Read the book: «Несусветные. Как мы подружились с чертенком»

Font:

Глава 1

– У! Это эти! – воскликнул тогда Малю и шарахнул дверью перед нашим носом.

Тогда мы ещё не знали, что «У» – это его любимое словечко. Тогда мы не знали даже, что будем звать его Малю. Тогда для нас это был просто паренёк, у которого загорелись волосы. И конечно, мы даже не подозревали, в какую переделку угодим, если ещё раз сунемся в эту дверь.

А тогда дверь просто захлопнулась.

А мы что? Мы ничего. Так и стояли перед захлопнутой дверью.

Тут надо пояснить, что мы – это парень в битом шлемаке в виде зубастого верблюда, девочка с фингалом на пол-лица и с меховыми ушами и клоп в соплях, с дорожным конусом на голове.

Не такие уж мы и страшные, если честно.

Хотя, пожалуй, тут не помешают подробности. Парень в верблюжьем шлемаке – это Осси, Оскари Паули Уильямс, мой самый лучший друг, за которого я собралась замуж, только он об этом ещё не знает. Девочка с фингалом – это я и есть – Аманда Виртаранта. А сопливый клоп – это мой младший брат Йоонас Виртаранта – Йонни, Йомпи, Йошенька, его нам постоянно вручают, как ценного пуделя, которого надо хорошенько выгулять.

В тот день у нас завелось десять евро, и мы нашли в кирпушке¹ замечательный шлемак для Осси и лошадок на палках для нас с Йонни, и мы до того доскакались, что я приложилась со всего маху о тротуар лбом.

Мы рыдали вместе с Йонни, который не мог допустить, чтобы я рыдала одна. А когда перестали, то выяснилось, что у меня над бровью вспухла грозовая туча, которая спускается всё ниже и наливается фиолетовым. Тогда я решила нацепить свои любимые меховые наушники – одно ухо розовое, другое – зелёное. С тремя разноцветными пятнами – розовым, фиолетовым и зелёным – уже не так заметно, что у тебя на лице непорядок.

А Йонни по пути прихватил оранжевый конус: у нас тут постоянно чинят дороги. Он сказал, что это будет его ведьминская шляпа, в которой самое то – ходить по квартирам и кричать: «Ветку вербы – вам, угощение – нам». А то, что у него сопли, – объясняется ещё проще. Они у него всегда! Сначала мы с ними боролись всей семьёй. А потом дедушка сказал, что сопливые дети самые умные. И все в нашей семье сразу успокоились.

Теперь понятно?

Хотя… Похоже, я опять не с того начала. Наверное, придётся объяснять всё по порядку. Ещё с того момента, когда мы только переехали в «наши штольни», как их называют родители.

Наверное, вам было бы куда проще, если бы я произнесла с выражением: «Салем, округ Эссекс, штат Массачусетс». О да! Звучит круто. Как будто сливочную тянучку от зубов с треском отлепляешь. Этот знаменитый адрес знают все благодаря ведьмам и всякой нечисти из тамошних мест.

А вот вам другое – привыкайте. Долгие и протяжные – Кайвоксела, Вантаа, Суоми. Но, чёрт возьми, вам придётся запомнить эти координаты. Потому что в них всё дело. И «чёрт возьми» здесь тоже не случайно вылезло.

Глава 2

Вообще-то мы из Хельсинки. Мы жили в районе, который взрослые называют престижным, а дети – скучным. Ведь нам бы только где побегать и разведать что-нибудь любопытное. А в нашем районе огромные красивые дома, и всё.

– Туда! – тычет пальцем Осси налево, и мы бежим. А там ничего.

– Тогда туда! – Теперь мы бежим направо.

Пусто. Красивые дома и ровные газоны.

Совсем приуныть нам не давало одно: мы были друг у друга. С самого рождения. Повезло так повезло! Именно в нашем огромном доме родился мой лучший друг Оскари Паули Уильямс, а спустя полгода там же на свет появилась и я. Это самое замечательное совпадение, какое произошло с нами в жизни. С тех самых пор мы и дружим.

