Мы расположились в первом попавшимся на глаза кафе и, благодаря стараниям и телефонным переговорам Сергея, к нам вскоре присоединились еще несколько бывших учеников нашего класса. Мы хохотали, вспоминая школьное время.
Нина сидела, мило улыбалась и кивала головой. Говорила она мало. Я невольно отмечала, как она повторяет не только фразы сидящих, но и жесты. С кем бы она не вступала в диалог, она словно хамелеон мигом перенимала жестикуляцию собеседника и его манеру говорить.
Домой мы вернулись довольно поздно, немного выпившие и возбужденные от школьных воспоминаний. Хозяйка квартиры налила чай и села за стол, подперев двумя руками лицо. Я примостилась напротив.
– Здорово посидели. Было весело!
– Да, Дарина. Было весело.
– А хорошо, что мы встретили Сергея. Без него мы бы навряд ли собрались.
– Без него – навряд ли..
– Слушай, а тебе стрижка новая понравилась? Тебе надо обязательно купить красивое платье к новой стрижке. Мы же девушки – существа нежные: должны себя холить и лелеять.
– Да, холить и лелеять! Тут лучше и не скажешь! “Девчоночки” – они такие! Их надо любить. Невероятненько, но так и есть.
Фраза Сергея с его фирменными “девчоночки” (вкупе с моим “невероятненько”) вылетела из ее уст так непроизвольно-легко, как будто Нина придумала ее сама и произносила уже много лет подряд, а не услышала несколько часов назад от случайно встреченного одноклассника.
Я поймала себя на мысли, что раздражаюсь от манеры подруги копировать слова и словосочетания: мои, чужие. Словно разговариваешь сам с собой, слушая эхо. Теперь я четко осознала, что совершенно не знаю своей школьной подруги.
Абсолютно не понимаю: кто рядом со мной? Она представляла собой беспорядочное нагромождение чужих клише: всех, увиденных и услышанных за позавчера, вчера и сегодня, помещенных в один сосуд под названием Нина.
– Скажи, пожалуйста, а почему ты ничего не купила сегодня? Ни одной шмотки? Ведь я выбирала для тебя красивые вещи, которые тебя действительно преображали, меняли, делали иной…
– Ты что, не внимательно меня слушала? Я же говорила тебе: подожду скидок. Так уж я устроена, – манерно пожала плечами Нина (наверняка скопировала этот жест у кого-то).
Я разозлилась не на шутку и вспылила.
– Послушай меня! Ты экономишь на себе, покупаешь не то, что действительно хотела, а то, что попроще, подешевле, со скидкой. Мысленно убеждая себя (а на самом деле – обманывая) в том, что когда-нибудь ты купишь себе именно то самое, дорогое и лучшее, а пока обойдешься и этим, посредственным и недорогим. И так проходит вся твоя жизнь.
На секунду я замолчала и посмотрела Нине прямо в глаза. Она, как и следовала одидать, моментально отвела взгляд куда-то в сторону. Я продолжила говорить.
– Ты смотришь как другие носят те самые вожделенные кроссовки или туфли, отдыхают в пятизвездочных спа-курортах, достают из сумочки (той самой, которую ты так хотела, но не купила: “Очень дорого!”) бесподобные духи. Годами наблюдаешь, как кто-то носит твои мечты, живет твоим миром здесь и сейчас (а не потом когда-нибудь). Кто-то проживает твою жизнь, которую ты придумала. О которой мечтала.
– Не только мечтала, но и к которой шла, дорогуша, – перебила меня Нина, – просто я медленно иду, понимаешь? Так уж я устроена.
– Да ничего подобного! Обычно ты устроена! И не идешь ты никуда. Ты стоишь на месте и боишься сделать шаг, другой, третий. Ты никуда не двигаешься. Просто фантазируешь на заданную тему, но не делаешь.
– Я планировала. Ждала подходящего момента. А он все не наступал, но когда-нибудь наступит!
– Не правда! Ты никуда не планируешь идти. И ничего не ждешь. Вот смотри: ты живешь на своей дивной улице, которая вся по утрам пропитывается ароматами ванили и сдобы. И что?
