Пробуждение было тяжелым. Сердце сжали невидимые тиски, холодный пот прошил ознобом тело. Я сползла с кровати, качаясь, добрела до аптечки. Стрелки часов туманились в районе третьей и четвертой цифры. Накапав дрожащими пальцами сердечные капли, я сглотнула их и стала ждать, терпеливо снося мучительную тяжесть. Так неодолимо потянуло в комнату дочки, что защипало в глазах. Я припала к ее локотку и затихла, впитывая молочный запах ребенка. Чистое, почти неощутимое дыхание родного существа баюкало меня, уводя от щемящей боли. И боль отступила, не имея права нарушать самую преданную, самую великую любовь на земле!

– Доченька, – сказала я ей утром, – маме нездоровится. Давай поедем в аквапарк в другой раз.

Она выбралась из-под одеяла, свесила ножки в забавной пижаме, скривила губы, но сдержалась. А потом до обеда ходила сама не своя, грустно поглядывая на меня. Я знала, что ближе к вечеру позвонит Виктор. Знала и чувствовала, что он выбирает мне подарок ко дню влюбленных.

Настя безаппетитно семенила ложкой по тарелке, когда телефон заголосил. Увидев номер сына, я удалилась подальше от слуха девочки, предполагая, о чем пойдет разговор.

– Мама, что лучше купить Насте? Розовую сумочку с пушистым брелоком на замке или заколки с земляничками?

– Ей понравится и то, и другое. Купи что-нибудь на свой вкус, дорогой.

– Тогда у меня идея! Куплю и то, и другое и второе спрячу в первое.

Он отключился. Я вздохнула. И зачем-то посчитала: один плюс четыре плюс два плюс два плюс ноль плюс ноль плюс девять равно восемнадцать, а один плюс восемь равно ДЕВЯТЬ. Сегодня 14 февраля 2009 года. Я пошла излить пианино свою мистическую грусть …

Под печальное адажио забрела дочка. В одной тапочке и с оранжевым зайцем в руке (она таскала его за ухо, и лапы зайца вечно были затерты, полосясь по паркету). Однажды я увидела эту игрушку в магазине и удивилась, найдя точную копию Орнаста. Не купить его я не могла. Почему? Не знаю. Душа потянулась к нему, как к родному. Я взглянула на дочкины поднятые домиком бровки, так искренне вторившие настроению музыки, и рассмеялась. Ну как можно лишить такое существо ожидаемой радости? Поверив сну? Все просто. Сказания интеллигентной бабульки повлияли на мою чувствительную натуру. Моя дочка родилась под счастливыми знаками, и я выберегла ее хрупкую жизнь не для того, чтобы потерять снова. А значит, все будет хорошо! Я чувствую это.

Зайца она взяла с собой и любимое розовое полотенце под цвет купальника и сланцев. Счастливо прыгала по комнате, на скаку натягивая теплые брючки.

В машине Илюшкины “земляничные” заколки немедленно перекочевали из новой сумочки на ее головку. Все разом. А Виктор, одарив меня загадочным взглядом в зеркало заднего вида, достал из внутреннего кармана пальто бархатную коробочку и протянул мне. Илюшка повернулся, а Анастасия клюнула коробочку носом. Так прямо у нее под носом я подарок и вскрыла. А там… кольцо с камушком! Боже мой, судьба благодарностью увенчала шесть последних лет нашей жизни, которые, не смотря на трудности, я воспринимала как высокобальное счастье!

Анастасия возвышалась на горке, собираясь скатиться вместе с “игрушечным” водопадом. Я любовалась ею на берегу, пока мои мужчины осваивали серфинг. Любовалась и ловила себя на мысли, что она похожа на других детей и в то же время не такая. Что в ней было отличного, не улавливалось, но аурически ощущалось. С материнским эгоизмом я про себя отметила, какой она станет хорошенькой. Кисточки на кончиках ушей почти исчезли, а слегка сросшиеся брови придадут ее лику черты мифической красавицы.

Скатившись с горки, она поплыла в нарукавничках, старательно бултыхая ножками по поверхности воды, и вокруг ее розовых пяточек витали россыпью брызги. Потом в какой-то момент она вдруг выпрямилась, замерла среди подскакивающих детских головок, словно насторожилась, и как-то обиженно поплелась ко мне.

– Что случилось, доченька? – уповала я на безобидную причину внезапной смены ее настроения. Но она ничего не смогла мне сказать, только выгнула домиком свои красивые брови и грустно вздохнула. И опять через несколько минут резвого веселья странно насторожилась, потянулась в мою сторону.

– Мама… – грустный взмах бровушек–крыльев.

– Что с тобой, Настенька?

