Барон с улицы Вернон. Призраки Чугуева. Книга вторая

– Ну тогда хорошая винтовка, – улыбнулся Калашников, – мне бы таких на мой околоток, то и гарнизон бы в городе можно было не ставить!

– Вот и я о том же, – вздохнул Виктор и положил автомат на место, – к чему, одинокому инженеру, держать в доме целый арсенал?

– Пожалуй, скоро мы об этом узнаем, – ответил Калашников, – чует моё сердце, что свет и холод, это была увертюра, полковник.

– Не думаю иначе, – ответил Виктор глядя на автоматы, – воевать он явно собирался. Знать бы только с кем и против кого.

Виктор открыл второй ящик. Это был цинк, полный автоматных рожков.

– А вот и боеприпасы, – сказал он сам себе, – а что за бочонок? Похоже на бомбу? – кивнул Виктор на блестящий металлический бочонок.

– Сейчас глянем, – положил Калашников автомат и снял с бочонка герметично закреплённую к верху крышку.

– Матерь Божья! – отступил он, – а вот это уж точно не электростанция…

Из бочонка повалил холодный пар.

Виктор, очень быстро отодвинул, почти отпихнул рукой Калашникова и отступил сам.

– Не подходите! Только не подходите близко! – проговорил Виктор.

– Что это? – удивлённо посмотрел на него Калашников.

– Судя по всему это контейнер наполненный жидким азотом, – ответил Виктор, схватился за край крышки и резко захлопнув её, посмотрел на Калашникова, – только вот как и зачем он создаёт столько холода, мне непонятно…

Глава 6

ГЕРМАНИЯ; СЕКРЕТНАЯ БАЗА РСХА; БРАНДЕНБУРГ; 1942 ГОД

Небольшой, крытый двухместный легковой автомобиль, в сопровождении грузовика с солдатами, поздно ночью остановился перед воротами воинской части.

Свет фар осветил фельджандарма. Фельджандарм поправил карабин и приблизился к автомобилю.

– Документы, – посмотрел он на водителя.

Водитель молча сунул ему лист бумаги свёрнутый вчетверо.

Фельджандарм развернул его и подсветил фонариком на текст, бросил взгляд на пассажира. Затем он вернул документ водителю и отойдя, молча показал чтобы машина проезжала.

Поднялся шлагбаум. Двигатель загудел. Автомобиль и сопровождающий его грузовик, скрылись в воротах.

Грузовик остановился почти сразу, едва пересёк шлагбаум. А машина проехала дальше и востановилась перед одноэтажным домом, возле которого не было никакой охраны.

У самого входа в дом горели два фонаря.

Группенфюрер Штейфон молча вышел из машины, глянул куда-то поверх крыши и так же молча направился к дому.

– Господин Штейфон, – встал Олендорф приветствуя Штейфона.

Штейфон, зайдя в маленький кабинет, небрежно вскинул правую руку в приветствии, потом кивком головы поздоровался с Олендорфом и уселся в кресло возле стола.

– Здравствуйте, Олендорф, – произнёс он уже сидя в кресле, – я полагаю, что меня не зря сорвали в Берлин из Югославии?

– Фон Штейфон, – Олендорф хотел было присесть, но потом подумал и подойдя к шкафу, достал бутылку коньяка.

Он поставил её на стол и открыл. Рядом поставил две маленькие стопки.

– Угощайтесь, – улыбнулся Олендорф кивнув Штейфону.

Штейфон молча налил коньяк.

– Ваше здоровье, – поднял он одну стопку и вылил себе в рот.

– Ну так что же, группенфюрер? – отставил коньяк Штейфон, глянув на Олендорфа, – я полагаю так, дело не может быть отложено или перенесено, раз я тут, а не в Белграде. И как сообщает фюрер, Вам требуется специалист именно моего профиля? Я правильно понимаю?

– Совершенно верно, господин Штейфон, – ответил Олендорф, – и прежде всего, это поможет Вам исправить ситуацию, которая сложилась осенью прошлого года в Париже, когда были похищены плёнки с фотокопиями архива диверсионной школы РОВСа.

– Вы о похищении архива нашей диверсионной школы? – недоверчиво глянул на Олендорфа Штейфон, – уж не хотите ли Вы сказать, что архивы перехвачены и не попали к русским?

– Нет, не перехвачены, – ответил Олендорф, – и к резиденту русской разведки в Швейцарии они попали. Но именно Вы можете сделать так, что к русским они никогда не попадут. Скажите, вы хорошо знаете местность восточнее Харькова?

– Хорошо ли я знаю Харьковскую губернию, Вы хотите сказать? – усмехнулся в ответ Оледорфу Штейфон, – я там вырос, учился и воевал в Гражданской войне, Олендорф. А почему Вас так заинтересовал Харьков, осмелюсь спросить? – он, прищурив глаз, глянул на Олендорфа.

– А штурмбанфюрер Кузьмин-Караваев, вроде бы Ваш земляк? – спросил Олендорф тише.

– Гм, – подумал Штейфон, – скажу честно, если бы его не нужно было ликвидировать и ловить, то я не хотел бы и слышать этого имени.

Он глянул на Олендорфа, хотел было что-то спросить но отвёл взгляд в пол и усмехнувшись, снова посмотрел на группенфюрера.

– В городе, в котором я учился, под Харьковом, жила старушка, – сказал Штейфон, – княгиня Елизавета Кузьмина-Караваева. Душевная была женщина, но немного со странностями. Замкнулась в себе после смерти мужа и мало кого принимала в своём особняке. А когда погиб её сын, то и вообще даже прислугу распустила. Осталась кухарка да ключница, горничная. А почему Вы решили, что штурмбанфюрер Кузьмин-Караваев, мой земляк?

– В том-то и дело, что достоверно неизвестно откуда он вообще взялся, – ответил Олендорф, – Кузьмины-Караваевы, вроде как из ваших мест, Штейфон. Но этот, по всем данным родом из Анапы. А это, ой как далеко от Харькова.

Он вздохнул.

– Вам надобно будет выяснить, какой он Кузьмин-Караваев, князь он или нет и кто он вообще такой, найти его и ликвидировать.

– Да я сам об этом мечтаю уже почти год, Олендорф, – усмехнулся Штейфон, – Вы прикажете мне его уничтожить силою мысли? Тут вопрос: Где мы, и где он? И этом вопросе, существует ответ только на первую его часть. Даже после того как мы арестовали его жену и сына, он не появился. Хотя тут логично. Командование его могло и не информировать об аресте семьи. Но его жена не последний человек из Движения Сопротивления в Париже. И о провале подполья в Париже, он не узнать не мог. И давно должен бы был зашевелиться и проявить себя.

– И что Вы планируете делать с семьёй? – посмотрел на него Олендорф.

– А что делать? – усмехнулся Штефон, – что делать с большевиками? Рейхсфюрер намерен переправить их в Берлин. Жену будут судить и ясное дело казнят. Сына, как военного, предадут военно-полевому суду за сотрудничество с французскими подпольщиками. А там уже не мои проблемы.

– Понятно, – вздохнул Олендорф, – ну так у меня к Вам ещё есть интересные новости, и не скажу, что хорошие.

Он встал и прошёлся по кабинету, потом повернулся к Штейфону.

– Мне известно, что Вы были дружны с бароном фон Готтом. И фон Готт совсем рядом. И воюет против нас.

– Бравый старик, – глянул мрачно на Олендорфа Штейфон, – ну, атаман Краснов тоже не молод. А что, Виктор фон Готт решил встряхнуть свои старые кости и вспомнить что он сибирский драгун?

Олендорф вернулся на своё место.

– Виктор фон Готт, британский морской офицер, капитан третьего ранга, и служит в разведке. И намного моложе Вас, – Олендорф посмотрел на Штейфона, – скорее всего это сын того фон Готта, которого знали Вы. Он находится в Берлине. Кроме всего прочего, этот фон Готт разыскивал некоего инженера русского происхождения, Георгия Полежаева.

Олендорф выложил на стол фотографию и пододвинул её к Штейфону.

– Вот этот Полежаев.

– Железнодорожник? – взял фотографию Штейфон, – ну, а я тут причём? – кивнул он Олендорфу.

– Да, тут он в форме Рейхбана, – ответил Олендорф забрав фотографию, – Вам нужно будет захватить этого самого Полежаева и доставить его сюда. Мне интересно над чем работал Полежаев в 1912 году, находясь у вас, в Чугувеве. Вы же, группенфюрер, и возглавите группу которая доставит его на эту базу.

– Генерал во главе группы захвата? – рассмеялся Штейфон, – да Вы шутите, Олендорф!

– Нет, – спокойно покрутил головой Олендорф, – это приказ фюрера, господин Штейфон. В группу входят только ваши русские белогвардейцы, бывшие, как вас называют большевики. С Вами отправляется оберфюрер Артур фон Ленберг.

– И он тоже русский? – усмехнулся Штейфон.

– Он сам расскажет, – кивнул Олендорф, нажав на кнопку под столом.

Дверь открылась. В кабинет вошёл офицер в мундире СС. Его лицо было мрачно и недвижимо, больше напоминая лицо каменной статуи.

Штейфон посмотрел на него и сразу отвернулся. Он бы даже испугался, если бы не знал, что перед ним человек.

– Знакомьтесь, это оберфюрер Артур фон Ленберг, – указал Олендорф на офицера.

Штейфон снова глянул на Ленберга.

– Не доверяете? – усмехнулся Штейфон Олендорфу, – зачем мне надзиратель?

– Позвольте, господин группенфюрер, – ответил Штейфону, вместо Олендорфа, Ленберг, на чистом русском языке, – я не надзиратель, а доброволец и рад служить под Вашим командованием.

– Гм, – подумал Штейфон, – ну это меняет дело, – он посмотрел на Олендорфа.

– Оберфюрер Ленберг, – сказал Олендорф, – тоже Ваш земляк. Он не воевал против большевиков как Вы. Потому что в годы Гражданской войны был ещё совсем юным, спасся от красного террора в эмиграции. Но как достойный сын Германии, сейчас служит в Лейбштандарте «Адольф Гитлер» и воюет на Восточном Фронте. Он был отозван сюда прямо с передовой. Но, я думаю, воспоминаниям мы предадимся позже. Вас необходимо ввести в курс дела.

Олендорф встал.

– Туда куда вы отправитесь, господа, – сказал он, – очень важно знать местность и ориентироваться среди местного населения.

– Восточнее Харькова? Вы отправляете нас в Чугуев? – удивился Штейфон, – насколько я понимаю, – глянул он на Ленберга, – оберфюрер только что прибыл оттуда, – Штейфон перевёл взгляд на Олендорфа, – Лейбштандарт ведь находится в самом Чугуеве, Олендорф? Так зачем было отзывать оберфюрера?

– Именно, отправляю обратно в Чугуев, – кивнул Олендорф, – и оберфюрер прибыл именно оттуда. И основная часть вашей группы, это разведвзвод Лейбштандарта. И они тоже отозваны из Чугуева. Ещё несколько человек будут из подразделения бригаденфюрера Каминского. У них свой командир, вы с ним познакомитесь. Он из ваших «первопроходников».

– Ледяной Поход? – удивился Штейфон, – ну тогда нам есть о чём с ним поговорить, – он усмехнулся, – с ним я в бой пойду.

– А вот ваш связист, – продолжал Олендорф, – это ещё один дополнительный член вашей группы, профессор, физик. Его пришлось выдернуть из лагеря. Он еврей, но без него Вам не обойтись. Тем более, что этот еврей служил преподавателем в Чугуевской юнкерском училище в 1912 году.

– Преподаватель? Еврей? Физик? – подумал Штейфон и глянул на Олендорфа, – уж не про капитана ли Подольского Вы говорите?

– Именно, Подольский, – кивнул Олендорф, – а Вас пугает то что он еврей?