Наверное, мы бы так и носились бестолково туда-сюда в поисках приключений, но тут в нашем огромном красивом доме затеяли капитальный ремонт, и всех жильцов попросили съехать на полгода.

Наши родители решили не разлучать нас и нашли отличный вариант в Кайвокселе. На окраине мира, как они выразились. Чтобы мы, с одной стороны, были близко к цивилизации, а с другой – надышались природой. «Нюхнули жизни», как сказал старший брат Осси, Франц Габриэл.

Так я с родителями и братом поселилась в доме с белыми панелями, а в доме из красного кирпича через тропинку от нас поселился Осси с родителями и братом. Наши мамы очень разные, но одинаковые. Они спят и видят, чтобы мы целыми днями вели себя прилично и играли во дворе. Потому что для этого созданы все условия, говорят они.

Рядом с красным домом, где поселился Осси, устроена детская площадка за железной оградой. А рядом с нашим белым домом – детская площадка без ограды. «Играй не хочу! Что за капризы?» – говорят мамы и возмущённо хлопают ресницами, когда мы делаем кислую мину. Просто они мало что понимают в детских площадках. Если бы мы рассказали, как нас там встретили, возможно, они пересмотрели бы своё отношение к ним.

* * *

Родители в шутку называют это место «наши штольни». Тут в старину добывали железо, в лесу остались рудники. Когда мы впервые туда сходили, Оскари всерьёз заинтересовался их глубиной. Сейчас самим смешно! Тогда мы ещё не знали, с какими ямами нам придётся иметь дело.

Должна сказать, что переезды – штука неплохая. Родителям в это время не до детей, они заняты вещами. Так что у нас сразу появилась масса свободного времени.

На следующий же день после переезда в «наши штольни» мы отправились во двор. Ещё издали я себе приглядела отличную крутилку, а рядом – сидушки на пружинках в виде коней, где Йонни превосходно проскачет до самого обеда. И качели там были, и навороченная горка со множеством входов и выходов, подъёмов и спусков.

Там был даже открытый автомобиль, про который Оскари сказал, что это «Джип „Виллис“ универсал 1956 года». Осси знает всё на свете! В автомобиле сидел мальчик в коричневой шапке и бежевой куртке, ворот которой был туго затянут шарфом. Он рулил и надувал плотные щёки, искоса поглядывая на нас. У него было такое румяное лицо, как будто шарф ему слишком давит.

Мы поспешили к входу. С лавочки тут же поднялась милая старушка с аккуратной седой стрижкой, такая же плотная и укутанная, как мальчик в шапке.

– Здра-а-а-авствуйте, – уже издали заулыбалась она. – А вот и новые детки к нам пожаловали. Да какие славные! Давайте знакомиться. Я госпожа Лунд.

Её острые глазки по нам так и шмыгали. При этом госпожа Лунд хихикала, как будто у неё в горле тает липкий леденец и ей приходится откашливаться. Её пухлые щёки напоминали булочки с розовой помадкой.

При этом она загораживала собой вход на площадку. Обойти её было невозможно. Перед нами выросло объёмное препятствие в бежевом пальто с клетчатым шерстяным шарфом. Хотя гораздо больше ей подошла бы униформа космической полиции с лазерным пистолетом на боку. Было ясно, что её хихиканье не предвещает ничего доброго.

Мы вежливо поздоровались.

– Ты, девочка, из какого дома? – спросила она.

– Из того, – я махнула рукой вдаль.

– Тогда вот там твоя чудесная детская площадка, – показала госпожа Лунд на облезлую горку по ту сторону тропинки и улыбнулась ещё умильнее. – А ты, мальчик, из какого дома?

– Я с ней, – ни секунды не медля ответил Оскари.

Я в нём и не сомневалась.

