Read the book: «Поэма о Шанъян. Том 3–4»

Серия «Сердце Азии»

В оформлении макета использованы иллюстрации KEKOVSKY

Переводчик В. Симакина

Поэма о Шанъян. Том 3–4. / Мэй Юйчжэ

© ООО Издательство «Питер», 2025

《帝王业》

Volume III, IV

Original story and characters created and copyright

© Author: 寐语者Mei Yu Zhe

© Перевод на русский язык ООО «Питер Класс», 2025

© Издание на русском языке, оформление ООО «Питер Класс», 2025

© Серия «Сердце Азии», 2025

Том третий
Лишь ветер и дождь на пути

Великая милость

После череды трагических событий дворец погрузился в тишину. Вслед за смертью императора и случившимся с тетей отца охватила безграничная скорбь – вся его злоба на тетю развеялась как дым. Пережив столько потрясений, отец утратил пылкое стремление к власти, как и неприязнь к Сяо Ци. В неустанной борьбе мы потеряли слишком много родных и совершенно выбились из сил. Мы просто не могли продолжать враждовать.

В конце концов, кровь гуще воды – мы крепко связаны с близкими людьми, и какое бы огромное расстояние между нами ни было, рано или поздно оно неизбежно сократится.

Вот только прекрасные былые времена уже безвозвратно ушли, и между светлыми воспоминаниями и мной навеки пролегла бездонная пропасть. Отец больше не оберегал свою некогда любимую дочь, не прятал от бед под своим крылом, не баловал, как раньше. Теперь в его глазах я – жена вана, женщина Сяо Ци, которая вместе с императрицей-бабушкой развешивает занавесы и ведает императорскими покоями.

Я не успела и глазом моргнуть, как передо мной уже стоял не тот влиятельный мужчина, которого я знала, а дряхлый старик. Он по-прежнему отличался спокойствием, а когда говорил – смеялся, однако лицо его больше не сияло от счастья, а от прежней надменности не осталось и следа. Каким бы сильным и непреклонным ни был человек – возраст берет свое, и каждый со временем превращается в дряхлого и уступчивого. Когда все отвернулись от отца и он лишился всякой поддержки, я одна была рядом. Я должна была защищать нашу семью. Наш род.

Некогда тетя говорила мне, что священный долг мужчины – исследовать и осваивать, а женщины – покровительствовать и защищать. В каждой семье есть женщины, призвание которых – из поколения в поколение оберегать близких… Не знаю почему – быть может, по велению судьбы – мы обменялись ролями с отцовским поколением. Отец, мать и тетя мало-помалу старели, и о них нужно было заботиться, как некогда они заботились обо мне, пока я росла. С годами новым покровителем нашей семьи стала я.

В последнее время отец стал часто рассказывать о родных краях и своем шуфу¹. После смерти шуфу шэньму ² забрала двух его дочерей и вместе с ними сопроводила гроб с покойником в родные земли. В столицу они так и не вернулись. Отец много лет назад покинул родные края – Ланъю – и ныне очень тосковал по дому. Он всегда мечтал о том, что когда-нибудь настанет прекрасный день и он, оставив все свои дела, облачится в накидку из травы и в сандалии на деревянной подошве и отправится на все четыре стороны, чтобы насладиться красотой рек и гор. Я понимала чувства отца, всю жизнь он терпел превратности чиновничьей жизни, а сейчас совсем раскис. Именно поэтому он больше всего хотел бы стать затворником, отказавшись от служебной карьеры, и наслаждаться свободной жизнью на лоне природы. Большая беда в том, что матушка никогда не простит отца и не покинет Цыань-сы ³.

Отец больше ничего не требовал от матери. В последний раз он отправился навестить ее вместе со мной. Он долго молча глядел ей в спину, а затем, вздохнув, сказал:

– Каждый человек имеет право принять прибежище ⁴ и вверить себя благостям Будды. Если судьбы разошлись, не нужно сожалеть.

