Free

Чёрная стезя. Часть 1

Text
Mark as finished
Чёрная стезя. Часть 1
Чёрная стезя. Часть 1
Audiobook
Is reading Авточтец ЛитРес
$ 2,83
Synchronized with text
Details
Font:Smaller АаLarger Aa

– Ужинайте без меня, – сообщила она, рассматривая себя в зеркале, поворачиваясь то одной, то другой стороной. – У моей подруги сегодня день рождения, я приглашена на вечеринку по этому случаю. Вместе с Вадимом. Вернусь поздно.

– Ненормальная, – сказала в сердцах Василиса. – Правильно Ваня сказал: тупые мозги не наточишь.

– Чего-о?!

– Ничего. Иди, куда пошла.

– Спасибо за разрешение, а то бы без него я осталась дома, – Фрося застегнула ремешки на чёрных лаковых босоножках с повышенным каблучком, схватила сумочку и выскочила из квартиры.

– В кого она у нас такая беспутная? – произнесла мать вопросительно, вытирая фартуком непрошеные слёзы.

– Ни в кого, – уверенно ответила Василиса. – Это её Украина испортила. Пока мы тут побирались в голодный год, она наблюдала, как безбедно живет тётка Ксения. Видела её продуктовые пайки, в которых есть колбаса, сыр, масло, сахар. Это испортило нашу Фросю, ей тоже захотелось красивой жизни. Став продавцом, она увидела, что можно и здесь жить не хуже тети Ксении.

– Что же делать, доченька? – всхлипнув в очередной раз, спросила Евдокия. – Если ты уедешь учиться одна, Фрося совсем от рук отобьётся, никакой управы на неё я не найду. Пока ты со мной, она хоть и фыркает, но слушается.

– Ничего, мама, я её перевоспитаю, – убеждённо заявила Василиса. – Поедет она со мной, как миленькая. Даю слово. И ты будь с ней строже, а то слово поперёк боишься сказать.

Мать с надеждой посмотрела на дочь, затем встала, подошла к ней, притянула к себе. Она почему-то поверила словам Василисы. Поглаживая голову дочери маленькими и сухими натруженными ладонями, сказала:

– Какая ты у меня умница, Васса. Добрая и отзывчивая. Я и не заметила, как ты стала совсем взрослой. Как жаль, что папы нет с нами, он бы порадовался, увидев, какой стала его дочь.

На глазах Евдокии вновь проступили слёзы, она отстранилась от Василисы, подошла к окну, уставилась на улицу.

Вечер был теплый, в лучах остывающего солнца он казался удивительно ласковым. За окном стояла необычайная тишина, лишь изредка этот мирный покой нарушался коротким посвистыванием спрятавшихся где-то в глубине черёмухи невидимых пичужек. В распахнутые створки с реки начинал робко просачиваться заметно посвежевший воздух. Ближе к ночи, наливаясь речной прохладой, он вытеснял из барака тяжёлый застоявшийся запах, заполняя всё внутреннее пространство свежестью.

Мысли Евдокии перенеслись за тысячи километров отсюда, в село Шулимовка. Вспомнилась тихая и спокойная жизнь с Марком. Отчётливо всплыло в памяти, как он легко и непринуждённо решал любые домашние вопросы, оставляя ей лишь чисто женскую работу.

Только теперь, оставшись без мужа, она осознала, что была с ним, как за каменной стеной. Смиренная по характеру, Евдокия не вникала в дела Марка и никогда не перечила ему. Слово мужа было для неё законом. Тогда ей казалось, что супружеские отношения должны быть только такими, потому что мужское и женское начало заложено кем-то свыше, и нарушать пропорцию между ними не позволительно. Есть женская доля, и есть бремя для мужчины, посильное лишь ему.