Мы отошли от входа и поплелись вдоль решётки, которая закрывала от нас лазилки, крутилки, вертелки, каталки, горку и качельки.

Мы шли медленно, чтобы раздражать госпожу Лунд как можно дольше, и Осси вёл рукой по решётке, отчего она противно скрежетала, потому что на куртке у Осси – железные молнии. И нам удалось взбесить госпожу Лунд, – во всяком случае, улыбка слезла с её лица, но было видно, что она не может сообразить, чего бы такого нам сказать. Ведь мы не делали попыток проникнуть на её территорию.

Мы остановились напротив мальчика в автомобиле. Он продолжал сосредоточенно крутить руль, помогая себе ртом: «уэээу, пфррр, уэээу». Но косил глазами в ту сторону, где стояли мы, вцепившись в решётку.

Йоонас спросил:

– Мы что, в зоопарке?

– Почти, – сказал Осси. – Вон и обезьянка за рулём.

– Наверняка воображает, что со всей дури гонит по трассе на Лахти, – сказала я. И крикнула этому парню: – На дорогу смотри!

Перед тем как познакомиться, многие начинают сильно важничать, чтобы показать, какие они крутые. Наконец этот лихач соизволил бросить руль, вылез из автомобиля и подошёл к нам. Мы молча пялились друг на друга, разделённые железными прутьями.

– Эркки Лунд, – наконец сказал он.

Рукопожатие не состоялось из-за решётки. Но к тому моменту что-то мне уже расхотелось с ним знакомиться. Во-первых, он мог бы к нам выйти, чтобы не знакомиться через барьер. А во-вторых, на Эркки были не джинсы и даже не штаны в нормальном понимании. На нём были брюки! Такие аккуратные, со стрелочкой. Я тогда подумала: в таких только с хором выступать на Сенатской площади.

– Тебе, наверное, очень трудно играть в грязи, – посочувствовал Йоонас, оценив его прикид.

– Это потому, что я сегодня с бабушкой, – быстро ответил Эркки. – Хотите, можем вместе поиграть.

– Можно.

И тут Эркки задал вопрос, который поставил нас в тупик:

– А у вас есть что-нибудь полезное?

– Например?

– Ну вы могли бы дать мне орешки в глазури или шоколадное яйцо, если вы уже припасли его к Пасхе. А я бы велел бабушке, чтобы она пустила вас на нашу площадку. Я поною, что мне одному скучно, и она пустит.

– Нет, спасибо, на таких условиях у нас нет шоколадного яйца, – сказал Осси, и мы отцепились наконец от решётки и поплелись на свою площадку через дорогу.

– Ну и ладно, – крикнул вслед Эркки. – Тогда я один буду в хорошем месте играть.

– Ну и ладно, – крикнули мы. – Нам и тут неплохо!

Но нам было плохо. Мы были новенькие и ничего тут не знали. А развлечений на нашей площадке было немного. Только старая горка, рядом – крутилка для совсем малышей и песочница.

Мы пристроились на крутилку, отталкивались ногами и раздумывали, чем бы заняться.

– Давайте на горку слазим, – предложил Йонни.

– Чего нам на неё лезть, что мы – маленькие?

– А я хочу! – настаивал Йонни.

– Так ты маленький!

– Ничего я не маленький! Может человек просто захотеть на горку?

Осси пошёл страховать Йоонаса, я ковыряла ботинком в земле. Так всегда бывает, когда начинаешь жить с чистого листа. Сначала всё как будто пустое и скучное. Это потом уже каждая закорючка обретает смысл.

Во дворе было непривычно тихо. Мы затеяли считать прохожих, но за полчаса насчитали всего четверых, и нам это быстро надоело.

– А мы тут надоооолго? – уныло протянул Йонни. – Я домооой хочу, у меня там дооооомик, я в нём строю беличий склад.

– Йооооонас, хоть ты не начинай, и так тооооошно, – сказала я.

