У Жени перехватило дыхание. Он не мог вдохнуть. Ведь если он вдохнет, то все продолжится! А дальше… Он догадывался, что может случиться дальше. Неужели?! Неужели они заберут и его?..
– Я знаю тебя, – выдавил в отчаянии Женька, старясь вложить всю твердость.
– Меня все знают, – сорвалось спокойно из-под маски.
– Я расскажу… расскажу своим, что вы надо мной издевались! Я знаю тебя, я знаю его, – Женя махнул головой в сторону Димы. – И все расскажу! Все!
Лис улыбнулся. Сперва под бородой, потом в разрезах глаз, хитрых и хищных.
– Давай, кричи, – он указал на деревню за оврагом. – Тебе придется сделать это прямо сейчас.
Голос его звучал расслабленно, но четко, без деревенской шелухи, а еще красиво так, как звучит голос в голове, когда читаешь книгу. Лис присел, куртка распахнулась сверху и открыла волосатую грудь.
– Знаешь, почему? – обронил он и поскреб щетину.
Женя тяжело сглотнул. Он весь покрылся потом. Футболка промокла. Руки, оттянутые назад, затекли. По шее и лицу мучительной щекоткой бегали муравьи.
– Это твой единственный шанс… исполнить угрозу. – Лис развел ладонями. Еще не сосчитав пальцы, уже ощущаешь подсознательно, что-то не так. Такое с Женьком было тогда, при первой встрече. – Да? Этот твой дерзкий вызов… Рассказать всем обо всем, да?
Дружки похихикали. Блондин слева вдобавок подкрутил его руку, и одеревеневшим стало теперь и предплечье.
– Кричать придется сейчас. Чтобы все услышали. Тоха, Дима, Игорек надо мной издеваются. Да? Вот такие они нехорошие… Давай. Голос, – скомандовал Лис и чуть склонил голову. – А ну, голос!
Женя не отрывал взгляда, как бы жутко и до спазма в животе нервно ни было. И казалось, что-то забрезжило в черноте раскосых лисьих глаз.
– Давай, кричи. Потому что как только ты вкусишь сие угощение, – продолжил Лис и потянулся к запачканному огрызку пирожка острым черным носиком, принюхался и запрокинул на миг голову, – то проглотишь язык. Прости, но это так. Проглотишь язык от наслаждения.
Он поднес правую ладонь вплотную к Жене. Широкую, грубую, в заживающих царапинах и корочках, с толстыми красными пальцами, на которые сбегали муравьи с пирожка. Женек не выдержал, отвернулся. Часто дышал, словно задыхался. А сердце, допрыгивая до голосовых связок, молило – пускай все это сон. Одной этой рукой Лис мог схватить его за лицо и содрать, как маску. И это совсем не вязалось с его голосом. Ровно до следующей секунды, когда он прогремел:
– Или ты думал, мы тебя отпустим?! А?! – Женька дрогнул, зажмурился на миг. – Думал, помучим, поколотим тебя и отпустим к мамочке и папочке?!
Лис помотал головой с виноватой улыбкой. Потом приблизился и тихо пропел на ухо:
– Зачем ты им без языка. Без глаз. И без сердца. – Отодвинулся назад, взял пирожок в пальцы. – Открой рот.
Женя отодвинулся. Врос затылком в осину и не смотрел. И все же увидел у лица и вторую руку – она подлетела резко, слабо махнула пальцами, и всю половину лица обожгла пощечина.
– Открой рот, – повторил Лис.
Женька встряхнуло будто всего. Он не сдержался. Всхлипнул, и слезы сбежали. Сперва одна – ледяная, затем вторая – жгучая.
Почему он? За что?! Чего к нему вечно пристают?! К нему и ни за что, уроды!
– Ну вот! Ты плачешь, – взбодрился Лис, потрепал за волосы. Грубо и больно. – Не ожидал, что жизнь дерьмо, да?
