Они были хорошо осведомлены друг о друге в кулуарах и заранее чувствовали обоюдное отвращение.
И вот, после только что отпетого цикла Мусоргского "Песни и пляски смерти", Николай стоял в холодном, сыром помещении для распевок и терпеливо ожидал своих поклонников, которые должны были с минуты на минуту появиться в дверях.
И действительно, двери распахнулись, и в просторную комнату тщеславия и непроходимой лести вошел Степан со своей супругой:
– Добрый вечер! – сдетонировали стены православного собора, где проходил концерт, – меня зовут Степан.
– Приветствую Вас. Николай, – вяло пожимая руку Степану, засвидетельствовал баритон.
– Пришли вот тут, послушать Ваше исполнение песен Мусоргского.
– К сожалению, я уже цикл спел, – довольно сухо ответил Николай.
– Да-с? Печально… Значит, опоздали… Ну, ладно-с.
Степан, снимая пальто со своей жены, начал про себя напевать некоторые фрагменты из только что спетого Николаем цикла, показывая свою обширную состоятельность. Николай же стоял молча, внимая, как Степан готовится к своей части выступления, разогревая голосовые связки закрытой манерой.
После пропевания отдельных, наиболее трудных мест в вокальных партиях цикла Мусоргского вполголоса, Степан перешел на свист. Затем он присел на стул, чтобы поменять домашние носки на концертные. Николай продолжал стоять, ожидая какого-нибудь подвоха. И дождался!
Сняв домашние носки, Степа положил их на ноты "Песен и плясок смерти", которые принадлежали Коле: