Кружок веселого волшебства

«Не надо мне было водку пить наравне с ними. Они вон, какие здоровые бугаи. А мне наверно – не дано. Потому, что у меня есть другие таланты!»

Мысль о талантах согрела и взбодрила его, поэтому к моменту входа в очередной слабоосвещенный двор, он полностью успокоился. И даже удивился, услышав тихий плач. Эдик обернулся по сторонам и увидел прижавшуюся к стене худенькую девушку, уткнувшуюся лицом в ладони. Ее плечи периодически содрогались от рыданий. Неравнодушный к чужим страданиям, особенно хорошеньких девушек, Эдик не мог пройти мимо. Он подошел поближе.

– Девушка, что с вами случилось? – спросил он как можно более сочувственным тоном, – Почему вы плачете? Как вас зовут?

– Верочка… – Девушка заплакала еще громче. – Я так хотела, чтобы все было хорошо! Я так хотела как лучше! А он…

– А что – он? – в этот момент Эдику почему-то вдруг совсем расхотелось знать «что – он». Но было поздно.

– А он меня убил!!! – девушка подняла голову, и на Эдика уставились нечеловечески-мертвые глаза на грязно белом лице.

Следующее время выпало из сознания Эдика полностью. Когда он снова осознал себя, он стоял в том же дворе, роняя слезы и слюни разом, и мелко трясясь. А не падал он лишь потому, что за плечо его держал участковый.

– Очнулись, молодой человек? Больше не будете орать на весь район? – участковый явно не понимал, что происходит, но искренне хотел разобраться, – Вы из 28-й квартиры, верно?

– Ве-ве-ве-верочка… – проблеял Эдик, – Он ее убил!

– Верочку убил? – с подозрением переспросил участковый, покрепче перехватывая плечо Эдика.

– Да, худенькую такую. В белом платье.

– Молодой человек, как вас, Эдуард кажется? – участковый явно что-то начал понимать, – Вы что мне тут голову дурите?

– Ээээ? – Теперь не понимал уже Эдик.

– Того негодяя еще в семидесятом поймали, ему высшую меру дали.

– Кому дали?

– Тому, кто Веру Пряжкину убил и в мусоре закопал.

– Извините, я наверное заучился. Экзамены, сессия – Эдику уже было все равно, что говорить.

– Где вы учитесь? ВГИК? То-то у нас такие фильмы снимают, что глядеть тошно, – проворчал участковый, – Идите домой и выпейте валерьянку.

Оставшуюся половину двора до своего подъезда Эдик плелся на заплетающихся ногах, временами оглядываясь на укоризненно качающего головой участкового. В голове шумело от пережитого ужаса, а в глазах снова мелькали какие-то тени, к счастью не превращающиеся во что-нибудь более материальное. Где-то в глубине подсознания билась мысль о том, что расспрашивать покойников было очень-очень плохой идеей. Но он был так напуган, что даже боялся додумать эту мысль до конца. Потянув на себя тяжелую дверь подъезда, он на мгновение замер, вглядываясь в темноту лестничного пролета – а вдруг там тоже кто-нибудь стоит, еще более ужасный, чем эта бледная «Верочка»? Эдик оглянулся в последний раз, посмотрел на неторопливо бредущего снова по своим делам милиционера – и решился. Три пролета до двери квартиры он пролетел буквально одним прыжком, способным изумить даже олимпийских атлетов, если бы они каким-то образом оказались в его подъезде. Там, уткнувшись носом в дверь, чтобы не увидеть ничего лишнего, он нашарил в кармане ключи, открыл замок и ввалился в квартиру. Наконец-то в безопасности… Отчего бы очередному страшному мертвецу не выглянуть, например, из шкафа он не знал, но почему-то был уверен, что этого не случится.

Старик сидел в своей одинокой пустой квартире. Сгустились сумерки, но он так и не включил свет. Что, кто это делает? Он был уверен, что ничего подобного уже не случится, но оно случилось. Сорок лет прошло, у него совсем не осталось сил. И нет уже никого, кому бы он мог хотя бы рассказать о том, что происходит. Второй раз – это уже не случайность. И совсем другой, не такой как первый. Когда-то их крепко готовили для таких случаев. Опередить, почувствовать противника раньше, чем тот даже подумает, не то, что начнет движение. А теперь он мирный счетовод, давно отвыкший не то, чтобы бегать, а даже быстро ходить.

Он должен найти, пока не стало поздно, пока не случилось непоправимое. Но даже тогда один шанс на миллион, пусть всего лишь один, но этот шанс есть. Его взгляд переместился на портрет покойной жены.