– Скорей бы ремонт закончился, чтоб мы уехали отсюда навсегда, – поёжился Оскари, хмуря брови.

Если б нам тогда кто-то сказал, что скоро мы ни за что на свете не захотим отсюда уезжать, мы бы очень удивились.

* * *

На следующий день мы заметили, что один вход на нашей горке крест-накрест перевязан верёвочками. Не тот, через который можно по лесенке залезть на горку. И не тот, из которого по горке скатываются вниз. А третий, от лазалки: по нему на горку забираются без ступенек. Как альпинисты.

– Это что за новости? – удивился Осси, подёргав верёвку.

Мы попробовали её отвязать, но у нас ничего не вышло. Узлы были крепкие. Не то чтобы нам сразу захотелось вскарабкаться по этой стороне горки, но если верёвка преграждает путь, хочется ведь её отвязать.

– Это я попросила управдома Парккинена закрыть этот вход! – донеслось со стороны другой площадки.

Там стояла госпожа Лунд, махала нам рукой и улыбалась умильнее прежнего.

– Зачем?

– Чтобы мой внук или другие дети, например вы, не упали на этом опасном участке.

– Это специальная горка, чтобы лазить, – сказала я.

– Это непродуманная горка! Горка старого образца. На ней можно получить увечья.

– Но ваш-то внук играет на своей горке, так чего вы боитесь? – махнул Осси рукой в ту сторону.

– Мой внук может играть везде. У вас на площадке ведь нет ограждения – она для всех деток, – возразила госпожа Лунд. (Как меня бесило это её сладенькое «детки»!) – Главное вовремя подстраховаться, если следишь за своим ребёнком. Вот ваши родители почему не следят, где вы проводите время?

– Потому что мы уже взрослые, нам не нужна слежка.

– Скажите на милость, – поджала губы госпожа Лунд, и её щёки смялись, как надкушенные марципановые булочки.

– Бывают же на свете такие вреднючие ведьмы, – прошипел Осси в сторону – так, чтобы услышали только мы и чтобы только нам было смешно.

Нам не хотелось оставаться во дворе с противной госпожой Лунд, и с того дня мы начали изучать окрестности. За неделю нам удалось разведать многое.

* * *

Каждое утро мы встречаемся во дворе и тащимся в школу. По пути мы забрасываем Йонни в сад. Нам предстоит перейти один мост с речкой, которая нам по колено, а также одну дорогу со светофором и одну без. Но там мы ни разу не видали ни одной машины, зато асфальт чинят не переставая.

Наши велики и самокаты непонятно где, с этим переездом мама ничего не может найти. Поэтому мы пока ходим пешком. Но потом отыщем, и добираться до школы станет гораздо веселее.

После школы мы тем же путём возвращаемся домой, и тут начинается наша жизнь: мы разгуливаем по округе, мы несёмся то направо, то налево, то вперёд, то назад, мы спешим разузнать, где чего.

Мы уже выяснили, что древние рудники находятся как раз неподалёку от нашей школы. Рудники – это заброшенные ямы. Они залиты водой и огорожены забором, чтобы никто не свалился. Мы заглядываем внутрь в щёлочки между брёвнами. Йонни клянётся, что в одной из ям сидит русалка, он вчера смотрел про неё мультик.

А если пойти направо, то можно добежать до пруда с пляжем. В пруду пока не до конца растаял лёд. Там плещутся «моржи», стараясь захватить побольше льда в свои объятия. Наверняка летом тут на берегу страшно весело.

Под горку от школы, за полем у самого леса, стоит деревянный дом фермера Ко́тико́ски. У него есть настоящий погреб в земле, а также хлев для скота. Поле тоже его, он косит на нём сено. А пока оно не выросло, по полю носятся зайцы. Их шубки сливаются с прошлогодней травой, и разглядеть их непросто. Мы каждый день подкрадываемся к ним, но всякий раз они сбегают. Вот бы с ними поваляться на поле!

