Read the book: «Похоронные дела Харта и Мёрси»

Font:

* * *

Майку:

мы прожили хорошую жизнь, дорогой

Глава первая

Отвозить трупы в «Бердсолл и сын» – каждый раз то еще удовольствие, но этим утром Невеста Удачи благоволила Харту Ральстону.

Привычно пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о притолоку, он вошел в контору. Стены украшали золоченые рамы с броскими картинами, на которых красовались боги смерти: Соленое Море, Привратник и Дедушка Кость. У кофейного столика из ореха стояли два кресла с зеленой бархатной обивкой, и их причудливая форма несколько оживляла комнату. На отполированной до блеска стойке хранились винтажные жестянки из-под кофе, в которых обитали ручки и леденцы. Эта контора была не чета солидным мрачным холлам в приличных местах типа погребального бюро Каннингема. Здесь царил пугающий уют похоронщика, который распахивал объятия навстречу чужим смертям.

Еще здесь, к счастью, никого не было, если не считать пса, который развалился в кресле. Он так яростно чесался, что не заметил, как в двери вошел его любимый танрийский маршал. Харт с удовольствием смотрел, как задняя лапа дворняги поднимает целое облако собачьей шерсти и жесткие волоски танцуют в солнечных лучах, а потом опускаются на бархатную обивку.

– Леонард, хороший мальчик, – похвалил Харт, прекрасно зная, что Мёрси Бердсолл не разрешает собаке валяться на креслах.

Леонард вскинулся при звуке собственной клички и замахал обрубком хвоста. Спрыгнул с кресла и бросился к Харту, который с той же радостью принялся его трепать.

Леонард был тот еще уродец: наполовину боксер, на другую же половину – боги знает что, какой-то весь пятнистый, с выпученными глазами в прожилках вен и с болтающимися брылями. В любом другом случае такого пса любила бы только хозяйка, но именно из-за него Харт продолжал завозить трупы именно сюда, в самое свое нелюбимое похоронное бюро на все приграничные городки в округе, сиротливо льнувшие к подолу Западной базы танрийских маршалов. Хорошенько потискав пса и покидав ему теннисный мячик, который Леонард выудил из-под кресла, Харт достал из кармана жилета часы, увидел, что время уже далеко за полдень, и заставил себя вернуться к делу.

Сняв шляпу, он пригладил рукой давно не стриженные светлые волосы. Не то чтобы его сильно волновал внешний вид. Уж точно не в «Бердсолл и сын». Вообще-то, будь он верующим, он бы взмолился Матери Горестей о пощаде. Но он был не такой человек, и даже не совсем человек, так что религию оставил псу.

– Помолись за меня, Леонард, – попросил он и позвонил в звонок на стойке.

– Пап, займешься? – раздался голос Мёрси откуда-то из нутра «Бердсолл и сын»: достаточно громко, чтобы отец услышал, но не так, чтобы вопль резал уши.

Харт подождал.

И еще подождал.

– Да блин, – буркнул он и позвонил еще разок.

На этот раз Мёрси завопила, отбросив деликатность:

– Пап! Звонок!

Но ответом была тишина, а Харт все стоял у стойки, с каждой секундой теряя терпение. Он покачал головой и спросил у пса:

– Сраное Соленое Море, как твоя хозяйка вообще держится на плаву?

Леонард вновь замахал хвостом, Харт нагнулся, чтобы почесать его, и тот влюбленно хрюкнул в ответ.

– Простите, пожалуйста. – Мёрси, отдуваясь, влетела в контору и заняла место за стойкой. – Добро пожаловать в «Бердсолл и сын». Чем могу помочь?

Харт выпрямился – он поднимался все выше и выше, возвышаясь над Мёрси и надеясь, что дух ее падает все ниже и ниже.

– А, это ты, – проронила она, и слова упали свинцовыми грузиками, столько в них слышалось энтузиазма. Харт запретил себе скрипеть зубами, перемалывая их в мелкую пыль.

– Обычно говорят «привет».

– Привет, Нахальстон, – вздохнула она.

