– Ты не все знаешь обо мне. Дело в том, что я живу у этого самого человека. Вернее, я ничего не знала… Мы случайно встретились… Не так давно. Так вот, он все это время ничего не знал об уби… о том, что произошло с его дочерью. Теперь, по-видимому, знает. Соня, как выглядит твой муж? Прости за болезненный вопрос. Это важно.

Соня, ничего не понимающая, запинаясь, начала описывать внешность Петра. И вдруг удивилась:

– Но причем здесь Петр?

– Ах, нет, прости, я имею в виду Алексея. Какая одежда была на нем в момент исчезновения, помнишь?

– Конечно, помню. На нем была сиреневая рубашка с короткими рукавами.

– Машину мести запустил Мастер. Хотя этот человек дорог мне, я открываю тебе его. У них с Калиной была какая-то сделка касаемо тебя. Это точно. Мастер считает, что ты – убийца его дочери.

– Господи, вот и началась расплата за все грехи юности, – Соня застонала и уткнулась лицом в ладони. – Неужели и ты думаешь так же? Я не убивала ее.

И Соня, всхлипывая, рассказала жуткую историю от начала до конца. И о преследованиях прыщавых подонков, и о страшной любви беспредельщика Калины, и, наконец, о спрятанном в наличнике пистолете. Чем дольше слушала Оксана сестру, тем сильнее негодовала. Как, оказывается, вероломен Мастер. Он сам пережил боль утраты, знает, как она мучительна и страшна, и при этом за спиной Оксаны собирается такому же испытанию подвергнуть ее. Как такое возможно, если она по-настоящему дорога ему? Теперь она прекрасно понимала, кто отправил Лукавого безвозвратно.

Какая неприглядная, несветлая была у Сони жизнь, которая и привела бедняжку к таким последствиям! Мастер, конечно, должен был разобраться в случившемся, несмотря на вероятность ложного доноса Лукавого. То, что Лукавый был причастен к нелепому убийству девочки, сомнений у Мастера не было, иначе Лукавого на тот свет не отправили бы. Не мог он слепо верить в то, что пятнадцатилетняя студентка способна на убийство. Он просто жестоко с отцовским, не признающим ничего, эгоизмом вершит несправедливую расправу.

Глава 21

Его снова не было дома. Полина уже второй день готовила ужин на троих, ожидая приезда Мастера, и очень переживала его безвестное отсутствие. Она все время ожидала плохих вестей. Но сегодня Рамир, который всё время лежал в вольере, поместив морду на лапы, и поглядывал на всех из-под печально поднятых бровей, немного оживился, и это означало, что хозяин где-то рядом.

Наступил вечер, а Мастер так и не объявился. Оксана, напротив, не чувствовала тревоги и не переживала. Она теперь поняла, что Мастер способен не только на добрые и созидательные дела. А за риск нужно быть всегда готовым к ответу. Кроме того, Вадим, полная противоположность Мастеру по принципам и занятиям, благородно стоящий на защите общества, никак не выходил из ее головы. В нем было что-то новое для Оксаны и в тоже время – ностальгически романтичное, когда круг ее знаний о жизни был мал, а фантазии создавали удивительные картинки недоступной жизни, одну красивее другой. С мыслями о нем она уснула.

Проснулась также внезапно, как в ночь незваных гостей. Издалека доносился скулеж дога, но не тоскливый, а какой-то сладостный и нетерпеливый. Оксана поняла, что Мастер здесь, вскочила, чтобы выглянуть в окно и застала украдкую тень. А затем послышался шорох у кабинета. Оксана широко распахнула дверь и увидела, как Мастер копошится в замке, в темноте примеряя к нему ключи на связке. Обернувшись, мужчина вздрогнул. Оксана протянула ключ.

Он пошел к ней, раскрывая объятья.

– Лисенок мой, как я соскучился! Любимая моя.

Оксана не отстранилась, впитывая тепло его прикосновений.

В кабинете Мастер принялся искать документы, и, предупреждая его недоумение по поводу пропажи, Оксана поспешила объясниться:

– Я спрятала папки. Был обыск.

– Да, я знаю, – Мастер был взволнован и будто поспешен, – ты умница. Мне нужно на некоторое время исчезнуть. Но не переживай, все хорошо. Вот деньги.

Он выложил крупную пачку денег на стол.

– Я больше не возьму ваши деньги.

Он понял смысл сказанных слов не сразу.

– Почему? Что-то случилось?

– Случилось. Моей сестре грозит опасность.

– Вот как? А что с ней?