Фермер Котикоски никогда нас не прогоняет. Иногда он выходит на крыльцо, чтобы крикнуть: «Кто голодный?» Он ходит согнувшись, опирается на палку и угощает нас хлебом с брусничным вареньем и самодельным лимонадом из листа чёрной смородины. Он показывает нам свою корову и коз и жалуется, что уже не может держать много скотины, потому что не так силён, как прежде.

А если пойти назад от наших домов, то окажешься в городе. Там большие магазины, где можно раздобыть конфет вразвес, там пиццерия с гигантской «Маргаритой», там бассейн с водной трубой. Там есть где разгуляться, но туда без родителей не пускают.

Мама с папой не одобряют, что мы носимся по округе. Они предлагают нам проводить время во дворе. Особенно когда вручают нам Йонни. Они говорят: «Не убегайте далеко! Помните, что мы волнуемся за Йоонаса». Как будто за нас с Оскари уже и волноваться не стоит! Ну да, ему всего пять, а нам по девять. Но ведь ясно, что мы приглядим за Йонни, ведь у нас-то есть голова на плечах, так чего же за него волноваться?

Глава 3

В тот день было солнечно. После похода в кирпушник за лошадками и моего падения мы сидели на своей крутилке, прикладывали ко мне холодные камни и раздумывали: на пруд сгонять или под мост к ручью, проверить, вылезли уже лягушки или ещё прячутся?

Йоонас, как всегда, копошился рядом в песочнице, устраивая в ней норы для барсуков, которых обещал поймать в лесу и притащить во двор. Вместо барсука по дороге он поймал дорожный конус и то и дело пристраивал на голову.

Мы сделали пол-оборота на крутилке, и вдруг Осси резко тормознул:

– Я не могу понять: у меня с глазами что-то или там дверь?

– Где?

– На горке. Не туда смотришь – вон, где верёвки.

Я смотрела во все глаза. Ничего… Горка как горка. Железная. Краска немного облупилась. Верёвки провисли и потемнели. Горка просвечивала, и сквозь неё был виден дом напротив.

– Погляди с моего места, – настаивал Осси.

Мы проехали на крутилке пол-оборота, и теперь я оказалась справа. Что за чудеса! С этой стороны стало видно, что за верёвками прячется дверь. Дощатая, некрашеная. Она была приоткрыта, но снизу не видно, куда она ведёт.

Мы сделали ещё пол-оборота на крутилке. Теперь Оскари ткнул пальцем вверх:

– Точно, вижу её!

Йонни подбежал, заметив, что на крутилке происходит что-то важное – и без него.

– Чего вы вертитесь?

– Дверь исследуем. Невидимую. А ну, наверх!

И мы припустили к горке. На всякий случай мы обошли её со всех сторон. Никаких дощатых дверей. Ничего похожего.

Тогда мы поднялись по лесенке, оступаясь от нетерпения. За скалолазным входом, который преграждали верёвки, мы увидели дверь. Она была приоткрыта внутрь, и от ветра чуть покачивалась.

Йонни шумно хлюпнул носом:

– Это ведьма Лунд навесила?

– Нельзя называть ведьму Лунд ведьмой. – На правах старшей я делала замечания Йоонасу. – Осси, ты что-нибудь понимаешь?

– Хм… Может быть, тут система голограмм установлена. – Оскари немедленно начал рассуждать вслух, как он делал всякий раз, когда был чем-то сильно взволнован. – Может быть, здесь опыты проводили, а технику забрать забыли. Три-де-проектор.

– Ага. Опыты. На детской площадке. Тут же раскурочат всё в один миг. Она ж не охраняется. Какие опыты?!

– Ну не знаю. Давайте рассуждать. (О-о-о-о, это его любимое словцо, взятое у папы.) Дверь не видна снаружи. Дверь видна только из этого угла. Но когда к ней подходишь, дверь, несомненно, существует. Так что галлюцинацию отметаем. Что это означает?