– И что? – недоуменно пожала плечами Нина.
– А то! Ты просто каждое утро нюхаешь эти ароматы. Вдыхаешь через ноздри глубоко в себя великолепные смеси запахов из пекарни в двух шагах от тебя и понимаешь как это вкусно. Но ты не идешь попробовать. Ты довольствуешься их ароматом на расстоянии. Почему ты не спешишь их вкусить?
– Когда-нибудь я бы попробовала…
– Но твое когда-нибудь – это никогда, пойми ты наконец! Самый подходящий момент – это текущий момент! Сегодня, в эту минуту, а не когда-нибудь. Завтра – это никогда, вот что важно понять!
– Да ничего подобного! Но я не хочу спорить с тобой, дорогуша! Ведь это не важно. Всё это неважно! Для меня – неважно. Так уж я устроена.
Мне вдруг стало все безразлично. Я не хотела продолжать ни к чему не ведущий, а значит – абсолютно никчемный разговор. Я поняла, что не хочу портить приятное впечатления от замечательного беззаботного вечера с одноклассниками из-за своей школьной подруги.
– Давай-ка спать, уже поздно, – устало произнесла я.
– Ого! Невероятненько, уже ночь! Пора спать. Спокойной ночи, дорогуша! – ответила Нина с (как мне показалось) облегченно-радостными нотками в голосе. Да, споры она всегда обходила стороной. Как и прямые взгляды.
На следующее утро, встав рано, я тихонько выскользнула из квартиры и отправилась к своему дому, где я дружно прожила с бабушкой в старенькой квартире почти восемнадцать лет. Ходила, вспоминала, переводила взгляд с одних окон на другие, в противоположном доме. И понимала, что мне уже совершенно не интересны те, другие окна напротив, которые когда-то так сильно притягивали мое внимание.
Следующая неделя прошла безлико. Или идеально выверенно. Смотря с какого угла посмотреть. Нина планировала день заранее: составляла список дел и развлечений, водила меня в новые – безупречные с точки зрения обслуживания – рестораны. Мы побывали на паре местных спектаклей (“Это лучшие театральные постановки сезона, дорогуша!”).
Мне вдруг стало душно и тесно в том месте, где прошло мое детство и пролетела юность: словно меня загнали в невидимые тиски. Я ощущала местечковость и мелочность родного городка, который когда-то так любила. Как вы понимаете, я уже тяготилась и городом, и летним отпуском, и общением со своей школьной подругой. И, вспоминая бабушку, понимала насколько она была мудра и права в отношении Нины.
Иногда я задавалась вопросом: а было ли вообще и у моей школьной подружки свое личное мнение? Имелась ли хоть какая-то точка зрения и присутствовал ли в ней тот самый стержень, который дает человеку силу и желание что-то доказывать, отстаивая свою правоту?
Я поняла это только отойдя на большое расстояние и посмотрев на нашу дружбу со стороны. Теперь мне было с чем сравнить и я осознала, что дружба – это далеко не всегда кивки и улыбки. Это и бурные дебаты, и обидные ссоры, и долгие споры. Это разность вкусов, но одинаковость отношения друг к другу. Это понимание твоей точки зрения, но не стопроцентное ее приятие (“Ой, я тоже так хочу!”).
Мне было скучно рядом с Ниной. Я заранее знала все ее реплики в ответ на мои вопросы. Понимала что она скажет на то или иное мое замечание. Она фокусировала взгляд на том, что ей близко и даже не пыталась устремиться вдаль. К сожалению, она была близорука по жизни. Дальнозоркость ей претила, она даже отпуск предпочитала поблизости, рядом: никаких дальних странствий и длительных перелетов. И почему я раньше этого не замечала?
Как-то вечером я попросила Нину достать ее детские фотоальбомы. С фотографий на меня смотрела та милая девочка, с которой рука об руку прошло все мое детство и школьные годы. Было много фотографий, где мы вместе: смешные, серьезные, беззаботные – разные. Перелистнув очередную страницу я увидела свою фотографию: я – лохматая, взъерошенная, рыжая, стою босиком в цветастом сарафане с венком из одуванчиков на голове и залихватски смеюсь.
“Я обещаю тебе хорошее лето”. Вот почему та фраза в письме от Нины так заворожила меня! От нее веяло теплом, беспечностью и чем-то еще, таким знакомым, но далеким. И сейчас, впившись взглядом на свою фотографию в старом школьном альбоме, я вспомнила. Меня словно током шарахнуло! Резко перевернув снимок, я увидела несколько предложений, когда-то написанных мной: “Нина, приезжай ко мне в деревню. Проведи эти теплые деньки со мной! Я обещаю тебе хорошее лето! Обнимаю. Жду. Твоя Дарина”.
Мой школьный аккуратный почерк и беспечное деревенское лето после восьмого класса. Те три месяца мы провели с бабушкой в деревне. Яркая картинка из детства: я, лохматая, сижу за столом, поглощая один за одним вкусные бабушкины оладушки, рассказываю о том, что написала Нине письмо и пригласила ее в гости. Бабушка не в восторге.
– Бабуль, ну она же моя подруга!
– Она тебе не подруга. Она твоя тень, химера, обман чувств и зрения. Когда вырастешь, то поймешь.
– Что я должна понять, бабушка? – недоуменно спросила я.
– Тень – это тьма, а тьма тихим сапом желает поглотить свет. Под сурдинку много гадостей творится. Вот так вот.
“Я обещаю тебе хорошее лето…” Я закрыла альбом. Внимательно посмотрела на бывшую школьную подругу и задала вопрос:
– Скажи, Нина, а ты никогда не думала уехать куда-то далеко, где ты никого не знаешь и начать все с нуля? Сначала. Стать собой, перестать повторять чью-то историю и начать писать свою.
Она посмотрела мимо меня, улыбнулась и произнесла:
– Да, конечно. Почему бы и нет? Я тоже хочу, как и ты, дорогуша: уехать и начать с нуля. Стану собой и начну писать свою историю.
Я поняла, что мой бой проигран. Ничего не изменилось. Моя пластичная подруга привычно подстроилась под мои слова. Мне ответило эхо. Она даже не потрудилась изменить фразы, которые я сказала – просто их повторила, не задумываясь над их смыслом. Мне хотелось заорать на нее, взять за плечи и встряхнуть как следует. Дать ей пощечину в конце-концов! Но я понимала, что это ничего не изменит.
Я встала из-за стола, зашла в комнату, безупречно убранную старательной домохозяйкой накануне. Небрежно швырнула в сумку вещи и вышла из ее жилища, не оглянувшись и не сожалея о том, что ушла молча. Я не желала придумывать никаких взятых с потолка причин внезапного отъезда, не хотела фальшивых прощаний, объяснений и бессмысленного потока лицемерных слов.
Мне было ее жаль. Жаль как любого другого человека, который проживает не свою жизнь. Который дарит самую большую ценность – свою жизнь – кому-то. И неважно: достоин этот кто-то твоей щедрости или нет. Без разницы: признает этот кто-то твою жертву или никоим образом не оценит: “ноль внимания, фунт презрения”. Главное, что ты при всем своем потенциальном богатстве становишься безликой, невыразительной, заурядной. Бесцветно проживающей не свою жизнь, пусть внешне и образцово-показательную, упорядоченную, аккуратно разложенную по полочкам. Ведь даже в самом личном и сокровенном – своих мечтах, Нина не была искренней. Может я и ошибалась, но мне показалось, что она по большому счету и мечтать-то не умела. Просто брала чужие мечты и копировала их в свою жизнь (“Ой, я тоже так хочу!”).
Да, я сбежала. Я чувствовала себя нашкодившим ребенком, давшим стрекача. Но мне хотелось быть подальше от всего этого “все-идеального”. Удалиться как можно быстрее на безопасное расстояние, чтобы защитить свое теплое, искреннее, детское и такое лохматое “я обещаю тебе хорошее лето”.
Я заехала на кладбище. Положила цветы на могилу дедушки, бабушки и мамы. И уехала в свою жизнь, которая приготовила мне еще множество сюрпризов. Из прежней жизни в новую я забрала только воспоминания, которые пусть и были несовершенными, но принадлежали только мне.