Тогда его слова показались мне немного странными. Раньше отец говорил, что А-У всегда понимала его чувства, что мысли отца и дочери сходятся. Но в тот момент, когда он произнес эти слова, я еще не поняла, насколько твердо его решение уйти и как быстро он его принял.

Спустя несколько дней отец вдруг сложил с себя служебные обязанности и, ни с кем не попрощавшись, лишь оставив прощальное письмо, уехал. Он взял с собой только пару старых слуг и несколько книг. Узнав об этом, мы вместе со старшим братом помчались верхом на лошадях в столичные пригороды, пересекли несколько десятков ли ⁵ до самой переправы. С берега мы увидели паруса одинокой лодки, постепенно скрывающейся в дымке водяных облаков… Вот так отец избрал одиночество и уехал, оставив позади себя пыль мирской суеты. Прожить жизнь во дворце – престижно, но оставить все и скрыться на лоне природы – это был шаг навстречу свободе и счастью. В тот день я по-настоящему восхитилась своим отцом.

Узнав, что отец ушел в отставку и покинул город, мама не проронила ни звука. Лишь опустила глаза, перебирая четки. Однако на следующий день тетя Сюй сказала, что всю ночь матушка не спала и читала священные тексты.

Вскоре случилось долгожданное радостное событие – Хуайэнь и Юйсю наконец сыграли свадьбу. Невзирая на то что они не были моими кровными родственниками, я бесконечно радовалась за них, как за родных. Вслед за тем наложница старшего брата родила мальчика, который стал его третьим ребенком. Радостные вести разбавили печаль, день за днем непогода в столице утихала, постепенно возвращались былые пышность и праздность.

Пролетали дни. Маленький император уже лепетал и учился говорить. Но, к сожалению, родился он слабым телом и до сих пор не научился ходить. Каждый раз, когда он невнятно называл меня «гугу ⁶», я глядела на его невинную улыбку и сердце щемило в груди.

В один из солнечных дней Сяо Ци вернулся домой, скинул парадную одежду и накинул на плечи протянутый ему служанкой халат. Он выглядел уставшим. Я развернулась к столу, чтобы налить ему чая, но Сяо Ци взял меня за руку, притянул к себе и усадил на колени, нежно прижав к груди.

От его обеспокоенного выражения лица мне стало не по себе. Доверчиво прижавшись к нему, я тихо спросила:

– Что-то случилось?

– Все в порядке. Посиди со мной немного.

Прикрыв глаза, он мягко прижался подбородком к моему лбу. Вслушиваясь в его дыхание, я почувствовала, как он тихо вздохнул, удовлетворенно и в то же время устало. Сердце сжалось от волнения. Нежно обняв его за талию, я тихо сказала:

– Ты так обеспокоен наводнением в Цзяннани?

Сяо Ци кивнул. Слабая улыбка исчезла с его лица. Глубоко вздохнув, он ответил:

– Политическое положение укрепилось, но мятежные войска надежно обосновались в Цзяннани. Им сейчас будет непросто пересечь реку. Из-за наводнений простые люди лишились крова и вынуждены бедствовать, а полный чиновниками двор не в состоянии взять на себя ответственность за их жизни!

Стало тяжело на душе. Я не нашла, что ответить. В этом году с начала весны в течении рек происходили необычные изменения. Чиновники уже несколько раз докладывали, что к началу лета возможны сильные наводнения и что императорскому двору дóлжно принять меры. Однако придворные чины поголовно перепугались этих новостей, и никто не осмелился взять на себя столь большую ответственность. Их малодушие злило Сяо Ци.

Призадумавшись, я вспомнила о своем шуфу – будь он жив, он бы знал, как справиться с бедствием в Цзяннани. Но сейчас его не было с нами, некому было взять на себя такое сложное дело.

Сяо Ци вздохнул и равнодушно сказал:

– Есть один человек на примете, но я не знаю, есть ли у него такие амбиции.

Я ошеломленно посмотрела на Сяо Ци – в голове моей вспыхнула догадка.

– Ты говоришь о моем… гэгэ ⁷?