– Ну, то что он еврей меня не пугает, – усмехнулся Штейфон, – мы сами решаем, кто еврей, а кто не еврей и когда. А вот то что связистом у нас будет целый профессор, это вынуждает меня спросить у Вас, господин группенфюрер, куда и какого чёрта, Вы нас хотите забросить!

– Вот и я о том же, – улыбнулся Олендорф, – прошу вас следовать за мной, господа…

Штейфон стоял посреди огромного зала перед застеклённой площадкой, слушая человека в белом халате накинутом поверх военной формы СС, и пытался понять смысл его слов.

Он поглядывал на Олендорфа, скрестившего руки на груди и молча стоящего в стороне. Тут были все члены группы, кроме профессора Подольского. Штейфон ждал встречи с ним думая, узнает, или не узнает его старый профессор. Тем временем, он старался оценить остальных, тех, с которыми ему предстоял, как он понял, скачок назад во времени.

Штейфон рассматривал каждого очень долго, пытаясь найти в них достоинства или недостатки.

Эсэсовец Ленберг, на первый взгляд казался просто самоуверенным выскочкой. Он единственный тут не выдавал волнения и его лицо было почти каменным. Для оберфюрера он был слишком молод и у Штейфона возникло сомнение в том, что он тот, за кого себя выдаёт.

«Шпион? Авантюрист? Имеет связи? – думал Штейфон, но потом усмехнулся в душе, – ну и чёрт с ним, пусть даже и шпион. Как по мне, так он единственный, кто тут понимает о чём вообще говорят».

Три донских казака, с характерной внешностью, вообще не понимали ни слова из того, что на ломаном русском пытался объяснить этот человек в белом халате.

«Им бы шашку, на коня да на линию огня, – подумал Штейфон глядя на них, – а их, бедолаг, вырвали от батьки Каминского и приволокли чёрт знает куда и чёрт знает зачем. Ну, по крайней мере они сами так думают. На лицах написано».

Их командир, немолодой сотник, которого Олендорф назвал унтерштурмфюрером, был молчалив и немногословен, как казалось на первый взгляд.

«Первопроходник», – догадался Штейфон по медали на груди. Она была в виде тернового венца перечёркнутого мечом, смотрящим лезвием вверх.

«Этот не теоретик, – усмехнулся в душе Штейфон, – сколько же ему было лет, когда он вышел из Новочеркасска на Кубань, в восемнадцатом? Шестнадцать? Семнадцать? Кто он? Кадет? Гимназист? Надо бы его держать в поле зрения, чтобы ностальгия не пробрала этого романтика».

Остальные были солдатами. Им вообще всё было безразлично и они просто внимали словам немца, стараясь делать вид, что им всё понятно.

Наконец, ворота ангара заскрипели.

Штейфон обернулся и увидел, что конвоир заводит старика в сером длинном пальто, неуверенно озирающегося по сторонам.

Старик поправил очки, остановился и кивком головы поздоровался со всеми.

– Отлично, – остановил человека в белом халате Олендорф, – прибыл последний член группы, профессор Подольский, если я не ошибаюсь.

Он повернулся к старику и улыбнувшись сделал шаг навстречу.

– Проходите, профессор! – громко сказал Олендорф, – думаю, Вам будет тут интереснее чем нам всем?

– Здравствуйте, – снова кивнул профессор, на сей раз Олендорфу, – здравствуйте, господа.

– Вы знакомы с господином группенфюрером Штейфоном? – подошёл к нему Олендорф и взяв под руку подвёл к Штейфону.

– Не припоминаю, – ответил профессор, глянув на Штейфона.

– Здравствуйте, Александр Сергеевич, – посмотрел Штейфон на Подольского, – наверняка Вы не помните меня?

– Простите… ваше превосходительство, – растерянно ответил Подольский.

– Я исполнял обязанности Вашего лаборанта, в училище, – сказал Штейфон.

– Боря? Боря Штейфон? Но… – замешкался профессор, но Олендорф не дал ему договорить.

– Ну вот и славно, что в составе группы отправляются близкие люди. И так, подробный инструктаж окончен, как я понимаю? – глянул он на человека в белом халате.