P.s. Спустя много-много лет я узнала, что Нина вышла замуж за того самого Виктора. Родила дочь, которую назвала Кристиной (я же ни одну из двух своих дочерей не стала называть именем своей мамы, судьба которой не была счастливой, к сожалению). У Нины, помимо дочери, еще трое сыновей. Она живет там же: в нашем маленьком городке и никуда из него не выезжает.
Прекрасная Анжелика
Звучащий в пять утра будильник, когда ты провален в самый глубокий сон, издаёт жутчайшие звуки. И неважно, какая мелодия играет: любимая песенка или трель соловья. В четыре тридцать утра любая музыка кажется ужасной. Но надо просыпаться. Я еду по делам в Горный Алтай: пять часов в пути, лучше выехать пораньше, пока трасса относительно пуста и количество лихачей-водителей, идущих на опасный обгон, минимально.
Со мной едет попутчица: какая-то двоюродная племянница подруги моей соседки – короче, седьмая вода на киселе. Но все-таки вдвоём не так скучно, а доброе дело – плюсик в мою карму.
Я тихонько, чтобы не разбудить своих гавриков, прохожу на кухню. Варю крепкий кофе и через полчаса подъезжаю к указанному адресу. Красивый дом с коваными балконами погружен в утреннюю дремоту, жильцы еще спят и тишина вокруг разбивается громким криком: “ Я здесь,”. Незнакомая попутчица уже стоит на улице и приветливо машет мне рукой.
– Приветики, я – Анжелика. Можно просто Лика, – говорит она.
Запах терпких, скорее насыщенно-вечерних, чем свеже-фруктовых утренних духов, окутывает салон моей машины за считанные секунды. В столь ранний час моя новая знакомая одета так, словно собралась на вечернюю дискотеку. Шикарные замшевые туфли на высокой шпильке подчеркивают красоту ее ног, хоть и выглядят немного неуместно для дальнего путешествия. Да и макияж «смоки-айс» с глубоким вишневым оттенком помады также совсем не подходит для нежного рассвета. Впрочем, надо отдать должное: несмотря на неуместность, выглядит она сногсшибательно. Темные волнистые волосы уложены в высокий хвост так тщательно, словно я забрала ее у салона от парикмахера, а не в пять утра из дома. На безымянном пальце левой руки, вместо обручального кольца – массивный перстень с рубином. На шее и запястьях – множество украшений, нанизанных друг на друга. Крупные черты лица притягивают взгляд, и я ловлю себя на том, что с нескрываемым любопытством разглядываю ее.
Мне становится как-то неудобно за свой внешний вид: из косметики только легкий тональный крем и слегка тронутые тушью ресницы; белая футболка, черные джинсы в облипку и новые кроссовки – скромное обаяние удобства.
– Я приготовила бутерброды и кофе в термосе. Хочешь – наливай, дорога длинная, так что …
– Отличненько! Бодрящий кофеек – это то что мне нужно, – не дослушав, перебивает меня собеседница. Наливает из термоса бодрящий напиток и мы двигаемся в путь.
Как обычно бывает в дороге: один из двоих говорит, другой – выступает в роли слушателя. Я предпочитаю слушать. Спустя час пути я уже знала все музыкальные пристрастия Анжелики, ее любимые фильмы (книги она не читает принципиально: “Слишком много текста”) и модные предпочтения. Заодно, отмечаю ее любовь к словам с суффиксом “енько”: прекрасненько, забавненько, отличненько.
Мы решили остановиться в Сростках – перекусить и выпить по чашке кофе. Остановка здесь – традиционна, мало кто проезжает мимо. Сростки – культовое место всех, кто двигается по маршруту в Горный Алтай. Серединная точка в пути. Веселые бабульки предлагают вам традиционные пирожки большого размера с картошкой, капустой, яйцом с луком, а также блинчики с творогом или мясом, вафли со сгущенкой. Все – домашнее, теплое, недавно испеченное. Длинные ряды с местным медом, ягодой, молодой картошкой, малосольными огурчиками (ах, как пахнут эти огурчики и как хрустят во рту!) – вся эта домашняя гастрономическая вкуснятина вперемешку с сувенирами и поделками развлекает тебя на некоторое время. В приподнятом настроении ты жуешь теплый пирожок, запиваешь его кофе и с интересом поглядываешь по сторонам..
Сростки. Это место знает каждый на Алтае. Родина Шукшина, но для большинства это – пирожки с горячим кофе на полпути до Горного. Рай для водителя, уставшего от дороги.
– А ты знаешь, в детстве я говорила, что никогда сама готовить еду не буду. И с мужем мы будем питаться исключительно в ресторанах, – смеется Лика, садясь в машину и откусывая очередной пирожок.
– Смешная ты была, наверное, в детстве?
– Нет, наоборот. Я всегда прекрасненько знала, чего хочу от жизни. Даже в десять лет отлично понимала, как сложится моя жизнь. Я знала, что выйду замуж по большой любви, что мой муж будет очень богат и влиятелен, и что моя жизнь – это точно не пеленки и постирушки.
– Ну ведь без пеленок и постирушек не бывает детей, например. Так что все в этом мире – взаимосвязано и взаимодополняемо. Разве не так?
– Не знаю. Не уверена, – пожимает плечами Анжелика, – Мой мир – это вечерние платья, дорогие украшения, меха, шампанское и вокруг – красивые люди. Я таю от всего красивенького, просто не могу пройти мимо! И, веришь или нет, но ужасно страдаю, когда нахожусь там, где все безлико, обычно и простенько. Ну, когда не “Вау”, понимаешь? Я страдаю без красоты вокруг. Физически страдаю.
– Жизнь – это далеко не всегда красивая картинка. Чтобы лицезреть красивый цветок, нужно предварительно покопаться в грязи, разве не так? – начала было выражать я свою мысль, чтобы возразить и поспорить, но моя собеседница меня не слушала. Она словно выступала на малой сцене с монологом, который не нуждался в ремарках.
– Моя философия проста: люди должны быть красивыми по определению. Особенно женщины. Дамы должны блистать с утра до вечера, пахнуть дорогими духами и наряжаться в лучшее. Всегда perfect. Женщины должны выглядеть так, словно через пять минут их ожидает прием у королевы Англии, понимаешь?!
Понимаю ли я? Наверное. Хоть я и не согласна с Ликой, мне снова неудобно за свою не идеально выглаженную футболку и старые, но такие удобные джинсы. Я напрягаюсь, вспоминая, когда в последний раз доставала из шкафа длинное платье и дефилировала на высоких каблуках. С моими парнями лучшая обувь – кроссовки, а подходящая одежда – спортивная. Я думаю, что надо, наверное, купить себе атласную шелковую пижаму в кружевах и почувствовать себя “прекрасненько”, как принцесса.
– Красота должна окружать меня всегда и везде, иначе я задыхаюсь. Кофеечек по утрам наливается в фарфоровую чашечку с блюдцем с золотой каемочкой. Туфли расставлены по цветам в шкафу, одежда аккуратненько на полочках разложена. На обеденном столе – свежий букет роз. Пижама – только шёлк или атлас, никаких старых футболок и удобных халатов! Все вокруг – совершенно, чтобы ты проснулась, открыла глаза, – и ап! – сразу видишь вокруг красоту и вдыхаешь приятненькие запахи в доме. Понимаешь?
Анжелика так подробно описала мелочи своей повседневности, что представить все это было не трудно. Но понимала ли я в действительности – как это: когда вокруг красота 24/7? Ведь и совершенство приедается, затирается, перестает быть ценностью, если оно всегда перед глазами, разве нет? Ты уже не замечаешь красоту, воспринимая ее как само собой разумеющееся, как данность.
Если честно, чувства мои в тот момент были двоякие. Я восхищалась попутчицей и в то же время не совсем понимала мир Анжелики. Однако ее жизнь была такой соблазнительной, что хотелось слушать дальше, раскрыв рот.
Мир крутился вокруг Анжелики с первых минут ее рождения. Она была долгожданной дочкой и единственной наследницей деда-генерала и ни дня не работающей бабки со стороны отца. Мамины родители до появления внучки на свет не дожили. Анжелика с детства исполняла свои желания путём их произношения вслух. Этого было достаточно, чтобы кто-нибудь тут же не бросился его исполнять. Ребенка баловали. Ей восхищались. Её любили до обожания. В школе девочки ей завидовали, а мальчики – писали письма с признаниями в любви.