Закивал, и широкая улыбка впервые приоткрыла его грязные прокуренные зубы. Женя сжимал губы, боясь вдохнуть. Лис смазал шершавым большим пальцем мокрую дорожку на щеке. В последний миг палец замер над глазом.
– Хочешь больше никогда не плакать? – Он чуть склонил голову на бок, чернота глаз взглянула с интересом. – Одно нажатие…
Звонко хрустнув, палец опустился на глаз. Женька зажмурился что есть мочи. Боли не было, как и давления. Он осторожно приподнял веки, и тут же рука щелкнула ему по глазу. Затем скользнула к подбородку. Дернула его вниз.
– Открой рот.
– Ну-ка, блин, раскрой пасть, малец! – вскипел Качок и пнул его по бедру.
Женек вскрикнул. В голове точно. Изо рта же вырвалось лишь мычание – губ все же не разжал. Лис кивнул Качку. И тот пнул сильнее и выше – в бок.
Больно. Нестерпимо. Крик вырвался. На миг. Огромная рука поймала дрогнувший подбородок. Надавила. Женя не мог сомкнуть челюсть. Пару секунд. Но когда они минули, угощение уже было во рту.
Он хотел цапнуть зубами пальцы. Но рука отпустила подбородок, ровно когда укусить они могли лишь воздух. Зато тут же сжала челюсти, что не открыть.
Блондин и Качок гадливо загоготали, хлопнули друг другу «пять» над головой Женька. Смеялся и Лис. Скалилась огненная щетина. Лыбилась рыжая маска. Довольно и хитро мигали огоньки за разрезами глаз.
Женя зажмурился. В отчаянии. Злость как будто была бессильна и неловка. Сжал веки, слезы сорвались. Он шумно пыхтел через потекший нос. А во рту все застыло – лишь бы не почуять вкуса, не ощутить мерзости. Но грязь уже покрывала язык, песок скрипел на зубах, размякшая плоть пирожка сочилась в глотку. И муравьи.
Они были везде. На языке, под языком, на небе, в носу, глотке, животе. Внутри, под кожей, везде. Бегали, копошились, зудели. Пролазили повсюду, назойливые и мелкие.
Выплюнуть! Выкашлять! Вывернуться наизнанку!
Это гудело безумной сиреной в голове. Язык выталкивал, желудок брыкался. Руки, фантомные руки, вцепились в эти шесть пальцев – расцепить их хватку, вывернуть, сломать. Но и руки, и язык, и зубы были бессильны. В отличие от ног.
Мыча и истекая слезами, соплями и потом, Женек изловчился и лягнул Лиса. Вложил весь гнев и пнул его между ног.
Тот сжал челюсти, оскалился и завалился на бок. Тяжелая рука его сошла с лица Жени. И он выплюнул то, чем давился. Выдохнул со свистом. И сжался в рвотном позыве.
Едва отпустило, как он согнулся вновь. От боли. Качок всадил ему кулак в живот. И Женька все-таки что-то вырвал. Разлившаяся боль медленно густела под ложечкой, не стихала и ныла.
– Тоха, ты как? – спросил Качок, замахиваясь кулаком. Словно от ответа зависело, врежет он еще раз или нет.
Лис поднялся на четвереньки, поправил маску и рывком вскочил. Одернул куртку, стряхнул пыль с шорт. И уставился с ухмылкой на Женю.
– Эту кроссовку я запомню навсегда, – и пнул в ее подошву.
Затем завел руку за спину и достал из-за пояса топорик. Несомненно, тот, что сам Женек с утра стащил из сарая, аккуратно закутал в кофту и спрятал в рюкзак.
– Прижми-ка его ручечку к дереву, – глянул он на Качка.
Тот шустро согнул в локте правую руку Женька и приложил кисть к осине над головой. Лис приблизился, предусмотрительно обойдя Женины ноги.
– А ты смотри, чтоб не вырвался, – бросил Блондину.
Поправил рукоятку топорика в руке, помахал и покосился на Женю:
– Ты, конечно, думаешь: «Почему я? За что?» – Лис выдержал паузу, а затем стал разгибать пальцы, сжимавшие рукоятку. – Ты меньше нас – раз. Ты слабее нас – два. Ты плакса – три. Ты один, а нас трое – четыре.