– Так точно, господин группенфюрер, – ответил тот.

– Как вы все поняли, – Олендорф подошёл к нему и встал рядом, – точкой вашего назначения является 1912-й год. Вы отправляетесь к себе на родину, в ваш родной город, Чугуев, но в прошлое. В связи с этим, я хотел бы попросить всех проявить сознательность и не пытаться дезертировать, если у вас вдруг начнётся ностальгия, или нечто подобное. Путешествия во времени имеют свои последствия и если кто-то из вас решит бежать, или спрятаться в прошлом, тот скоро поймёт, насколько это опасно и для него самого, и для его близких!

Олендорф достал почти плоский предмет похожий на портсигар и показал всем.

– Это телепортатор. Он будет находиться у командира группы, группенфюрера Бориса Штейфона. Все остальные будет связаны с ним посредством радиомаяка. Командиру группы, будут даны инструкции как и при каких обстоятельствах вы должны будете вернуться назад. И если кто-то не понял, я ещё раз объясняю, что у фюрера достаточно таких приборов, чтобы перебросить в прошлое столько групп, сколько нужно, для поимки или ликвидации дезертиров…

– Я не ослышался, Боря, речь идёт о путешествии во времени? – тихо спросил у Штейфона Подольский.

– Именно, Александр Сергеевич, – так же тихо ответил ему Штейфон.

– У них разработки инженера Полежаева? – снова спросил Подольский.

– Полежаева? – переспросил Штейфон, – мы за ним отправляемся, Александр Сергеевич…

Глава 7

РОССИЯ; ХАРЬКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ; ЧУГУЕВ; ФЕВРАЛЬ 1912 ГОДА

– Осторожнее, осторожнее! – не-то умолял, не-то прикрикивал пристав на юнкеров, которых прислал полковник Фиалковский, чтобы те помогли вывезти всё найденное в подвале дома инженера Полежаева.

Ящики и контейнер подняли из погреба и погрузив на сани, под конвоем увозили в училище. Дольше всего поднимали контейнер. Его, как оказалось, два юнкера не смогли даже сдвинуть с места. Потом в дело включился юнкер Авилов, местный здоровяк под два метра ростом, бывший вдвое шире своих одногодок. «Бочонок» взвалили ему на спину. Авилов покраснел, закряхтел, но виду не подал. Двое поддерживали бочонок у него на спине, а ещё двое придерживали самого Авилова. Так и понесли к саням. То-ли «бочонок», то-ли Авилова вместе с «бочонком».

– Не вздумайте мне швырять! Души Богу отдадим, коли уроните! – крикнул вслед Калашников.

– Не замай… – ответил ему кряхтя Авилов и медленно опустил контейнер на сани.

– Буду считать, что сегодня штангу таскал, господа, – пошутил он и улыбнулся товарищам.

Потом прыгнул на сани сам и Калашников махнул извозчику, чтобы тот трогал.

– Что местным сказать? – подошёл Калашников к Виктору, глядевшему вслед уезжавшим на санях находкам.

– Главное местным бабам не говорите, что вывозили что-то ценное. Они тогда разнесут этот дом по кирпичикам, – ответил Виктор.

– Что верно то верно, – согласился Калашников и так же посмотрел на скрывающиеся за поворотом сани.

– Что дальше? – спросил Калашников.

– Едем в училище, – ответил Виктор, – проверим, чтобы их определили под надёжный караул и потом проведаю купчиху Минаеву.

– А что Минаева? Приглашала в гости? – усмехнулся Калашников.

– Обещался быть до обеда, – сказал Виктор как-то равнодушно.

– Ну, уж коли купчиха Минаева жаждет Вас видеть, господин полковник, – ответил Калашников с усмешкой, – то стало быть чем-то Ваша персона её заинтриговала. Сия вдовушка ой какая не простая, хотя с виду может показаться душевной дамой. Где-то Вы ходите рядом с её интересом и она видать не хочет, чтобы разрушили Вы её идиллию.

– Идиллию? – не понял Виктор, – какую идиллию?