Однажды Анжелику поймали после школы одноклассницы и подстригли ее почти налысо.
– Ох и коса была у меня: толстая, длинная. Срезали, заразы, мою косу и убежали, хохоча. А я стою в школьном дворе. Плачу в три ручья, нюни распустила, а в руке – отрезанная коса. Домой пришла – родители в шоке, бабка причитает. Дед в кабинет ушёл, звонить куда-то. Короче говоря, на следующий день всех этих девочек из школы исключили. Наказали как следует – дедушка постарался. А меня отвезли к какой-то популярной в городе парикмахерше и она меня так красивенько подстригла, что завидовать мне девки стали ещё больше.
Какое-то время мы ехали в тишине. Анжелика закурила и молчала, пока не выкурила сигарету.
– Я была в восьмом классе, когда за мной стал ухаживать старшеклассник. Гроза школы. Бандит такой, что “ого-го”. Но со мной он был тише воды ниже травы. Подарки мне дарил, до дома провожал. А я что? Девчонка совсем была, несмышленыш. «Не буду с тобой встречаться. Другого полюбила», – сказала ему как-то. Захотелось мне разжечь в нем ревность, да такую сильную, чтоб места себе не находил и с ума по мне сходил еще больше. Книжек начиталась. Страстей шекспировских мне захотелось, малолетке дурной А он с моста прыгнул и разбился. Дааа…. вот так бывает.
Когда ей исполнилось восемнадцать – дед подарил ей машину. А в девятнадцать лет – квартиру. А потом она влюбилась. Точнее, – благодарно приняла любовь парня, который ухаживал за ней три года. Они поженились.
Анжелика рисовала картины, сочиняла стихи и танцевала танго по четвергам.
– Мой первый муж делал все для меня. Он меня безумно любил. А я позволяла ему себя любить. Я делала все, что хотела: занималась бальными танцами. Рисовала картины, которые у меня покупались еще незаконченными. Писала стихи. Выучила французский язык. Да, да, я свободненько говорю по-французски, – и замахав руками, добавила: – Только, умоляю, не надо меня просить сказать что-то на французском. Терпеть не могу хвастаться!
На минуту моя собеседница замолчала. Тяжело вздохнула. И снова продолжила:
– Мы много путешествовали. Ах, где я только не побывала! Как-то в Грузии мы катались по горам и у нас закончился бензин. И мы ночевали под открытым небом. Это было безумно романтично! А в Париже все принимали меня за француженку, просто умора! В Италии я не могла выйти одна на улицу – со мной сразу начинали знакомиться, наперебой осыпали меня комплиментами. Божечки мои, а какие в Италии красивенькие люди! Ну и архитектура тоже. А музеи!
Налив себе остатки кофе из термоса в бумажный стаканчик, она неторопливо сделала глоток, и, словно задумавшись о чем-то, улыбнулась.
– Я не придумываю, ты не подумай! Такая у меня судьба, наверное. Как в кино. Все в моей жизни как-то невероятненько получается. Однажды муж в очередной раз сделал мне сюрприз. Привез в аэропорт, без чемодана. И вручил билет на неделю в Грецию. Представляешь?
Она засмеялась.
– Я с маленькой сумочкой спускаюсь с трапа. Первым делом поехала в магазин, накупила себе красивой одежды и косметики. А потом поехала в гостиницу. Отсыпаться.
– И как тебе Греция? Знаешь, я в Греции была дважды и мне эта страна показалась…
– О, Греция! – перебив меня на половине предложения, воскликнула Анжелика и вспелскнула руками, – Греция поразила своими белым домами на фоне голубизны небес и синевы моря! А какие там люди красивые! Мужчины – греческие Аполлоны! Женщины – Афродиты из пены морской рожденные! Достопримечательность этой страны – красота, точно говорю. Я словно попала в волшебненькую сказку, в легендарную и мифическую Грецию и почувствовала себя прекрасной Анжеликой: крутобедрой богиней, осознающей свою власть над мужчинами, которые за один твой благосклонный взгляд готовы на подвиги.