И вот всё рухнуло. Она неожиданно осталась одна. Продолжая по инерции исполнять свои материнские обязанности, ей пришлось возложить на свои хрупкие плечи ещё и мужские заботы. Барахтаясь в круговерти бесконечной работы от зари до заката, Евдокия поневоле оставила детей без должного внимания. Она наивно полагала, что её дети, трудолюбивые и послушные, всегда будут оставаться такими, какими их сделал Марк. В суматохе дней не заметила, как быстро они повзрослели и, вопреки её ожиданиям, сильно изменились. Каждый по-своему.       Василиса стала серьёзной, рассудительной и практичной не по годам девушкой. Фрося же, по непонятной причине, превратилась в завистливую и беспутную вертихвостку.

Евдокия поняла, что опоздала, и сразу растерялась. К большому удивлению для себя она вдруг обнаружила, что воспитанием детей ей не приходилось заниматься. Вначале дети постоянно находились под пристальным вниманием бабки Маруси, впитывая в себя то, чему она их учила. После высылки на Урал их характер формировала уже объективная реальность, в которой они очутились.

«Права, Василиса, – подумалось ей, – Фрося не испытала того, что выпало на долю им с Ваней. Не познала она цены куска хлеба, не увидела горя людского. Всё ей давалось задаром, без труда и мучений. Потому, видно, и отношение к жизни сложилось такое – лёгкое и бесшабашное, доступным и исполнимым стало казаться любое желание».

Евдокия опять тяжело вздохнула и отошла от окна.

– Пошла бы ты, Васса, погуляла что ли, – неожиданно сказала она, вскинув на дочь тягучий затуманенный взгляд. – А то всё дома, да дома. Вон, вечер, какой хороший. С реки свежестью понесло, не надышаться таким воздухом.

Голос матери прозвучал необычно глухо и очень печально.

Василиса безошибочно уловила в этом тоне желание матери побыть в одиночестве. Она сразу догадалась, что творится у неё в душе после разговора с Фросей. Матери нужно было выплакаться, Василиса это знала точно.

И это было действительно так. Евдокия всегда стеснялась своей слабости, неимоверными усилиями пыталась сдерживать свои чувства. Старалась никогда не плакать не только при детях, но на людях вообще. Бывало, накатятся у неё непрошеные слёзы, она тут же отвернёт лицо, чтобы незаметно смахнуть их, протереть глаза досуха. Только позднее, уединившись где-нибудь, Евдокия давала слезам волю.

Сейчас плач душил её, рвался наружу, невозможно было уже сдерживать его.

Василиса, сделав вид, что не замечает состояния матери, неопределённо пожала плечами:

– А почему бы и нет? Ванька вон, балбес, днями шляется на природе, а я превращаюсь в какую-то домоседку-затворницу. Привыкну постоянно сидеть дома – надолго в девках задержусь, а то и вовсе останусь старой девой.

– Что ты такое говоришь? – встревожилась мать. – Типун на твой язык за такие слова.

– Мамочка, я же пошутила, – рассмеялась Василиса. Затем подошла к матери, прижалась к ней, заглянула в глаза. – Неужели ты шуток не различаешь?

– Разве поймёшь вас, молодых, когда вы шутите, а когда всерьёз говорите?

– Это ты о Ваньке?

– Обо всех вас, – не стала уточнять мать. Потом, подумав, добавила:

– А Ванька стал насмешником. Начитается умных книг, а потом подсмеивается над моей неграмотностью. Откуда же мне знать про те слова, которые в его книжках прописаны? Слава Богу хоть балакать по-русски выучилась.

– Не обращай на него внимания, мама. Ванька и с нами так себя ведёт, – успокоила Василиса мать. – Возраст у него такой, самоутверждение происходит. А вообще-то, он у нас хороший и добрый. И умный. Любит, конечно, подковырнуть, посмеяться, но делает это беззлобно.

– Ладно, иди, погуляй. Может, Ваньку где встретишь. Займусь ужином, – сказала мать, опуская глаза.

Василиса отправилась на реку.

Домой она вернулась через час вместе с Ванькой. Его она встретила на реке. Брат возвращался с друзьями с рыбалки, на ивовом прутке у него было нанизано десятка два серебристых уклеек, в самом низу красовался крупный окунь. Улов друзей был скромнее.

– Ты чего на реку припёрлась? – сказал он удивлённо, расставшись с мальчишками.