– Что?! – повторил Йонни, задрав голову и глядя на Осси, как на солнце.

– Это означает… Это означает, что мы столкнулись с неизученным аномальным явлением.

– Ух ты!

– Мы открыли неизвестную науке дыру. Как Бермудский треугольник, например.

– Нам теперь медаль дадут на ленточке? – предположила я.

– Возможно. Если мы кому-нибудь про это расскажем.

И тут мы, конечно, все втроём почувствовали, что не хотим никому ничего рассказывать. Взрослые всегда всё только портят. Особенно если эти взрослые мнят себя крупными специалистами. По галлюцинациям или голограммам.

– Но мы ведь никому ничего не скажем? Хотя бы пока, – уточнила я и выразительно посмотрела на Осси. – Давайте сначала сами разведаем, что внутри.

«Давайте» в моём понимании означает, что Осси разведает, а мы с Йоонасом посмотрим, чем это кончится. Осси это прекрасно знает. Поэтому он вздохнул и медленно потянул к верёвкам руку. Мы следили за ней, затаив дыхание.

– Осторожно! – пискнул Йонни, и рука Оскари дёрнулась, как от ожога.

– Чёрт, напугал! – И Осси толкнул дверь одним пальцем.

Она легко отошла внутрь. Доски, из которых её сколотили, были трухлявые. Но дверь не скрипнула, вообще никакого звука не издала. Как будто дело было на суперкрутом космическом корабле.

Я заметила, что уже давно перестала дышать, и шумно выдохнула воздух. Осси вздрогнул, сунул руку за спину и тоже задышал. За дверью тянулся длинный туннель, стены его были то ли кожистые, то ли резиновые, цветом розовато-серые и на вид упругие и слегка ребристые. Даже казалось, что эти кольца в поперечине чуть-чуть сокращаются. Как будто это не туннель, а огромный дождевой червь наизнанку. Пахло тёплым металлом – обычно на вокзале так пахнет, если рядом только что пронёсся поезд.

Куда вёл этот туннель, было не разобрать. Проход был длинный и спускался полого вниз, в темноту. Чтобы пройти по нему, Йонни пришлось бы немного пригнуться, а нам с Осси – опуститься на четвереньки.

Я протянула руку и потрогала стену. Она была гладкой на ощупь, чуть влажной и совсем не холодной. Как будто туннель источал тёплый воздух.

– А что внутри? А есть там лес внизу? А в нём водятся барсуки? – начал забрасывать нас вопросами Йонни и смело шагнул вперёд. Я ухватила его за шиворот.

– Давайте немного погодим, прежде чем туда лезть, – сказал Осси и ухватил меня за локоть. – Вдруг там опасно?

Мы стояли на горке, крепко уцепившись друг за друга, и смотрели с верхотуры на райончик. Кажется, всё было по-прежнему. На автомобиле брызгал слюнями Эркки. Управдом Парккинен нёс грабли в кладовку. Госпожа Лунд, прищурившись, рылась у себя в телефоне.

Но по-прежнему уже ничего не было! Когда находишь неизвестное науке явление, всё становится другим. Ведь мы стали обладателями тайны, которой нет ни у кого в целом мире.

Мы спустились на крутилку, чтобы посовещаться и прихватить лошадок, которыми можно отбиваться в случае чего. Йоонас был за то, чтобы спо́лзать посмотреть, что внутри. Именно поэтому мы и сомневались, надо ли торопиться. Обычно если Йонни чего-то сильно хочет, ничем хорошим это не заканчивается.

Мы поглядывали наверх, чтобы дверь не исчезла так же внезапно, как и появилась, и вдруг… Я даже дар речи потеряла! Схватила Осси и Йонни за руки и затрясла, чтобы они прекратили свои препирательства и увидели то, что вижу я.