Я пощупала ее лоб (не горяч ли?) и нос (не замерз ли?) и с миром отпустила. Но когда в третий раз девочка была отвлечена невидимой причиной от беззаботного веселья, я заволновалась. Она стояла по пояс в воде и не двигалась. А потом … медленно подняла голову вверх. Меня хлестнуло жгучим предчувствием, разнося жар по всем клеточкам тела. Осторожно, словно боясь поколебать реальность, я оглянулась по сторонам. Точнее, что-то заставило меня охватить сосредоточенным взглядом пространство вокруг.

Молодая женщина с выдающимся животиком щелкала на камеру, летящую с детской горки девочку…

Сидящая на шезлонге женщина в красном купальнике обернулась, чтобы помахать мужу и сыну рукой…

Малыш в перевязочках, повиснув на руках молодого родителя, бороздил нетерпеливыми ножками гладкую поверхность…

Взрыв из памяти перевернул реальность. Откуда-то снизу поползла навязчивая тревога. Ноги подкосились. Все звуки слились в один угнетающий гул внутри меня. Настя как-то нехотя двинулась к детской горке, медленно и отрешенно стала подниматься по ступенькам. Она была наверху, когда послышался хлопок. Я вскрикнула. Люди обернулись на меня, прекратив веселое жужжание. В этот самый момент в куполе образовалась темная паутина трещин. Я рванулась вперед, обгоняя сумасшедшие удары сердца, и увидела, что мой ребенок с ужасом смотрит вверх, и, прогнувшись назад, как перетянутая струна, начинает кричать сквозь стиснутые зубы. И точно спасаясь от участи Помпеи, вскидывает руки над головой и начинает с усилием толкать ладонями невидимую стену. Стрелы Армагеддона, прошившие купол, внезапно замедляют свой бег и замирают, раскачивая бетонное небо. Только страшно гудят, угрожая обрушиться тяжелыми заплатами.

Люди хватали детей и бежали к выходу. Устремляя глаза к небу, гадали, сколько выпадет им спасительного времени. Испещрённый разрушительными язвами купол вопреки физическим законам все еще держался навесу, видимо, приближаясь к моменту своего низвержения. Я достигла пика, где была моя Анастасия и в последние мгновения остановилась, не посмев к ней прикоснуться. Такой я не видела ее никогда. Наэлектризованная колоссальным напряжением, она была словно не из плоти. Сдавленный детский плач с разрывающей сердце скудностью пробивался сквозь сжатые зубки протяжными тревожными звуками. Я припала к ее ногам и почувствовала на своих плечах руки Виктора. Он был рядом. Илюшка отчаянно скользил внизу, пытаясь забраться на горку. Кроме нас в потрескивающем электричеством здании не осталось никого.

– Наташа, уходите! – порывисто кричал мужчина. – Уходите с Ильей!

– Нет, нет! – я боялась расцепить пальцы.

И тут я вспомнила, что полминуты хватило силам зла завалить единственный выход, и все еще понимала, что путь свободен. И тогда я сверху закричала сыну, передав ему всю свою надежду на шанс:

– Сынок, беги скорее к выходу, уходи из здания. Мы будем там, за этой стеной.

Я указала на противоположную от выхода стену. Возвращаясь в сон, я отчетливо вспомнила, что первые секунды камнепада отрежут выход, а значит, спасаться нужно с другой стороны, где разрушенная стена будет зиять свободой.

Слава богу, он послушался. Застывшее от ужаса сердце слегка шевельнулось, когда мальчишка скрылся в дверях.

– Беги, Наташа! – цепенея от отчаяния, выдохнул Виктор.

– Нет!

Мы оба почувствовали, как девочка обмякла, стала медленно оседать. Мужчина подхватил ее на руки, устремился вниз. Следом, обдираясь о ступеньки, слетела я. И в этот момент глыба бетона обрушилась в волновой бассейн. Сейчас посыплются стекла! Надо выбираться из детской зоны. Я отчетливо помнила спасательную дорожку между капканами смерти и твердо следовала по ней, уводя дорогих мне людей от гибели. Горка, которую мы покинули, разрушилась как скорлупка. Целой останется только синяя … Широкая и устойчивая, она должна стать нашим убежищем. Правда, цвета уже не определить. Повсюду катастрофическая темнота, насыщенная водяным паром. Но я чувствую сердцем эту синеву. Последние мгновения последнего шанса приводят нас в спасительные объятия арки, когда рядом, обдав холодом смерти, опускается каменное лезвие гильотины.