Он начал с указательного, разогнул четвертый, и все еще оставался пятый.
– Но главное – ты… – пришла очередь и мизинца, – чужак.
Отчего-то главным для Жени сейчас было другое: он гадал, как называют палец между безымянным и мизинцем, ну, если он есть? Казалось, что именно этот палец должен зваться безымянным, поскольку в самом деле не имеет имени, в то время как безымянный имя-то имеет, так как зовется безымянным.
Но какой бы занимательной эта мысль ни была, она заняла лишь секунду. И Женька вдруг непроизвольно вспомнил, что вроде слышал уже, что он чужак и что нет в этом ничего хорошего.
Тем временем Лис отставил от других пальцев указательный. Женин указательный палец. Он поспешил сжать кисть в кулак. Получилось плохо – рука давно затекла.
– Ну-ну, не надо, – покачал топориком Лис. – Будет только хуже.
Подцепил указательный палец своими железными перстами, с силой распрямил.
– Держи за кончик, – скомандовал Качку и стал выцеливать топориком. – Возьму поносить твой пальчик. На место своего мизинца. Да, я…
Вдруг пришло осознание, что он ведь вправду отрубит. Что он не какой-то хулиган и забияка, нет. А изверг! Ведь так? Монстр. И неожиданно не из чулана, не из леса или проклятого дома.
– Я, знаешь ли, коллекционер, – закончил Лис.
Женя задергался. Стал извиваться телом, брыкаться ногами, вырываться. Но без толку. Руки, именно руки держали намертво. Кисти не слушались.
– Я не один! Я не один! – закричал он и попытался оттолкнуться от осины, податься грудью вперед. Но лишь больно отпружинил назад. И следом получил удар в живот от Блондина.
– Я не один, – простонал он.
– Конечно, малец, – отозвался Лис. – Мы с тобой, драгоценный ты наш.
– Не надо, прошу, не надо, отпустите, прошу, – взмолился Женька. – Зачем? Зачем? Нет, не надо…
Он воздел голову. И уставился в серебристо-зеленый свод, далекий, мерцающий. Смотрел, желая укрыться в нем, сбежать туда. И услышал потерянный шелест. Он дошел через шумную панику в голове, через злобный скрежет зубов и безумный бой сердца. Опустился могучий и умиротворяющий, как смелые волны океана. И стало вдруг тихо и спокойно.
А затем закружилась голова. На миг тело лишилось веса. Земля исчезла. И казалось, что он вот-вот упадет вверх, полетев вниз.
Но тут хрустнуло дерево. Хрясь! Шелест разом смолк. И все пропало.
Женя увидел топорик, воткнутый в осину. Прислушался к спящей руке. Боли не было. Кроме того, пальцы на месте – наконец он это разглядел.
– Это что за херня? – негодовал Лис, держась за голову и слегка покачиваясь.
– Чё это было? – вторил ему Качок, неловко поднимаясь с колен.
Что-то промычал и Блондин. Женек мотнул головой к нему. И только теперь понял: Блондин валяется на земле, и левую руку никто не держит.
Собрав волю в кулак, Женя поднял ее, дубовую, одеревеневшую. Повернулся к Качку и обрушил эту деревяшку на руки, не отпускавшие его правое плечо и локоть. Тот вскрикнул и отдернул их.
Женька оказался на свободе. Неведомая сила подбросила его. Он вскочил на ноги. Но замешкался. Казалось, единственный путь бегства – это сигануть в овраг, крутой и глубокий. Однако повело его влево: Блондин еще не поднялся, и был шанс. Кинулся было, как на втором же шаге Лис вцепился в футболку. И утянул назад.
– За шкирку да на ужин? – сострил он, усиливая хватку.
Женя резко крутанулся, чтобы рубануть и по его ручище. Но его вторая, свободная, блокировала удар, шесть пальцев сжали дубину – предплечье. И Лис рванул Женька к себе. Уткнул вдруг кончик носика в его ладонь, вдохнул. И коротко облизнулся.