– Привет, Трупсолл, – он натянуто, ядовито улыбнулся, разглядывая ее непривычно встрепанный вид. Что бы он там о ней ни думал, она всегда была одета с иголочки, яркие платья отлично сидели на пышной фигуре, а столь же яркая помада идеально смотрелась на пухлых губах. Но сегодня на ней был комбинезон, смуглая кожа блестела от пота, а очки в красной роговой оправе сползли на кончик носа. Пара темных прядей выбилась из-под шарфа с цветочным рисунком, будто она на полной скорости высунула голову из окна, руля по водостраде.

– Гляжу, еще не помер, – равнодушно произнесла она.

– Не помер. Из штанов не выпрыгни от радости.

Леонард, который как раз выпрыгивал от радости из шкуры, подскочил и облапил Харта за живот, и Харт, не удержавшись, потискал его сладкие брыли. Какая жалость, что такая чудесная собака принадлежит худшим похоронщикам на всей границе.

– Ты собаку пришел потискать или в самом деле труп привез?

Прозвучало так уничижительно, что Харта пробрало холодом, но он не поддался этому чувству. Поднял руки, будто Мёрси целилась ему в голову из мини-арбалета, и с деланой невинностью возвестил:

– На чашечку чая заглянул. Я не вовремя?

Леонард, вне себя от восторга, подскочил еще выше и саданул Харта по ребрам.

– Леонард, сидеть!

Мёрси схватила пса за ошейник и уволокла наверх, в свою квартиру. Харт слышал, как он скребется в дверь и жалобно скулит. Чудовищная жестокость – лишать и Харта, и собаку общества друг друга. Типично для Мёрси.

– На чем мы остановились? – спросила она, вернувшись, и уперла кулаки в бока, отчего верх комбинезона натянулся на груди. Джинсовый квадратик будто вопил: «Эй, взгляни-ка! Гребаная красотища!» Несправедливо, что у Мёрси такие восхитительные сиськи.

– Труп привез, надо думать?

– Ага. Без ключа.

– Еще один? Третий неопознанный за неделю.

– Больше трупов – больше денег. Я думал, ты будешь скакать от радости.

– Не собираюсь удостаивать это заявление ответом. Иди на причал. Ты же в курсе, что там тоже есть звонок?

– Предпочитаю официально записаться в конторе.

– Кто бы сомневался. – Она закатила глаза, и Харту захотелось, чтобы они скатились с ее непростительно красивого лица.

– Тут что, никого больше нет? Отец не работает, что ли?

Сквозь тонкую стенку, отделяющую контору от кабинета, донесся знаменитый храп Роя Бердсолла – истинный дар Невесты Удачи. Харт ухмыльнулся, а Мёрси посмурнела от стыда.

– На причал, – повторила она сквозь зубы.

Все с той же ухмылкой Харт надел шляпу, неспешно вернулся к барже и сдал назад, к причалу.

– Уверена, что осилишь? – спросил он, открывая кузов баржи, – прекрасно знал, что такой вопрос она сочтет чудовищно покровительственным.

Словно бы в доказательство, что ничья помощь не требуется, а уж особенно – его, она сняла с креплений тачку, промчалась мимо него в багажный отсек и мастерски, с опытом пристегнула завернутое в парусину тело к тачке. К сожалению, это конкретное тело очень сильно текло даже сквозь ткань. Харт хранил его на льду, но жидкие продукты гниения не замерзли целиком, и Мёрси кончила тем, что перепачкалась – руки целиком и перед комбинезона. Насладившись ужасом, который отпечатался у нее на лице, Харт бочком подошел к ней, надавил языком на щеку изнутри.

– Не хочу начинать «я же говорил», но…

Она покатила труп мимо, и ему пришлось выйти наружу, чтобы дать ей пройти.

– Нахальстон, не хочешь, чтобы тебе помогала я – так может, напарника уже найдешь?

Этот оскорбительный намек воспламенил и без того изрядно короткий фитиль его терпения в отношении Мёрси. Как будто он не смог бы найти себе напарника, если бы захотел! Он просто не хотел.

– Я тебя на помощь не звал, – парировал он. – И кстати, кто бы говорил.