– Хотите совет?

Он удивленно вскинул брови.

– Не надо недооценивать меня, – глядя ему в глаза, твердо посоветовала девушка.

Он несколько секунд рассматривал её. Когда же она изменилась, прежде нежная, робкая и податливая? Что-то в ней было ему знакомо. Манера тихо и весомо произносить слова, так, что в споре их не перекричать, острый взгляд, прожигающий насквозь, поза, энергия, ощутимая даже в состоянии покоя…

Это же он сам. Да, именно.

От её решительного настроя и своих мыслей он неожиданно покрылся мурашками.

– Я все знаю. Только скажите, как вы могли переступить через меня.

– Что ты такое говоришь? Ты – это все, что у меня есть. Понимаешь, всё!

– Немедленно прекратите ваше страшное дело. Я приказываю вам! Вы знаете, что она не убийца. Это бред. Никто не способен на подобное в юном возрасте. Она защищалась. Пистолет выстрелил не по её вине. Вам это известно.

– Представляешь, мой ребенок и увидеть ничего не успел в жизни, а его по глупости, по чьей-то шалости срубили под самый корешок. Ты просто не можешь понять, как вдруг перестать дышать вместе с ним и не посметь сделать вздох, когда боль рассекает грудь каждую секунду, словно плетка, и продолжает хлестать еще часы, дни, месяцы. Тебе кажется, что еще взмах, и ты не выдержишь, но почему-то еще живешь на последней грани терпения.

– И вы решили под плетку бросить ни в чем не повинного человека?

– Ни в чем не повинного? Мне уши режут эти слова. Моей дочери давно нет, а убийца ни в чем не повинная, как ты говоришь, живет, и ходит, и смеется, и знать не хочет, кого закопали в землю от такого её веселья. Ты никогда не спрашивала, где её мать, моя жена. А ее тоже больше нет. Вернее, тело есть, души нет. После того, как её вытащили из петли, она превратилась в водоросль. А виноватых нет. Так по-твоему?

– Напропалую крушить все вокруг, чтобы найти виновного – тоже не выход. Прекратите преследование, обретите разум.

– Нет. Я всю жизнь искал этого человека и не в моих силах продолжить спокойно жить, зная о том, что он есть на свете и радуется жизни. Оксана, ты всегда понимала меня. Ты поймешь меня и сейчас. Кто она для тебя? Напоминание о твоей далекой, лишенной всего, жизни в глуши. Ты даже уже не знаешь ее, она стала тебе чужой. А я для тебя – всё! Я – твой мир, твои блага, твоё счастье! Без меня сейчас бы тебя не было. И не только в переносном смысле. Я – твое настоящее и будущее!

И только сейчас, в эту минуту она впервые заметила странный огонь в его глазах. Нет, не огонь стремлений и желаний побед, которому учитель когда-то посвящал свои уроки. Это был огонь одержимости! Оксана отшатнулась и тихо проронила:

– Вы почему-то однажды решили, что все в мире должно быть только по-вашему. Если и я захочу того же, то нам вдвоем станет тесно.

Он тут же пришел в себя. Что это? Саботаж или угроза?

– Я благодарна вам за все хорошее, и я ухожу. Не ищите подходящих слов, я их слушать не буду. Я уйду в любом случае. Даже если вы остановите казнь.

Ей стало так легко, будто она давно мечтала высказать эту роковую мысль, подсознательно зреющую в ее голове. Оксана повернулась и устремилась в свою комнату. Она знала, что он пойдет за ней, что будет умолять, требовать, возможно, паниковать от отчаяния и, скорее всего, предпримет попытки ей помешать. Что он сделает? Что бы она сделала на его месте? Думать над этим вопросом у него времени нет, поэтому первым делом он, наверное, закроет ее в комнате. Ключи от всех комнат хранились только у Мастера. Но комнаты никогда не закрывались, кроме кабинета, поэтому и ключи никому не требовались. Спокойно лежали себе в столе хозяина, пока Оксана, однажды их обнаружив, не задумалась, для чего они ей сгодятся. И на всякий случай сделала копию некоторых из них.

Теперь ключ от ее комнаты лежал в маленьком сейфе, спрятанном под картиной, и ждал своего часа. Дверь вздохнула, Мастер вошел. Секунды подумав, сразу наступать не стал. Присел на её кровать, наблюдая, как девушка собирает вещи.

– И что, никогда не простишь?

– Простить? Причем здесь прощение? Вы преступник. Убийца. А ваш Калина работает топорно. В больнице оказался человек, не имеющий отношения ко всей этой истории.

