Волна любви на озере дружбы

Original title: Une vague d’amour sur un lac d’amitié

Text by Marie Desplechin © 1995 l’école des loisirs, Paris

© Надежда Бунтман, перевод на русский язык, 2019

© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2020

Глава 1
В которой я не сплю и прихожу к выводу, что вообще-то любить – занятие, связанное с разочарованиями

– Это что такое? У тебя до сих пор свет горит?

Одной рукой прячу книжку под одеялом. Другой – зажимаю выключатель в потной ладони. Голова на подушке, тело неподвижно, как полено, глаза закрыты. На все про все хватило двух секунд. Но, увы, на эти две секунды я и опоздала.

Мама резко распахивает дверь моей спальни. На фоне освещенного коридора вырисовывается ее грозный силуэт. Как у Носферату. Гигантская тень вампира в плаще. Но я лежу молча.

Пытаюсь схитрить и обмануть противника. Легкое похрапывание слетает с моих уст… Бесполезно. Чувствую чье-то тепло, и кто-то склоняется прямо надо мной. Открываю глаза: над моей повинной головой – знакомое круглое лицо. Таращусь филином. Мама заполучила доказательство того, что я не сплю, но этим дело не ограничилось.

Она потянула на себя пододеяльник и извлекла из-под него книжку, лежавшую раскрытой у меня на животе, чтобы не потерять страницу. Прямо в ухо – пулеметная очередь:

– Читаешь? До сих пор? Ты понимаешь, который час? Полагаешь, это разумно с твоей стороны? Думаешь, завтра будешь хорошо себя чувствовать?

Вопросы сыпались один за другим, ответов на них не подразумевалось. Будто не вопросы обрушивались на мой хрупкий череп, а меня по нему лупили палкой. Впрочем, у меня нашлись бы ответы на каждый вопрос. Выглядело бы это примерно так:

– Да. Да. Нет. Нет. Нет.

Ну и какой в этом прок? И тогда, не ввязываясь в дискуссию, я решаю действовать по велению сердца. Я притягиваю мамино лицо за уши, оно нависает над моей беличьей мордочкой, и я истошно кричу ей прямо в нос:

– Ты меня люби-и-ишь?

Мама поводит плечами и высвобождается из моих сатанинских объятий. Она удивленно отступает назад.

– Ну хватит, – говорит она, – речь не об этом.

– Понятно, но все-таки, – не сдаюсь я. – Ты меня любишь?

– Разумеется, люблю, – отвечает она, мотая головой справа налево, что обычно означает «нет», но иногда значит «да». – Я же твоя мать. И поэтому хочу, чтобы ты уснула. Если опять замечу, что у тебя горит свет, пеняй на себя.

Я снова плюхаюсь на матрас и лежу как недопеченный блин комом на сковородке. Мама уходит.

– Спокойной ночи, – обращаюсь я к дверному проему, – приятного сна, не выключай, пожалуйста, лампу в…

Но она уже погасила свет в коридоре. Я выждала несколько минут, пока затихнет звук ее шагов, и тихонько пододвинула ночник к подушке. Свет не должен быть виден из коридора, поскольку я его наполовину загородила подушкой и одеялом. Угадайте, что я сделала? Я снова взяла книгу, нашла нужную страницу и принялась читать.

Если бы у меня хватило смелости, я бы слезла с кровати, догнала бы маму в коридоре и спросила:

– И все-таки, ты меня ПРАВДА любишь?

Но мне одиннадцать лет, и я знаю, что, если уже ночь-полночь, а ты тупо упорствуешь, ничего не добьешься. В лучшем случае я бы услышала в ответ:

– Ну конечно, я тебя правда люблю! А теперь угомонись и ложись спать.

Я решила, что лучше еще почитать. Вы когда-нибудь замечали, что любовь совсем не похожа на марципан? Представьте, что вам ужасно хочется марципана. Вы вежливо спрашиваете:

– Можно мне марципан?

– Конечно, можно, – отвечает вам какой-нибудь взрослый.

Вы его берете. Едите. Потом берете добавку. Восхитительно. Нажираетесь как свинья. И что в конечном счете вы замечаете? Вы замечаете, что вопрос о марципане вас больше не волнует. По крайней мере до тех пор, пока вы полностью не переварили эту приторную кашу, забившую желудок. Вы успокоились.

Теперь возьмем любовь. Вы вежливо спрашиваете:

– Ты меня любишь?

– Конечно, люблю, – отвечает вам какой-нибудь взрослый.

С места вы не сдвинулись. Поскольку что же вы замечаете? Что ничего не изменилось. Что вопрос любви вас по-прежнему волнует.

– А как ты меня любишь? – снова спрашиваете вы, надеясь на ответ, такой же сладкий, как марципан.

– Что за вопрос! – бросает на лету какой-нибудь взрослый, обычно занятый чем-то другим (приготовлением салата, разговором по телефону со страховой компанией, подписанием вашего дневника – выберите нужное). – Я просто очень тебя люблю.