Она остановила тележку и поставила на подножку носком кеда.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Хочу сказать, что-то не вижу я здесь помощников. – Он полез в черный жилет за документами, которые ей нужно будет заполнить, чтобы получить государственную выплату по похоронам неопознанных, и протянул ей. Он уже давненько понял: все дела надо завершать как можно быстрее и не проводить в ее присутствии ни единой лишней секунды.

Она вытерла ладонь о чистую ткань на заднице и выхватила у него бумаги. Не посоветовавшись с разумом, ладони Харта зазудели от любопытства, интересуясь, каковы на ощупь эти ее округлости. Мозг как раз пытался побороть непрошеную похоть, когда Мёрси подошла вплотную и поднялась на цыпочки. Обычно женщины не могли допрыгнуть до него без стремянки, но Мёрси была так высока, что стоило ей встать на носочки красных кед, и она могла бы его поцеловать. Большие карие глаза сверкали за стеклами очков, неожиданная близость казалась до странности интимной, а она выпалила ему в лицо следующие слова:

– Знаешь, что я думаю, Нахальстон?

Он сглотнул, справляясь с неловкостью, и смог спокойно ответить:

– Ну давай, расскажи, Трупсолл.

– Только жалкий неудачник без друзей может быть таким придурком.

На слове «придурок» она с чувством ткнула его в грудь грязным указательным пальцем, оставив на жилете бурое пятно, и он попятился к краю причала. Тогда она опустила ворота, не дав ему и слова сказать, и они захлопнулись между ними с гулким грохотом.

В повисшей тишине Харт замер, балансируя, на пороге. Пока он ловил равновесие, слова Мёрси медленно, вероломно просачивались под кожу и проникали в вены.

«Ни за что сюда не приеду, только если совсем не припрет», – в сотый раз поклялся он. «Бердсолл и сын» – не единственная контора, куда можно привезти найденные в Танрии неопознанные тела. Теперь он будет возить трупы без ключей к Каннингему. Но, обдумав это решение, он понял, что лжет сам себе. Каждый раз, когда ему доводилось убить в Танрии очередного неопознанного бродягу, он вез тело в погребальное бюро «Бердсолл и сын».

Ради собаки.

Потому что он жалкий неудачник без друзей.

Это он и сам знал, но у него опускались руки от того факта, что Мёрси тоже это поняла. Он сел в баржу и поехал на базу, сжимая руль так, что побелели костяшки, и костеря себя на все лады за то, что позволил Мёрси так с собой обращаться.

Мёрси с ее противным «А, это ты». Как будто в контору не Харт вошел, а помойная крыса шмыгнула.

Мёрси, которая каждое слово произносила, будто гвозди в него вколачивала.

Четыре года назад, когда они впервые встретились, она вошла в контору в ярко-желтом платье, будто солнечный лучик, что показался среди туч в пасмурный день. Большие карие глаза за стеклами очков встретились с его глазами и округлились, и он уже видел, какое слово появилось в ее голове, когда она поняла, какого цвета его радужки – бледные, бесцветно-серые, как утреннее небо, затянутое облаками.

«Полубог».

Теперь он гадал, что хуже: хорошенькая девушка, которая видела в нем всего лишь отпрыска божественного родителя, или язва Мёрси, которая знала его настоящего и ненавидела.

* * *

Он лелеял надежду пробраться обратно в сектор В-38 незамеченным, но эта надежда увяла, стоило только услышать голос капитана Магуайр, которая окликнула его, стоя в дверях Западной базы – она словно подкарауливала его за занавеской и только ждала, чтобы выскочить.

– Маршал Ральстон!

Его всего скукожило при звуках голоса Альмы, но он заставил себя расправить плечи, забрал с пассажирского сиденья рюкзак и с металлическим стуком захлопнул дверь.

– Привет, начальник.

– Где был?

– В Итернити. Снял бродягу в секторе В-тридцать восемь, а он оказался без ключа. Он уже изрядно разложился, так что я решил сразу его отвезти. Жалкое зрелище.

Альма скептически окинула его взглядом, отпивая из своей вечной кружки с горячим кофе, аквамариновые глаза полубога сверкали на широком темнокожем лице.

Харт поджал губы.

– Ты намекаешь, что это я жалкое зрелище?

– Какие тут намеки, это факт, твердый как камень.

