Это были мои первые гастроли. Самостоятельные. Лично запланированные. Тщательно продуманные от А до Я: с выбора спектакля до рекламной стратегии и места проведения.

Я была счастлива. Почти. Шоу-бизнес – штука забавная: прельщает, обольщает, обволакивает, увлекает за собой. Стоит лишь попробовать раз и результат не заставит долго ждать. Ты по уши увяз в этом соблазнительном закулисье.

Ты уже не воодушевлен происходящим на сцене, ты не хлопаешь в ладоши от восторга с восклицанием: “Как же это красиво!”. Ты без ума от другого: восторгаешься процессом, влюблен в схемы, дающие четкое представление о том, как здесь все вертится.

Тебя уже не тянет ни на первый ряд, ни в VIP-зону, потому что по эту сторону сидят гости. А ты – не гость. Ты – тот, кто планирует. Ты тот, кто понимает гораздо больше гостей, даже тех, кому предназначены лучшие места. Поэтому тебе уже не интересно просто сидеть и смотреть, просто быть зрителем.

Тебе хочется по ту сторону баррикад. Тебя тянет туда, где отсутствуют ряды пронумерованных кресел и полно пыли, где все бегают-суетятся, без конца смотря на часы и разглядывают зал через тонкую щелочку между кулис.

Тебе хочется туда, где видна вся нагота праздника. Праздника, который создаешь ты. Изнанка намного интересней картинки, доступной для всех. Нелицевая сторона открывается немногим, тем кто в теме, “тем-кто-знает”.

Договориться о гастролях, дате, месте. Встречать артистов ранним утром на вокзале, дрожа от холода и недосыпа. Везти их в гостиницу, распределять номера, присутствовать на репетиции. Пить кофе со звездами и обсуждать гонорар с продюсером. Разбираться с кассами, платить аренду. Устраивать ужин после представления, и слегка “подшофе” провожать ночью всю труппу на вокзал. Тепло обниматься с людьми, которые еще вчера были тебе абсолютно незнакомыми, как со старинными друзьями, крича им: “Увидимся непременно!”.

А потом, вымотанный до предела, ты плюхаешься в кровать. И засыпаешь с улыбкой, проматывая в голове, как на кинопленке, свою гастроль, вспоминая забавные моменты. Отмечая все недочеты и недоработки, чтобы не повторить в дальнейшем совершенные ошибки.

До того, как я решилась на свою первую гастроль, – долгое время работала “на подхвате”. Однажды мне несказанно повезло: в мое рекламное агентство ворвалась она. Яркая, с глубоким декольте, с красной помадой на пухлых губах и густо накрашенными ресницами, обрамляющими невероятного бледно-серого (словно выцветшего на солнце) цвета глаза.

С ней было интересно. Блондинка, с невероятным количеством золотых украшений на шее, запястьях, в ушах. Но эта чрезмерность совсем ее не портила, а даже наоборот – очень ей шла. В ней и на ней было так много всего, что хотелось смотреть на нее во все глаза. Сотканная из абсолютно разных, никак не подходящих и не сочетающихся по любым параметрам мелочей, она увлекала, притягивала взгляд, манила.

Она буквально на лету перехватывала все твое внимание и не отпускала его ни на йоту. Ее речь, – громкая, богатая на разного рода эпитеты и словечки – держала тебя в напряжении. Говорила она много, выпуская такой огромный поток информации за раз, что ты едва успел запомнить все сказанное. Ее акцент и периодическое “шоканье” выдавало в ней украинские корни. Но как же хороша была эта женщина в своей раскрепощенности, красочности, сочетании несочетаемого, непринужденности и абсолютной дружелюбности!

С ней было уютно. Она незаметно и ненавязчиво окружала, обволакивала тебя какой-то атмосферой заботы. Рядом с ней часы пролетали как минуты. Фужеры вина один за другим незаметно наливались, легко опустошались и снова наполнялись. Темы разговоров не иссякали, а лишь плавно сменяли друг друга. Около нее ты расслабленно утопал какой-то необъяснимой уютности, тебе никуда не спешилось и по сути, ничего не хотелось. Ты словно попадал в комфорт текущего момента и медленно плыл, плыл, плыл…

Скука и меланхолия были ей чужды. Не замолкая надолго, постоянно что-то придумывала и куда-то бежала, при этом словно совсем не уставала, не смотря на свой возраст. Сколько ей было? Думаю, возраст ее обозначался где-то в районе сорока лет – опыт в глазах не скроешь ничем. Она была тот еще стреляный воробей: очень умна и крайне внимательна к мелочам, хотя ее внешность кричала об обратном. На этой смеси, гремучей и противоречивой, многие, думаю, и попадались.