Вы испытали чувство удовлетворения? Я – нет. Детям всегда отвечают машинально. Это все равно что опустить монетку в автомат, а он не изрыгнет розового пластикового липучего паучка, а произнесет искусственным голосом:

– Конечно дорогой разумеется я тебя люблю. Пи-и-п, пи-и-п. Я люблю тебя, пи-и-п. Я люблю тебя, блям, блям.

Взрослые не прилагают никаких усилий, чтобы по-настоящему ответить на настоящие вопросы детей. Им больше нравятся вопросы, на которые вообще не надо отвечать, и ответы, которые не нуждаются в вопросах.

Пример вопроса без ответа:

– Ты правда будешь вежливо себя вести с тетей Адель, ведь бедняжка столько пережила?

Не стоит париться и искать правильную формулировку, ответ все равно «да». Было бы рискованно ответить:

– Нет, я буду ей хамить, потому что она злюка и я ее ненавижу.

Пример ответа без вопроса:

– Да, в коллеже я занималась с утра до вечера, и мне хотелось бы, чтобы ты последовала моему примеру, если не хочешь оказаться без работы.

Разве вы задали вопрос? Нет, можете даже не напрягаться, вы ни о чем не спрашивали. Однако это не повод, чтобы вам не ответить…

Иногда я мечтаю об ответах со вкусом миндаля. Как я стою в каком-то саду среди шпалер, увитых розами, и кустов сирени. Я замечаю некоего взрослого, он мирно рыхлит грядку с клубникой. Я подхожу к нему и, не вынимая рук из карманов, спрашиваю:

– Вот скажи, ты меня любишь?

Человек распрямляется и поворачивается ко мне.

– Хороший вопрос, – отвечает человек с неподдельным интересом в глазах. – Я рад(а), что сегодня ты мне его задала. Видишь ли, любовь – штука сложная, и порой я сам(а) задаюсь вопросом, люблю ли я тебя, как ты того заслуживаешь. Известно ли тебе выражение «любить кого-нибудь пуще всего на свете»?

И так далее… Мы сядем вдвоем на скамеечку в саду и поговорим от души. И продолжим дивную беседу о том, почему да как люди любят. И на некоторое время этот вопрос перестанет меня волновать.

Разумеется, все эти сады, грядки с клубникой и беседа – одни мечты.

Глава 2
В которой я знакомлюсь с потрясающим человеком

– Repeat after me…

В этом году я начала учить английский.

– My name is Susanne and I am eleven.

Меня зовут Сюзанна, и мне одиннадцать лет. И я, соответственно, в пятом классе. Мне нравится мой пятый класс, карта самовыхода и все учителя, которые в начале года так долго запоминают наши фамилии. Нравится переходить из класса в класс и там досыпать на уроке. Нравится учиться разговаривать на новом языке. Мне как раз слегка надоело говорить на родном.

Но я одна-единственная этому рада. Еще с прошлого года все родственники в панике. У взрослых перед школой панический ужас. Это важно знать. Прошло немало времени, пока я поняла, чего они так боятся.

– Если у тебя не будет хороших оценок, – как-то вечером мимоходом заметила мама, – тебя не возьмут в хороший лицей, ты не сможешь получить хорошее высшее образование и останешься без работы.

– А-а, – сказала я. – С какого возраста начинают работать?

Мамино лицо выразило задумчивость.

– В двадцать два – двадцать пять, если ты – про себя.

Я быстро посчитала.

– Значит, когда я проживу еще столько же, сколько мне сейчас, и даже больше. Столько же, сколько понадобилось, чтобы научиться ходить, говорить, читать, плавать… И все это время бояться школы, бояться лицея, бояться выпускных экзаменов, высшего образования и безработицы.

– Это тебе не шуточки, – сказала мама. – Расслабляться нельзя. Годы летят незаметно. Чем старше становишься, тем сложнее наверстать упущенное.

Я почувствовала омерзение, нечто среднее между тошнотой и головокружением.

– Ну да, – процедила я сквозь зубы, – полагаю, что лучше прямо сейчас забить на возможность когда-нибудь найти работу. Тогда времени у меня будет – целая жизнь, и я им лучше воспользуюсь, чтобы прочесть все библиотечные книжки.

– Что ты сказала? – спросила мама.

– Ничего. Думала, чем бы мне заняться.

– Сделай уроки на следующую неделю, – предложила мама.

– Хорошо, – согласилась я. – Уже иду.

Я проскользнула к себе в комнату, закрыла дверь, улеглась на кровать и вытащила книгу из-под подушки.

Уроки на следующую неделю подождут до следующей недели. Родители – люди тревожные, причем их тревожность не только никому не нужна, но и всем мешает.

Справедливости ради стоит признаться, что из родительских переживаний можно извлечь некоторую пользу. Под гнетом обстоятельств родители способны пойти на невиданные жертвы. Так, мама с папой настолько прониклись важностью английского языка, что вбили себе в голову, что мне необходимо найти няню – носительницу языка.

– Как ты смотришь на то, чтобы два-три раза в неделю разговаривать со студенткой-англичанкой? – спросила мама. – Она могла бы забирать тебя из школы домой, говорить с тобой по-английски, а ты сильно продвинулась бы в языке.

– Замечательно, – сказала я.