В молодости старший брат регулярно следовал за эр-шу ⁸ с инспекторским осмотром, дабы оценить масштабы катастрофы. Он собственными глазами видел, как люди с двух берегов из года в год вынуждены были бросать свои дома из-за разлива реки. Вернувшись в столицу, он перечитал несчитанное количество древних книг и исторических документов, чтобы изучить природу водных стихий. Он лично объездил все крупные реки Поднебесной, изучил нравы и жизнь местных народностей и написал трактат на несколько десятков тысяч иероглифов, дав ему название «Как обуздать воды потопа». Затем он преподнес свой труд императору. Однако отец всегда считал моего брата бездельником и никогда не принимал всерьез его исследования и работу над рукописью.

Когда река прорвала плотину, погибло много людей. Вода разрушила тысячи домов. И большинство чиновников понизили в должности или сместили за то, что они не смогли обуздать стихию. С тех пор придворные чины боялись заниматься укреплением берегов реки. В том году мой старший брат тайком от отца предложил себя на эту должность, но отец обо всем узнал и не только запретил ему этим заниматься, но еще и сделал строгий выговор. Отец сказал, что это очень ответственная должность, нужно отвечать не только за материальные условия, но и за человеческие жизни, что все это не шутка. В дальнейшем об этом расползлись слухи: при дворе и в народе идеи моего брата стали темой для шуток, никто не верил, что этот ветреный и красивый молодой человек был способен справиться со столь грубой и невероятно ответственной работой. После такого брат отказался от своей идеи, увлекся стихами и вином и больше не вспоминал о реках и потопах.

Я и подумать не могла, что Сяо Ци вспомнит о брате. Я удивилась, и из-за смешанных чувств в голове проносились тысячи мыслей. Сяо Ци загадочно посмотрел на меня и улыбнулся.

– Это очень серьезное дело. Если ты пригласишь моего брата на эту должность, не побоишься ли осуждений со стороны двора? – неуверенно спросила я. На языке вертелся еще один вопрос, но я не осмелилась задать его вслух.

Если брат не справится, критике подвергнется не только Сяо Ци – репутация рода Ван будет серьезно подорвана.

Сяо Ци спокойно улыбнулся и сказал:

– Даже если я не смогу избежать осуждения, я все равно хочу воспользоваться этой возможностью.

– Но почему именно мой брат? – Я нахмурилась и не сводила с Сяо Ци взгляда.

– Ван Су талантлив и умен. Я верю, что он справится с этой работой, но не знаю, заинтересуется ли он… – Сяо Ци опустил взгляд и вздохнул. – Уже очень долго члены влиятельных домов испытывают ко мне неприязнь и не доверяют мне. Если Ван Су оправдает надежды, то влиятельные дома увидят, что у меня нет предубеждений против их детей.

Я помолчала и вздохнула.

– Такова человеческая природа. Боюсь, что судьба рода Се многих напугала. Если они не могут защитить себя, ради чего им двигаться вперед?

Сяо Ци нахмурился.

– Век сейчас неспокойный. Разве можно подчинить младших членов знатных домов без железа и крови?

– Убийство ради прекращения убийств – не самая лучшая политика, особенно в сложившихся обстоятельствах. Но если требуется чья-то жертва ради того, чтобы остановить воцарившийся хаос, – оно того стоит. – Внимательно посмотрев на Сяо Ци, я накрыла его руку своей и тихо добавила: – Глубоко в душе я понимаю, что ты прав…

Мои слова тронули Сяо Ци. Он со вздохом ответил:

– Ты понимаешь меня. И мне этого достаточно.

Я слегка улыбнулась. Да, я прекрасно понимала его чувства.

– Если мой гэгэ согласится принять пост главного чиновника по укреплению реки, ты в исключительном порядке официально назначишь его на должность. Тогда влиятельные дома увидят, что ты относишься ко всем одинаково любезно, и их опасения развеются. Верно?

– Верно! – Сяо Ци одобрительно улыбнулся.

– Вот только я не знаю, что об этом скажет мой гэгэ… – неуверенно продолжила я.

– Захочет он занять эту должность или нет – все зависит от умений ванфэй! – Сяо Ци вскинул брови и, улыбнувшись, встретился со мной взглядом.