Ее звали Татьяна (“Просто Таня”). Продюсерский центр, принадлежащий двум ее сыновьям, занимался проведением гастролей по всей стране, а она приезжала в разные города контролировать процесс непосредственно на месте. Ей нужна была реклама, поэтому она попала ко мне, – случайно: “Просто шла мимо”.

О рекламных делах мы договорились довольно быстро, четко решив все вопросы. Я предложила выпить по чашке кофе. Так началось наше знакомство.

Тертый калач по имени Таня научила меня хитростям и премудростям шоу-бизнеса, его правилам и нормам поведения. Она раскрыла игру. Указала подводные камни. Предупредила за какие буйки не следует заплывать. Показала весь процесс от и до: распространение и контроль билетов, подсчет прибыли и минимизация убытков, звук и свет, реклама и прочее, и прочее, и прочее.

Думаю, Татьяна чувствовала щемяще-тоскливое одиночество в незнаком городе. Городе, в котором она застряла на несколько гастрольных сезонов подряд. К тому же у нее имелся один недостаток: она много пила. Периодами входила в запои. И поэтому ей нужен был кто-то под рукой, на замену, – тот, на кого она могла бы положиться в любую минуту. И этим кем-то стала я.

Совсем скоро, вникнув во все тонкости шоу-бизнеса, Татьяна все чаще пускала меня на передовую, от которой, видимо, сама уже изрядно устала. Она была уязвима всем этим шоу-бизнесом, который тащил ее непонятно куда, но куда-то за собой, а она, ослепленно-соблазненная, шла, поддаваясь потоку.

С кем только я не общалась за эти два года! Это было захватывающее, блистательное и насыщенное невероятными людьми время. Увлекательное и прелюбопытное. Спектакли сменялись концертами, концерты – творческими встречами, фееричные шоу – камерными вечерами. И нескончаемая круговерть: люди, декорации, билеты, интервью, концерты, спектакли…Все смешалось в одну пеструю афишу.

Я нырнула в воды шоу-бизнеса с таким бесстрашием и азартом, что через какое-то время уже не представляла себе жизни без него. Мне нравилось находится там, где я очутилась по воле случая. Мне импонировал этот бешеный ритм. И мне нравилась Таня. Но однажды она исчезла (внезапно, болезненно, странно-страшно: случился срыв, нервы сдали, болезнь обострилась, психика дала сбой) и я поняла, что шоу-бизнес отныне и моя уязвимость, с которой мне не хочется расставаться. Это теперь и моя слабость, которая, как ни странно, придает мне сил двигаться куда-то. Не понятно куда, но в тот момент это было для меня абсолютно неважно.

Я почувствовал жгучее желание сделать что-то самой. От и до. И начала мучаться первым вопросом: “Кого я привезу?”. После долгих метаний: от рок-концерта до звездного поп-шоу, я решила сделать ставку на ретро, на всякий случай умножив потенциальный успех на два. Две части, две звездные фигуры: популярный киноартист, любимец публики, поющий всегда в шляпе под гитару и звездный ВИА, песни которых были у всех на устах даже спустя многие десятилетия.

Итак, мои первые гастроли состоялись. Была ли я счастлива? О, да! Почти аншлаг, почти полный зал для меня означал стопроцентный успех. Без оглядки на мелкие “почти”. Я просто гордилась: ведь это был мой первый самостоятельный проект.

Поблагодарив и проводив выступающих в обратный путь, мы, полусонные, уютно расположились ранним утром в маленьком ресторанчике у вокзальной площади. Мы – это я и моя приятельница Анка – расслабленно сидели за уютным столиком и со зверским аппетитом поглощали блины.

– Давай, раскрывай секрет: с кем мы будем тусовать в следующий раз? Привези кого-нибудь супер-мега-популярного! – заявила мне Анка.

Она была моей приятельницей, с которой я была знакома много лет. Анка проводила много времени со мной с того самого периода, как я начала заниматься шоу-бизнесом. Ее слабостью были тусовки. Она их обожала: любые, лишь бы было веселье до утра и дым коромыслом. Ну а вечерние ужины с артистами после представления, которые так часто устраиваются организаторами гастролей в знак благодарности и всеобщего успеха, Анка пропустить смогла бы навряд ли.

