыхивают яркими фрагментами, запуская в организм бомбы удушливого страха. Лёгкие пылают изнутри будто меня выбросили с третьего этажа прямо на плиты бетона. Со скоростью света из его глаз вылетают невидимые гвозди, что на живую пронзают нежную кожу и намертво прибивают меня к полу.

Он не оставит в покое. Он убьёт.

– Нет! – кричу что есть силы, но из-за охрипшего голоса зрелище выглядит жалко. Закатав рукава белой рубашки, он безвучно смеётся, продолжая медленно, словно дикое животное, сокращать между нами дистанцию.

Тело предаёт. Оно отказывается джигаться с места, снижая все шансы выжить до минимума. Резкая боль внизу живота вырывает из горла отчаеный вой. Я сгибаюсь пополам, и выставляю руку вперед чтобы не упасть. Она проскальзывает несколько сантиметров, оставляя за собой бордовую дорожку.

Стеклянные глаза когда-то любимого мужчины блестят от восторга, хаотично бегая от макушки до кончиков пальцев, оценивая причинённый мне вред. Он выглядит, как наркоман после ломки, который наконец-то дорвался до дозы. Его губы трогает безумная улыбка Джокера, когда образовавшуюся тишину прерывает писк наручных часов, предупреждающий о слишком высоком пульсе.

Вдох.

Выдох.

Нужно попытаться успокоиться. Я справлюсь. Должна, если хочу жить.

– Кэти, слава Богу, ― обманчиво мягким голосом выдаёт он. ― Пришла в себя, маленькая? Ты так напугала меня, я не находил себе места.

Врёт.

Они все врут, надевая на себя маски благородных мужчин, готовых отдать за тебя жизнь. На деле же только глаза выдают их истинные эмоции, зачастую противоречащие сладким словам. Почему озарение приходит к нам только в момент, когда с нами случается что-то ужасное, граничащее со смертью? Если бы я знала…

– Ну же, давай я помогу тебе встать. Ты здесь такой бардак устроила. Прямо как с цепи сорвалась.

ЭТО ВСЁ НЕ ПРАВДА! ЭТО НЕ Я!

Перепонки разрывает от мощного крика. Он застревает словно кость в горле, оставаясь блуждать эхом в моей голове, так и не достигнув слуха мужчины.

– Я уже хотел начать без тебя, но раз ты проснулась, думаю самое время тебе убрать весь этот беспорядок. Ты же не против, да, маленькая? – рыча, он нависает надо мной словно грозовая туча, протягивая свои грязные руки.

Они тоже в крови.

– Не смей! Не прикасайся ко мне! – обняв себя ледяными пальцами, пытаюсь отползти, но тут же ударяюсь спиной в холодную стену, издавая болезненный стон.

Чувствую себя хорошо отбитым куском мяса, что вот-вот поджарят на огне. Мысленно забиваюсь в темный угол и представляю, что я всё выдумала.

Это не с тобой, не с тобой, Кэти. Как мантру повторяю слова про себя.

– Хватит визжать, сука, иначе мне придётся тебя заткнуть, – его рука со свистом разрезает воздух, застывая в паре сантиметров от моего лица. Ладонь сжимается в кулак, а тело подрагивает, словно в лихорадке. – Ты думала я тебя с цветами встречу после того, что ты устроила? Так ты себе это представляла? Отвечай!

Второго акта я не выдержу.

Думай же, Кэтлин!

– Моим сотрясением ты вправил мне мозги. Боюсь если ударишь ещё раз, все труды пойдут насмарку, – выдаю совсем не ту фразу, что заготовил мой мозг, но никак не могу удержаться, чтобы не задеть этого психа.

Как я раньше не замечала его склонность к насилию? Почему была такой наивной дурой, не видящей дальше своего носа? Может быть я никогда и не хотела этого видеть…

Не успеваю закончить мысль, как меня хватают за волосы и поднимают на окаменевшие от страха ноги. Затылок начинает пульсировать, повышая не только давление, но и шансы потерять сознание от череды непрекращающихся качелей в моей голове.

– А теперь послушай меня, лиса, – он специально делает ударение на этом слове, пытаясь уколоть больнее.

Да куда больнее, придурок?

– Мне никогда не нравилось, когда ты начинала показывать свой дурной характер, – продолжает цедить он сквозь зубы, оголяя своё истинное нутро.

Кто этот человек?

Чужак. Я не улавливаю знакомых нот в аромате мужчины. Этот запах настолько резкий, что, вдыхая его я чувствую, как невидимый стальной нож вспарывает мою грудную клетку отточенными движениями. Желудок скручивает тугим жгутом, а привкус крови на языке вызывает рвотные позывы. Ещё немного и меня стошнит прямо на его перекошенное гневом лицо.