– Спасибо, Маша, что сохранила. Всю войну, всю эвакуацию смогла сберечь… Вот теперь и пригодилось.

Старик встал, подошел к шифоньеру, достал из глубины завернутый в тряпку предмет, и переложил в карман пиджака.

Глава 4. Ведьмы, Эдик, Сергей

Московское летнее утро вливалось в открытое окно веселыми криками детей во дворе, периодически перемежаемыми хриплым голосом общественницы Ирины Васильевны, приглядывающей за ними. Лена открыла глаза. Старшая сестра еще спала. Лена умылась, надела халат и отправилась на кухню готовить завтрак. Открыла холодильник, достала яйца, чтобы сделать омлет. Но сразу возникла проблема – в доме не оказалось ни хлеба, ни молока.

«Схожу, куплю – а там и Танька проснется» – подумала Лена. Сестра жутко не любила, когда ее будили.

Лена оделась, спустилась вниз и отправилась в булочную на Таганскую площадь. Еще в дверях она увидела, что ее любимых булочек на прилавке осталось как раз две штуки, и на них нацелился уже какой-то мужчина. Раньше она отнеслась бы к этому с мимолетным сожалением, но теперь все было иначе.

«Это – мое!» – подумала Лена, и мужчина словно промахнувшись, взял рогалик из соседнего отделения. Лена взяла булочки, прибавила к ним батон хлеба и задумалась. А может и в очереди можно не стоять? Она неожиданно ловко вклинилась в очередь прямо перед кассиршей и протянула ей пятьдесят копеек. Кассирша отсыпала сдачу, очередь стояла, будто так было и надо.

Лена вышла из булочной и остановилась. Так может и деньги давать не стоило? И так бы прошло? Кто-то толкнул ее в спину. Лена обернулась и увидела старушку, похожую на Шапокляк, пересчитывающую монеты в древнем портмоне. Старушка проворчала что-то про молодежь и поковыляла прочь. Лена посмотрела ей вслед и вдруг, неожиданно для себя, сказала:

– Да чтоб ты споткнулась на ровном месте!

Старушка сделала еще шаг, потом ее ноги странно заплелись, и она с размаху упала на тротуар. Пряники из авоськи раскатились по сторонам. Старушка с трудом встала, растерянно посмотрела на Лену, и вдруг шустро рванула прочь.

– Так тебе и надо! – злорадно подумала Лена. Она прошла еще с десяток шагов, и ее осенила новая идея. Но эту идею надо было еще проверить.

Впереди была лесенка, ведущая вниз, в магазин «Рыболов – Спортсмен», и по ней уже осторожно спускался солидного вида мужчина. Лена подошла поближе. Мужчина открыл дверь в магазин, вошел, но тут дверь неожиданно задержалась в открытом положении, а потом с размаху ударила его по спине. Получив неожиданный пинок, мужчина взмахнул руками и нелепо растянулся посреди магазина. Продавец бросился его поднимать.

– Да это же отличная шутка! Надо Таньке показать, – подумала Лена.

Она свернула на улицу Володарского и заняла позицию на лавочке, откуда отлично были видны люди, идущие по улице или выходящие из арки. В следующие полчаса количество мелких происшествий стало принимать угрожающий характер.

– Ленка, вот ты где! А я тебя уже искать отправилась! – появилась из подъезда Таня. – Ты хлеб купила?

– Да на фиг хлеб, ты посмотри, что я могу! – ответила Лена. Очередной прохожий уронил сумку и споткнулся об нее.

– Ух ты, а я так тоже смогу? – Таня вышла на середину тротуара и оглянулась по сторонам.

Со стороны 26-го дома приближался паренек в очках, пытавшийся на ходу читать журнал «Наука и жизнь». Несмотря на увлеченность своим занятием, шагал он прямо и никуда не сбиваясь, видимо сказывался немалый опыт чтения в неблагоприятных условиях. Внезапно он стал забирать левее и левее, затем сделал неловкий шаг с тротуара, плашмя упал на багажник припаркованной Волги, затем вниз на асфальт. Сестры захохотали.

– Нечего смеяться, помочь надо человеку! – послышался строгий голос. Сзади стоял их сосед, отставной полковник дядя Гриша.

– Ой, дядя Гриша, сейчас поможем! – сестры подбежали к пареньку и стали его поднимать, намеренно уронив еще три раза и изрядно изваляв по мостовой.

– А куда делся дядя Гриша? – спросила Таня, когда парнишке наконец-то удалось вырваться из их рук.

