Read the book: «После полуночи правит чёрт», page 3

Font:

Глава 7. Авария

Вечером те, кто жил в их доме, заметно активизировались, и уже добрых полчаса планомерно настукивали по трубам, выбивая одному чёрту понятный ритм. Азбука Морзе? Случайный набор звуков? Как можно этого не слышать? Взрослые оглохли?

Егор не мог понять, почему никто, кроме него, значения странным ночным звукам не придавал, и ни Катька, ни папа ни разу не обмолвились, что озадачены или испуганы. Такое впечатление, что они не слышали ничего необычного. Однажды мальчик попытался поговорить о своих подозрениях с отцом, но тот лишь раздражённо отправил сына в постель и велел не выдумывать. «Ветки о фасад бьются», – нехотя объяснил папа, многозначительно хмурясь, – «Ты принимаешь лекарство?» – добавил он недовольно.

Лекарство. Опять лекарство. Конечно, Егор пил горькие микстуры, которые ему рекомендовали врачи, но только тогда, когда его контролировала Катька, а та частенько забывала. Последнюю неделю мачеха вообще не напоминала ему о лекарствах, и ходила сама не своя.

В дверь постучали.

– Папа? – испуганно воскликнул Егор, натягивая одеяло на подбородок.

– Нет, это я. Не спишь?

Мальчик поперхнулся. Наглая Катька уже стояла в дверном проёме, сжимая в руках изящный металлический подсвечник с зажжённой свечой. На женщине был надет длинный, в пол, красный атласный халат, красиво переливающийся в свете ночника. Мачеха явно была встревожена. Егор хотел было выгнать нахальную Катьку, но внезапно освещение в детской погасло.

– Что это? Замыкание? – спина Егора покрылась испариной от страха. Как назло, ночь стояла ненастная и безлунная. Если бы не мягкое свечение восковой свечи, комната погрузилась бы в непроглядную мглу. В совиных радужках настенных часов появились всполохи недоброго пламени.

– Не бойся, Егор. Случилась крупная авария на электрической подстанции. Я зажгу масляную лампу, чтобы ты не переживал, – мачеха неспешно направилась к старому комоду, – Правда, я не помню, куда её дела.

– Я не переживаю, – Егор почти не соврал. Всё-таки ему уже десять лет. Подумаешь, свет во всём доме погас. Ну, и что?

– Если ты не боишься, я не буду искать. Может быть, на антресолях, но я не уверена. Или в кладовой. Ладно, как скажешь, настаивать не буду. Не буду лампу искать, решено. Свечу оставлю. Её хватит на несколько минут, – Катька поставила подсвечник на комод и собралась уходить. Совиные глаза насмешливо заблестели, высокомерно глядя на испуганно притихшего Егора с высоты своего положения.

– Давай лучше твою масляную лампу найдём, – робко предложил мальчик, судорожно размышляя. Всё-таки до утра далеко, а коротать ночь в темноте, мягко говоря, боязно. Может, объявить перемирие и признаться, что ему нужна Катькина помощь? Бабушка всегда говорила, что худой мир лучше, да и мачеха несколько раз просила зарыть этот самый «топор», – Ну… без света я могу ногу сломать, если в туалет пойду. Пусть будет лампа.

– Резонно. Не хотелось бы, чтоб ты ногу сломал.

Мысленно Егор улыбнулся – удалось Катьку заболтать.

И тут по трубе как никогда громко застучали. В едва освещаемых пламенем восковой свечи сумерках это прозвучало особенно зловеще.

– Что это? – мачеха казалась испуганной.

– Они! – с чувством произнёс Егор, радуясь, что не одинок. Теперь Катька поймёт, что он честный и ни капли не сумасшедший, и, конечно, расскажет об этом радостном факте отцу. Возможно, Егора даже в обычную школу отдадут: к нормальным детям.

– Кто такие «они»? Кажется, я запеканку спалила! Гарью воняет! Кошмар! – вскрикнула Катька и бросилась из детской вон. Из коридора действительно ощутимо воняло дымом. Интересно, как она собралась спускаться на первый этаж без света? Словно в ответ на Егоркины мысли, из-за двери послышался жуткий грохот – это Катька налетела сослепу на этажерку, – Вот, чёрт! – выругалась она громко.

Тук-тук.

Неужели мачеха ничего не расслышала? Глухая или притворяется? Егора словно кувалдой по ушам били.

Свеча в металлическом подсвечнике громко затрещала, а оранжевый огонёк заметался, будто планировал потухнуть. В совиных глазах отразилась вся гамма самых злобных чувств. Егору стало страшно.

Тук. Тук-тук.

– А-а-а! – прохрипел мальчик и в отчаянье натянул на себя одеяло, укутываясь в него с головой. На несколько секунд стало спокойно, а потом кто-то принялся с силой раскачивать кровать. От ужаса маленькое сердце забилось в груди, беспомощно тыкаясь о рёбра, словно пойманный в клетку воробей. Чья-то тяжёлая рука (или лапа?) легла Егору на спину, – А-а-а!

– Егор, ты чего? Я лампу принесла.

Егор тут же пришёл в себя. Оказалось, что от испуга он забился в самый дальний угол комнаты и сидел на полу, обхватив колени ладонями. Мальчик недоумённо обвёл комнату более-менее осознанным взглядом. Катька стояла напротив него, сжимая в руках злополучную, покрытую копотью масляную лампу. Она вглядывалась в лицо пасынка то ли с ужасом, то ли с любопытством.

– А запеканка? – спросил Егор, изо всех сил делая вид, что всё в порядке.

– А что с ней сделается? – пожала плечами Катерина. Казалось, она слегка оторопела от пережитого потрясения. Что он сделал не так? В чём прокололся?

– Воняло дымом, – мальчик привстал, одёргивая штанишки, и направился в постель, стараясь выглядеть бесстрастным. Кажется, Катька, удивлена и растеряна – значит, в трусости не заподозрила.

– Ничего… просто духовка новая – вот горелым и воняет.

Снова раздался довольно громкий стук по трубе отопления.

– Катя, ты правда ничего не слышишь? – Егор в первый раз назвал мачеху по имени, отчего сам заметно смутился.

– Что именно? – женщина пришла в себя и уже поджигала масляный фитиль. В комнате запахло сажей. Егор с удовольствием отметил про себя, что запах вполне ему нравится.

– По трубе стучат.

– А, это, – протянула Катерина разочарованно, – Не бери в голову. Тут аномальная слышимость – я уже привыкла.

– А кто стучит? У нас нет соседей. Папа говорил, что это ветки бьются о фасад.

– Может быть, ветки…

– Но ветки бьются не так.

– Хм.

– А откуда ты узнала, что случится авария? – мысль о том, что хитрая Катька точно знала, что свет в их доме погаснет, перевесила всё остальное. Размышлять о странных звуках и сущностях, их издающих, надоело. Мачеха явно что-то скрывала. Неусидчивый и возбудимый Егор уже подозревал её во всех смертных грехах, – Это ты подстроила?

– Нет, не я, – спокойно объяснила та, пряча шальной огонёк под стеклянный купол, – Я объявление прочитала. Спокойной ночи.

Ни на шутку озадаченный Егор не успел и глазом моргнуть, как снова остался один: посреди тревожного сумрака, дурманящего запаха палёного масла и волнительного предчувствия разгадки страшной тёмной тайны.

Глава 8. Нашлись

Утром воскресенья, когда вся семья садилась завтракать, папа всегда включал телевизор, чтобы посмотреть новости. Вот и сегодня он последовал этой давней традиции и переключился на местный канал. Диктор, молодая темноволосая женщина, взволнованно лепетала в микрофон что-то нечленораздельное, но Егор её не слушал. От удивления он забыл, что не питается стряпнёй противной Катьки и схватил с тарелки приготовленный ею блинчик. Дело в том, что в новостях показывали тех самых пропавших в прошлом году детей, живых и вполне упитанных.

Неужели нашлись?

– Сегодня утром Виктор и Анастасия Христофоровы были обнаружены в пригороде провинциального городка Л*. На первый взгляд, дети здоровы. Полиция проводит расследование… Но пока вопросов больше, чем ответов… Да, э-э-э, ну… Да. Извините… Мы вынуждены, э-э-э…

Картинка расплылась, и по экрану побежали помехи.

– Что-то с антенной, Лёша? – спросила Катерина отрешённо.

– Не знаю, – буркнул Сыромятников, явно не настроенный на беседу.

– У этих детей… глаза зелёные. Странно, да, Лёш? – мачеха криво улыбнулась, – Или это цветовые искажения?

– У неё же голубые глаза были, – зачем-то влез в разговор Егор, имея ввиду маленькую нахалку, которую встретил возле ворот, – Ты ещё сказал, что у неё глаза красивые, папа. Ты всегда говоришь это тем, у кого голубые глаза.

– Это уже не первый раз, когда пропадают дети, – снова заговорил телевизор, но изображение до сих пор не восстанавливалось, – А потом они находятся, но, э-э-э, ничего не помнят. Совершенно ничего… извините.

– У меня какие-то нехорошие подозрения, Лёша, – произнесла Катерина медленно. Одновременно с её словами, в дальнем окне, выходящем на ворота, замигали синие проблесковые маячки. Две полицейских машины неспешно приближались к дому Сыромятниковых с вполне определённой целью.

– Чёрт! – выругался профессор, вытирая пот со лба.

– Лёша? – Катька приподняла одну бровь, – Я чего-то не знаю? – она выглядела растерянной, – Что ты натворил?

– Это подстава, Катя! Я не причастен, ты же знаешь! – Алексей Вольдемарович в панике запустил пальцы в свои коротко стриженные волосы, – Зачем мне воровать детей? Я работаю врачом-статистиком в поликлинике! Да даже, если бы не статистиком… Зачем мне их воровать?

– Разве я говорила про детей, Лёша? Почему ты заговорил о детях? – монотонный тон Катькиного голоса напоминал интонацию робота.

– Катя, ты же моя жена! Ты же меня знаешь. Я не виноват, – отец чуть не плакал. Егор никогда не видел его таким.

– Я пойду – встречу их, – кивнула Катерина обречённо, – Егор, иди к себе.

– Нет, – липкий страх пополз по спине Егора холодной змеёй. Неужели папу арестуют? Слово в подтверждение тревожных мыслей сына, тот безвольно уронил седовласую голову на грудь и выглядел максимально подавленно, – Папа, тебя арестуют?

– Иди к себе! – рявкнул отец раздражённо. В его глазах стояли слёзы.

Егор испуганно вскочил и побежал вверх по лестнице, хлюпая носом.

– Доброе утро, Алексей Вольдемарович, у нас ордер на обыск. В доме есть ещё кто-нибудь, кроме вас с супругой? – донеслось ему в спину.

– Да, мой десятилетний сын на втором этаже.

– Думаю, ему лучше спуститься.

– Позвольте, разве против меня возбуждено уголовное дело?

Егор настолько растерялся, что совершенно не соображал, что происходит. Словно во сне, тёплая Катькина ладонь легла на его плечо и мягко направила в сторону лестницы. Он не понял, как оказался за столом. Но, когда минут через пятнадцать, в руках одного из сотрудников он разглядел полиэтиленовый пакет с маленьким розовым ободком со смешной завитушкой у одного края, его юная душа не выдержала.

– Папа, не виноват! Не виноват! Он пхосто сказал той девочке, что у неё кхасивые глаза! – завопил он что было сил, картавя от волнения.

– Красивые… глаза? Хм. Запротоколируем. А когда он ей это сказал?

Полный укоризны взгляд бледного, как смерть, отца, когда на того надели наручники, обжёг маленькую Егоркину душу до самого позвоночника. Хотя есть ли у души позвонки? Вряд ли. Папа часто рассказывал мальчику про скелет человека, но про душу никогда не упоминал.

Кажется, глупый Егор опять всё испортил. Отца куда-то увезли.

– Да уж, – задумчиво резюмировала Катька, присаживаясь на краешек стула. Выглядела она нарочито бодро.

По телевизору пела дородная тётенька в синем платье. Она старательно выводила высокие ноты, отчего в ушах Егора что-то неприятно зачесалось. Остывшие блинчики, сиротливо лежащие на тарелке, уже стали засыхать. Воскресенье было безнадёжно испорчено.