– Да что ты.

– Ни с кем не общаешься. Вечно на работе. Да тебе даже шляпу некуда повесить! На пару ночей уезжаешь в гостиницу, а потом возвращаешься обратно. – Она ткнула большим пальцем на Мглу, бурлящее покрывало тумана, по которому и проходила граница Танрии за Западной базой. – Ты же просто поселился в этой жопе мира. Печально.

Харт пожал плечами.

– Там не так уж скверно.

– О чем я и говорю. Полагаю, ты отвез труп к Каннингему?

– Нет.

Она подняла брови – «А ну-ка, не ври мне» – и оперлась на капот его баржи, и Харт нахмурился, заметив, что кофе капнул на облупленную голубую краску. Там и без того хватало ржавчины, незачем было усугублять положение.

– Ральстон, ты пойми, мы зависим от погребальных бюро. Чтобы мы делали свою работу, они должны делать свою.

Прекрасно. Лекция от начальницы. Которая когда-то была его напарницей и подругой. А теперь звала его Ральстоном.

– Я понимаю.

– То есть ты в курсе, что Рой Бердсолл чуть не умер пару месяцев назад?

Харт переступил с ноги на ногу, и под подошвами сапог заскрежетал гравий парковки.

– Нет.

– Ну так он чуть не умер. Сердечный приступ или что-то в этом духе. Формально он занимается документами, но всем остальным в «Бердсолл и сын» теперь заведует Мёрси – делает лодки, готовит тела и все остальное.

– Ну и?.. – с раздражением спросил он, но тут вспомнил всклокоченную Мёрси с трупной гнилью по всему комбинезону, и внутри шевельнулась вина.

– Ну и если собираешься возить трупы к Бердсоллам, то делай Мёрси скидку и веди себя прилично. А если не можешь, то вали к Каннингемам. Ладно?

– Ага, ладно. Можно, я уже пойду? – Он водрузил на голову шляпу – четкий сигнал, что он собирается закончить беседу и вернуться к работе, но Альма подняла свободную ладонь.

– Погоди. Я хотела с тобой кое-что обсудить.

Харт заворчал. Он знал, что последует дальше.

– Ой, да не надо этого. Ты сменил троих напарников за четыре года и уже несколько месяцев работаешь в одиночку. Одному ездить слишком опасно. Для кого бы то ни было. – Она добавила эту последнюю фразу, будто речь шла о маршалах вообще, а не о нем конкретно, но Харт-то знал.

– Мне не нужен напарник.

Она озлобленно воззрилась на него, и на долю секунды проступила прежняя Альма, подруга, которая поддерживала его, когда погиб Билл, его наставник. Она мотнула головой, отпуская его.

– Вали. Но эта беседа не окончена.

Он сделал несколько шагов по направлению к стойлам, когда Альма окликнула его:

– Заходи на ужин как-нибудь, а? Диана скучает по тебе.

Он был почти уверен, что этот мирный договор – дело рук Дианы, и не сомневался, что Альме было столь же сложно передать это приглашение, как Харту – выслушать его.

– Ага, – ответил он и отправился к стойлам, но оба понимали, что в обозримом будущем он не появится на пороге дома Альмы и Дианы. Они с Альмой давно уже пришли к видимости перемирия, но старая обида витала в воздухе, будто призрак Билла навеки поселился между ними. Харт понятия не имел, что с этим делать, но скучать по подруге, стоя прямо перед ней, – это казалось мучительно нелепым. По Диане он скучал еще сильнее. С ней они теперь почти не виделись.

В стойлах после яркого солнца Бушонга царила темнота и благословенная прохлада. Он подошел посмотреть, кого можно взять. Знал, что в такое время выбор будет невелик, но не представлял, насколько он скуден. Такой юный мерин, что Харт не сомневался: при виде первого же бродяги он умчится вдаль; ветхая кобыла, которую он уже брал пару раз и решил, что она слишком уж медленно тащится; и Солелиз.

Солелиз был из тех эквимаров, которые рвутся к воде, стоит только отвернуться, и он прочно, яростно сопротивлялся любым попыткам поездить на нем. Иные маршалы любили его за резвость; Харт ненавидел эту тварь, но из трех вариантов Солелиз оказался, как ни печально, лучшим.