Анка. Немного грубоватое имя, не находите? Но мою приятельницу это не смущало. Ее так звали все без исключения. И ей это имя подходило. Она была пуленепробиваема по жизни. Броня, идущая напролом. Анка обладала уникальным свойством: безразличным пофигизмом по отношению к другим в сочетании с невероятным самолюбованием применительно к себе.

“Анка-пулеметчица” – называли ее многие. Но ей было все равно как ее называет и что о ней думают. Она шла напролом по своему пути, без сожаления отметая лишнее. Я считала, что таким образом в Анке проявляется ее целеустремленность. В глаза этой уверенной в себе девушки никогда не заглядывала и тень сомненья. В любой ситуации она не только точно знала, чего хотела, но и четко представляла каким образом она это сможет заполучить. Я ценила Анку за это. “Ты всегда идешь напролом к своим желаниям. У меня так не получается. Наверное, этому стоит у тебя поучиться”, – искренне говорила я. На что Анка махала рукой и, подмигивая, отвечала: “Это дело техники, девочка моя. Учись, пока я рядом”.

Анка могла легко завести разговор с любым незнакомым ей человеком. В ней не было стеснений, зажатостей и прочих скромностей. Она всегда улыбалась. напропалую и автоматически строила глазки всем, кто находился в ее поле зрения и громко смеялась. Смотрела на тебя с хитрым прищуром: мол, вижу тебя насквозь.

Она обожала наряжаться. По ее комнате были разбросаны десятки глянцевых журналов. Анка была помешана на фирменных вещах, – нет, не из-за качества продукта, а исключительно из-за надписи. Она несла себя, демонстрируя миру: “Вот, смотрите, на мне не ерундистика какая-то. Это вам не хухры-мухры”.

Выбирая вещь, она перво-наперво обращала внимание на то, чтобы вожделенный лейбл был виден за версту. Она убеждала меня: “Деньги надо платить за то, что заметно всем. Если со стороны никому не видно, что это “Гуччи”, если нет фирменного логотипа, который бросается в глаза – то зачем мне такой “Гуччи”? Тогда ведь никто не распознает, как дорого-богато ты одета. И какой тогда во всем этом смысл?”.

С Анкой было весело. Девушка-праздник, которая всегда куда-то спешила, кого-то непременно теребила и подгоняла. Она любила мечтать и зачастую строила воздушные замки, чем-то легко увлекалась, мгновенно загоралась и также быстро остывала, в кого-то вечно влюблялась, впрочем, тоже ненадолго.

Она не напрягала меня нисколько, а где-то даже и помогала своим присутствием. Разряжала обстановку беспечностью и заражала меня своим залихватским (и часто беспричинным) смехом. На этот раз Анка тоже была рядом (“Куда ты без меня, детка?”), провожая всю многочисленную гастрольную группу ранним утром. Ей нравился весь этот ярмарочный балаган, которым она восхищалась: "О, детка! Как же я люблю тусить и гулять!".

Помимо дорогой одежды, красивых застолий и веселья до утра Анка любила еще четыре вещи. Первое – это золотые украшения: “Терпеть не могу дешевую бижутерию! Только золото!”. Второе – высокие каблуки: "Чем выше, тем лучше". Третье: тонкие сигареты: “Что может быть сексуальнее дамы с сигареткой?!”. И последнее – качественно спиртное: “Нет, пить я никогда не брошу!”.

Как же она любила находиться в центре внимания! Возможно, поэтому она предпочитала все блестящее? Анке нравилось, когда на нее смотрели. Особенно, когда она курила. Это был ее коронный номер. Так, как курила Анка – не курил никто. Сесть, эффектно закинув ногу за ногу, достать золотую зажигалку и медленно прикурить. Затем картинно держать тонкую сигарету между длинных пальцев, унизанных украшениями и задумчиво смотреть вдаль. Дым она выпускала тонкой струйкой, слегка закинув голову вверх и сложив ярко накрашенные губы в трубочку. "Зря ты не куришь, детка, ведь это так сексуально!".

Я поделилась с Анкой своими мыслями на тему вторых гастролей. Окрыленная успехом (о, шоу-бизнес, как же ты умеешь кружить голову!), я решила не откладывать в долгий ящик следующую гастроль. С оглядкой на прошлый успех и сработавшую формулу: две звезды на одной сцене. На этот раз это была театральная постановка. Спектакль-комедия с двумя популярными актерами. Он и она. Звездный, любимый народом дуэт.