Вдруг меня осенила мысль – мы столько обсуждали эту проблему, а я лишь сейчас поняла истинные намерения Сяо Ци… Этот несносный мужчина с самого начала хотел, чтобы именно я убедила своего брата!

На следующий день я, не привлекая лишнего внимания, отправилась в загородный дворец брата. Меня сопровождала лишь одна служанка.

Стоя у изысканных ворот, ведущих в восхитительные сады, подобные обиталищу бессмертных, я не сдержалась от восторженного вздоха. У моего брата был чудесный вкус, и он прекрасно знал, как наслаждаться жизнью. Он собрал мастеров с удивительными способностями, чтобы в этом крохотном дворце всегда было комфортно – зимой тепло, а летом прохладно. Ничего не скажешь – мастерство человека превосходило творение природы. Не дойдя до главного внутреннего двора дома, я замерла, ветер донес до меня переливы музыки.

На берегу, у самой воды, буйно цвели розы. Слегка подвыпивший брат, прикрыв глаза, томно развалился на обитой парчой лежанке. Волосы были убраны под яшмовую заколку, из-под которой небрежно выбилось несколько прядок. На нем был халат белее снега. Чуть распахнутый ворот обнажал белую, как нефрит, шею. В этот момент даже сидящие рядом очаровательные девушки не могли сравниться с ним по красоте. Я медленно вошла в сад, но брат так и не открыл глаз. Красавицы уже собрались было встать, чтобы приветствовать меня поклонами, но я жестом остановила их.

Старший брат чуть повернул голову и лениво, не открывая глаз, пробормотал:

– Бисэ, подай вино…

Я обмакнула пальцы в стоящую на столе винную чарку, подошла к брату и брызнула вином на его утонченное лицо. Брат вскрикнул и резко поднялся.

– Чжу Янь! Несносная девчонка!

Но увидев меня, он ошеломленно застыл.

– А-У! Это ты!

Красавицы поспешили к нему, чтобы побыстрее утереть стекающие по его лицу капельки вина, – слева и справа его красивого лица коснулись шелковые платки. Хихикнув, я мягко одернула его запутавшиеся белоснежные рукава, затем кончиком пальца смахнула последние капли вина и, подняв брови, со смехом сказала:

– Похоже, я пришла некстати?

Брат беспомощно вздохнул.

– Можешь быть со мной немного поласковее? В конце концов – ты же ванфэй, а до сих пор балуешься.

Я окинула взглядом двух красавиц – одна была в красном платье, вторая – в зеленом. Они обе были прекрасны. Брат потянулся к нефритовой чарке, снова откинулся на парчовую лежанку и покосился на меня.

– Ты пришла, чтобы любоваться красавицами, или решила прервать мой отдых своими капризами?

– Красавиц нужно восхвалять, а лодырями командовать.

Я быстро выхватила чарку из его рук.

– Если твоего отца здесь нет, даже не думай, что никто не будет командовать тобой.

Старший брат медленно развернулся ко мне и, напряженно улыбнувшись, сказал:

– Похоже, одна сварливая жена ошиблась дверью и зашла не в тот дом.

Я долго смотрела на него, сердце сжималось от грусти. Опустив глаза, я вздохнула и сказала:

– Гэгэ, ты совсем обленился…

Его плечи дрогнули, он отвернулся и замолчал. Появилась служанка с нефритовым чайником для вина и наполнила до краев расписную чарку. Брат слабо улыбнулся и сказал:

– Иди сюда. Попробуй мое новое молодое вино.

Я чуть пригубила напиток, вдохнула свежий стойкий аромат.

– Какое вкусное вино! – похвалила я брата.

Он горделиво заметил:

– Как следует прочувствуй его вкус.