– А что, только ты можешь бродяжничать с утра до вечера? А мне и воздухом подышать уже нельзя?

– Я не бродяжничаю, я делом занимаюсь, – с ходу поправил Ваня. – Видишь, сколько наловил?

– Вижу, – без восхищения уловом брата спокойно проговорила Василиса. – Только не рассчитывай на то, что я или мама будем чистить твою рыбу. Сам наловил, сам почистишь, а я, так и быть, пожарю. Понятно?

– Ну и почищу, – поникшим голосом буркнул брат. – Подумаешь, тягость, какая.

– Вот и договорились. А на будущее запомни: сидеть с удочкой у реки – это удовольствие, а готовить пищу – это труд. А труд в семье должен распределяться между всеми членами поровну. Усвоил?

Ванька гневно зыркнул глазами на Василису, но промолчал и до самого барака не проронил больше ни слова.

Дома, нахохлившись, взял таз, сдёрнул с прутка рыбу в него, налил воды, принялся за чистку.

– Вань, ты чего хмурый сегодня? Не заболел часом? – поинтересовалась Евдокия. Глаза её были сухими, но припухшие. Красные веки подтверждали, что мать недавно плакала. Войдя домой, Василиса сразу обратила на это внимание.

– Показалось тебе, – буркнул Ванька. – Не веселиться же мне с утра до ночи.

– Не очень радостно, видать, рыбу чистить, – усмехнулась Василиса. – Ловить-то куда проще и интереснее.

– Да я и сама бы почистила твою рыбу, сынок, – сказала мать. – А ты бы сначала покушал. Голодный, небось?

– Мам, я брал с собой на обед хлеб с маслом. На реке чай с пацанами сварганили. Мишка даже варенья прихватил с собой. Потерплю я, не беспокойся. Потом жареной рыбы наемся.

Василиса дождалась, когда брат выпотрошил и промыл рыбу, и пожарила весь его улов. Ванька с большим аппетитом умял свой ужин, затем выпил кружку чая и уже через полчаса мирно посапывал на матрасике в углу комнаты.

– Чего это он сегодня надулся? – спросила Евдокия дочь. – С друзьями поссорился, или на тебя за что обиделся?

– Повоспитывала я братца немного, – на лице Василисы проступила довольная улыбка. – Ума вложила немного в его голову. Чтобы не стал эгоистом, как Фрося, и про домашние обязанности помнил.

– О чём был у вас разговор?

– Да, так, мам, неважно, – отмахнулась Василиса. – Поговорили по душам немного.

С этого дня Иван взял за правило чистить свой улов самостоятельно, а чуть позже Василиса позволила ему и жарить.

Глава 16

Поступать в техникум в Пермь сёстры поехали вместе. Пообещав матери, что перевоспитает Фросю, Василиса действительно приложила определённые усилия. В тот памятный день она не легла спать вслед за Ванькой, а вышла из барака и дождалась возвращения сестры с вечеринки.

 

К её удивлению, Фрося подходила к бараку одна, без ухажёра. Весёлая и беззаботная она что-то тихонько напевала себе под нос.

– А где твой кавалер? – спросила Василиса громко, выходя из-за густого клёна в тот момент, когда сестра очутилась рядом.

– Ой, Васска, как ты меня напугала! – вскрикнула от неожиданности Фрося. – Что ты тут делаешь так поздно?

– Тебя дожидаюсь, сестрёнка, сильно соскучилась.

– Да будет врать-то, зануда. Никак, жениха моего решила высмотреть?

– Ха! Любопытно, однако, – усмехнулась Василиса. – Быстро же ты перевела своего Вадима в разряд женихов. Что за спешка такая?

– Не задирайся, Васса. Говори, что хотела, а то мне ужасно хочется в постель. Устала я сегодня, ноги гудят.

– И всё же, почему без провожатого? Где твой Вадим?

– На что тебе сдался Вадим? Чего ты прицепилась к нему? – тут же напустилась на сестру Фрося.

– Так, интересно просто. Ты называешь его своим женихом, а возвращаешься с поздней вечеринки одна. По-моему, настоящий мужчина вряд ли позволит своей возлюбленной гулять одной по ночам.

– Какая ты, Васска, приставучая и прилипчивая, всё-таки! – скривившись, как от кислой ягоды, процедила Фрося и покачнулась.

– О-о, да ты ещё, как я вижу, и набралась изрядно?

– Да, пила вино, танцевала, целовалась с Вадимом, а что? Ты мне можешь запретить веселиться? Будешь учить, как мне жить?

– Запретить тебе, Фрося, я не могу, к сожалению. Но преподать последний совет собиралась. Надеялась, что поймёшь, наконец, как мама переживает за тебя, ночами не спит, плачет. Да напрасно, видать, я хотела заскочить на подножку уходящего поезда. Вагон, как оказывается, далеко уже отошёл от станции, и мне его не догнать.

– Ох, как ты красиво говоришь! – сказала Фрося, кривляясь перед сестрой. – Ты у нас, значит, правильная девушка, а я, выходит, шалопутная и неисправимая дрянь?

– Беспутный ты человек с чёрствой душой, Фрося, – сердито высказалась Василиса. – Для тебя мама – пустое место. Как ты можешь так относиться к ней? Она же тебя родила, вырастила, теперь хочет, чтобы ты получила образование. А дочь вместо благодарности, делает ей больно, путается с жуликами и уверенно шагает по тюремной дорожке.

– Всё, хватит. Мне не десять лет, чтобы во всём слушаться маму. Я сама вправе решать, что мне делать и с кем водиться. Ясно?

– Ну и чёрт с тобой! – Василиса оттолкнула сестру в сторону и быстро зашагала к бараку. Фрося поплелась за ней следом.

… Семейный конфликт разрешился сам по себе. Буквально через несколько дней арестовали Вадима и женщину-товароведа. Милиции удалось обнаружить тайный склад, на котором хранился неучтённый товар. В магазин нагрянула ревизия, началась проверка. Контролёры установили недостачу. Потрясённая случившимся, Фрося долго не могла прийти в себя. Несколько дней она скрывала от сестры о происшествии и только под натиском наблюдательной Василисы рассказала обо всём начистоту.

Василиса, чтобы оградить мать от страшного известия, запретила сестре вести разговор при ней на эту тему. Она не стала упрекать Фросю ни в чём. Наоборот, с её стороны звучали лишь слова утешения и поддержки.

В акте ревизии, к счастью, вины продавца не было обозначено, но часть недостачи по совету старого доброго ревизора ей пришлось-таки компенсировать из своей зарплаты. Сумма недостачи оказалась соразмерной со стоимостью крепдешинового платья и чёрных лаковых туфлей.

Когда всё закончилось, Василиса властно сказала:

– Всё, сестрёнка, увольняйся. Игры в торговлю и любовь у тебя закончились, поедем сдавать документы в техникум.

Фрося с покорностью закивала головой в знак согласия.

В первых числах июля они отправились в Пермь.

В областном центре девчата никогда не бывали, и когда поезд достиг окраин большого города, они в буквальном смысле прилипли к окну и стали разглядывать всё подряд, что появлялось перед глазами.       Фрося даже немного разочаровалась, когда увидела надпись «Пермь-2» на здании приближающегося вокзала. Это была их конечная станция.

– Всё, сестрёнка, приехали, – чуть возбуждённым голосом произнесла Василиса, поднимаясь с места. – Сейчас мы с тобой направимся к трамвайной остановке.

– А ты знаешь, куда надо идти?

– Язык до Киева доведёт, – с уверенностью заявила Василиса.

Они прошли по крайней платформе, минуя вокзал, вышли на привокзальную площадь и сразу попали в людской водоворот.

Большой город оглушил и ошеломил их. Обе они представляли его по немногочисленным рассказам знакомых, но Пермь предстала перед ними совсем в другом обличии.

На площади было полно народу, люди куда-то торопились, громко разговаривая на ходу, сталкивались друг с другом плечами, оборачивались, ругались и шагали дальше. Толпа двигалась несколькими встречными потоками.