– Надеюсь, ты запомнила урок, потому что дважды я не повторяю. Ты моя, ― ублюдок шепчет последние слова в миллиметре от моего уха, вызывая мелкую дрожь. – Сейчас ты пойдёшь и приведёшь себя в порядок. А когда я вернусь, на твоём жалком лице должна сиять улыбка, и мы забудем это недоразумение. Но если ты хотя бы раз заставишь меня вспомнить о сегодняшнем дне, то я превращу твою жизнь в ад. Поняла?

Заглушая крики влюблённой идиотки внутри меня, медленно провожу взглядом по квартире, чувствуя, как по щекам катятся дорожки выедающей соли. Глаза цепляются за единственное ценное, что здесь осталось, а теперь валяется разорванным, словно мусор.

Картина, которую уже ни сшить, ни склеить заново, как и моё разбитое в дребезги сердце.

– Поняла.

Глава 1

Кэтлин

Я чувствую, как широкая ладонь ложиться на мою талию, и властно сжимает её, от чего кожа под платьем начинает пылать, усыпая плечи тончайшей расой, что в миг выдаёт моё возбуждение. От точки соприкосновения по всему телу расползаются медленные жалящие волны, из-за которых засуха в горле становится невыносимой, заставляя молча, как рыба, открывать рот.

Он не спрашивает моего разрешения, когда ведёт в центр зала, полного гостей. Они отступают назад, ощущая его внутреннюю силу, вынуждая всех, кто находится по близости, испытывать напряжение и желание подчиниться. В его глазах столько уверенности и выедающей все страхи мужской энергии, что любая попытка спора кажется нелепой, бессмысленной. Он знает, чего хочет. Он знает, как заставить меня хотеть того же. Мозг заведомо клеймит мужчину красным маркером, определяя его как сильнейшего альфа-самца, вынуждая всецело отдать бразды правления в его крепкие руки.

Как заворожённая слежу за плавными движениями обольстителя, пока он вальсирует на струнах моей души, распаляя зародившийся жар внизу живота. Будто читая мысли, незнакомец хитро улыбается и резко припечатывает меня к своей горячей груди. Глаза в душу смотрят, пальцы невесомо скользят по моей шее, обещая нежную грубость. Предвкушаю последующие действия, заранее рисуя в голове жаркие картинки, но мужчина не спешит. Ему нравится наблюдать за моей агонией.

Плюнув на гордость, сама тянусь к изящным пухлым губам, желая прекратить пытку, как вдруг грубый толчок выбивает напрочь весь кислород из лёгких, заставляя распахнуть глаза. Не успеваю понять, что случилось, когда тело со всей силы врезается в стену, отскакивая от неё словно пружина.

С ужасом всматриваюсь в мужчину, поражаясь, как меняется его лицо. В нём больше нет магнетизма, что заставлял моё сердце сбиваться с ритма. Холодные, как глубинные воды океана глаза скучающе задевают мои оголённые плечи, и я машинально прикрываю их руками.

Он наигрался. Отшвырнул меня как наскучившую куклу.

Поправляя свою угольно-чёрную бабочку, он дарит мне хищную полуулыбку, больше похожую на оскал и медленно отступает назад

– До встречи, Кэтлин, – его голос эхом отражается от стен старинного замка, поселяя в груди гнетущее чувство пустоты.

Из яркого сна меня вытягивает резкий звук, действующий как ушат ледниковой воды, мгновенно заставляя напрячься каждый расслабленный позвонок. Хватаю телефон с прикроватной тумбы, от чего зарядка выпадает из розетки с тупым звуком падает на пол.

Чёрт, чёрт, чёрт!

Замерев, словно статуя, задерживаю дыхание и отсчитываю про себя несколько секунд. Главное плавило этого дома быть тихим и незаметным по утрам. Так что поверьте мне, если бы в мире существовала награда по самому быстрому отключению будильника, я бы точно заняла первое место.

Убедившись, что не побеспокоила мужа я откидываюсь на подушки, и жадно наполняю кислородом опустевшие лёгкие. Сама не замечаю, как под тяжестью любимого пухового одеяла опускаются веки, унося меня обратно в царство Морфея. Но пляшущие перед глазами картинки средневекового зала заставляют всё тело напрячься.

Какой странный сон.