Я действительно считала эту идею замечательной. В моем разыгравшемся воображении начался фантастический парад возможных английских кандидатур. Рыжая девушка в юбке-шотландке и белой блузке? Юная панк с зеленой шевелюрой и в черной косухе? Голубоглазая принцесса-блондинка с укладкой? Студентка-индианка с третьим глазом, нарисованным на лбу красной помадой?

Я размышляла, мечтала. Интересно, станет ли эта юная особа подругой или окажется мегерой. Короче говоря, я ждала встречи. И она произошла через две недели после начала учебного года.

Я читала, расслабленно валяясь на кровати, как вдруг знакомый вопль как током парализовал меня с ног до головы.

– Сюзанна! – звала мама. – Сюзанна!

Я отложила книгу корешком вверх, встала и отправилась в гостиную.

– Сюзанна, – объявила мама, как только я вошла, – вот кто будет помогать тебе с английским во вторник и в четверг вечером.

– Хорошо, – сказала я, рыская глазами по комнате в поисках девушки.

Я не понимала, о ком мама говорит, пока мой взгляд внезапно не наткнулся на необычный для данной обстановки объект: на меня дружелюбно смотрел высокий парень с коротко подстриженными черными волосами.

– Hello, Сюзанна, – сказал он.

Он широко улыбнулся, разом показав мне невероятное количество зубов. У него их было, судя по всему, не меньше ста пятидесяти. Я смущенно повернулась к маме.

– Это и есть та девушка? – спросила я.

– Не прикидывайся дурочкой, – ответила мама, – это молодой человек из «Альянс Франсез»^[1]. Он – англичанин, и его зовут Тим.

– Hello, Сюзанна, – повторил Тим, услышав свое имя.

Он снова улыбнулся, хотя ему явно было не по себе. Он маялся, переминался с ноги на ногу, таращил круглые, как десятифранковые монеты, глаза, вытянутое лицо было бледным. Он что, каждый раз будет говорить hello при звуках своего имени?

– Тим? – решила я попробовать.

– Hello, – произнес он, наклонившись ко мне для рукопожатия.

Замечательно. Мне ужасно понравился этот тип, повторявший hello к месту и не к месту. Я пожала ему руку и тоже улыбнулась.

– Отлично, Сюзанна, можешь идти к себе в комнату, – прервала мама эту удивительную встречу, – Тим приедет за тобой после уроков. А теперь я хотела бы обсудить с ним наедине некоторые организационные вопросы. Садитесь, Тим, – предложила она в тот момент, когда я выходила из комнаты.

– Hello, Тим, – обронила я, закрывая дверь.

– Bye-bye, Сюзанна, – ответил он.

Чудеса – он говорит не только hello, но и bye-bye. Я всей душой желала, чтобы мы с ним подружились.

В тот вечер мама выглядела вполне довольной собой.

– Я нашла прекрасного студента для Сюзанны, он поможет ей с английским, – заявила она папе, когда тот пришел с работы.

– Неужели? – спросил папа, снимая плащ. – А сколько лет этому юноше?

– Девятнадцать.

– И что он изучает в Париже?

– Он учится на факультете французской литературы, – ответила мама.

– Прекрасно, просто прекрасно, – сказал папа, вынул из кармана плаща газету и уселся в гостиной. – У Сюзанны все в порядке?

– Все, – сказала я, войдя в гостиную. – Добрый вечер, папуля.

– Добрый вечер, Сюзанна, – сказал папа и нежно поцеловал меня в лоб.

Я была уже в пижаме, и зубы почищены. Папа всегда возвращается с работы поздно. И на выходных он редко бывает дома, потому что работает или с парашютом прыгает. Это его любимый вид спорта. Я часто не слышу, как он приходит, я уже сплю. Они с мамой часто идут ужинать в ресторан. Мне теперь одиннадцать, и они больше не приглашают бебиситтера. Они запирают замок на два оборота, и я сама за собой присматриваю.

Я очень люблю папу. Иногда он водит меня в кино. Например, на мой день рождения. Он всегда рад меня видеть. Когда ему удается меня увидеть.

– Здравствуй, Сюзанна, – говорит он и гладит меня по волосам.

Обожаю, когда он гладит меня по волосам.

– В школе все в порядке? Ты вроде хорошо учишься?

Все узнали вопрос без ответа. Стало быть, я не отвечаю. Я довольна, что можно немножко посидеть рядом с ним. Потом я возвращаюсь к своим делам. Папа не относится к той категории родителей, кому я истошно крикнула бы прямо в нос:

– Ты меня люби-и-ишь?

Я бы не осмелилась. Думаю, что он даже не понял бы, о чем речь. Он оторвался бы от газеты и удивленно на меня посмотрел.

– Прости, Сюзанна, – вероятно, сказал бы он, – ты что-то спросила?

– Нет-нет, – ответила бы я, – ничего, это я так, песенку одну вспомнила.

В тот вечер я мало читала в кровати. Я предпочла погасить свет и еще долго думала о Тиме, как он придет за мной в школу и будет говорить со мной по-английски. Тим – первый молодой человек, с которым я познакомилась. Только бы мы подружились.