В стороне вдоль высокой каменной стены расположились крикливые торговки. Они наперебой расхваливали свой товар, зазывая покупателей. Впереди, в полутораста метрах от центрального входа была стоянка транспорта. Такое количество машин и автобусов сёстры видели впервые. Чуть дальше и левее автостоянки по кругу один за другим, скрежеща на крутом повороте колёсной парой, двигались диковинные трамваи красно-жёлтого цвета.

Василиса и Фрося смотрели на живую картину городской жизни широко открытыми глазами. Их толкали, теснили в сторону, грозно ругались в их адрес, показывали кулаки. Наконец, они сообразили, что попали во встречный поток, из которого следовало немедленно выбраться, иначе стремительно движущаяся толпа может сбить с ног. С трудом перестроившись в людскую струю нужного направления, и тут же подхваченные ею, сёстры поплыли к трамвайной остановке.

Им, провинциалкам, было невдомёк, что в определённые периоды времени в городе существует час-пик. Их паровоз прибыл ранним утром, как раз в то время, когда народ спешил на работу, пересаживаясь из одного вида транспорта в другой. Уже через час от столпотворения не оставалось и следа, охрипшие торговки умолкали, подсчитывая выручку.

Сёстры протиснулись в открывшиеся двери первого подъехавшего трамвая и доехали до центра города. Там они отыскали «Горсправку», уточнили место нахождения техникума и пешком отправились на его поиски.

Когда ноги Василисы ступили на первые ступеньки широкого крыльца с большими круглыми колоннами, её сердце вдруг замерло, затем защемило как-то тоскливо и даже тревожно. Какое-то внутреннее предчувствие подсказывало ей, что поднимается она по этим ступенькам в первый и последний раз.

Фрося же, напротив, была весела, находилась под впечатлением от всего увиденного и не переставала восторгаться:

– Васска, как здорово здесь! Живут же люди!

– Если примут нас в техникум – и ты будешь жить здесь, как настоящая пермячка.

Из дверей техникума выходили молодые парни и девушки. Они шутили, громко смеялись, обменивались рукопожатиями и о чём-то договаривались между собой.

Сёстры Ярошенко, оробев, обошли стороной радостных абитуриентов и проникли в вестибюль. Там, у задней стены, были расставлены столы, накрытые зелёным сукном, за ними висел бумажный плакат «Приёмная комиссия».

Василиса подошла к одному из столов, за которым сидела худощавая женщина. Фрося встала рядышком. Женщина посмотрела на них из-под очков, сказала бесцветным голосом:

– Давайте ваши документы.

Сёстры полезли в свои сумочки, достали свидетельства об образовании, положили на стол.

– Анкеты не заполняли ещё? – спросила женщина. Её бесцветный голос быстро превратился во вкрадчиво-сладкий.

– Какие анкеты? – в один голос недоумённо спросили Василиса и Фрося.

– Ой, девочки, какие же вы невнимательные. На входе висит объявление для абитуриентов, а вы, милочки, проходите мимо и не замечаете. Крупными буквами написано для вас. Видите, в углу два стола? – женщина показала рукой перед собой. – Там находятся бланки. Идите, заполняйте, потом подойдёте.

– Спасибо. Извините нас, – тихо произнесла Василиса и почувствовала, как по спине пошли маленькие иголки.

Они взяли из стопочки два бланка анкет, отошли к широкому подоконнику, принялись изучать.

– Васска, – встревоженным шёпотом обратилась Фрося к сестре. – Ты всё прочитала?

– Да.

– И что мы будем писать в графе о месте работы отца?

– Не знаю, – так же шёпотом ответила Василиса, чувствуя, как в груди тревожно затрепетало сердце.

– Давай напишем, где он работал до ареста, – предложила Фрося. – Кто нас будет проверять?

– Тут ещё номер паспорта надо указать, – прошептала Василиса.

– У нас его нет, поставим прочерк.

– Ты ведь знаешь, почему нам его не выдают.

– Это мы с тобой знаем, а им знать ни к чему. Скажем, что оба паспорта у нас сегодня украли в поезде, или ещё что-нибудь в этом роде.

