– Ну… – Влад немного замялся. – Думаю, нет.
– А теперь представь сколько девочек так и живут, боясь до гроба твердых и окончательных решений. – Сельма поменяла позу, придвинулась еще ближе к столику, тесно прижала ноги друг к другу и аккуратно опустила руки ладонью вниз на бедра, неслышно и слаба стуча нарощенными ногтями по коже. – