Ангелы забыли обо мне

3 октября

Молчаливой чередой дни меняли друг друга. Осень всё более вступала в свои законные права. Я стоял возле большущей кучи дров с топором в руке, мысленно настраиваясь на работу. Зима была не за горами, а дровишек в сарае раз-два и обчёлся. Прохор Митрич подсказал один телефончик и, позвонив вчера, сегодня я уже был обладателем двух прицепов добротных берёзовых чурок. Я поставил на колодку одну из них и широко замахнувшись, опустил на неё колун. Полено, тихо хрустнув, развалилось на две половины.

Я воспринимал эту работу как своеобразную игру, в мыслях загадывая, сколько ударов мне потребуется, чтобы расколоть то, либо иное суковатое полено. Отлетали куски, я нагибался, и, поднимая их, вновь ставил на колодку. Однако примерно через час эта игра стала даваться мне всё труднее. Удары уже не были столь сильными как в начале, а нагибаться за поленьями становилось сложнее. Ещё через полчаса каждый наклон отдавался ломотой в пояснице, а по вискам нещадно бежал пот.

– Покури, Игнат, чай зима не завтра.

Обернувшись, я увидел улыбающегося Кудинова. Положив колун на колодку, я направился к лавке.

– Верно говоришь, Прохор Митрич.

– Конечно, верно, – старик кивнул головой. – Завтра, поди, спинушка-то и не разогнётся. Нельзя так сразу. Ты что ж два прицепа хочешь за день порубить? – Сосед усмехнулся. – Чудак ты, Игнатка.

– Да, спина уже даёт о себе знать, – честно признался я, вытерев рукавом пот со лба и достав сигарету. – Нелёгкое это занятие.

– А то. Ты не спиши, каждый день понемножку, и за недельку справишься. И так вон, – Прохор кивнул на кучу с готовыми дровами. – Прилично наколотил. Как колун-то?

– Спасибо, Прохор Митрич. Даже и не знаю, что бы без него делал.

– Это точно, – Кудинов причмокнул. – Топором тут мороки на месяц.

После ухода Прохора я, с трудом найдя в себе силы, перенёс нарубленные дрова и аккуратно сложил их в сарае. После чего, совершенно обессиливши, рухнул на диван и закрыл глаза.

Скинув с себя оковы сна, я лениво потянулся. Вокруг была темнота, и совершенно потерявшись во времени, я протянул руку, я включил торшер. Настенные часы показывали без нескольких минут девять. Моё лицо немного сморщилось, а разум начал восстанавливать последние события. Через несколько секунд я был абсолютно уверен – за окном вечер. Подъём с дивана отозвался лёгкой ноющей болью в пояснице, а дойдя до кухни, я обнаружил ломоту во всём теле. Я лениво улыбнулся и поставил на плиту чайник. Спать мне уже не хотелось, и до конца недопив горячий напиток, я оделся и вышел во двор.

Под дежурный лай соседских собак я не спеша шагал по улице, держа руки в карманах куртки. Дорога была абсолютно безлюдной, и лишь ближе к условному городскому центру, мне начали встречаться редкие прохожие. Парень стоял возле закрытого книжного магазина, и бранным языком, широко размахивая руками, объяснял длинноволосой кучерявой девчонке, где он видал какого-то Рому и что он с ним после этого делал. В образовательную программу всё более широко включается изучение различных иностранных языков. Глупо. В наше время стоило бы сделать большой акцент на русском. Слушая, как общается между собой молодёжь, с трудом вериться в светлое завтра нашей великой державы. И, проходя мимо многообразия острых словечек, невольно задаёшь себе вопрос. Неужели и я был таким?

Около ресторана «Волна» топтались подвыпившие кучки, что-то громко крича и не менее тихо смеясь. Субботний вечер проходил в своём обычном режиме. Далее начинался городской парк. Чудесное место: липовая аллея, переплетающиеся дорожки заканчивающиеся строением в виде огромной каменной беседки, именуемой в народе ромашкой. Она возвышалась над обрывистым берегом нашего великолепного озера, открывая чудеснейший вид на бескрайние водные просторы. Вечернее озеро. Мне безумно захотелось взглянуть на его покачивающуюся гладь, ощутить его безграничное спокойствие.