– Фрося, не говори ерунды, – недовольно замотала головой Василиса. – Члены приёмной комиссии не такие наивные, как ты полагаешь. Твоему вранью никто из них не поверит.

– Тогда скажи, что будем делать дальше? Развернёмся прямо сейчас и отправимся восвояси?

– Нет. Надо идти к директору техникума, – решительно проговорила Василиса. – Рассказать всё, как есть, и упросить его принять наши документы. В виде исключения.

– Ты как хочешь, Васска, а я, всё-таки, попробую проскользнуть. Беседа с директором ничего нам не даст, поверь моему слову.

Фрося заполнила анкету, направилась к приёмщице. Теперь уже Василиса стояла в сторонке и наблюдала за тем, как будут развиваться дальнейшие события.

Женщина взяла в руки анкету, принялась просматривать заполненные графы. Внезапно её тонкие змейки бровей дрогнули, а затем медленно поползли вверх. Она сняла очки и, не проронив ни слова, уставилась на Фросю.

– Что-то не так? – бодрым голосом спросила сестра.

– У вас, милочка, отсутствует паспорт, – негромким голосом выдавила, наконец, из себя приёмщица, продолжая изучать строгим взглядом лицо Фроси. – Без него я не могу зачислить вас в список абитуриентов.

– У меня его украли в поезде вместе с деньгами, – жалобно соврала Фрося, резко поменяв интонацию и выражение лица. Она начала всхлипывать вполне натурально, достала из сумочки носовой платок и утёрла мнимые слёзы.

– Обратитесь в милицию, в таком случае, там вам выдадут временную справку, – ухмыльнулась приёмщица, явно догадавшись об истинной причине отсутствия паспорта. Она протянула документы назад, добавила с ехидцей:

– Только помни, милочка: в милиции принято говорить правду. Там строгие дяди, сказок не любят.

Фрося сообразила, что приёмщица раскусила её, и не стала произносить больше ни слова в своё оправдание. Проведя платочком по векам ещё раз, она взяла анкету, два свидетельства, и отошла от стола, задыхаясь от злости.

– Хитрая стерва! – с гневом выплеснула Фрося, когда они с Василисой отошли к окну. – Сразу поняла, кто перед ней стоит, только виду не подала, лисица драная!

– Не надо возмущаться, Фрося, – проговорила Василиса, поморщившись. – Откровенно говоря, мне было неловко и стыдно за тебя.

Фрося резко подняла голову, вмиг вспыхнула, как спичка:

– Стыдно, говоришь?! А им, этим чинушам, не стыдно клеймить меня дочерью врага народа? Не стыдно лишать меня всех гражданских прав без наличия вины? По-твоему, это всё в порядке вещей, да?

– А приёмщица-то здесь причём? Она добросовестно исполняет свои обязанности, тщательно проверяет соблюдение правил приёма в учебное учреждение.

– Все они не причём: милиция, прокуратура, паспортисты, приёмщики, и директор техникума тоже будет не причём. Одни мы с тобой только виноватые, – Фрося кисло усмехнулась. – Как сорняки в огороде. Какой бы красотой не обладали, всё равно на удобренную грядку не попасть. Место им в меже или на тропинке, где в любой момент их могут выдернуть или затоптать ногами.

Василиса заметила, как дрогнули губы сестры, как повлажнели её глаза. Она впервые увидела Фросю такой – обиженной и униженной до той степени, при которой человек готов на любой поступок ради восстановления справедливости. Но сестра в данный момент была беспомощна для свершения таких поступков.

– Стой здесь, никуда не уходи, – распорядилась Василиса – Я, всё-таки, схожу к директору техникума.

Ей стало ясно, что сестра не пойдёт с ней к директору, а если и пойдёт после уговоров – может только испортить разговор в таком состоянии. Василиса двинулась по коридору, отыскивая взглядом нужную табличку на дверях.

Директор оказался на месте, Василиса получила разрешение секретарши пройти к нему в кабинет. Открыв дверь, она с большим волнением переступила порог.