– Причем здесь мой брат?

– Вам подробней известно.

Это был бунт. Мастер молчал, не зная, какое средство выбрать: кнут или пряник. Поставить избалованную сибаритку на место, напомнив, кто здесь хозяин и лидер, или растрогать обильными чувствами и любовными признаниями. Меж тем, она была настроена решительно. И вдруг, еще секунду назад уязвленный и сокрушенный страхом возможной потери, Мастер рассмеялся, сам того не ожидая. Оксана опешила, недоуменно посмотрев на него.

– Я открою тебе, детка, важную истину. Хорошая жизнь невозможна без хороших денег.

– Ничего, это не страшно, – Оксана отвернулась, продолжив свое занятие еще решительней.

– А вот тут ты ошибаешься. Жить ступенью ниже страшно. Очень страшно.

Но она лишь улыбнулась уверенной лучезарной улыбкой и стянула набитую вещами дорожную сумку с кресла.

– Без моих денег ты не сможешь, – Мастер заметно заволновался, сраженный ее улыбкой. Настрой девушки явно превалировал над его самообладанием.

– Почему вы решили, что у меня не будет денег своих?

– Дитя мое, – он сложил на груди ладони и воздел к небу глаза, пытаясь скрыть за иронией начинающуюся панику, – чтобы появились деньги в уважительном смысле этого слова, нужно не менее семи лет.

– Это слишком долго.

– Да.

– Мне понадобится… (она прикинула в уме) пару недель, пожалуй. А теперь я хочу одеться и немедленно покинуть ваш гостеприимный дом.

И с этими словами широко распахнула дверь, давая понять, что просит гостя за порог.

Он не посмел убеждать дальше, не посмел решить ссору непрошеными объятьями, как раньше, унимая её сопротивление, когда она снова становилась податливой, неизменно отдаваясь в его власть. Теперь она была другой. Он просто не смог сделать шаг в её сторону, так осадила она его уверенность, пошатнула его власть. И он вышел. А следом прозвучал поворот ключа с внешней стороны. Не решившись открыто укрощать нрав взбунтовавшейся Оксаны, Мастер выбрал путь тихого ареста.

Но, разумеется, при свете дня признал свой поступок поспешным и, не привлекая внимание, прибыл в особняк, рискуя своей свободой. Теперь он продумал модель разговора и намеревался помириться с красавицей. Однако, открыв комнату, её не обнаружил. Дорожной сумки не было тоже. Окошко было плотно закрыто. В прилегающей ванной комнате висело её мокрое полотенце и банный халат. Видимо, девушка, как положено, совершила все утренние процедуры перед тем как таинственно исчезнуть при невозможности самого этого факта. Он недоуменно стоял в пустой комнате, не веря в произошедшее, а затем бросился к гаражу, ключи от которого всю ночь пролежали в его барсетке, и, открыв ворота, убедился, что все машины, в том числе голубой кабриолет – на месте.

– Ты – гордая девочка, – с горечью проронил Мастер, – ну ничего, твоя гордость быстро сломается.

Он твердо полагал, что без всех привычных благ беглянка, сравнив жизнь до побега и после, очень скоро сдастся и вернется к нему.

На пороге Олиной квартиры стоял Роман, бледный и взбудораженный. Оказывается, Оле стало хуже. Поднялась температура и держалась уже вторые сутки. Роман нервничал, потому что переживал за свою девушку (в те дни его любовь заметно обострилась, наверное, на фоне беды) и потому, что нервничали врачи: с поджелудочной шутки плохи. Надо было ехать за Олиной мамой. Решили, что Роман вернется в больницу, а за женщиной поедут девушки.

На Сониной машине девушки отправились в Раменское. Всю дорогу сотрясались от страшной мысли, беспрестанно ползущей в голову. И вдруг Соня насторожилась.

– Слушай, этот джип едет за нами уже минут двадцать.

Оксана сначала не придала этому значения, тем более у Сони часто последние дни возникали навязчивые версии. Но когда подруга растревожилась не на шутку, Оксана повернулась и стала следить за огнями, светящими им вслед в опустившейся темноте. Седан замедлял движение, замедлял движение и джип. Петлял по полосам, петляли и огни. Это, действительно, настораживало и даже пугало. Наконец, Соня свернула в область и прибавила скорость. Джип без зазрения совести свернул следом. А дальше начался кошмар. Не в кино, а наяву. Джип догнал машину девушек и пошел в атаку. Прижимая правым огромным боком, старался столкнуть в кювет.