– Спектакль? Ты серьезно?! Ты с дуба рухнула что ли? Вот же скукотища! Лучше привезла бы что-нибудь веселое. Танцевательное!

– Театр. Спектакль. Это же так здорово!

– Ну да и ладно, все равно потусим же! – передернула плечиком Анка и милостиво разрешила: – Вези давай спектакль. Хоть с артистами известными сфоткаюсь – уже хорошо. Не скучно.

Билеты шли на “ура”. Все шло как по маслу. И я уже начала задумываться о третьем проекте.

Ранним утром в день спектакля, встречая труппу в аэропорту, меня поставили перед фактом. Одна из двух заявленных в афишах театральных звезд не прилетела: у него накануне случился сердечный приступ.

Директор труппы посоветовал мне не говорить об отсутствии звезды до спектакля: “Плохая примета, да и вообще, поверьте мне, милая леди, на это никто не обратит особого внимания”. Искренность слов зашкаливала, а я, несмотря на все уроки Тани, все еще безоговорочно верила в протянутую руку помощи. Итог предсказуемый для тех, кто в шоу-бизнесе не первый год, и непредсказуемый для меня: половина зрителей после концерта потребовали деньги назад, трое – :подали иски в суд. Не вдаваясь в подробности (да и кому нужны эти подробности!) подытожу: я влетела. Прогорела.

Я была одна, у меня не было никакой заначки под кроватью и никаких сбережений на черный день. Моя финансовая подушка безопасности отсутствовала напрочь. Огромные долги образовались вмиг. Я была один на один с этой проблемой и совершенно не представляла что мне делать.

Вот она: уязвимость нулевого дня в классическом понимании! Я ведь знала, что шоу-бизнес – это риски. И когда-нибудь патовая ситуация должна была наступить, но я не думала, что она произойдет со мной так скоро!

Отступать было уже некуда, да и не собиралась я отступать. Ведь всегда есть еще один вариант. Всегда есть еще одно решение. Проревев (по-женски: горько и в подушку) всю ночь, наутро я проснулась с распухшим лицом, заплывшими глазками-щелочками и с больной головой. Встала под ледяной душ и стояла под холодными отрезвляющими струями до тех пор, пока не пришла в себя. Из душа я вышла, приняв два важных решения: я знала, что с шоу-бизнесом покончено. И знала, как я расплачусь с долгами.

Итак, у меня не было заначек, но у меня было две норковых шубы, новый сотовый телефон, несколько золотых украшений и куча дорогой дизайнерской одежды и обуви.

Да-да, вы правы: это сейчас перечисленное ничего не стоит. Но тогда, в конце девяностых годов все это высоко ценилось и весьма неплохо продавалось. Золото, телефон и шубы я сдала в ломбард. А как продать дорогую одежду – не совсем представляла.

Для начала я решила обзвонить всех своих подруг. Одна из них (это была Анка) громко закричала в трубку: “Как же я тебе сочувствую! Я сделаю для тебя все что смогу. Хочешь, договорюсь со своими знакомыми, чтобы они заняли тебе денег под минимальный процент, если надо. А одежда… Неси мне, я заберу все, что ты еще не успела распродать. Тебе надо было позвонить мне первой! У тебя такие обалденные шмотки! Просто невероятно, что ты их продаешь! Ты же моя подруга. Я тебе помогу. Я куплю все твои платья! Что-то продам своим подруженциям. Не дрейфь. Прорвемся, детка!”.

Переполненная чувством благодарности, тем же вечером я занесла три огромных пакета со своими вещами к Анке домой. Небрежно махнув рукой, она сказала, чтобы я не волновалась: “У нас один размер, детка! Я куплю большую часть, а остальное продам своим подружкам. Дай мне пару-тройку дней и я отдам тебе всю сумму сразу”. Так пакеты остались у Анны, а я в десятый раз сказав “спасибо”, жутко довольная, отправилась домой. Я подумала о том, что Анка, несмотря на всю ее безалаберную беспечность, оказалась хорошим другом, не бросившим меня в трудный период жизни, а пытающимся помочь и поддержать.