– Так вон, его в парикмахерской стригут – разглядела сквозь окно Лена.

Сестры переглянулись. Через несколько секунд из парикмахерской раздался крик дяди Гриши, вокруг которого сразу началась суета. Парикмахерша прикладывала к его голове здоровенный комок ваты, смоченный «Шипром». Рядом на полу валялись окровавленные ножницы, которыми она впервые в жизни чуть не отхватила клиенту пол-уха.

Сестры отправились в сторону своего подъезда, поминутно останавливаясь от хохота, размахивая руками и толкая друг дружку.

– Как он орал! – веселящаяся Таня чуть не столкнула с тротуара женщину с сумкой на колесиках.

– Девушки, как вы себя ведете, разве так можно? – укоризненно сказала женщина.

– А, сдохни! – отмахнулась от нее Таня.

Женщина сделала шаг, другой, и как деревянная пошагала в сторону Таганской площади. Сестры пошли за ней. У перехода она остановилась, будто не зная, что делать дальше. Светофор мигнул желтым, включился зеленый. Со стороны площади показался КрАЗ – автокран, рыкнул мотором и помчался вниз к выезду на Садовое кольцо. Женщина сделала широкий шаг вперед. Мелькнуло искаженное ужасом лицо водителя. КрАЗ дернулся влево, цепляя такси в соседнем ряду, но все равно задел женщину тяжелой лапой упора. Женщина тряпичной куклой отлетела в сторону. Сумка покатилась вниз.

– Но мы же не при чем? – спросила Таня.

– А кто докажет? – ответила Лена.

Эдик проснулся с совершенно больной головой. Вчерашний вечер закончился сравнительно мирно. Готовивший к его приходу целую речь, отец замолчал, увидав его состояние, затем осторожно осведомился о здоровье. Мать заставила померять температуру, затем еще два раза, потому что градусник показывал подозрительно мало.

– Упадок сил. Отдыхай и кушай побольше – решила в итоге мама.

И только неизвестной породы собачка Муха, купленная когда-то как ши-тцу на Птичьем рынке, была ему искренне рада.

Ночь прошла без эксцессов, если не считать каких-то невразумительных кошмаров. Эдик доплелся до ванной, долго стоял, засунув голову под струю холодной воды, затем взял поводок и пошел выгуливать Муху. С ней было не так страшно.

Муха трусила рядом, обнюхивала столбы, совала нос в какие-то интересные для нее места. Эдик с подозрением оглядывал темные углы, но нежелательные собеседники так и не появились. Может, им не нравилась Муха, может еще что. На всякий случай, он решил провести день дома.

Когда Сергей с Ринатом подошли к «Иллюзиону», там их уже поджидал Гарик.

– Сегодня мы малым составом, то бишь – втроем – сказал он.

– А что с остальными? – удивился Сергей, – Договорились же.

– Сестры сказали, что у них появились очень важные дела. Женщины, кто их разберет.

– А Эдик? Куда делся наш главный энтузиаст?

– Эдик сказал, что он болен, и вообще нес какую-то чушь.

– Странно все это. То в бой рвались, то вдруг отказались прийти. Не случилось ли с ними чего – озабоченно произнес Ринат.

– Они бы нам сказали, – ответил Гарик.

– Очень надеюсь на это – сказал Сергей.

Они перешли Яузу, протиснулись через дыру в заборе и скоро стояли перед подъездом. Гарик уже привычно огляделся.

– Пусто. И мужиков возле сараев нет никаких. Вечно Эдик выдумывает невесть что.

– Нет Эдика – некому и выдумывать – рассмеялся Сергей.

– Все равно, будто смотрит кто-то. Хотя я никого не вижу – неуверенно произнес Ринат.

– Ну вот, Эдика нет, но дух его с нами, – хлопнул его по плечу Гарик. – Пошли уже.

Друзья подхватили сумки и вошли в подъезд.

Утро пришло и в одинокую квартиру старика. Он встал, побрился, сварил яйцо вкрутую. Потом, как и обещал начальнику, поехал в поликлинику к врачу. После последних событий сердце действительно начало пошаливать, и врач без особых разговоров назначил обследование и выписал больничный. Старик зашел в контору, где предупредил, чтобы в ближайшие дни его не ждали. Затем он вышел из конторы и направился в сторону Яузы.

– Жалко его, такой хороший добрый человек, – сказала Любочка, – Никогда никого не обидит, не отругает.