Там был мальчик. Из-за двери выглядывал самый настоящий мальчик. И смотрел на нас во все глаза. Он был постарше Йонни и помладше нас. На голове у него была шапка из валяной шерсти цвета горчицы. Он держался за дверь и, видно, даже дыхание затаил, так ему было любопытно нас разглядывать.

Встретившись со мной глазами, он сделал рот колечком, как от испуга, и захлопнул дверь. Совершенно беззвучно.

– Вы это видели?! – сказала я, когда дар речи ко мне вернулся.

Сердце у меня так и прыгало. На лицах Осси и Йонни тоже было написано, что их распирает от изумления.

– За мной! – крикнул Осси.

И мы снова взлетели на горку. Отдышались и пихнули дверь все втроём. За дверью стоял тот мальчик и глазел на нас. Вблизи стало видно, что у него на голове вовсе не шапка, а волосы – густые и короткие, как шерсть. И кончики этих волос вдруг начали тлеть! По темечку с электрическим треском пробежал синеватый огонёк. Пахну́ло палёным.

– У! – воскликнул мальчик. – Это эти!

Он сжал кулачки, потряс ими в воздухе, как будто собирался сказать: «Я же говорил!» – затем хлопнул себя по бокам и хихикнул. Но опять шарахнул дверью.

Я была сражена этим мальчиком наповал. У него было немного бледное лицо, но зато отчаянная улыбка, ярко-розовые уши и такие растопыренные брови, как будто он всё время чему-то удивлялся. Я сразу поняла, что мы не можем бросить этого мальчика в опасном туннеле, да ещё – с горящими волосами.

– Бегом за водой! – Я первая пришла в себя и скатилась с горки.

В рюкзаке у меня всегда болталась термобутылка. По счастью, в ней оставалось довольно воды, потому что попить я забываю, ведь мы вечно куда-то несёмся. В три прыжка мы вернулись и забарабанили в дверь, которая на этот раз не хотела открываться.

– Мальчик, мальчик, открой, – надрывались мы. – Это снова мы!

Дверь отворилась. Ни слова не говоря, Осси выплеснул на голову мальчику всю воду. Лицо у того скорчилось от обиды, а потом он состроил злую гримасу.

– Ах вы та-а-ак?! Я с вами играть хотел, а вы обливаться?! – заверещал он противным голоском, утираясь рукавами белой рубашки. – Всё папане расскажу!

У мальчика из глаз брызнули злые слёзы. Только это были огненные искры. Одну он смахнул кулачком в лужу под ногами, и она зашипела, угаснув.

– Э, ты кончай так делать! Ты же сгоришь сейчас, глупый. Это опасно! – Я не знала, что предпринять. – Иди лучше сюда, давай мириться. Мы же спасаем тебя от пожара.

После этих слов лицо у него прояснилось, и он начал хохотать, похлопывая себя по бокам. Его рубашка и волосы высыхали прямо на глазах.

– От пожара?! Ой, держите меня! Ой, взлечу от смеха! До чего же вы занятные!

Взлететь он точно никуда не мог, потому что почти касался макушкой потолка туннеля. Вдруг он посерьёзнел и произнёс напыщенно, как будто изображал старинного короля:

– Таких-то мне и надо в друзья. Я за вами давно слежу. Отныне и вовек я и вы (тут он забормотал грозно, как заклинание) – не разлей вода, не сгорай дотла, не засыпь земля, не сорви трава, не вдохни смрада, не погни врата. Стало быть, можно к вам?

– Выходи! – Мы с Осси оторопело смотрели, как он опускается на карачки и проползает под верёвками.

– А что такое врата? – вклинился Йонни.

– Врата – это врата, – туманно ответил мальчик – горчичная голова, пока мы всей гурьбой спускались с горки. – Ворота, значит, если по-простому. Меня зовут Маленький Лю. Я из пекла. А это, – он указал на дверь, оставшуюся за верёвками, – мои врата ада. Персональные. Я их сам смастерил.