За массивным столом с круглыми резными ножками сидел мужчина лет пятидесяти с худым продолговатым лицом землистого цвета. Он был одет в полувоенный френч, на переносице чудом держалось старомодное пенсне. Оно был без цепочки. Завидев Василису, он снял его отложил в сторону, потёр двумя пальцами то место, где виднелись следы от пружинки.

 

– Прошу вас, присаживайтесь, – проговорил он любезно и доброжелательно улыбнулся. – Рассказывайте, что вас привело ко мне? Чем могу быть полезным вам?

Собравшись с духом, Василиса начала объяснять:

– Мы с сестрой приехали из Чусового, хотели подать документы для сдачи приёмных экзаменов. Но в приёмной комиссии нам было отказано, потому что у нас нет паспортов.

Голос Василисы дрогнул, она замолчала, но глаз от лица директора не отвела.

– Вы, как я полагаю, из семьи переселенцев? – голос директора техникума продолжал оставаться доброжелательным. Во взгляде не было ни презрения, ни скрытой надменности, которые просматривались в поведении женщины из приёмной комиссии. Удивительным было и то, что директор не употребил в разговоре слова «раскулаченные» или «враги народа». Этот факт вызывал доверие.

– Да, мы переехали из Украины в 1931 году. Восемь лет уже живём на Урале, – ответила Василиса, успокаиваясь.

– А папа арестован в тридцать седьмом году и осужден по политической статье, – тихим голосом, будто про себя, медленно проговорил директор, не требуя ответа. – Начало положила коллективизация, остальное довершил чей-то донос.

Наступила небольшая пауза, Василиса почувствовала, как внутри у неё вновь поднимается волнение.

– Где же твоя сестра? Почему она не зашла вместе с тобой? – очнувшись от каких-то своих дум, неожиданно спросил директор.

– Она…она постеснялась, – ответила Василиса, с трудом найдя объяснение.

– Стеснительность – это хорошее качество. Но в вашем положении надо быть чуточку смелее. Иначе не добиться поставленной цели, поскольку отношение к вам в обществе не изменится ещё очень долго.

– Вы поможете нам? – спросила Василиса, удивившись своей смелости. – Мы с сестрой очень хотим учиться в вашем техникуме.

– И какую же специальность вы избрали для себя, позвольте полюбопытствовать? – совсем по-отечески спросил директор.

– Мы хотели бы выучиться на бухгалтера.

– Очень хорошую специальность выбрали, – похвалил директор и провёл рукой по голове, приглаживая редеющие седые волосы. Василиса смотрела на него и с тревогой ждала ответа на свой вопрос.

– Вот что, голубушка. Принять ваши документы без наличия паспорта я, к великому сожалению, не могу. Не позволяет закон. Вы уж не обессудьте старика, – с лица директора сошла улыбка, оно сделалось строгим. – Однако совет вам я дам.

Он встал из-за стола, прошёлся по кабинету, остановился напротив Василисы.

– Поступить вы сможете в другой техникум, неподалёку от вас – в Лысьве. Правда, профиль там не финансовый, а машиностроительный. Но это пока неважно. Главное – поступить, зацепиться, так сказать. А, через годик можно будет перевестись уже к нам, на финансовое отделение. Как вам моё предложение?

Василиса подняла голову, робко заглянула в глаза директору, тихо произнесла:

– Я могу только поблагодарить вас за совет. У нас с сестрой действительно не остаётся выбора.

– Тогда, голубушка, на этом и остановимся, – директор положил свою руку на плечо Василисы. – Хорошо, что вы правильно меня поняли. Поезжайте домой, и сделайте так, как я вам сказал. Только у меня одно условие.

– Какое?

– Вы должны окончить первый курс с отличием. Иначе я не смогу вам помочь, – директор слегка кивнул головой, будто сказал: «Честь имею!» и вернулся за стол.

Василиса ещё раз поблагодарила директора и покинула кабинет.

– Ну и что он сказал? – спросила Фрося, шагнув навстречу сестре, когда та появилась в зале приёмной комиссии.

– Будем поступать в машиностроительный техникум, в Лысьве. Через год переведёмся сюда. Директор обещал помочь.

Вечерним паровозом сёстры уехали домой. А уже на следующий день отправились в Лысьву.