– Наверное, тебе было там грустно одной?
– Что ты! – замахала руками моя попутчица и засмеялась, – Скучно мне не было. Ведь там я влюбилась. В этой стране красивой женщине невозможно не броситься в пучину страстей, это противоречит всему духу Греции! Он был фотограф. Боже, как он меня любил! Страстно, ревностно, яростно. Он пел мне дифирамбы и фотографировал меня днями напролет. Все его стены были увешаны моими портретами. Я была его богиней! Мы выпили нашу любовь также, как в этой стране пьют вино: залпом. До дна, до последней капельки. Оставив послевкусие на потом, на воспоминания, на завтра. Я почти не осталась навсегда жить в этой волшебной стране, обвитой замысловатой спиралью, изящным акантом и символизирующими вечность меандрами. Я ревела, улетая.
– И что потом? Вы расстались? И больше не виделись?
– Он прилетел ко мне через месяц. Не смог без меня. Стоял на коленях, говорил о любви. Но я уже остыла. Греция осталась в Греции. Я пролистала мифы и легенды. Закрыла книгу. И ушла. А он встал с колен и вернулся назад. Наверняка быстро нашел себе новенькую Афродиту. Такая вот проза жизни.
Я поймала себя на мысли, что завидую Анжелике. Столько невероятного происходит в ее жизни, столько интересного и необычного! Еще и картины рисует (любопытно, какие они, ее картины? Светлые или мрачные, полные жизни или холодно-отстраненные?).
Мне вдруг захотелось погрузиться в другое измерение, в жизнь, которая, как у моей попутчицы, каждый день удивительным образом играет новыми красками. Мне снова (второй раз за несколько часов) стало как-то неловко за себя и за свою обычную, ничем вроде как и не примечательную жизнь.
– А что было потом? Твой муж узнал о греческом романе? Простил? Вы до сих пор вместе? – сыпала я вопросами.
– А потом я встретила Игоря. Известный в своих кругах адвокат. Вот бывает так: первая встреча и ты понимаешь, что пропала. И он пропал. В общем, мы оба с разбега прыгнули в омут с головой. Он развелся быстренько, а я прошла все муки ада, потому что мой первый муж не давал мне развод, удерживал меня, умолял, стоял на коленях, угрожал. Даже вены себе вскрывал. Это было тяжело, но моя любовь горела внутри. И я поняла, что лучше любить самой, чем жить с тем, кого ты не любишь. Я развелась через год.
– И потом вышла снова замуж? Уже за Игоря?
– В тот же день, как я развелась – подали заявление в загс. Вскоре вышла замуж. Мы не могли ни дня без друг друга.
– Ты счастлива с ним? Сколько лет вы уже вместе? У вас есть дети?
Анжелика не слушала меня. Игнорировала мои вопросы и продолжала свое повествование. Ее монолог словно не нуждался в дополнительных вопросах из зала.
– Игорь от меня не отходил ни на шаг. Всегда был рядом. И так миленько: он засыпал, держа мою руку в своей, – иначе никак. Говорил мне, что я – его ангельская девочка. А потом…, – Анжелика запнулась на несколько секунд и продолжила быстро, – А потом его убили. Да! Маньяк, которого он защищал, взял и пырнул его ножом. Прямо в сердце.
Сказать, что я была удивлена – ничего не сказать. Я удивлялась жизненным перипетиям все больше и больше, слушая историю жизни прекрасной Анжелики открыв рот.
– Ужас какой! Как ты справилась с этим? Столько на тебя бед и несчастий навалилось разом…
– Я в психушке лежала, не поверишь. Полгода. Потом начала в себя приходить. Помню, открываю глаза в больнице и вижу белые стены, жуткого желтенького цвета шторы, маленький стол и цветы в трехлитровой банке. Я подумала: ужасно, как можно такую красоту поставить в уродскую банку из-под сока! Нет, ну надо же додуматься до такого! И в ту минуту я поняла, что хочу жить дальше, потому что снова ощутила жгучее желание вернуть в каждый свой день красоту. Ожила потихоньку. Снова появились поклонники. И все звали замуж после первого свидания. Все хотели прибрать меня к рукам. Но я всех сравнивала с моим Игорем. И понимала, что буду ему верна до конца жизни. Он – моя красивая история. Моя мечта. К сожалению, недосягаемая. Но я верю в то, что когда-нибудь, когда придет мое время, мы встретимся там, на голубом небосводе. И будем вместе сидеть на облачке, болтая ногами.