– А Вы загляните в местную клинику, к Фридриху Францевичу, – ответил Калашников, – это там где аптека, на перекрёстке у Базарной площади и Соборной улицы. Только не спрашивайте его в лоб. Он человек недоверчивый сам по себе. А так, поговорите о жизни, да о том о сём. А там глядишь, и я пригожусь!

Калашников улыбнулся и взял под козырёк.

– Жду интересных рассказов о чаепитии у купчихи Минаевой.

– К обеду увидимся, – ответил Виктор, так же взяв под козырёк.

Калашников направился к себе в околоток.

Виктор закурил, подумал и вспомнил, что последнее время у него сильно крутят суставы на ногах…

– Да, а к Фридриху Францевичу мне не мешало бы… – сказал сам себе Виктор.

Тем временем, в училище уже разгружали прибывшие сани…

– Аккуратнее, аккуратнее господа! – прикрикивал на юнкеров офицер, глядя на то, как они заносят ящики и непонятный металлический бочонок, слишком тяжёлый для своего размера, и тянут их на цокольный этаж, – его высокоблагородие вас явно не похвалит, если вы оброните один из них! Тут гауптвахтой не отделаетесь!

– Да не надрывайтесь, ваше благородие, – шутил в ответ один юнкер кивая на второго, – Авилов один нас троих стоит! Он тайком по вечерам в гимнастическом зале гири тягает!

Раздался дружный смех юнкеров.

Авилов, хотя и крепкий здоровяк семнадцати лет от роду, покраснел и отвернулся, делая вид что смех его не касается и что «бочонок» вовсе и не такой уж тяжёлый.

– А ну отставить смеяться! – приказал офицер, – давай сноси вниз и доложитесь капитану Подольскому, как приказал господин полковник!

– Есть, ваше благородие, – обиженно ответил юнкер, заворачивая на лестницу ведущую на цоколь.

Внизу их ждал немолодой капитан, из отставных. Низ его капитанского погона был пересечён толстой «шпалой», говорящей о том, что уволен он был почётно, с правом ношения мундира.

– И что вы привезли, господа юнкера?

– Куда ставить? – посмотрел на него тот самый юнкер, который шутил с офицером, – уж больно тяжёлые, Александр Сергеевич.

– В этих стенах, господин юнкер, я Вам не Александр Сергеевич, а ваше благородие, – ответил отставной капитан, – а ящики заносите в подземелье и оставайтесь на карауле в лаборатории. Авилова пропустите вперёд. У него, как я понимаю, самый тяжкий груз.

– Ну мы не завтракали! – начал было юнкер.

– … а я распоряжусь о вашем завтраке, – прервал его капитан и направился наверх.

Подземелье, это была небольшая дверь за которой начинался длинный коридор подземного хода. О нём ходило много слухов, рассказывали целые легенды о спрятанных там кладах и сокровищах, но военные понимали его так, как он изначально был задуман. Тут хранили оружие и боевые знамёна. И сейчас, их хранителем, единственным хранителем, единственных настоящих сокровищ, был Александр Сергеевич Подольский, отставной капитан и преподаватель физики в юнкерском училище.

Юнкера, все кроме здоровяка Авилова, ругаясь и тихо возмущаясь занесли ящики в подземелье. Выйдя оттуда, заперли вход, скинули шинели и устроились тут же, в большой комнате на цокольном этаже. Эту комнату Подольский именовал лабораторией.

Здесь было много интересного. Но трогать приборы Подольский никому не разрешал. Поэтому, юнкерам только оставалось глазеть на стрелочки, магнитики, такие же магнитные, только огромные, диски и на то как Авилов, подцепив винтовку на плечо, молча чеканит шаги из угла в угол.

Так прошло полчаса.

– Присел бы, – кивнул Авилову один из юнкеров.

– Я сегодня в гимнастический зал собирался, – проворчал в ответ Авилов.

– Вот тебе и гимнастический зал, – усмехнулся юнкер.

– Тебе, Григорьев, только смешки да шуточки, – остановился Авилов глянув на товарища, – да ещё о девках романсы попеть. А мне заниматься надо. Я хочу Поддубного превзойти.