Как только капля вина коснулась языка, ее вкус напомнил мне едва различимые порывы весеннего ветра, сбрасывающего с сочной листвы вечернюю росу. Привкус игриво переходил в сладость персикового цвета. Когда молодой напиток попадает в горло, по всем частям тела медленно разливается трепетное, нежное тепло, оставляющее за собой легкий румянец на щеках. Вздохнув, я улыбнулась и сказала:

– Аромат весенних цветов, красный цвет, как наряд красавицы, наблюдающей за опавшими лепестками и мечтающей о возлюбленном.

Брат рассмеялся и сказал:

– Это моя лучшая работа, заслуживающая твоего одобрения. Не зря я в поте лица в горах собирал персиковый цвет… А-У! Как же ты прекрасна!

– Это «Таояо»⁹? – удивилась я. – Ты правда смог приготовить его?

В былые времена цветы персика привлекали моего брата, и мы тысячу раз пробовали приготовить этот напиток, но нам никогда не удавалось получить идеальный «Таояо». И теперь, спустя столько времени, у него – пусть втихомолку – наконец получилось приготовить его. В мастерстве и уме никто не мог превзойти моего брата. Он откинулся на лежанку, широко улыбнулся, а я наигранно рассердилась:

– А если бы я не пришла к тебе сегодня, сколько бы ты скрывал его от меня?!

Губы брата растянулись в ленивой улыбке.

– Подумаешь – какой-то горшок с вином. Я человек простой – бездельник, который только и может, что блаженствовать и развлекаться.

Только я собралась возразить, как поняла, что мне нечего ему сказать. Повисла неловкая тишина. Настроение брата пошло на подъем. Он налил себе еще вина, сел напротив меня и разом осушил чарку.

Так мы выпили несколько чарок – от мягкого вина начало клонить в сон, а земля уходила из-под ног. Все, что оставалось, – наслаждаться музыкой и подпевать мелодичным мотивам. Певичка сыграла на цине переливчатый местный мотив Цзяннани, и мы невольно вспомнили о годах своей юности.

– Принеси мне цинью. – Я встала, вино тут же ударило в голову, и я дразняще улыбнулась брату. – Цешэнь ¹⁰ набралась смелости показать свое мастерство. Приглашаю молодого господина сыграть со мной.

Брат тут же восторженно подозвал свою наложницу, и она подала ему изукрашенную, как белое оперенье журавля, флейту. Я не взяла с собой из резиденции свой гуцинь ¹¹, а потому охотно согласилась на предложенный мне семиструнный цинь – яоцинь. Нежно проведя пальцами по струнам, я насладилась чистым звуком. Каждый перелив был подобен журчанию родниковых вод.

Мотив мелодии «Шанъян-чунь» плавно струился к небу, неуловимый звук флейты сливался со звуками струн циня, точно весенние бабочки резвились меж ветвей ивы в порывах теплого ветра. Вдруг мелодия ускорилась, словно прекрасная весенняя погода сменилась косым ливнем осеннего дня, заглушавшим пение флейты. На закате солнца землю окутали сумерки. Радость сменилась невысказанной скорбью, так сильна печаль, когда взгляд провожает опавшие под тяжестью дождя лепестки цветов.

Брат чуть наклонился вперед, он глядел на меня, словно сквозь пелену сна. На мгновение он отвел взгляд, и мелодия флейты вновь унеслась потоком ледяного ветра. Ничто не шевельнулось в моей душе, и вдруг пальцы взметнулись по струнам, вырывая леденящие душу звуки. Раскалывает железо золото, вздымается к небу столб песка и пыли в безбрежной пустыне, раздираемой бурными водами величественной реки, устье которой терялось на горизонте.

Пальцы выдергивали звуки все сильнее, быстрее, точно странствующий всадник, рассекающий реки и горы своим победоносным мечом. Точно генерал, скачущий по полю битвы верхом на бравом скакуне, одержавший победы в сотнях битв. Звук флейты совсем ослабел, и ритм ее уже не поспевал за моими пальцами. С громоподобным треском лопнула струна, замолчала и флейта.

Брат – точно яшма в головном уборе ¹², щеки его горели румянцем, в глазах чуть дрожали зрачки, а костяшки пальцев, так крепко сжимавшие флейту, побелели. Энергия текла сквозь мои жилы, и я чувствовала, как пот промочил одежду. С последней нотой силы покинули меня. У меня не было даже сил сказать хоть что-то.

– А-У, твой навык игры на цине совершенен. Гэгэ не угнаться за тобой. – Он грустно улыбнулся и выглядел несколько потерянно.

Я подняла на него взгляд и медленно сказала:

– Мелодия следует велениям сердца. Нет второго в Поднебесной, кто лучше тебя играл бы на флейте. Но, гэгэ, что теперь чувствует твое сердце? Чувства твои и мысли также тянутся к свободе и небесам?

Брат чуть отвернулся, избегая моего взгляда, и промолчал.

Я чуть отодвинула от себя цинь, схватилась за порванную струну, вырвала ее и бросила на ступени. Трескучий звук напугал птиц – они разлетелись с деревьев во все стороны. Наложницы, перепугавшись шума, опустились на колени, не решаясь поднять головы.

– Гэгэ! Этот заурядный яоцинь создан, чтобы пылиться в женской половине дома, воспевать ветер и луну ¹³, но не с его струн будет срываться великая музыка. Но твоя флейта создана не как обычный инструмент. Ей не положено лежать среди румян и пудры да целыми днями воспевать увеселительные песни!

Я встретилась с ним взглядом и заметила в его глазах тень стыда. Выдержав паузу, брат ответил со вздохом:

– Как бы она ни была хороша, в ней нет души.

– Это зависит от того, в чьих она окажется руках. – Не сводя с брата глаз, я продолжила: – Пусть у флейты нет души, но у людей – есть. Пока у тебя есть амбиции – ты сможешь найти себя. Ты должен продолжать двигаться вперед. И неважно, как далеко ты зайдешь, ничто не может стать помехой моему гэгэ!

Брат внимательно посмотрел на меня. Встретив его взгляд, я улыбнулась.

– А-У с детства восхищается своим гэгэ. И так будет всегда!

На следующий день брат попросил о встрече с Сяо Ци.

Это была их первая встреча наедине. Мой брат всегда был враждебно настроен к Сяо Ци, но и у Сяо Ци в отношении него были предубеждения. Я не заходила в кабинет, где они уединились, а говорили они целый большой час ¹⁴ и, сами того не осознавая, пропустили ужин. Разговор между Юйчжан-ваном и господином Ван – это еще и противостояние двух мужчин. Вне зависимости от статуса и положения, у всех мужчин по всему миру есть целый ряд непоколебимых принципов, которые совершенно отличаются от женских помыслов. Я бы не хотела оказаться между ними. Чтобы не ставить себя в затруднительное положение, я предоставила мужчинам разбираться между собой привычными им способами.

На другой день, согласно высочайшему указу, Ван Су назначили министром по укреплению берегов реки, а также провинциальным контролером.

Некоторое время при дворе и в народе массово возмущались новым назначением Ван Су – никто не верил, что мой брат сможет обуздать водные потоки. Придворные чины продолжали активно обсуждать вмешательство жены Юйчжан-вана в государственные дела и сомневаться в новом министре. В конечном счете старший брат выбрался из плена отцовского внимания – теперь он не сын влиятельного господина из влиятельного рода, а выскочка, молодой начальник, приковавший к себе всеобщее внимание. Столкнувшись с этим, брат встретил новые сложности с улыбкой.

Наводнение в Цзяннани – бедствие, не терпевшее отлагательств. Через три дня после того, как брат получил высочайший указ, он отправился на свой пост. Мы с Сяо Ци проводили его до пригорода столицы. Вместе с нами отравились высшие сановники двора.