Кисть словно обожгло. Волосы на затылке зашевелились. И спину захолодило. И все в один краткий миг.
Затем маска уставилась на него таящейся за ней чернотой, и вместе с ней вглядывалось с аппетитом нечто, в ней обитающее.
– Надеюсь, ты боишься котов, – проскрипели они: Лис, тьма и это нечто.
Женек застыл, точно загипнотизированный. И в сердце зрело смирение. Как? Да разве он спасется? Что он против этого?
И когда хотел – хотя бы эту малость – бросить прощальный взгляд на родной дом, там, за оврагом, маска как-то подскочила, скосилась на бок.
От удара. Бахнул звонко треск влетевшего в голову яблока.
Лис и Женя взметнули головы вверх. Блондин и Качок изумленные тоже. Откуда с осины яблоко?
А в следующий миг уже град яблок обрушился на них. Но не с осины – из-за забора.
Коля, Митя, Руся наперебой швыряли их в хулиганов. И, казалось, сами были этим напуганы.
Лис хотел уже нагло улыбнуться, рассмеяться. Но за две секунды в него влетело три крупных снаряда. И когда еще один мог угодить точно в голову, он против воли прикрылся руками.
Женек вмиг отпрянул. И на этот раз не раздумывал. Не побежал даже – прыгнул в овраг.
– Нет!! – услышал он озверевшего Лиса. А затем все крики и ругань потонули в шуршании травы и треске сухих веточек. Но звучало это, как ураган в лесу – грохотом и хрустом.
Женька кубарем летел вниз, обхватив голову. Мир вокруг превратился в калейдоскопическую кутерьму. Злой овраг больно и без предупреждения бил кочками и молодыми деревцами. В плечо, по спине, в бок по ребрам. Неприкрытые коленки и локти чувствовали каждую ссадину. Ухватиться за что-нибудь и прекратить падение не успел. Все закончилось за несколько секунд. Его поймали и уберегли какие-то кусты.
Покалеченный и шокированный, Женек нашептывал славу богу. Спасибо, что, кажется, ничего не сломал, что не свернул шею и не налетел на сук. А еще воздавал славу ребятам. Пускай тело как из-под катка, но какое же счастье узнать, что ты в самом деле не один.
Он не заметил, сколько времени прошло. Лежал с закрытыми глазами и слушал магический, целительный шелест великанов. Иногда между век в уголках глаз просачивалась слеза. Что-то ныло, где-то резало, но то удушающее жжение отпускало и рассеивалось из-под ребер со спокойным дыханием. Внутри было тихо.
Он вспомнил, как мечтал увидеть край земли, выйти к нему один на один. Многого стоит добраться до границы миров, нечто особенное – жить на краю света, но какой в этом смысл, если своим счастьем не с кем поделиться. Он не заметил, сколько прошло времени, как смолк шелест и стало ясно, что и крики, и возня сражения затихли тоже.
Открыл глаза, приподнял голову. На груди сидела маленькая лягушка. Не успел он дернуться, она моргнула на него и спрыгнула в междуветвие. Рядом зашуршала трава, и он резко присел. Захотелось сбежать следом за малышом Ква – он успел дать тому имя. Спрятаться, лишь бы кошмар не пришел за ним снова.
– Жэк, – позвал сверху Коля.
Женька выдохнул. Ухватился за ветки и, пробуя движения на боль, встал на ноги.
– Жекин, – раздалось чуть ниже от Митьки.
Женя отошел от кустов, глянул выше. В пяти шагах растрепанный и взмокший Колька пытался устоять, осматриваясь. Голова его поворачивалась, не хватало только бинокля. Митя так, без сомнения, ищет его по компасу.
– Вот он! – воскликнул Ушастый за спиной, наверное, уловил на слух. – Вот ты где!
– Живой и… – Коля пригляделся и съехал чуть ниже, – повредимый.
Послышались сбивчивые шаги по склону.
– Нашли? Да? Нашли? – из-за деревца правее показалась Руся.
Кудряшки ее оказались собраны в хвост, а светлое личико запачкано полустершейся боевой раскраской. Женек присмотрелся к пацанам, на их щеках тоже остались размытые следы.
– А эти где? – спросил Женька, покосившись туда, откуда прилетел.
– Эти? Объелись груш, – рассмеялся Митька. Уши его горели, а в руке, в самом деле, был компас.
– Нажрались яблок, – закончил довольный и ужасно гордый Рыж.
Женя улыбнуться не решался, побаивался. Повернулся к Русе, ожидая чего-то более путного. Она развела руками:
– Ну, яблок действительно было много, – коротко хихикнула. – И они были тяжелые и твердые. А мы ими как по башке, и в живот, и в спину.
– Ага! На им, на! – подхватили ребята. – Бам! Бум! Ба-бах!
– И что, они сдались? – не мог поверить Женька. Лис испугался летающих яблок?
– Нет, вообще-то они погнались за нами, – весело признался Митя.
– А мы сбежали в сад. И давай улепетывать, – подхватил Колька.
– Уходим, уходим, ухо-о-дим, – пропел Митька, глянув на Русю.
Боевая троица рассмеялась.
– Все погнались? Втроем? – все еще не верил Женя. Лис не спустился за ним?
– Кажется, – дернули они плечами.
– Хотя когда мы спрятались на дереве, нас искали только двое, – вспомнил Коля. Он устал стоять и присел. – Тохи не было. Может, они разделились.
«Так это он Тоха-на-девятке, местная легенда», – догадался вдруг Женек.
– И что, они вас не нашли? – Он сорвал лист с куста и стер кровь с ссадины на колене.
– Ага, не нашли, – вмешался Митька, подавая ему еще листок. – Заметили, уроды. Но лезть за нами им, походу, было западло. Хотели дождаться, когда сами не вытерпим, но, знаешь, в итоге смотались по-тихому. Угадай, почему?
Странно, но именно теперь улыбка попросилась на свет.
– Вы снова их закидали? Или что, их, может, мамка позвала? – улыбка расцвела, и стало легче. Руся посмеялась.
– Им привиделся Горбун Володи, – прыснули со смеху пацаны. – И они смотались.
– А он?
– Кто?
– Горбун, – встревожился Женька.
– Не знаю, мы сбежали тоже. Потом, – Рыж откинулся на склон. – За тобой.
– Но после этой яблочной бомбежки лучше нам больше вообще не соваться в сад, – добавил Митька, кивая самому себе, точно вспоминал, как это было.
– Да, точняк, – протянул Женя, потупил взгляд, но все же сказал им в лица: – Слушайте, ну, это… вы прям… спасибо, ребята, вы… вы ведь спасли меня, реально, это же… Вы просто настоящие… – Он осекся. – А… а где Сашка?
– А он, знаешь ли, подружился с йети, – лукаво начала Руся, – и остался у него погостить.
Женек попытался выдавить улыбку, но смотрел на нее все так же напряженно.
– Ну здесь он, – сжалилась она. – Вооружился топором и стережет нас наверху.
– Он может, – обронил Женек, спешно заковыляв по склону.
– Ну что, кто первый наверх? – Колька шустро поднялся на ноги.
– Ха, ха, Рыж, очень смешно, – отозвался Женя. – Я буду там только через час.
Они посмеялись над ним, потом он добавил:
– Не надо, не поднимайтесь. Не пойдем же мы домой той же дорогой? – Они молчали, но по виду не возражали. – Давай здесь перелезем на другую сторону и заберемся к нам на участок. В гости зайдете, покушаем. Лады?
– Нормально, лады, – согласился Рыж.
– Правильно, а то топать еще, – Митька махнул рукой.
– А я сейчас за топориком и маленьким воителем. – Женя повернулся к Русе. – Ты же с нами?
– С тобой, – она кивнула наверх.
