Все эти мысли отравляли моё существование, иногда даже сносное, и местами, особенно летом, радостное. Бывало, когда выдавались ясные тихие дни осенью или зимой, они, эти мысли показывались как пьяные растрепанные женщины неопределенного возраста среди нарядной толпы, на которых всегда больно смотреть и стыдно за них и за то, что не можешь и не хочешь им помочь, и оттого хочется отвести взгляд, чтобы не портить уродливым пятном красивый вид на местность. Эти мысли неотвязно следовали за мной. Стоило только кому-то, а таких ситуаций было превеликое множество, совершить в моем отношении какие-либо действия, как-то нахамила начальница или коллега, прохожий на улице не так посмотрел, не то сказал, не тем тоном поприветствовали и – здравствуй обида. Обида заставляла меня медленно умирать, а потом рождаться вновь, когда она переварится. Иногда смерть и рождение занимали три дня, иногда больше. Спасения от этих мыслей просто не было. Летом они появлялись реже, а когда день становился коротким, чаще. Когда удавалось нарисовать что-то, что мне нравилось, или сделать что-то хорошее, например, отремонтировать электрический звонок или зашить порванные кеды или карман куртки, приготовить вкусный ужин или проехать на лыжах несколько километров по зимнему лесу, посадить газон на даче, – на некоторое время на душе становилось легче и эти замечательные мгновения запоминались мне надолго и именно они и держали меня здесь. Было бы так здорово, если бы жизнь состояла только из этих мгновений. Конечно, рутину тоже можно вынести, куда без неё, но унижение – это слишком.
Часто я замечала, что испытываю чувство стыда за эти мысли и за несоответствие морально-этическим нормам, которые как-то само собой появились в голове. Психотерапевт говорил, что это – сенситивная паранойя. Например, я не защищала должным образом свое достоинство перед коллегами и начальством, а, значит, считала, что заслуживаю такое отношение, что за ругань с мужем соседи справедливо могут меня презирать, считая себя выше. Говоря психологу о том, что родители виноваты в том, что я такая, я испытывала вину за то, что предавала их и предавала Игоря, когда сгоряча говорила ему, что думаю о его отношении к себе и обо всей этой жизни, которая, как мне иногда казалось, не справедлива. И хотелось отмучиться, расстаться со всеми этими мыслями раз и навсегда.