Соня оглушительно завизжала, но в ту же секунду взяла себя в руки и вырулила из-под махины. Инстинкт самосохранения, видимо, оказался сильнее паники. Когда преследователь снова их нагнал и снес зеркало, Оксана закричала:

– Тормози!

Соня жестко нажала на тормоз, и джип остался впереди.

–Туда! – снова выкрикнула Оксана, указывая пальцем в отросток второстепенной дороги, который возник справа от них. Соня мигом свернула на бетонку, и они смогли уйти, пока джип развернулся и нашел их путь.

– Скорей выключай фары и съезжай под обочину, прячься под обочиной, – Оксана старалась говорить, а не кричать, чтобы не увеличивать панику.

Соня резко затормозила и выключила свет. Они оказались в кромешной тьме, потому что лунный вечер после искусственного освещения на несколько секунд превратился в непроглядную ночь.

– Не бойся, сестренка, не разобьемся. Съезжай. – Оксана ласково уговаривала водителя, хотя у самой от страха стучали зубы.

Соня, тихо поскуливая, осторожно сползла в яму носом, чтобы не перевернуться и ощутимо клюнула капотом землю. Через несколько секунд джип промчался мимо. Они не успели сделать вздох, как послышался визг тормозов и раздирающий нервы скрежет. А потом воцарилась жуткая тишина.

Минуту девушки молчали и не двигались, но поняв, что по какой-то очень страшной случайности, погоня закончилась, выбрались из укрытия и вместо того, чтобы покинуть опасное место, медленно покатили в сторону аварии. Фары осветили груду непонятных обломков, “украшенных” сверху все еще живущим инерционно колесом. Оно крутилось неровной восьмеркой на искореженном джипе, видимо, перевернутом от удара о стоящий на обочине асфальтный каток. Девушки еще несколько секунд вглядывались в пугающий хаос, вылавливая в нем признаки жизни, а потом Оксана открыла дверцу и бесстрашно подошла ближе. Увидев, как сначала та попятилась, но тут же остановилась и снова подалась вперед, Соня вышла следом и крадучись приблизилась. Стоял сильный запах бензина.

От увиденного Сонино лицо вытянулось, а ладони непроизвольно закрыли губы, словно не давая вырваться крику. Рядом с искореженным джипом в какой-то темной влаге лежал человек и корчась пытался приподнять торс, сгребая руками рыхлую от земляных работ землю. Его ноги были погребены под металлической махиной, а голова залита кровью. Человек протяжно застонал. Соня сорвалась с места и бросилась назад к машине и, как только Оксана села рядом, включила передачу.

– Подожди, – остановила её сестра, – нельзя все так оставить.

– Это Калина! Я его узнала! Нужно сообщить в милицию.

– И что мы скажем? Что он преследовал нас? Ни свидетелей, ни доказательств. Мало ли куда человек ехал. А дальше его доставят в больницу, вылечат и отпустят. Представляешь, что будет потом?

– А что же мы можем сделать? – Соня была на грани истерики.

– У тебя есть сигареты? Дай мне одну, пожалуйста.

– Какие сейчас могут быть сигареты? И ты же не куришь!

– Иногда курю, когда сильно переживаю.

Соня дрожащей рукой рванула крышку бардачка, достала белую пачку. Одну сигарету протянула Оксане, другой затянулась сама.

– Я покурю и подумаю, что делать, – Оксана удивилась тому, как быстро пришло к ней решение, – а ты сдай машину подальше, здесь повсюду бензин.

– Зачем ты выходишь? Осторожней! И знаешь, он ведь жутко мучается, – догнал её возглас сестры.

– Ты бы мучилась сильнее, – ответила она, – а может, и не мучилась вовсе.

И пошла к страшному месту.

Соня с недоумением наблюдала за невероятной храбростью сестры. Она же продолжала бояться Калину, даже раненого и лишенного ног. А если у него пистолет?

Ей было все равно, что ждет её завтра, об этом сейчас думать она была не способна. Ощущение опасности и картина трагедии, отбрасывающая в свете фар тень смерти, довели её до крайней точки терпения. Не выдержав, она закричала в окно:

– Пожалуйста, Оксана, уедем! Пусть бог за нас все решит.

И почувствовала некоторое облегчение, когда та решительно повернула назад. Как только сестра сделала несколько шагов, за её спиной вдруг вспыхнуло и хищно зашипело пламя. И вскоре широко заплескалось, оранжевыми языками танцуя в ночи.

– Бог уже решил, – проронила Оксана, запрыгивая в машину.

