В последнее время разнесся слух, будто бы у нас уже нет славянофилов; этот слух особенно усердно распространял г. А. Григорьев и некоторые журналы, поставившие для себя задачей примирить славянофилов с западниками и соединить их воззрения в общей идее. Естественно, все подумали, что эта задача уже исполнена, и решили поэтому, что нет более славянофилов. Однако теперь оказывается, что это решение так же основательно, как и многие другие решения в таком же роде, например, что «нет более седых волос», – «нет более зубной боли» и т. п. Славянофилы существуют, только несколько измененные, немного преобразившиеся; кроме того, некоторые, прежде совершенно нейтральные люди неожиданно превратились в славянофилов. Подделываясь под требование настоящего времени, когда народность оставлена в стороне, а принято больше говорить о почве и о народе, новые славянофилы тоже рассуждают о сближении с народом. Первее всего нужно знать, что это за штука такая народ, с которым нужно сближаться. А для этого стоит только взглянуть сочувственным оком на стародавнюю Русь, когда весь народ вкупе жил собственною самостоятельною жизнью, все производил из себя и для себя, до всего доходил своим собственным умом и когда, стало быть, все его произведения в области науки, искусства и жизни были народны в самом строгом смысле, носили на себе ясные следы и резкие отпечатки чисто русских пальцев и пропитаны были чисто русским духом; в них русский народ отразился, как в зеркале. Когда реформа Петра разодрала русское общество на две части, тогда верхний слой его, забыв преданья отцов и дедов, переделал себя на немецкий лад, усвоил себе все чужестранное, оросил туземные произведения и бросился на заграничные, а если и сам производил что-нибудь, то больше все на иностранный манер. Это одна народность, немецко-русская. Низший же слой общества, народ, крепко придерживался старого, оставаясь при воззрениях и понятиях древней Руси и при старомодных условиях жизни, существовавших до реформы; он и по сю пору остался неизменным, сохранил верно свой первобытный вид. Это другая народность, беспримесно-русская. После этого очень ясно, с чего должно начаться сближение с народом со стороны верхнего слоя, или людей образованных. Они должны швырнуть в сторону все немецкое, наплевать на все вообще иностранное и обратиться к народу, сделаться тем, чем он есть теперь, или – что одно и то же – чем он был во времена древней Руси до реформы. Мудрость философскую и религиозную они должны черпать в «Голубиной и Толковых книгах», в «сказаниях о таблице» в «стоглавнике» и проч., учиться правде должны у «Русской Правды», у «Судебников и Уложений», вести жизнь сообразно с предписаниями «Мономахова завещания» и «Домостроя», пить непременно квас, но не баварский, а простой русский, и мед не казалетовский и кроновский, а тоже чисто русский; одним словом, должны убраться, принарядиться и устроиться во всем так, как это изображено в «Очерках» г. Н. Костомарова, из которых видно, что современный наш народ, с которым нужно сближаться, действительно живет почти совершенно так, как в старину живали наши деды и отцы. Посредством такого приема, очень легкого и удобного, образованные люди верхнего слоя действительно могут сблизиться с народом и даже превратиться в народ; но что выйдет из этого сближения и к чему оно поведет, – это совершенно неизвестно, новые славянофилы об этом не думают. Они страстно, до безумия любят народ, у них охота смертная сблизиться с народом, да и только. И нужно как можно торопиться таким сближением, а то в противном случае народ приступит к образованным людям, да и скажет им: «подите, подите прочь от нас, вы не наши». Что тогда делать? Вразумить народ и растолковать ему, что и верхний слой такой же народ, как и он, нельзя; он не послушает образованных людей, которые даже не имеют права учить его и передавать ему образование, так как это образование не народное, а пришлое, заграничное, принесенное реформою с Запада. Народ сам себя образует; он уничтожит даже наш теперешний шрифт, не выросший на почве, а рабски скопированный с латинского, и введет во всеобщее употребление славянские письмена, которыми пользовалась вся древняя Русь, или же, по примеру «Русского Вестника», составит свой собственный шрифт народный и, бросивши все немецкие выдумки Гутенберга, станет не печатать, а писать книги чисто русские, в которых не будет ни капли, ни строчки чего-нибудь иностранного, а все русское – и идеи, и факты, и краска, и бумага. То-то будет счастье!