– Ну ващще, – печально буркнул под нос Колька. Женек, правда, услышал. А Руся? Она уже карабкалась в гору.
Забраться оказалось непросто. Кроссовки соскальзывали, коленки жгло, когда кожа натягивалась. Болело правое плечо, чуть меньше – спина, а левая кисть по-прежнему была как не своя, скованная.
Руся, от которой он старался не отставать, вновь напевала: «Как же тебе повезло, у-у, твоей невесте, завтра мы идем тратить все свои, все свои деньги… вместе». Мелькнула внезапная мысль – надо бы побольше послушать этого Мумина Троя. И тут же вопрос – а зачем это, интересно?
Отвечать себе не стал.
На пологом участке она остановилась передохнуть. Повернулась, протянула ему руку, чтобы затащить на уступ. Он ухватился за нее левой. С ее помощью Женек забрался на площадку. Он залез бы и сам, но заметно медленнее. Выпрямился, глянул вверх. До края оврага оставалось метра три по склону. Можно было позвать Сашу, но он не стал.
– И я столько падал? – удивился, осматриваясь.
– Да-а. Больно, наверно, – отозвалась Руся, поглаживая локоть, словно и у нее он был в ссадинах.
– Больно будет, когда мама узнает, – пошутил он.
– А папа?
– Папа далеко.
– Да? А у меня наоборот, – сказала она без обычной веселости. – Папа всегда рядом, хотя издалека.
– Моряк что ли? Мой тоже был.
– Типа того, – усмехнулась она.
– Так это… ты, что… не пойдешь с нами? Чай попьем, отдохнем.
Руся пожала плечами:
– Уже поздно, Жень, и мне отсюда ближе, – она махнула рукой над головой. Женька не совсем понял куда: вроде вдоль оврага, а вроде и выше.
А затем ощутил вдруг, как исчезла дубовая скованность в левой руке. Она снова стала его, живой, послушной и шустрой. Он уставился на нее, играя пальцами.
– Это ты сделала? – перевел взгляд на Русю.
Она опустила голову, быстро погладила повязку, отчего вышивка, казалось, зазмеилась на миг.
– Я случайно, – дернула плечиками.
Захотелось ее обнять.
– Вау, ничего себе! Здорово, – протянул он довольно.
И она вздернула счастливое личико:
– Великолепно…
– Но как… – хотел уже спросить, как сверху прилетело:
– Чего вы так долго?! Ужас! Я кушать хочу!
Сашка сбежал с края оврага и, рассекая воздух топориком, кричал:
– Кушать! Хочу есть! И я устал! А вы пропадаете где-то!
Время поджимало. Не ясно, для чего, но ощущение было именно таким. Женек посмотрел на Русю. Она тоже оторвала глаз от скачущего в траве воителя, посмотрела на Женю.
– Приходи еще, – произнесли они вместе.
И тут же:
– Приду, – тоже вместе.
От чего рассмеялись.
– Чего смешного? – Саша спрыгнул к ним. – Пирожков нет, яблоки кушать нельзя, но зато можно кидаться, пить нечего. И где Коля и Митька?
– Вона, – Женька указал на склон по другую сторону.
– А вы?
– Мы за тобой.
– Наконец-то.
– То есть я… А Руся, она тоже домой.
Руся кивнула и сделала шаг вверх.
– Приходи еще, – попросил Сашка, а затем подошел и крепко обнял.
Она улыбнулась, погладила его по голове.
Женя прикусил губу. Затем плюнул и обнял тоже. И Русю, и братика. И что-то еще. Как будто бы даже все. Все, что есть на свете.
А после они стали спускаться вниз, она полезла вверх. Через каждую пару метров оборачивались. Взрывались смехом и махали на прощание.
И когда на третий раз Руси на склоне не оказалось и сделалось вдруг невыносимо печально и тихо, когда Женя с грустью обвел взглядом овраг, его неровный край и строй загадочных, величественных осин, из-за них прилетело эхом:
– Маруся… Я Руся… Руся…
И ее веселый смех.