Оторвавшись от своих мыслей, я услышал странные звуки, и, присмотревшись, понял, что «ромашка» уже занята. Печально улыбнувшись, я повернул налево, намереваясь просто спуститься к берегу по песчаным скатам. Новые звуки не оставляли никаких сомнений в том, что там происходят весьма не радужные события. Немного постояв на месте, я глубоко выдохнул и восстановил прежний маршрут. Чем ближе я подходил к бетонной площадке, тем более я убеждался в своей изначальной гипотезе, и уже оказавшись возле ступенек, предо мной предстала вся картина целиком. Приметная группа из шести-семи молодых парней стояли, образовывая круг, а в центре на коленях, закрыв лицо руками и упёршись головой в гранитный пол, полулежал ещё один человек. При этом через каждые несколько секунд каждый член группы, по очереди, с неподдельной злостью и нецензурным оскорблением с силой пинал лежащего парня ногой. В свою очередь тот постоянно всхлипывал и стонал от непрекращающейся боли. Сколько это продолжалось, мне было неизвестно, но чем всё это могло закончиться, я представлял отчётливо. Как у нас умеют бить, мне было известно, в лучшем случае парень останется инвалидом. Очередной удар ботинком по голове заставил его дернуться и мучительно вскрикнуть.

– Хорош, ребята, – я мельком осмотрел присутствующих, которые несколько растерялись и расступились, и прошёл в центр. Наклонившись над лежащим, до смерти напуганным парнем я сильно, чтобы привести его в чувство, потряс за плечо. Он затравлено поднял разбитое окровавленное лицо, и с опаской посмотрел на меня.

– Домой иди, – я перевёл взгляд с мальчишки на его мучителей.

Кодла потихоньку приходила в себя от моего нежданного и довольно наглого поведения. Тупые лица молодых парней вновь обретали хищный оскал. Кажется, они начали соображать, что я совершенно один, и что произойдёт дальше, я знал наверняка.

– Домой, быстро, – громко, чтобы привести всё ещё сидевшего на граните паренька в чувство крикнул я, и, дабы усилить эффект, сильно хлопнул его ладонью по спине.

Подросток тут же правильно оценил ситуацию и вихрем сорвавшись с места со всех ног дал дёру, проносясь мимо растерянных моральных уродов, через считанные секунды он растворился в темноте парка.

– Ты чо, дядя? – высокий парень лет семнадцати нагло вылупился на меня и, взглянув на своих товарищей, ища у них поддержки, сделал шаг навстречу.

Со всех сторон в мой адрес посыпались негативные реплики. Дальнейший сценарий был известен, как и то, что в любом бразильском сериале в итоге восторжествует истинная любовь. Только финал моей истории явно носил трагический характер. Было ли мне страшно? Нет. Во мне преобладало безразличие и полная апатия к происходящему.

– Чего не в свои дела лезешь? – длинный парень, по всей видимости, находившийся в этой банде на правах старшего, исходил от злости слюной, и всё время тыкал в меня подбородком. – Крутой, да?

– Да чего с ним базарить, Антоха, – вмешался парень позади. – Валить козла, да и всё.

– Слышал дядя, что братва говорит? – долговязый сощурился в противной ухмылке. – Кирдык тебе, фраерок. Зря ты в нашу тему влез, хрен мутный.

Я смотрел, как эта подростковая стая потихоньку обступает меня, и лишь шире расставил ноги, пытаясь найти идеальную точку равновесия. Боец, это не про меня. За всю свою жизнь я ни разу не дрался. Нет, тумаки в детстве я получал, и неоднократно. Но чтобы полноценная драка, где бьют не только тебя, но и ты, в моей жизни такого не было. Поэтому сейчас я испытывал странное и доселе неизвестное мне чувство. Настало время и мне ощутить привкус настоящего боя. Я не собирался быть безучастной жертвой, не сегодня.

Кольцо вокруг меня всё более сжималось, и не став дожидаться пока оно полностью захлопнется, я сделал стремительный шаг и, замахнувшись, что было силы, ударил долговязого кулаком в лицо. Я видел, как тело парня камнем рухнуло на гранитную площадку, и тут же ощутил, как кто-то повис на моей спине. Пока я пытался его скинуть, на меня со всех сторон посыпались удары. Я склонившись, наугад начал махать руками, и сквозь боль чувствовал что несколько раз мои кулаки нащупали цель. Голова гудела, я уже не был участником сражения, сейчас я занимал место недавнего парнишки. Я лежал на земле и пытался укрыть голову от непрекращающихся ударов. Боли не было, лишь какое-то ощущение глубокого забытья, словно я был мертвецки пьян и уже не понимал где я, и что мне тут вообще понадобилось. Осязаемые ощущения исчезли. Глаза резал яркий свет, чёрное пятно впереди понемногу обретало отчётливое очертание. Два человека, взрослый и ребёнок. Они двигались мелкими шагами, всё более приближаясь ко мне. Я старательно пытался вглядеться в их притенённые лица, и когда смог отчётливо их рассмотреть мне стало страшно и холодно. Ко мне шла моя бабушка, с доброй улыбкой, в каком-то непонятном старинном сарафане. За руку она вела маленького мальчика, который теребил в руке соломенную игрушку и что-то невнятно шептал разбитыми губами.