– А ты знаешь, что он на фронте разведчиком был? – спросила ее Серафима Сергеевна, – Никогда его награды не видела? Сколько раз за линию фронта ходил – всегда свою группу целой назад приводил, как заговоренный! Говорили, он опасность наперед чуял!

– Ну, надо же! – удивилась Любочка, – Вот не подумала бы! А семья у него есть? Дети, внуки?

– Жена его, Маша, лет пять, как померла. Она в эвакуации на танковом заводе работала, там металл, холод. В общем, детей у них уже не получилось. Один он совсем.

– Надо же, как все сложилось – пригорюнилась Любочка, и чтобы совсем не расстраиваться взялась за новый документ.

Старик шел по набережной Яузы, периодически останавливаясь, и осматривая окрестности. Так он добрел до Астаховского моста.

– Где же это? – пробормотал он, – Не может же оно быть посреди улицы в людном месте. Значит задворки, пустые дома, сараи. Что тут есть? Хитровка? Солянка? Не то направление. Серебряники? Может быть. Кошели? Похоже, похоже. Левее Швивая горка. Там мало таких мест. Если только между Ульяновской улицей и Тетеринским переулком? Надо дойти, посмотреть…

Старик перешел мост, прошел мимо ВГБИЛ и остановился на Ульяновской улице.

– Нет, вряд ли. Если только искать ближе к Таганке. Но опять направление не то. Вот черт!

То, что он искал, происходило прямо сейчас, притом где-то совсем рядом. Где??? Он развернулся в сторону Зарядья. В голову ворвался сонм образов. Стремительный бег, рывок, лязг челюстей. Ах, какая восхитительная луна! Вот черт, прочь все это из головы! Где??? Вот оно, Кошели! Старик рванул через площадь, уворачиваясь от машин. И тут все стихло. Старик понял, что не успел. Плечи его поникли.

– Что же вы это, пожилой человек, а через дорогу бегаете, плохой пример подаете, – его взял под руку молодой милиционер, – Давайте я вас лучше сам переведу.

– Простите – сказал старик. Теперь он знал, где ему надо быть в следующий раз.

Сергей стоял в центре затухающего, но еще мерцающего разными частями рисунка. Свечи каким-то непонятным образом вмиг догорели до конца, и Гарик с Ринатом торопливо собирали с пола оплавившиеся куски. Затем они быстро замели уже погасший рисунок веником, и бросили его в угол – пригодится еще.

– Ну, побежали – сказал Гарик, – Серега, как ты – нормально?

– Даже лучше – ответил Сергей, – Как-то легко стало, чувствую все ярче.

– Надо бы тебя посмотреть, да послушать потом – сказал Ринат, сбегая со всеми по лестнице.

– Давайте к Устьинскому, там выйдем, а то что-то мы одной дорогой вечно тут ходим – сказал Гарик. Они выскочили к трамвайной остановке у почерневшего от времени дома и прогулочным шагом пошли к набережной Москвы реки. Там они пересекли Яузу по Малому Устьинскому мосту и вошли во двор высотки через арку в центральной части.

– Пошли наверх, там посидим, что ли – предложил Гарик.

Друзья поднялись по лестнице в сквер, расположенный на крыше гаражей для жителей высотного дома, плавно переходящий прямо в Швивую горку. Шумели деревья. Под присмотром воспитательницы играли дети.

– Зелисаковна, меня Мишка лопаткой ударил! – донесся обиженный детский крик.

– А чего Лешка машинку зеленую сломал! – возмутился в ответ размахивающий лопаткой Мишка.

Воспитательница пошла разнимать драчунов, за ней побежали девочки.

– Ничего тут не меняется – улыбнулся Гарик.

Они сидели на лавочке. Сергей прислушивался к своим ощущениям и ничего плохого в них пока не находил. Ринат периодически брал его за запястье, считал пульс, пожимал плечами.

– Вроде с тобой все в порядке, – сказал он, наконец. – Остается только на себе попробовать.

– Парни, забыл вам сказать, – озабоченно произнес вдруг Гарик, – Придется сделать небольшой перерыв. Отец звонил, завтра вечером приезжает его сестра из Саратова с детьми. Тетка занудная, а мне поручено изобразить доброго хозяина, Москву показать, то-се. Но к концу недели они уедут уже.

– Но завтра мы еще успеем?

– Завтра – успеем. А потом я должен вести себя тихо, потому что учует чего – отцу накапает моментально.

– Ну и ладушки. Значит, завтра собираемся пораньше.

– А сейчас предлагаю в шашлычную. Все – за? Ну и отлично.