Клянусь, я до сих пор ощущаю, как ноют лопатки от сильного удара о стену, а возбуждённое горячей близостью мужчины тело требует разрядки. Всё вокруг казалось таким живым и настоящим, что хочется продлить это чувство несмотря на то, что концовка колко жалит обидой. Послевкусие разочарования оставляет гадкий осадок во рту, который хочется немедленно перебить мятной пастой.

Укутавшись в плюшевый халат до подбородка, я тихо, словно крадущаяся пума выхожу из спальни, осторожно прикрывая дверь.

Наверное, я никогда не смогу привыкнуть к капризной Лондонской погоде, хотя и живу здесь всю свою жизнь. Из-за отсутствия в доме центрального отопления моё утро начинается с обхода комнат и включения небольших обогревателей. А упавший в этом году как снег наголову северный циклон и вовсе заставил жителей Фолкстона перебирать шкафы с тёплой одеждой на месяц раньше.

Приглушённый свет лампы, падающий прямо на огромное зеркало в ванной комнате, тут же приковывает всё внимание, сталкивая меня с суровой реальностью. От холода сжимаюсь словно ёж, вонзаясь пальцами в пушистые рукава халата.

Мне не нравится то, что я вижу, но я продолжаю смотреть. Последние несколько месяцев выжали из меня все соки, и первым делом сказались на внешности. Из-за неестественно блёклой кожи лицо приобрело пугающе болезненны оттенок, на фоне которого все мои попытки придать щекам природный румянец с грохотом разбиваются.

Посмотри на кого ты похожа. Ходячий труп…

Фыркнув на своего зеркального двойника, сбрасываю одежду и забираюсь в душ. Контраст холодной кожи с горячей водой вызывает неприятную стаю мурашек, заставляя мылить тело на двойной скорости.

Кто придумал ходить на работу в такую рань? Покажите этого человека, и он узнает, что я о нём думаю во всех подробностях. Как вообще можно бежать на улицу, зная, что тебя там ждёт темнота и сырость? Прохожие с недовольными лицами утопают в море зонтиков, выжидая своего автобуса. Вечно грубые водители и не единого доброго слова от случайных обывателей улиц. В этот момент хочется найти место, в котором тебе будет тепло и уютно, а не лицезреть вечно угрюмый серый город с такими же серыми людьми.

Сделав высокий хвост, прохожусь косметикой по лицу, уделяя особое внимание раскосым глазам. Воспоминания тёплой волной взрываются в памяти, а губы сами растягиваются в меланхоличной улыбке. С детства папа называл меня маленькой лисой, а мама была его главной лисицей. Я с восхищением наблюдала как она одним плавным движением выводит тонкую стрелку на веке и хотела когда-нибудь уметь так же. С того момента как в моей косметичке появился чёрный карандаш я подчёркиваю свои глаза так же, как это делала мама.

Я всегда считала себя красивой девушкой и пела оды своим генам, доставшимся мне от родителей. Жгучая итальянская кровь матери, щедро разбавленная английской чопорностью отца, делала мою внешность довольно интересной. С тех пор прошло много времени и событий, которые в корень изменили мое отношение к жизни, выработав привычку не выделяться. Поэтому, как только макияж закончен, я, словно Кларк Кент прячусь за диоптриями своих офисных очков.

К сожалению, как бы мне не хотелось, этому утру не суждено было стать добрым. Звук закипающего чайника растворяется в тяжёлых приближающихся шагах, пока я тянусь за своей любимой кружкой. Рука так и зависает в воздухе, а сердце начинает отбивать чечётку, барабаня ребра изнутри.

Ты разбудила его. Молодец, Кэтлин…

Глупо надеясь, что мой виноватый вид спасёт от зарождающегося скандала медленно поворачиваю голову. Лицо мужа искажает недовольство, а чёрные брови от напряжения создали между собой глубокую морщинку. Она напоминает стрелу, готовую пронзить меня на сквозь.

– Второй раз за неделю. Неужели так сложно не шуметь? – всё ещё хриплый ото сна голос Роберта отдаётся резью в ушах, от чего виски мгновенно пронзает мощнейшей кластерной болью.

Я ведь не хотела. Была тихой, как ползающий под ногами таракан.

– Роб, прости, у меня и в мыслях не было будить тебя. Как насчёт кофе? Завтрак тоже успею сделать, – продолжая нервно улыбаться бросаю взгляд на часы. До будильника Роберта осталось каких-то полчаса.

– Оставь на столе. Я попробую уснуть. И будь добра, помни, что ты живёшь не одна. От моего настроения зависит моя работа. От моей работы завит то, сколько денег я заработаю. Включай хоть иногда мозг, Кэтлин.