– Откуда у папы вещь той девчонки? – спросил Егор, еле сдерживаясь, чтоб не разреветься. Он настолько расстроился, что готов был кинуться мачехе на шею, но та утешать маленького пасынка не спешила.

– Детский ободок нашли в нашем подвале, в инструментах Алексея. Кажется, твой отец – преступник. Впрочем, это и не удивительно при его неуравновешенном характере, – произнесла Катерина отрешённо, – Какой кошмар, – добавила она, всплеснув изящными руками, и пустила слезу для наглядности.

– М-мой папа хороший, – возразил Егор, заикаясь. Веки его больших, ставших изумрудными глаз, опасно покраснели, – Он никогда никого не обижал. Он хороший, – мальчик громко всхлипнул.

– Откуда ты знаешь, что хороший? Что ты о нём знаешь, Егор?! – кажется, у Катьки начиналась истерика, – Всякий раз, когда часы били двенадцать ночи, он превращался в сущего дьявола! Не разрешал мне разговаривать, хамил и угрожал.

– Значит, папа – чёрт? – от внезапной догадки Егору стало трудно дышать.

– Что? – Катька медленно подняла на говорившего ерунду мальчишку полные слёз глаза, – Егор? – вскрикнула она вдруг, захлёбываясь от восторга. Её возбуждённое состояние мигом передалось и пасынку.

– А? – вскочил он, словно ужаленный, и ловко отпрыгнул в сторону.

– Стой. Не бойся. Что у тебя с глазами? У тебя что-то с глазами, Егор. Подойди сюда. Боже мой, он всё-таки сделал это! Я столько времени сомневалась, Егор! Твой папа – гений. То есть преступник, конечно, но гений! О, Боже! Но как он это сделал? Это же… невозможно!

– Что? Что сделал? – Егор ничего не понимал. Катька достала из кармана халата маленькое зеркальце и торжественно вручила его мальчишке. Тот мельком взглянул на себя и завизжал от ужаса. Радужная оболочка глаза стала ярко зелёной, а зрачки… они приобрели какую-то совершенно невероятную щелевидную форму. Карманное зеркальце выпало из ослабевших рук Егора на пол.

– Егор, аккуратней, разобьёшь, – пожурила его мачеха, заботливо поднимая с пола упавшую вещицу.

– Что это? Почему? – мальчик принялся судорожно тереть глаза ладонями, задыхаясь от ужаса.

– Тихо-тихо, не переживай. Егор, слышишь? Так нельзя! У тебя сейчас астма от паники начнётся. Дыши нормально! Эй, – Катька с силой затрясла Егора за плечи, пытаясь привести в чувство, но мальчишка обмяк в её руках, теряя сознание, – Егор! Ты куда?! Нет, это уже никуда не годится. Эй!

Женщина подхватила потерявшего сознание ребёнка на руки, заботливо устроила того на диване, подкладывая под безвольно расслабленные коленки подушку, слегка похлопала ладошками по холодным щекам. Кровь приливала к побледневшему лицу слишком медленно. Нужно найти нашатырь. Но чуть позже. Желая похвастаться, Катерина набрала телефонный номер отца.

– Папа, завтра я приведу к тебе настоящего мальчика-кота, – произнесла она с гордостью и повернулась к Егору вполоборота. Пришедшие в своё обычное состояние глаза пасынка смотрели на неё внимательно и настороженно, – Папа, почему ты всегда меня ругаешь?! Папа! Хорошо, я приведу его сегодня вечером. Только нашатырь найду.

Из трубки на бедную Катерину лилась отвратительная, почти нецензурная ругань. Впрочем, как и всегда. Женщина отстранила от себя телефон и резко выдохнула. Всё-таки отец – сумасшедший. Добровольная изоляция превратила его в параноика.

Ощущение, что на неё смотрят, заставило Катерину повернуться. Внимательные, вполне человеческие зелёные глаза Егорки глядели на неё с изумлением.

– Мальчик-кот? – спросил он одними губами.

– О, Егор, ты уже пришёл в себя? Замечательно. Кажется, мне нужно с кем-то посоветоваться. Очень прошу тебя помочь. Расскажи обо всём, что знаешь… моей маме, – и Катька сложила ладони в молитвенном жесте.

Глава 9. Девять месяцев без сознания?

Мать целовала повзрослевшего и возмужавшего Витю солёными от слёз губами. В который раз она мусолила щёки сына, назойливо хватая того пальцами за уши. От женщины несло перегаром. Юноша попытался отстраниться.

– Мама, ты пьёшь? – он брезгливо поёжился.

– Почему пью? Не пью. Просто радость! Радость-то какая, Витенька, Настенька! – мать заботливо обняла белобрысую Настасью, которая отвечала на поцелуи заметно охотнее брата, – Вы снова дома. Нашлись! Я уж, было, думала…

За время их отсутствия уютный дом превратился в неопрятный сарай: кругом валялись картонные коробки и грязные тряпки, а мебели заметно поубавилось. Под столом стояла пустая бутылка. Вряд ли из-под лимонада.

– Ой, вы же голодные! – вплеснула руками мать, – Пойдёмте суп есть.

– Нас покормили, мам, – нахмурился Витя.

– А я буду, – заявила Настя.

– Да, Настенька, пойдём, моя хорошая, – обрадовалась женщина, суетливо разглаживая юбку.

– Я к себе пойду, – сообщил ей сын, стыдливо отворачиваясь. К счастью, мать не возразила.

Виктор молча прошёл к себе в комнату, ужасаясь тому, насколько всё стало ветхим и пыльным. Если мать пьёт, она вполне могла продать и часть его личных вещей. Только бы компьютер не трогала. Там же вся его жизнь. Один из школьных друзей Вити признался как-то, что отец-алкоголик отдал его крутые беспроводные наушники продавцу палёной водки только ради того, чтобы похмелиться. Неужели та же участь постигнет и Витю? Не хотелось думать о матери плохо.

Компьютер был на месте. Витя счастливо выдохнул. Оказалось, что с той минуты, когда он покинул отчий дом, всё осталось на своих местах. Мать ничего не трогала. Более того, она даже не прибиралась. Клубы серой пыли полетели по комнате, когда блудный хозяин бережно прикоснулся к старому и громоздкому системному блоку. В Витином носу нестерпимо засвербело. Юноша надрывно чихнул и увидел на подоконнике свой телефон.

Откуда?

Он точно помнил, что уходил на поиски Насти с телефоном! В лесу опасно без навигатора.

– Мам! – закричал Виктор, бросаясь к выходу, и увидел своё отражение в замызганном настенном зеркале, – Что за ерунда? – не то, чтобы он зацикливался на своей неброской внешности, но сомнений быть не могло: раньше его глаза были голубыми, а теперь стали бледно-зелёными, – Чертовщина!

– Что, сынок? – мать уже стояла в дверях, разглядывая его с придурковатым умилением. Соскучилась. Наверняка волновалась и плакала. В полиции сказали, что они с Настей отсутствовали около девяти месяцев – за это время можно с ума сойти. Вите стало стыдно. Неужели мать не заслужила немножко нежности?

– Мам, спасибо, что ты ничего не трогала, – поблагодарил сын от души, – А где ты мой телефон нашла? – спросил он вкрадчиво.

– Как же я могла, Витенька, твои вещи трогать? Как же я могла? – мать громко икнула. Она что, пьяная? Это отвратительно!

– А телефон мой откуда? – Виктор нахмурил брови, делая шаг назад. Обниматься с матерью перехотелось.

– Так… возле дома того гада нашла, чтоб ему! Чтоб он в тюрьме сгнил, злодей. Я сразу поняла, что это он! Сразу! Что ж он с вами делал, мои детки? – заголосила мать истошно, отчего Витя брезгливо заткнул уши.

– Ты пьяная! – выкрикнул он матери в лицо, задыхаясь от стыда и отвращения.

– Так… радость, Витенька, Настенька, – та глупо захлопала ресницами ставших стеклянными глаз и махнула на сына рукой, – А и ну тебя.

Мать ушла, недовольно бубня что-то себе под нос, и Витя остался один. Он снова недоумённо посмотрел на себя в засиженное мухами зеркало. Так и есть – глаза изменили свой цвет. Или просто освещение шалило? Странно. Что произошло? Скорее всего, что-то неприятное. Врачи тщательно их с Настей осмотрели и взяли необходимые анализы, но на словах сказали, что всё в порядке. Солгали? Кажется, зрение стало немного лучше. Или только кажется?

В полиции Витя честно рассказал про дом с мрачными воротами и про свою находку в траве возле калитки. Особенно подробно следователь расспрашивал про седовласого представительного мужчину, вышедшего впустить юного гостя во двор для серьёзного разговора.

– Вы не видели мою сестру Настю? – спросил Витя, показывая хозяину розовый ободок, – Это её ободок. Она пропала вчера вечером.

– Вам в полицию надо обращаться, юноша, а не ко мне. Где, говорите, вещицу нашли? А где Ваши родители? – стал интересоваться незнакомец, заметно разволновавшись. Но следующее предложение и вовсе повергло Витю в шок, – У Вас очень красивые глаза, молодой человек, – заявил собеседник, странно улыбаясь.

– Обычные глаза. Я не девчонка, чтобы красоваться, – ни на шутку разозлился Витя, резко отпрянув. Возможно, он оступился или произошло нечто из ряда вон выходящее, но мир перед его «красивыми» глазами словно провалился в чёрную дыру. Видимо, в тот миг Виктор потерял сознание, чего не случалось с ним, спортсменом, никогда.

А потом он очнулся сидящим с Настей под берёзой возле трассы. Брата с сестрой еле-еле растормошил дед-пенсионер из соседнего села, заподозривший неладное. Он-то полицию и вызвал. Оказалось, что дети в летней одежде, спящие мертвецким сном под деревьями, в пригороде Л* явление нередкое.

– Я тут часто ваших нахожу, – улыбнулся дедок беззубой улыбкой, – И всегда по весне. Мы вас подберёзовиками называем.

– Каких наших? – не понял Витя, но никто объяснять не стал. Вдалеке протяжно завыла полицейская сирена, и продуманный дед уже дал дёру в сторону посёлка.

А настоящий шок парень испытал в полицейском участке, когда понял, что уже апрель. Долгих девять месяцев он провёл без сознания? Или просто забыл, что произошло? Самое ужасное, что Настя тоже ничего не помнила. Последним, кого она видела, был тот самый хозяин «замка Дракулы». Кстати, он и Насте комплименты говорил. По всему выходило, что их с сестрой зачем-то похитил тот тип.

Витя выглянул Витя из комнаты.

– Насть! – позвал он, затаив дыхание в странном предчувствии, – Иди сюда.

– Я занята, – упрямая сестра ничуть не изменилась. Хоть девять месяцев прошло, хоть девять лет пролетит – останется такой же несговорчивой и противной.

– Иди, кое-что дам! – Витя блефовал.

– Что дашь? У тебя нет ничего, – Настя не поддавалась.

– Тогда я сам приду, – сдался брат.

– Ладно, сейчас! – чертовка.

Через пару минут старший брат смотрел на сестру с немым вопросом. Глаза невыносимой девчонки были бледно-зелёными, но выглядели естественно. Совсем, как у него. Может быть, их глаза всегда были зеленоватого цвета, и он просто истерит? Нужно спросить у Насти. Женщины помнят такие подробности.

– Настя, у тебя какого цвета глаза? – спросил он, заискивающе улыбаясь.

– Карие, – соврала сестра, показывая Вите язык.

– Насть, честно, какие? Не до шуток, правда. Пойдём, я тебе в зеркале покажу. У тебя сейчас такие же глаза, как у меня. Зелёные. Странно, да?

– Зелёные? – девчушка недоверчиво насупилась, но к зеркалу подошла, – Классно! – взвизгнула она радостно, – Зелёные-зелёные!

– А были какие? – Витя терял терпение.

– Зелёные!

И как с ней разговаривать?

– Ладно, у матери спрошу. Завтра.

Но Настя уже не слушала. Она бегала по первому этажу с радостными и громкими воплями. Матери слышно не было – видимо, ушла спать. Тем лучше.

The free excerpt has ended.