Пара-тройка дней прошла, но Анка не звонила. И не отвечала на мои звонки. Спустя неделю я зашла к ней домой. Дверь открыла ее мама. Я спросила не видела ли она мои пакеты с одеждой, мне бы хотелось их забрать. “Да, сейчас посмотрю где”, – ответила мне Анкина мама и прошла вглубь квартиры. Я осталась ждать на пороге. Через пару минут она вернулась с пакетами, из которых торчали мои вещи.

– Вот. Это все, что я нашла.

– Спасибо большое и извините за беспокойство, – сказала я.

И тут из лифта вышла нарядная Анка. В одном из самых дорогих моих платьев.

– Привет, я за своими вещами приходила Я не могу больше ждать, прости, мне надо возвращать долги.

– Я не отдам тебе вещи! Простите-извините, но они мои! Это теперь мои вещи! Мои! – она перешла на крик.

– Аня, мне деньги нужны сейчас.

– Да отдам я тебе твои деньги! Когда-нибудь потом, сейчас у меня нет такой суммы! – прошипела Анка. И не обращая никакого внимания на свою растерянно наблюдающую за происходящем маму, резко выхватила из моих рук пакеты с одеждой, швырнула их назад в квартиру. Затем быстро зашла домой и захлопнула дверь перед моим носом.

Как часто мы считаем людей, с которыми общаемся годами, делимся с ними сокровенным близкими людьми, друзьями, “родственными душами”! А потом – хлоп! И у тебя перед носом закрывается дверь. Наступает нулевой день, потому что все твои прошлые отношения с этим человеком обнулены. И цена им – ноль.

Я справилась с долгами и без этих пакетов со шмотками: помог брат и люди, которые по всем канонам житейского жанра и не должны были мне помогать.

А Анка? После той сцены в подъезде я не видела ее года три, а потом встретила. Случайно. Но случай – дело закономерное, не так ли?

Спускаясь по лестнице торгового центра, я заметила Анку на нижнем этаже. Хотя нет, точнее будет так: я увидела до боли знакомую бордовую кофту с пайетками, купленную мной много лет назад в дорогущем итальянском бутике. Блестящая кофта внимательно рассматривала что-то у ювелирного прилавка с золотыми украшениями.

И я поняла, что и три года спустя в шкафу у Анки висят мои красивые платья и кофточки. Те самые, которые я когда-то отдала ей по ее же просьбе. Которые она хотела купить ("Я помогу тебе, я куплю все твои платья! Ведь мы же – подруги!"), но деньги за которые она так и не отдала. Ни тогда. Не сейчас. Она просто носила мои вещи. И словно не было никаких ссор и предательств, не было выхватывания мешков с вещами из моих рук с криками: "Да отдам я тебе деньги! Это теперь мои вещи!". Словно не было захлопнутой перед моим носом двери.

Иногда я ловила себя на мысли: "А не выдумала ли я эту историю?" И сама же смеялась над собой в попытке выбросить воспоминания из памяти как ненужный хлам, заштукатурить и выбелить те моменты, от несправедливости которых меня и годы спустя не покидало чувство раздражения.

Как же я злилась, что была уязвима! Как долго и жестоко меня жгла, точнее, выжигала изнутри эта разрушительная обида! В тот момент, проходя в магазине мимо нее, стоящей у витрины в моей бордовой кофточке с блестками, я поняла, что наконец-то отпустила ситуацию, обнулила ее. Я больше не ощущала злости. Не чувствовала обиды. Во мне не было той жажды мести, которая еще недавно так безжалостно-противно пилила меня изо дня в день.

Прекрасный момент! Момент, когда мне стало все равно. И смешно от абсурдности ситуации. Спустя три года она все еще носит мою кофточку (как – уверена – носит и другие мои вещи). До сих пор.

Я улыбнулась. Парадоксально, что какие-то вещички, пусть и несправедливо, подленько отобранные, могут так влиять на людей. На меня – морально угнетая своей обидой. И на нее – "получить любой ценой желаемое".

Проходя мимо Анки, так увлеченно рассматривающей вожделенные золотые украшения через стеклянную витрину, я едва сдержалась, чтобы не съязвить и не выдать: "Как прекрасно смотрится моя старая одежда на тебе.". Но я промолчала.

Я уже не была уязвима сама. И мне уже не была страшна уязвимость нулевого дня. Я чувствовала силу внутри себя. И поняла одну простую вещь. Иногда лучший вариант – обнулить свое прошлое и просто пройти мимо. Мимо тех, которые даже и не заметили, что ты прошла рядом.