Девушки удалялись прочь, когда огонь вылизал горючую влагу и перекинулся на сверженный джип. Прогремел взрыв, и Соня закрыла уши, упустив руль…

Они остановились и поменялись местами.

Соня теребила пачку сигарет, не в состоянии выудить ни одну. Наконец, дрожащей рукой вложила в рот отраву и долго шарила в поисках зажигалки. Пока не вспомнила…

– Дай мне зажигалку.

Оксана посмотрела на её болезненное лицо и помолчав ответила:

– Я потеряла её.

Диву даваясь, как может сестра выглядеть такой невозмутимой, Соня взъерошено тыркала прикуриватель. И вдруг застыла, медленно повернула голову в сторону водителя. Глаза её округлись.

– Это…ты…

Оксана потрепала сестру по руке и спокойно сказала:

– Кури, Сонь, кури. Все нормально. Теперь все хорошо.

У Сони выпала сигарета, и в ушах зазвенело.

Оля умерла. Она лежала в гробу с белым лицом, похожая на неземное существо, и была таинственно красивой. Вокруг нее собралось много людей с заплаканными или скорбными лицами, перемешанными с мертвыми, кричащими цветом венками. До неестественной красоты вульгарные букеты тоже были, бесспорно, неземные и в таком количестве, что казалось, они – это инопланетяне с ламинированными прическами, а лица людей – на самом деле живые цветы, и ими скоро украсят могилу. Соня не поверила в происходящее. Так не поверила, что бросилась прочь, чтобы не пришлось поверить. Распахнула двери морга и оказалась лицом к лицу с Калиной. С его волос стекала кровь, будто он попал под проливной кровавый дождь, а раздробленные ноги волочились за костылями, оставляя грязно-красные дорожки. Соня закричала что есть мочи и проснулась.

– Что, выспалась? – с улыбкой спросила Оксана. Она склонилась над газетой, что-то подчеркивая карандашом. – Маловато…

– Чего маловато? – спросонок поинтересовалась Соня.

– Квартир подходящих сдается маловато, а с агентством связываться нам нельзя. Надо так затеряться, чтобы и с собаками не нашли. Ты посмотри, какой народ богатый: “Куплю дом не менее шестисот квадратов в ближайшем Подмосковье”. Интересно, какую сумму он готов выложить? У тебя нет знакомого нотариуса?

– Что? – у Сони перед глазами всё ещё стояла инопланетная Оля, и нотариусы отношения к моргу не имели.

– “Продается летний домик шестьдесят квадратов с участком двенадцать соток. Борисовское направление”, – Оксану привлекли последние слова, зазвеневшие в сердце нотками тоски. Они жили с Мастером и Полиной тоже на Борисовском направлении.

Дважды на пороге съёмной конурки, где обитали Софья, Оксана и Лиза, появлялся Мастер. Появлялся как-то воровато, ближе к ночи, звал Оксану на разговор, но всякий раз она отказывалась. Говорить ей с ним ни о чем не хотелось. И хотя Мастер все ещё был ей дорог, чувство несправедливости, переполнявшее её в ответ на поступки мужчины, а также жажда свободы и новой жизни брали верх.

– Я купил тебе новую машину, Оксана. Зимой внедорожник более безопасен и комфортен, чем кабриолет.

– Зачем? Мне не нужно ничего, – противилась та.

– Посмотри, как ты живешь. Это же повальная нищета. Ты так долго не сможешь.

– Сегодня нищета, а завтра богатство.

Его позабавила её уверенность бескомпромиссного максималиста.

– Ты не сможешь без меня.

– Смогу.

– Чего же ты хочешь? У тебя ведь было все и даже больше: мужчина, который никого кроме тебя не любит и не полюбит никогда. Дважды так не бывает. Что и кого ты ждешь?

– Я жду принца на белом коне.

– А на черном коне принц тебя не устроит?

Она с нежностью вспомнила Грома.

– Нет. Только на белом. Прощайте.

– Вот ключи от новой машины и доверенность.

– Оставьте себе. Я куплю сама все, что захочу.

Мастер лаконично звякнул ключами о поверхность комода, стремительно развернулся и удалился, обдав воздушной волной. А Оксана еще минуту стояла у открытой двери с отяжелевшим сердцем.

За окном у тротуара разместился сверкающий снежным перламутром “лайнер”. Огромный подарок заставлял прохожих останавливаться и умиляться: на его крыше красовался огромный алый бант. Пооткрывали рты и Соня с Лизкой, а потом битый час уговаривали “виновницу” торжественного случая подарок принять.