– Чудесно, – пожаловался ему Харт.

Солелиз фыркнул, тряхнул похожей на ламинарию гривой и сунул морду в свою поилку, пуская сердитые пузыри, будто сообщая: «Это взаимно, мудак».

На Харта вдруг навалилась всеобъемлющая печаль. Одно дело – недолюбливать эквимара, и совсем другое – когда эквимар тоже тебя ненавидит. И если уж честно, а кто вообще любил Харта? Язвительная насмешка Мёрси, которая не давала ему покоя всю дорогу из Итернити, снова пришла на ум.

«Только жалкий неудачник без друзей может быть таким придурком».

Она была права. Только жалкий неудачник без друзей будет раз за разом встречаться с заклятой соперницей, только чтобы пять минуточек поиграть с ее собакой.

«Может, пора уже смириться и завести другую собаку», – подумал он, но в ту же секунду понял, что Грэйси не заменить. А значит, остается только время от времени заглядывать к Леонарду.

Харт понимал, что пора уже отправляться на место, но все сидел, прислонившись к перегородке стойла и укутавшись в тени. Рука будто по собственной воле – назовем это древней мышечной памятью – нырнула в рюкзак и вытащила старый блокнот и ручку.

Когда он только примкнул к танрийским маршалам после смерти матери, он писал ей письма и опускал в ящики нимкилимов каждый раз, когда они с его наставником, Биллом, возвращались на базу или в город. Потом, после гибели Билла, Харт и ему писал, и эти письма в основном были полны раскаяния. Но вот уже несколько лет он не писал никому, потому что, в конце-то концов, вряд ли они смогли бы ответить. А он именно этого ведь и хотел. Чтобы кто-нибудь ответил – кто угодно.

«Жалкое зрелище», – кажется, говорил ему чистый лист, уложенный на колени. Харт щелкнул ручкой и написал: «Дорогой», а потом добавил: «друг».

Он понятия не имел, сколько времени прошло, прежде чем он вырвал страничку, сложил ее вчетверо и поднялся на ноги, распрямляя затекшие колени. В ноющей груди ощущалось такое же облегчение: он будто ухитрился излить на бумагу некоторую часть одиночества, которое носил в сердце. Оглянувшись, чтобы убедиться, что никто его не видит, он пересек двор, подошел к ящику нимкилимов, установленному на базе, и бросил лист бумаги внутрь, хотя понимал: письмо без адреса никому не доставят.

Глава вторая

Мёрси запустила пятую койку и проследила за тем, как тело вчерашнего бедолаги, которого привез Харт Ральстон, поднимается из колодца, где всю ночь пролежало при стабильных тринадцати градусах. Мужчина был не слишком крупный, но и не чахлый, так что переваливать его на тележку проще вдвоем.

– Зедди? Ты там? – с надеждой окликнула Мёрси, но сверху ответил лишь папа, и энтузиазм в его голосе ей не понравился:

– Он еще не пришел. Помочь с чем-нибудь, кексик?

– Нет. Не-а. Все нормально. Я хотела показать Зедди эту хитрую штуку с веревкой у пятой койки.

Строго говоря, это была не ложь, просто она не хотела, чтобы папа занимался физическим трудом любого рода – например, помогал ей перетаскивать тело. Да и от лестниц ему бы лучше теперь держаться подальше. Колени у него страшно хрустели при каждом шаге. После сердечного приступа полгода назад врачи сказали, что пора на пенсию, ну или хотя бы бросить тяжелый физический труд, и поэтому он теперь наверху занимался бумажной волокитой вместо Мёрси, а она работала внизу в качестве временного заместителя и дожидалась, пока Зедди заменит ее, что теоретически было запланировано на это утро. Только он пока не явился.

Злясь на брата, который опоздал в первый же рабочий день в качестве полноправного хозяина «Бердсолл и сын», Мёрси самостоятельно перевалила останки бездомного, самостоятельно подкатила тележку к подъемнику, самостоятельно добавила несколько кило веса для баланса и самостоятельно вытянула веревку – правая, левая, правая, левая, – пока не почувствовала, как подъемник ударился в стопор наверху. Ей нравилось ощущать работу мышц – поднимать и нести, тянуть и толкать, будто именно ради этой работы Три Матери сделали ее крупнее любой женщины на острове Бушонг, а еще выше большей части мужчин.