– Ой мамочки, – протянула я. – Вот тебе и штольни.

– Если ты из пекла, это значит, что мы умрём? – спросил Осси.

– Вовсе нет, я же пришёл не за вами, а к вам, – продолжал мальчик. – А папа мой – Великий Лю! Я Маленький, а он Великий.

– Твой папа Людовик? – уточнил Осси.

– Мой папа Люцифер. – Мальчик злился на нашу непонятливость. – А меня зовут Маленький Лю.

– Лю? – переспросила я ещё раз.

По мне, так это имя звучало странно.

– Ты глухая, что ли? Я же сказал: Маленький Лю – вот моё полное имя!

– Так не бывает. Вот ты вырастешь, будешь дядька с бородой, и что – так и будут тебя звать Маленьким?

– Ну вообще-то… Потом я что-нибудь придумаю.

– Давай мы будем тебя звать сокращённо – Ма-Лю.

– Ура! Малю! – радостно заорал Йонни и бросился тому на шею, чего никто из нас не ожидал.

Малю вывернулся из объятий моего братца, положил руку ему на плечо (тут выяснилось, что они почти одного роста) и сказал:

– Согласен. Раз уж мы в непривычной походной обстановке. Можете теперь и вы представиться.

– Йоонас Маркку Сеппо Виртаранта, можешь звать меня Йонни.

– Оскари Паули Уильямс, можешь звать меня Осси.

А я продолжала переваривать фразочку про врата ада. Вы не забыли, что Малю только что произнёс? Я вот не забыла. И мне было не по себе.

– А тебя как зовут?

– Хавис Аманда. Но все называют меня Аманда.

– Тогда почему тебя зовут Хавис Аманда?

– Потому что моя мама чокнутая! – Я не собиралась сейчас вдаваться в подробности, которые меня бесили всю жизнь.

Как можно назвать дочку в честь памятника?!² Мама почему-то уверена, что я, когда вырасту, принесу стране такую же известность, как та Хавис Аманда на площади. Когда мама об этом мечтает, я сразу представляю, что стою голая и холодная в воде, а туристы со мной фотографируются. Меня от этих мыслей прямо трясёт! Я сказала маме, что меня хватит только на то, чтобы повернуться голым задом к мэрии. Но на большее пускай не рассчитывает.

– Мамы бывают разные, – покладисто ответил Малю. – Давай мы будем звать тебя сокращённо Хама.

– Ещё чего! Аманда – и точка.

– Мы зовём её Ампи иногда. А ещё Амму, – встрял не к месту Йоонас.

Вот кто его просил! Пришлось быстро показать ему кулак и сказать, что сейчас кто-то получит. Но Малю уже запомнил мои домашние прозвища. Он изобразил на лице коварную ухмылочку и сказал:

– Я буду звать тебя Мански.

– Только попробуй, – сказала я.

Но почему-то мне даже не было противно.

Некоторые прозвища звучат нежно. Когда их произносит тот, кто нежен с тобой. Вот, например, я могу погладить Осси по его шоколадной щеке и шепнуть нежно: «Фацер». И Осси расплывётся в улыбке. Ведь он знает, как я люблю этот шоколад. И как я люблю самого Оскари. Но если бы кто во дворе осмелился его так назвать, то сильно пожалел бы об этом.

Наверное, чтобы дразнить нас за наши отличия, достоинства или недостатки, надо сначала хорошенько узнать нас внутри, а не только снаружи. Узнать и полюбить нас за наши особенности. Тогда и посмеяться над ними можно, почему нет?

Во всяком случае, если кто-то незнакомый крикнет мне «Амму», то сразу получит рюкзаком пониже спины. Со всего размаха, будьте уверены. А Йошеньке иногда позволительно, ведь он любя. В семье почему-то считается, что у меня большие и добрые глаза, как у коровы³. Какая чушь! У меня глаза как у куклы L.O.L.