Тишина и мрак встречают нас за порогом Армагеддона. Мы живы! Но страх не отпускает, пока мой ребенок не движется. Я хватаю ее лицо в ладони, выдыхаю ее имя, и мне в ответ – тихий жалобный голосок:

– Мама …

Мы тяжело дышим в гнетущей тишине и, поняв, что камнепад закончился, покидаем убежище. Обдирая руки и ноги, карабкаемся по висящим обломкам крыши в том месте, где, повторяя сон, образовался разлом. Виктор собирался было спрыгнуть в снег, усыпанный стеклом, но избежавшие трагедии люди кинулись в нашу сторону. Они снимали с себя верхнюю одежду и бросали нам.

Я прижала к себе дрожащую Анастасию, прильнув губами к ее обледенелым волосам. Виктор обнял нас обеих. Мы не чувствовали холода, не ощущали боли от впившейся в тело бетонной крошки. Сквозь возбужденные голоса людей пробивался сигнал “скорой”.

Илюшка, живой и невредимый, метался в толпе с нашей одеждой и оранжевым зайцем.

Спасибо, господи, что мои дети живы!

Спасибо, что живы дети другие!

Спасибо, господи, за то, что живы все!

Я медленно обернулась. Там, где был праздник, зияла темная рваная рана. Фрагменты мебели, пластиковые куски аттракционов, детские игрушки перемешались со стеклом и бетоном. А небо с мирным пугающим покоем осыпало этот хаос белыми хлопьями, словно продолжая бесповоротный путь из прошлого…

Эпилог

Я преодолела все: депрессию, жизнь с грудным младенцем в неотделанном доме, трудности в бизнесе, страх перед мужем и родственниками Монстра. Счастье материнства взяло реванш над всеми проблемами, и жизнь, когда-то потерявшая смысл, обрела его с новой силой. Я ужасалась, вспоминая операционную и людей в белых халатах. Я вздрагивала от мысли, что могла уничтожить такую хрупкую, такую беззащитную жизнь. Маленькое чудо, рожденное пусть не в оцененной, но чистой любви, теперь со мной, засыпает у моей груди с волнующим сердце доверием, и никто никогда не отнимет его у меня.

Вынашивать малыша я уехала к маме, спасаясь от травли и интриг. На всякий случай поменяла номер телефона. В городе появлялась очень редко. На учете стояла в другом городе. Илюшка сам добирался до школы и обратно. Иногда в целях экономии – автостопом, за что его серьезно, но без толку ругали. Летом он поступил в институт. С этого момента началась череда побед в нашей жизни. Мама контролировала бизнес, Лариса ездила в Москву, рабочие делали ремонт без моего участия и подошли к этому с такой любовью и уважением к моей ситуации, что я до сих пор храню в сердце благодарность им.

Новый человечек родился пятого сентября. Число, месяц и год его рождения в сумме составило… Посчитайте и убедитесь сами.

Дом сначала хотели продавать, но потом я перестала бояться врагов, почувствовав себя выше их, и решила не идти против своего желания. Довольно скоро, наперекор нашей бабушке-маме, мы переехали в новое жилище. Мне хотелось самой руководить расстановкой мебели и отделкой второго этажа. Жили мы в холе. Когда на выходные приезжал Илья, он располагался на кухне, чтобы подольше посидеть за компьютером, который пока обитал в компании микроволновки и посудомоечной машины. Это по ночам. А днем он буквально не отходил от малышки, возился с ней, гулял, и я могла спокойно понежиться в ванне, сделать омолаживающие маски, хотя и так стала выглядеть свежей и моложе, чем раньше. Потому что счастливей.

И лишь однажды я встретилась с Монстром. Выкатила коляску за ограду и сразу заметила его машину. Видимо, он стоял здесь давно и не случайно. Ничего не дрогнуло в моем сердце, как если бы мимо прошел чужой человек. Он вылез из салона, медленно, как-то угловато подошел к нам.

– Здравствуй…

– Здравствуйте.

– Растет?

– Растет.

– Наташа… – он замялся. – Я вот… От всего сердца… В общем, возьми, пожалуйста…

И достал большую пачку денег. Нет, даже огромную.

– Да, что вы, не надо! У нас всего хватает.

– Возьми, говорю, – и вложил деньги мне в руку. – Можно я взгляну?

Жалкий он был какой-то, старый, ненужный… Я пожала плечами. Он подошел к коляске, осторожно отогнул накидку. Там были длинные реснички, сопящий носик и пустышка в форме бабочки. Он долго любовался моим творением (да, именно моим). Достаточно, чтобы я успела спрятать деньги в бардачок его машины. Мне на руку сыграла оставленная им открытой дверца. Потом я с вежливой улыбкой сняла коляску с тормоза.

– А как назвала, скажешь?

Он согнулся и казался ниже меня ростом. Я обернулась:

– Анастасия Андреевна.

И покатила коляску дальше, в нашу светлую жизнь, где монстрам места никогда не будет!

__________________________

В оформлении обложки использована фотография с

https://pixabay.com/ по лицензии ССо.