Мой любимый старший брат в темно-лиловых парадных одеждах, расписанных журавлями в облаках, с украшенным яшмой поясом ¹⁵, подстегивая лошадь, мчался по длинному мосту. Остановившись в предмостье, он оглянулся назад и, увидев меня издалека, улыбнулся. Теперь и мой брат будет за тысячи ли от меня, сражаясь с трудными, непредсказуемыми поворотами судьбы. Тяготы, с которыми придется столкнуться моему брату, находились за пределами моего воображения. Глядя на его удаляющуюся все дальше и дальше фигуру я ощутила, как слезы навернулись на глаза… Я вспомнила, как однажды поднялась на башню, чтобы посмотреть на войска Юйчжан-вана. Тогда я глядела на отца в точно таком же парадном платье и начала подшучивать над братом, когда же у него появится такой же наряд… Тогда я даже не думала, что спустя несколько лет брат станет самым молодым министром со времен основания династии и его назначение вызовет фурор во всей столице.

Осень сменила лето. Большую часть года брат так и не возвращался в столицу. Лето выдалось засушливым – быть может, поэтому наводнения и не причинили столько вреда, сколько ожидалось. Округа и области, граничащие с рекой, были под контролем брата – беда не настигла дома. Углубление фарватера реки и постройка новой плотины стремительно продвигались. Во дворец он направил письмо, в котором говорилось, что предстоящие зима и весна выдадутся непростыми, поэтому расслабляться было нельзя.

Осень пролетела очень быстро. Когда листья почти опали, из императорской усыпальницы мне пришло письмо: наложница Цзыданя из рода Су родила первенца – девочку. Согласно правилам императорской семьи, нужно было послать прошение императрице-бабушке, чтобы признать ребенка законным членом императорской фамилии. Вместе с письмом императрице-бабушке передали красную узорчатую шелковую ткань. Сложив лоскут пополам, я растерялась.

У него была наложница и родилась дочь… Цзыдань! Цзыдань! Пять лет прошло, но каждый раз, когда я видела его имя, сердце мое будто сжимала незримая рука.

Я до сих пор помнила тот день, когда он покинул столицу. В воздухе летал ивовый пух и моросил дождь. Никто тогда не думал, что ему придется столько лет пробыть в императорской усыпальнице. Но теперь, когда все переменилось в столице, вещи остались прежними, а люди – нет. Все, что происходило в былые дни, обратилось в пепел.

Никто до сих пор не мог сказать – это благословение или несчастье – то, что он пять лет находился в заточении. Если бы он вернулся в Запретный город, ему пришлось бы бороться за власть. И неизвестно, чем это могло закончиться для него. Ничего нельзя было предугадать.

После смерти императора и императрицы Се Цзыдань стал маловажным человеком.

Кто-то однажды предложил Сяо Ци просто избавиться от Цзыданя, чтобы навсегда избежать возможных неприятностей в будущем. Однако Сяо Ци и без того неоднократно беспощадно убивал людей, а потому к нему относились с опаской. Если он решит радикально уничтожать всех неугодных двору людей, то лишится и без того хрупкого доверия, обратив настроения народа против себя. Совсем недавно Сяо Ци освободил Цзыданя, позволил ему покинуть Синьи и вернуться в императорскую усыпальницу. С него сняли наблюдение, он стал свободным человеком, однако покидать усыпальницу не имел права.

Ветер принес через приоткрытый бамбуковый занавес увядший листок. Медленно покружившись, он опустился на пол. Не проронив ни слова, я медленно сложила письмо.

Когда мы расстались, он был красивым молодым господином. Но теперь у него родилась дочь… Несмотря на раздирающую сердце тоску, я почувствовала облегчение. Раньше я переживала, как же ему было одиноко там, но теперь, когда рядом с ним были женщина и ребенок, я успокоилась. Совесть моя была чиста.

Однако в глубине души меня все равно одолевала труднообъяснимая печаль. Возможно, было бы ужасной насмешкой, если бы имя его дочери дала я. Подумав об этом, я беззвучно вздохнула, затем обратилась к нюйгуань ¹⁶ и попросила передать письмо в Жертвенный приказ ¹⁷. Чиновник составил доклад и предоставил его мне. Я немедленно вызвала шаофу ¹⁸, приказала ему подготовить и организовать поздравительную церемонию в императорской усыпальнице.

Свеча догорела, пора было идти спать. Я вытащила заколку, и длинные волосы рассыпались по плечам, касаясь талии.