Конечно, имелся тут один, который возвышался и над ней – полубог. Жаль, что божественное происхождение Харта Ральстона шло в комплекте с полной ложкой спеси, которая чувствовалась в том, как он склонял голову и упирал руки в бедра, привлекая внимание к тому, какие они стройные, и в том, как оружейный ремень с рапирой спускался с них – так горячо, что зубы ломило. Мёрси выводило из себя, что она столько лет терпела этого невыносимого маршала, и все равно некий базовый инстинкт в ней признавал: он выглядит весьма аппетитно.

Она привязала веревку и, насвистывая, отправилась наверх, а резиновые подошвы красных кед приятно стучали по ступеням. Она решила, что раз уж Зедди еще не явился, пришло самое время поднять вопрос тающего списка обязанностей отца. Она заглянула в кабинет, где тот сидел на ее прежнем месте, почему-то подняв очки на лоб.

– Не знаю, помнишь ты или нет, но я на прошлой неделе говорила, что у нас кончается кедр и лиственница, а теперь еще и соль. И урны.

– Заполню заказы сегодня же, как только сведу всю бухгалтерию. Честно.

– Совсем уже кончается! И можно еще ключей заказать. В последнее время привезли много неопознанных тел. Хочешь, напишу список?

– Я, может, и старый, но не настолько. Я запомню.

– А то я и написать могу, смотри.

Он улыбнулся ей, покачал головой.

– Ты иногда так похожа на мать.

Мёрси знала, что из уст отца это высочайшая похвала. Она поцеловала его почти совсем седые кудри и принялась загибать пальцы, повторяя список дел.

– Кедр. Лиственница. Соль. Урны. И еще ключей не забудь заказать.

Папа отсалютовал ей, но этот жест как-то не успокаивал.

С этим Мёрси ушла из кабинета. Хотела было направиться в лодочную мастерскую, но услышала знакомый стук в дверь – когти Горацио щелкали по дереву.

– Я открою! – крикнула она отцу и пошла в контору, чтобы впустить нимкилима. Филин стоял на придверном коврике, как и обычно по утрам, шесть дней в неделю; поверх белых перьев он нарядился в изумрудный жилет на редкость щеголеватого вида и шелковые брюки – такой наряд выглядел не к месту в пыльных приграничных городках вроде Итернити.

– А, мисс Бердсолл, доброе утро, – ухнул Горацио таким тоном, который подразумевал: «Когда-то я был посланником Старых Богов, а ты все равно заставила меня ждать на безвкусном коврике». Но такое винтажное высокомерие казалось Мёрси даже милым, так что она, как обычно, широко улыбнулась ему, и он, как всегда, отмерил внутрь три шага своими голыми птичьими лапами. Достал из мягкой кожаной почтальонской сумки – выбранной с большим вкусом – тонкую стопку писем и вручил ее Мёрси.

– Должен признать, мне нравится современный стиль, на который вы перешли. Ни разу не видел, чтобы кому-нибудь шел комбинезон, однако вам идет.

Мёрси просияла. Комплимент от Горацио, даже такой снисходительный, – это повод для праздника. Коллекция ее любимых платьев собирала пыль в шкафу в спальне вот уже полгода, но она выяснила, что комбинезоны тоже способны выглядеть модно, а не только удобно.

– Спасибо, – ответила она, поправляя шарф с цветочным узором, которым повязывала волосы, забрала со стойки извещения о смерти, накопившиеся за день, и отдала их филину. Потом выудила из чашки за стойкой монетку и тоже вручила ему. Горацио принюхался к серебряной монете, держа ее перьями крыла, и собрался распрощаться, когда Мёрси взяла из стопки сложенный лист бумаги.

– Горацио, тут какая-то ошибка. На этом письме не написано «Бердсолл и сын».