4 октября

– Станислав Игоревич, Сомов пришёл в себя.

Эти слова пронеслись в моей голове громовыми раскатами, отзываясь тысячным эхом.

Приоткрыв веки, я увидел склонившегося надо мной мужчину в белом колпаке.

– Сомов, вы слышите меня?

– Не кричите, – тихо, почти шёпотом произнёс я, сморщившись от громыхающего голоса. – Где я?

– Вы в больнице, – тихо произнёс человек в колпаке. – Вы ничего не помните? Как вас зовут?

Своё имя я помнил, но предпосылки, которые уложили меня на больничную койку остались за чертой моих воспоминаний. Напряжённо пытаясь переступить эту разделительную полосу, вскоре я расслабился, и устало закрыл глаза, ощутив невыносимую головную боль.

– Игнат. Игнат Сомов.

– Хорошо, – мужчина отошёл от меня и, посмотрев на девушку в белом халате, молча кивнул головой, а затем вновь обратил взор на меня. – Отдыхайте, я к вам позже зайду.

Дверь хлопнула, и я остался один. Я попытался осмотреться, но каждое движение отдавалось разливающейся по всему телу болью. И голова, казалось, что она вот-вот взорвётся.

Я открыл глаза. Небольшая комната. Стены, выкрашенные в бледно-голубой цвет. Потолок с местами обвалившейся побелкой. Рядом стояла пустая койка. Всё верно, сомнений не оставалось, так может выглядеть только больничная палата. Дверь распахнулась и в комнату вошла молоденькая девушка в белом халате. Она поставила капельницу у моего изголовья, и молча взяв мою правую руку, нащупала вену и ввела иглу. Девушка вышла, и я опять остался один. Наблюдая, как медленно уменьшается содержимое подвешенного пакетика с непонятной бесцветной жидкостью, я постепенно ощущал, что моё мышление становится более ясным, а боль понемногу стихает. Я совершенно не заметил, как в комнату вошёл мужчина.

– Как вы себя чувствуете? – он подвинул табуретку ближе к кровати и сел рядом со мной.

– Уже лучше, – отрешённо произнёс я.

– Я ваш лечащий врач, – представился мужчина. – Станислав Игоревич Пролежнев.

– Что произошло, доктор? – мне было неприятно находиться в подвешенном состоянии, не понимая, что со мной случилось, и как я сюда попал.

– Вас избили, – Пролежнев опустил взгляд на пол и тихо добавил: – К сожалению, в нашем городе это не редкость. Надо заметить, голубчик, что вам ещё изрядно повезло. Милиция подоспела почти вовремя, иначе, – Доктор прищурился и обречённо качнул головой. – Вы чем-то здорово разозлили тех ребят. Хотя, скорее всего вашей вины там и не было. Вы знаете у меня самого сын подросток и каждый раз, когда он вечером выходит на улицу, меня одолевает беспокойство. И не поверите, я боюсь не только за то, что его могут избить и покалечить, мне также становиться страшно от мысли, что мой ребёнок может оказаться в числе бьющих. – Пролежнев тяжело вздохнул. – Куда катимся.

– Что со мной? – я посмотрел в печальные глаза медика.

– Сильное сотрясение мозга, многочисленные ушибы и гематомы, сломано четыре ребра, почти сутки вы находились без сознания, – озвучив перечень моих травм, Пролежнев бессильно пожал плечами.

– Ещё легко отделался, – я попытался улыбнуться.

– Ну, легко, нелегко, а дней семь полежать придётся. Вам нужно больше спать, так что отдыхайте, а я зайду утром. У меня сегодня дежурство.

5 октября

Ночь прошла беспокойно, я никак не мог найти позу, в которой смог бы заснуть. Малейшие повороты отдавались по всему телу ноющей болью. Утром, после окончания дежурства, доктор Пролежнев навестил меня, справившись о моём самочувствии. После его ухода пришла медсестра. Она сделала мне внутримышечный укол и оставила на тумбочке несколько таблеток, которые мне полагалось выпить после завтрака.

Моя память настойчиво не желала восстанавливать печальные события, которые едва не стали для меня фатальными. Последние воспоминания были о том, как я, проснувшись после заслуженного отдыха, решил совершить вечернюю прогулку. Дрова. Точно, мало того что моё тело страдало от причинённых побоев, к этому болевому букету явно прилагались неприятные ощущения растянутых после трудовых манипуляций мышц.

Дверь открылась и невысокого роста полная женщина вошла в палату, толкая перед собой передвижной столик с завтраком. Пшённая каша и небольшой кусочек отварной свинины. Что ж, я, морщась от резких покалываний в различных частях тела, с трудом принял сидячее положение, и взял в руку вилку. Покончив с едой, я закинул в рот таблетки и запил их яблочным компотом.

Своё внутреннее состояние я мог охарактеризовать всего одним словом – скучно. Сожалений и переживаний по поводу случившегося просто не существовало. Осознание того что меня могли убить приносило лишь полную апатию к самому себе. Возможно, лучше бы оно так и было. Я и так считал, что живу в долг, совершенно не заслуживая этот бесценный подарок дарованный свыше. Хотя, после того что я совершил, вряд ли мне будут рады и на том свете. Как несправедливо. Я опять мысленно обращался к Богу, спрашивая его, зачем он оставил меня жить. Как же так, он позволил умереть ребёнку ещё не познавшему радость земной жизни, и сохранил её мне, человеку, убившему этого самого ребёнка. Зачем?

Неожиданный стук в дверь заставил меня немного дёрнуться. Через секунду он повторился.

– Входите, – растеряно произнёс я, совершенно не понимая, кому понадобилось сопровождать свой приход дверным стуком.

В палату вошла ухоженная женщина средних лет и, поздоровавшись, подошла к тумбочке. Она поставила на пол рядом с тумбочкой пакет с продуктами, после подвинула табурет и села возле меня.

– Меня зовут Анастасия Андреевна, – представилась женщина. – Я мать мальчика, которого вы спасли.

– А вы ничего не путаете? – я посмотрел женщине в глаза, не совсем понимая, о чём она говорит.

– Нет, – она отрицательно покачала головой. – Вы именно тот человек, которому я обязана спасением своего Дениса. – Женщина начало учащённо моргать, пытаясь скрыть накатывающиеся на глаза слёзы.

– Понятно, – я закусил нижнюю губу и растёр левый висок. – Видите ли, Анастасия Андреевна, дело в том, что последние часы жизни напрочь вылетели у меня из головы. В общем, я не помню, как попал сюда, и что произошло до этого.

Женщина закрыла ладонью лицо и несколько секунд молчала, затем убрала руку, и пристально посмотрев на меня, слегка наклонила голову и опустила взгляд.

– Моему сыну четырнадцать лет, это мой единственный ребёнок. Позавчера я отпустила его к другу, – женщина на секунду прервалась, было видно, что рассказ даётся ей с трудом. – Я сотни раз говорила ему, чтобы избегал тёмных безлюдных мест. Куда там, – женщина в сердцах махнула рукой, казалось, она вот-вот заплачет. – Эти охламоны зачем-то попёрлись в парк. Там их и застали эти отморозки. Его друг сразу сообразил, чем это может закончиться и убежал, а Денис, – женщина вытерла ладонью слезу. – Денис не успел. Эти сволочи потребовали у него деньги. Он отдал все, что у него было, но сумма их явно не удовлетворила. Они забрали его телефон, но кому-то и этого показалось мало, – женщина продолжала рассказ, уже не обращая внимания на скатывающиеся по щекам редкие слёзы. – Один из этих мразей приказал Денису встать на колени и собственной кепкой протереть ему ботинки. А мой мальчик, он с характером. Он отказался подчиняться им. И тогда они начали его бить, и… – Женщина достала с кармана носовой платок и вытерла слёзы. – Неизвестно чем бы это закончилось, если бы вы вовремя не подоспели. Благодаря вам Денис вырвался на свободу. Он спрятался за деревом и наблюдал, как вы вступили с этими отморозками в драку. Затем он побежал в «Волну» и попросил охранника вызвать милицию.

– В драку? – я недоверчиво взглянул на заплаканную женщину. – Вообще-то драка это не мой конёк. Вы уверены, что это действительно был я?

Женщина совершенно не обращала внимания на мои дурацкие вопросы.

– Я даже имени вашего не знаю. Как вас зовут?

– Игнат.

– Спасибо вам, Игнат, – женщина упала возле меня на колени и, взяв мою руку, принялась судорожно целовать тыльную часть ладони.