На Сяо Ци был только свободный шелковый халат. Он подошел и обнял меня со спины. Я чувствовала, как его высокое и крепкое тело прижималось ко мне, нас разделял лишь тонкий слой шелка. Щеки заполыхали, и приятный жар разлился по всему моему телу. Я обернулась, обвила руками его шею, скользнула пальцами по воротнику, нежно ведя подушечками пальцев по вышивке в виде дракона. Свернувшийся дракон – символ императорского рода. Но летающий дракон – символ самого императора. Я не знала, когда свернувшийся дракон с его одежд сменится летящим, гордо взирающим в небо драконом… Но знала, что день этот – не за горами.

Его руки скользнули под мой шелковый халат, медленно двигаясь от талии к груди. Тепло его ладоней обжигало каждый изгиб, каждую частичку моей кожи. Дыхание чуть сбилось, и я, прикусив губу, встретилась с ним взглядом. Глаза его затмило нескрываемое страстное желание. Он медленно склонился ко мне. Все ближе и ближе… После долгого, почти удушающего поцелуя он мягко отстранился и скользнул тонкими губами по моей шее, затем мягко прихватил мочку уха. Сквозь тихий стон я услышала его шепот:

– Для дитя императорского дяди уже подготовили подарки и церемонию?

Я вздрогнула и встретилась с острым взглядом Сяо Ци – у меня сердце сжалось.

– Это девочка, – с тревогой сказала я. В горле тут же пересохло.

– Я знаю. – Он слабо улыбнулся, но в глазах его не было и тени тепла.

Но тут же на сердце стало спокойно – я слишком много переживала, опасаясь, что если у Цзыданя родится сын, то он сможет претендовать на трон. Поскольку Сяо Ци знал, что родилась девочка, зачем задавать такие вопросы?

– Что тебя беспокоит? – Голос его обжигал холодом, а взгляд резал острее ножа.

Я застыла, рой мыслей не давал мне покоя. Как вдруг я поняла… Неужели он ревновал меня к ребенку? Он прекрасно знал, что я очень любила Цзыданя, а он – меня. Но мы даже не общались эти годы. Я уверена, что Цзыдань давно забыл обо мне. Я рассмеялась и уверенно заверила:

– Славно! Малышка родилась от наложницы с жалким прошлым в холодной императорской усыпальнице. Именно поэтому мне так ее жаль! Церемония будет такой же, как у любой принцессы во дворце. Что во всем этом ван-е считает неподобающим?

Увидев, с какой готовностью я признала, что испытываю к девочке жалость, Сяо Ци на мгновение лишился дара речи. С совершенно серьезным выражением лица он спросил:

– Просто жаль?

Я моргнула и улыбнулась.

– А как это еще называется? Любить нужно не только дом, а даже ворон на его крыше ¹⁹!

Сяо Ци не нашелся, что ответить мне. Я видела, как он смутился. Но когда я обняла его, то заметила, как в его глазах вспыхнул гнев.

– Ты прекрасно знаешь, что в детстве мы с Цзыданем любили друг друга. – Я подняла брови и нежно улыбнулась, наблюдая, как он бледнеет. – В те годы ты не знал, что на свете существует девушка по имени Ван Сюань. А я не знала, что существует мужчина по имени Сяо Ци. Тогда я думала, что меня окружают самые хорошие люди. Но я не знала, что по-настоящему любить кого-то – это совсем не то же самое, что быть рядом с возлюбленным моего детства.

Сяо Ци продолжал холодно смотреть на меня. Губы его сжались, но взгляд заметно потеплел – и тепло это невозможно было скрыть.

– И чем же отличается такая любовь?

Я приподнялась на цыпочках и нежно поцеловала его в шею, подобно тому как стрекоза касается поверхности воды. Затем, растягивая звуки, сказала:

– Какая разница?.. Как ты поймешь, если не попробуешь?

– Попробую? – Дыхание его вдруг участилось, а суровое лицо больше не могло оставаться напряженным. Он усмехнулся. – Ты первая начала!

Вдруг он обхватил меня за талию, поднял на руки и пошел вместе со мной к постели.