– Это какого Поддубного? Нашего Ваньку? – рассмеялись юнкера, – да он от горшка два вершка!

– Не нашего Ваньку, – нахмурился Авилов, поняв, что над ним смеются, – а великого гимнаста Ивана Поддубного! А наш Ванька вам не Ванька, а вице-унтер-офицер и командир нашего взвода!

Он ещё постоял, послушал тихие ухмылки друзей и снова начал ходить из угла в угол.

– Ну раз целого тебя поставили, – парировал ему Григорьев, – то стало быть нечто ценное обнаружили в том доме.

Григорьев тут же подумал и посмотрел на товарищей.

– А ведь и правда, господа! А кто знает что мы охраняем?

Не знал никто.

– Я думаю, – продолжал Григорьев, – мы имеем право знать что мы принесли в училище и что находится у нас за спинами!

– Да ничего там не находится! – ответил ему один из юнкеров, – начальство приказало сложить в подземелье ценный груз. И не отходить от него до особого распоряжения. А тебе бы в анархисты, Матвей! Там ты своим сразу придёшься!

– Это ещё почему? – недоумевал Григорьев.

– Приказы офицеров ты конечно не обсуждаешь, но уж больно возмущаешься, когда их приходится выполнять! – ответил юнкер и отвернулся.

Григорьев подумал.

– Нет… анархисты не по мне… я конечно за свободную личность, но предпочитаю называться командиром, а не атаманом банды налётчиков и террористов!

– После того, как получил хорошую взбучку от своего батюшки, – тихо проворчал ему в ответ Авилов.

За открытыми дверями послышались голоса. Возвращался Подольский. Он зашёл в лабораторию и глянул на юнкеров. Следом за ним зашёл Виктор.

– Здравия желаем ваше высокоблагородие! – вскочили, как один, юнкера при виде полковника, а Авилов тупо встал смирно, глядя на Виктора.

– Вольно, господа, – остановился в дверях Виктор, – прошу оставаться здесь и никого не впускать пока мы с господином капитаном рассмотрим находки. Разве только, если это будет его высокоблагородие полковник Фиалковский.

– Есть никого не впускать кроме начальника училища, – ответил Григорьев и отступил от входа в подземелье, пропуская офицеров.

Шло время. Подольский с Виктором закрылись в подземелье и не выходили очень долго, как показалось юнкерам.

Юнкера затихли, пытаясь ловить обрывки слов и фраз доносившиеся из-за дверей.

Григорьев прильнул ухом к двери в подземелье и едва только какой из товарищей даже шептал, как он тут же цыкал на него и грозил пальцем, продолжая слушать.

Наконец дверь открылась и Виктор с Подольским вышли.

– Подслушивали? – строго посмотрел Виктор на юнкеров.

– Никак нет… – проговорил Григорьев в ответ, покрутив головой.

– Смотрите мне, – пригрозил Григорьеву Виктор и позвал Подольского за собой.

Офицеры заперли дверь в подземелье и ушли.

– Господа, – растерянно произнёс Григорьев, глядя то на замершего в углу Авилова, то на остальных товарищей, – господа, как я понял, там находится что-то очень опасное для жизни. Мы охраняем… не бомбу, но что-то более страшное чем бомба!

– Что ты слышал? – кивнул ему, усмехнувшись в ответ, один из юнкеров.

– Они говорили про жидкий азот! И там он в смертоносно огромном количестве, господа! Это точно! – ответил Григорьев перепугано.

– На тебе лица нет, Матвей, расслабься, – сказал юнкер, – жидкий азот существует только теоретически и все попытки вывести его в лабораторных условиях завершились ничем. Тебе надо время от времени читать научные журналы, а не только революционные прокламации сепаратистов.

Григорьев отмахнулся, сел на лавку и отвернувшись прижал к себе винтовку.

– Хотел я ещё с утра в гимнастический зал, – послышался голос Авилова.

Авилов вздохнул и снова начал мерить шагами лабораторию.