Мне на секунду показалось, что я смотрю плаксивый сериал или читаю мелодраматическую книгу. Обрывки фраз, образы, метафоры – ощущение, что все это я уже слышала или видела. Какая-то важная мысль вспыхнула в голове, быстро мелькнула и испарилась в потоке дальнейшего рассказа Лики.
– Я рисую картины, пишу стихи. Разбираю архивы деда, которые, скажу я тебе, занятие весьма интересненькое: военные письма, старые записи, дневники. Хочу издать его мемуары. Я в Горный Алтай еду, чтобы встретиться с человеком, который с дедом вместе служил. Когда-то дед его от смерти спас, но эту историю я рассказать не могу, засекреченные документы, пойми меня. Мне даже как-то звонили, угрожали, когда узнали, что я взялась за мемуары деда. На днях меня чуть не сбила машина, я переходила дорогу по пешеходному переходу, смотрю: машина летит прямо на меня. Какой-то мужчина меня схватил за руку и отшвырнул в сторону. Спасибо ему.
Я молча кивала головой и недоумевала, как одна маленькая женщина могла перенести в своей жизни столько всего. Любви, горя, счастья, невероятных встреч и интересных историй.
Я снова ловлю себя на мысли, что завидую чужой жизни. Странное, нехарактерное для меня чувство. Мне было стыдно, но я честно призналась себе, что моя простенькая жизнь без передряг, ровная и счастливая в чувствах к мужу и детям, кажется какой-то куцей, незначительной, обыденной. Никаких интересных, будоражащих душу перипетий. Никаких вулканов страстей со слезами и щемящими сердце расстованиями. Никаких американских горок с крутыми подъемами и резкими, устрашающими и останавливающими сердце падениями. Все в моей жизни ровно. Просто.
За разговорами мы незаметно приехали в Горно-Алтайск. Я высадила прекрасную Анжелику, которая теперь ассоциировалась у меня со всей ее яркой и необычной судьбой и от этого моя попутчица казалась еще красивее. Мы мило простились. И я двинулась по своим делам.
Возвращалась домой в тишине. Мне не хотелось слушать ни музыку, ни радио-новости. Я ехала и вспоминала свою попутчицу: яркое утреннее пятно в сегодняшнем дне. Поставив машину у подъезда, я встретила на лавочке соседку, которая и попросила меня подвезти Лику. Я поздоровалась и решила попросить телефон Анжелики, испытав вдруг жгучее желание снова увидеть эту женщину и послушать ее рассказы о жизни и возможно, каким-то образом помочь ей в написании мемуаров про ее деда. И купить одну из ее картин.
– Анжелка то? Ничего она не рисует. Раньше она преподавала музыку в школе. Но сейчас вроде как уволилась и занялась какой-то дизайнерской психологией. Что-то больно замудреное, я не понимаю особо. Погоди-ка! У меня вроде ее визитная карточка в сумке была – она всем раздает, направо-налево. Странно, что тебе не оставила визитку.
Пока соседка искала визитку в сумке, продолжала рассказывать про Анжелику:
– Она в молодые годы мечтала стать певицей или актрисой, мир покорить. Но у нее что-то там, видимо, не срослось. Не получилось. Порхала, летала, а ничего в жизни не добилась. Ждала какой-то сказочной любви, как в кино. Но так и не дождалась. Был у нее один. Женатый. Богатый. Любил, на руках носил, как говорится. Но в итоге от жены не ушел – трое детей у него было. Расстался с Анжеликой. Правда, квартиру ей купил в подарок – Лика живет в красивом доме, который когда-то на пустыре посторили. Там еще, на пустыре этом, давным-давно, девушку убили.