– Да вы что? – я отдёрнул руку и попытался приподняться, что далось мне весьма проблематично.

Увидев гримасу боли на моём лице, женщина на мгновение замерла.

– Поднимитесь, Анастасия Андреевна, – я смущённо смотрел на женщину, совершенно не зная как себя вести в данной ситуации.

Она медленно встала с колен и сев на табуретку с опущенным взором тихо произнесла: – Спасибо вам. Вы спасли моего сына. Вы герой, не побоялись в одиночку вступиться за совершенно незнакомого вам человека. Большинство жителей нашего города поспешили бы поскорей удалиться оттуда, чтобы ненароком самому не попасть в беду, а вы…

– Да не герой я, Анастасия Андреевна, – я медленно переваривал услышанный рассказ. – Просто… Просто, так получилось. Настоящий герой ваш Денис. Он мог бы просто убежать домой, как, по всей видимости, и сделал его так называемый друг. А он не испугался и вызвал милицию. Молодец мальчишка. Как он?

– Врачи разрешили ему находиться дома, – женщина ещё раз вытерла платком глаза и даже попыталась улыбнуться. – Правда у него сломан нос и он весь в синяках, но… – Она сделала короткий взмах рукой. – Ерунда это. Главное, что благодаря вам он не стал инвалидом, или… – Женщина обречённо покачала головой. – Даже подумать страшно. Огромное вам спасибо, Игнат.

– Да чего там, если что, обращайтесь, – попытался пошутить я, чем вызвал добрую улыбку на заплаканном лице женщины-матери.

– Кстати, – она, слегка, встрепенулась. – Этих сволочей задержали. Денис написал заявление, и теперь предстоит судебное разбирательство. Я надеюсь, вы нас поддержите?

Я отрицательно покачал головой, чем вызвал немалое удивление, отразившееся на лице женщины. Как я мог отправить их за решётку, сам, будучи тем, по кому плачет скамья подсудимых.

– Вы боитесь? – высказав своё спонтанное предположение, она тут же прикрыла рот ладонью. – Извините, как я могла такое подумать.

– Понимаете, Анастасия Андреевна, – я не знал, как более деликатно объяснить своё решение. – Тут дело в другом. Вы не поймёте. Я не в праве их судить.

– Отчего же, – женщина понимающе кивнула головой. – Я одобряю ваше решение, только в отличие от вас я доведу дело до суда. Ведь просто необходимо отгородить порядочных людей от этих подонков.

– Тюрьма не выход. Они придут ещё более озлобленными на этот мир, и не исключено, что поступки их будут более ужасными.

– Так, где же выход? – совершенно растерянно, обескураженная моими словами, спросила женщина.

– Я думаю в их случае в воспитании. Ребенок, которого любят и в которого вкладывают душу, вряд ли вырастет таким. Всё изначально идёт от семьи и главные человеческие основы должны закладываться родителями ещё в глубоком детстве. К сожалению, многим из них не до этого, кто-то пьёт, кто-то занят самим собой, других поглотила работа. Вот и получается, что ребёнок сам определяет своё социальное «я», на множестве негативных примеров.

– Вы знаете, – женщина задумчиво смотрела на меня. – Я об этом никогда не думала. А ведь вы в корне правы. Нам всегда легче осудить, нежели понять. Странно. – Она поднялась и кивнула в сторону пакета. – Там разные фрукты, вам сейчас нужны витамины.

– Спасибо, Анастасия Андреевна.

– Вам спасибо, Игнат. Большое спасибо, – женщина повернулась и направилась к выходу.

– Денису привет.

– Обязательно, – женщина улыбнулась. – До свидания.

Двоякие чувства терзали мою душу после её ухода. Её рассказ, проливающий свет истины на пробелы моей памяти, подтолкнул меня к глубоким размышлениям. Я, никогда не был смельчаком, и вдруг ввязался в драку, не сулившую мне ничего хорошего, чтобы помочь какому-то мальчишке. Ничего себе. Я слегка причмокнул и с трудом повернулся на другой бок.

Ближе к обеду ко мне пожаловал пожилой капитан. Он задал несколько стандартных вопросов, на которые я так и не смог ответить ввиду того, что абсолютно не помнил того, о чём меня спрашивал сотрудник правопорядка, он недовольно покачал головой и задал главный.

– Заявление писать будите?

Мой отрицательный ответ явно пришёлся ему по душе, и после того как я расписался в том, что не имею ни к кому претензий, он, не прощаясь, покинул палату.

Процедуры, обед, сон. День незаметно катился к концу.