– Ошибка? Едва ли. – Горацио потянул за цепочку на шее, и из-под жилета показались очки. Кончиками перьев одного крыла он нацепил их на клюв, а другим потянулся за бумагой. Рассмотрел пустую четвертинку листа так, будто на ней что-то было написано. И снова вернул ей письмо. – Как я и говорил, это вам.

Мёрси взяла записку и озадаченно посмотрела на нее.

– Но… адреса нет.

– Есть.

– Где?

Горацио небрежно махнул крылом на бумажку в ее руке.

– Все равно не вижу.

– То, что люди не способны разглядеть адрес, еще не значит, что его там нет, моя дорогая. Следует уточнить, что это послание не адресовано «Бердсоллу и сыну». Оно написано вам лично.

– Мне? – По спине пробежали мурашки. Не по делу ей писала только сестра, Лилиан, которая порой ухитрялась находить на редкость сомнительные открытки. – От кого?

– Боже, да откуда же мне знать?

– Ну а откуда вы знаете, что оно мне?

Горацио смешливо ухнул.

– Дорогуша, я только адреса читать способен. Знаете, вся эта утомительная чепуха про защиту личных данных. А я вам скажу, это большое упущение, потому что я бы много писем желал прочесть перед доставкой. У вас еще остались вопросы?

– Я…

– Замечательно. Бывайте!

– До свидания, – машинально откликнулась Мёрси. Перевернула табличку на входной двери на «Открыто» и озадаченно уставилась на бумажку в руке. Услышала, как за спиной скрипнула несмазанная дверь кухоньки и обернулась как раз вовремя, чтобы узреть, как папа пытается улизнуть в кабинет с кружкой горячего кофе.

– Нет! Фу! – велела Мёрси, обвинительно наставив на него палец.

Папа надулся, как большой младенец:

– Ну, кексик…

– Ты знаешь, что сказала доктор Голдамес!

Он сдался и пошел обратно на кухню выливать кофе, а Мёрси развернула письмо и начала читать.

Дорогой друг,

Подозреваю, что пишу в пустоту. Но если ты все-таки реален, если ты есть где-то на свете, то, наверное, это письмо для тебя.

Мне тут недавно сообщили, что я мудак, и сообщил не кто-нибудь, а эквимар, и пока ты не вступился за меня, позволь заверить, что это правда. Я мудак. Не знаю уж, когда и почему я им стал, вряд ли я таким родился, но что есть, то есть. Должен признаться: есть один человек, который будит во мне совершенного, полного мудака, и хотел бы я знать, что с этим делать.

А у тебя в жизни есть какой-нибудь такой персонаж, из-за которого ты срываешься, и сколько ни обещай себе быть выше этого, а все равно каждый раз даешь ему довести себя до белого каления? Надеюсь, что нет – тебе же лучше, но если он есть, то прими мои соболезнования.

Я пытался разобраться, почему этот человек так меня раздражает, и пришел к следующему выводу. Обычно я живу себе потихоньку, понимаешь? Вкалываю себе от подъема до отбоя. Но стоит мне оказаться рядом с этим человеком – с человеком, который лучше всех знает, куда ткнуть, – как сильнее ощущается та несомненная правда, которая всегда рядом – крадется, витает надо мной, поджидает за каждым углом.

Одиночество.

Ну вот я и сказал. Формально я написал, но на бумаге выглядит даже реальнее.

Я одинок. А эта девушка, которой я определенно не нравлюсь, напоминает о том, что я вообще-то мало кому нравлюсь. И обстоятельства таковы, что я не представляю, как решить эту проблему.

Может, поэтому я постоянно лезу к ней. Может, я нахожу извращенное утешение в том, что кто-то испытывает ко мне хоть какие-то чувства, пусть даже их лучше всего выражает слово «ненависть».

Мрачное выходит письмо. Извини. Но, если уж на то пошло, мне полегчало, когда я написал все это, будто переложил для разнообразия тяжесть своего одиночества с души на лист бумаги. Спасибо, друг. Надеюсь, мои слова тебя не обременили.

Или ты тоже одинок?

От чистого сердца,

Друг.

Мёрси уставилась на эти необъяснимые излияния, написанные человеком не менее реальным и вещественным, чем бумага, которую она сейчас держала, но еще таким же хрупким и непрочным. Кто послал это письмо? И почему Горацио настаивал, что оно адресовано ей, если автор определенно не знал, кто она такая?