Грубо?

Ещё как…

Заслуженно?

С точки зрения Роберта – определённо. Ведь он действительно много работает и старается ради семьи.

А ты даже тут облажалась

Всё ещё пытаясь проглотить обиду, визуально напоминающую мне морского ежа, тянусь за примирительным поцелуем, но Роб отворачивается, вяло бредя в спальню, стирая последние капли оставшегося позитива.

Стандартное утро семьи Джонс последние несколько лет. И если вы спросите, как мы к этому пришли, то я не дам вам ответа. На сколько я могу судить по женским пабликам в интернете, это принято называть кризисом отношений. Иначе я не могу объяснить грубое, зачастую беспричинно, поведение мужа.

Но привыкнуть можно ко всему. Именно это я и сделала. Честно говоря, мне надоело копаться в себе и искать несуществующие ответы, и я выбрала путь наименьшего сопротивления. Быть как можно тише, слушать Роба и не лезть в его дела. Со временем я пополняла список: не одеваться ярко, не краситься броско, не раздражать глупыми вопросами и не цепляться за идиотские рамки, привитые обществом. Вот он, мои идеальный секрет хорошего брака. В качестве подтверждения из спальни доносится умиротворённое сопение Роба, когда я, надев пальто и челси, бесшумно закрываю за собой дверь.

Но как только я выхожу на улицу и понимаю, что забыла чёртов зонтик, всё становится не важным. И на что я надеялась со своей то удачей?

Вариант вернуться домой отпадает, как только я представляю перед собой лицо недовольного Роберта.

Ругаю себя за забывчивость, пробегая по очередной грязной луже вдоль автобусной остановки. Завидев меня, водитель придерживает дверь, и я молнией залетаю в полупустой салон. Облокотившись на поручень, глубоко дышу, пытаясь привести дыхание в норму.

Нужно везде искать плюсы, Кэтлин. Хотя бы не опоздаешь.

А вот здесь не поспоришь. В последнее время босс уделяет мне слишком много внимания, поэтому я радуюсь, что у него не будет лишней возможности пройтись катком по моей голове.

Мельком оглядываю таких же ранних пташек, занимая место у ближайшей стойки. Растираю руки в попытке согреться, наблюдая как медленно сползают вниз по окну капли ненавистного дождя.

Население Фолкстона насчитывает около шестидесяти тысяч человек, но этот факт не мешает образованию пробок. Звуки гудков и двигателей сливаются в единый полифонический хор, создавая характерную симфонию утреннего города.

Была бы моя воля – я бы не просиживала зад на затёртой обивке в салоне автобуса, который имеет не самый быстрый маршрут до моей работы. Я мечтала водить машину, даже несмотря на то, что мои родители погибли в автомобильной аварии.

Помню, как дрожали руки, когда мне вручали водительские права, а воображение уже во всю рисовало картину, стекла опущены, ветер раздувает мои волосы, а в салоне играет любимая музыка, пока я мчусь по гладкому асфальту набережной, провожая алое солнце. Но моим мечты разбились вместе с фарой, в которую «вошёл» какой-то обкуренный подросток, пока я ждала зелёный свет светофора. И сколько бы я не пыталась убедить Роберта, что в аварии не было моей вины, он и слушать не хотел. В этот день в доме появилось новое правило – никаких женщин за рулём.

К счастью, моя работа находится в соседнем здании от остановки, поэтому радуясь закончившемуся дождю я неспеша ступаю по широкой каменной выкладке, ведущей к горящей вывеске на родном здании.

Глобал Паблишинг – это небольшое, но самое известное издательство нашего города. Оно было основано задолго до моего рождения и стоит на вековой брусчатке не первое десятилетие. Яркий кирпичный фасад, украшенный старинными фронтонами, когда-то излучал умиротворение и служил мне своеобразным маяком в мир вдохновения.

Сколько я себя помню, меня всегда тянуло к книгам. Чёрные буквы на кремовой офсетной бумаге так и манили прочесть их, а запах вызывал тотальную безопасность, мысленно перенося в папин рабочий кабинет, обставленный различной литературой.

Каждую пятницу мы с родителями приходили на набережную и устраивали пикник. Откусывая самый вкусный бутерброд в своей жизни, я любовалась издательством и торжественно клялась, что когда-нибудь буду здесь работать.

Помню, какую эйфорию я испытывала, входя в карусельные двери этого величественного здания, начиная стажировку. Я надеялась начать новую главу своей жизни в этих стенах. Но мои мечты снова разбились, только в этот раз об иллюзорную мозаику литературного мира.