Открылась входная дверь, и Мёрси, сложив письмо, убрала его в карман комбинезона, подняла взгляд и увидела, как в контору вразвалочку входит ее брат Зедди, бесстыдно расфранченный, выряженный в зеленую рубашку и обтягивающие розовые штаны, с идеально взъерошенными золотыми кудрями – просто картина блистательных двадцати лет. В одной руке он держал промасленный пакет, а другой совал в рот полпончика с глазурью. Он был высок, как и Мёрси, но в отличие от нее, пошел в маму тонкой фигурой и способностью пожирать что угодно без малейшей угрозы для нее.

– Почему опоздал? – спросила его Мёрси.

– Потому что пончики. – Он вручил ей пакет, и она приоткрыла его, вдыхая жареное совершенство. Злиться на человека, который принес ей пончики, оказалось трудно.

– Не поспоришь, но надо спрятать их подальше от папы.

Будто почуяв, отец выглянул из кухоньки уже без кофе и просиял, увидев в конторе сына.

– А вот и выпускник!

– Это я! – Зедди бодро улыбнулся, пока Мёрси прятала за спиной пакет с пончиками, но улыбка – натянутая, какая-то вымученная – посеяла зернышко беспокойства в душе Мёрси. Но она не дала ему укорениться, решив, что просто надумывает.

– Итак, чем займемся в твой первый день в качестве погребальных дел мастера? – спросил папа, хлопая крупными ладонями и потирая их с веселым предвкушением.

– Зедди обмоет, просолит и завернет того господина, которого вчера привез маршал Ральстон, а ты тихо посидишь за столом и сведешь книги, повинуясь указаниям врача.

– Ой, может, начнем с лодок? – спросил Зедди.

– Этот без ключа, так что ничего сложного.

– Ладно, – нервно хохотнул Зедди. Мёрси отнесла это на счет нервозности новичка.

– Ну, занимайтесь. – Отец нежно погладил дочь по подбородку и ушел в кабинет.

Спровадив его, Мёрси решила, что неплохо было бы сперва заглянуть в кухоньку и слопать пончик, прежде чем идти в мастерскую.

– Откуда берутся тела без ключей? – пару минут спустя спросил ее Зедди со ртом, набитым полупережеванным жареным тестом. – Чтобы войти в Танрию, нужен же ключ-удостоверение.

– По закону – да, но куча браконьеров пробирается туда за птицами, редкими растениями и всяким таким. Для добычи из Танрии есть целый черный рынок.

Мёрси уже доела пончик и была готова приступить к работе, но Зедди вытащил из пакета еще один и откусил от него.

– А как понять, что делать с телом, куда его отправлять?

– Никак. Можно только просолить останки, прочитать нужные слова и отвезти на кладбище.

– Боги! Неудивительно, что у нас ни гроша за душой, – буркнул Зедди и откусил еще.

Мёрси вспылила:

– Эти люди заслуживают так же достойно отправиться в последний путь, как и все остальные. В «Бердсолл и сын» так заведено.

– Но как ты останешься на плаву, если работаешь задаром?

– Не я, а мы, – поправила она, а он сунул в рот последний кусочек пончика. – И не задаром. Четыре года назад, когда ввели новый закон о танрийских удостоверениях, я подала заявку на выплату по похоронам неопознанных. Рядом с Западной базой мы – единственное место, куда можно привезти тело без ключа, если не считать Каннингема, и мы получаем выплату каждый раз, когда маршал привозит к нам неопознанные останки. Сначала это не приносило много денег, но сейчас в Танрию лезет все больше и больше народа, так что выплаты за неопознанных стали существенной статьей дохода.

– Очень приятно, – совершенно равнодушно произнес Зедди, и это огорчило Мёрси. Она гордилась тем, что догадалась вовремя подать заявку четыре года назад.

– Ну, у тебя еще будет время разобраться в доходах и расходах, да и вообще, эта часть работы в основном лежит на мне. – Она отодвинула свою задетую гордость и похлопала его по руке. – Готов обмывать, солить и заворачивать?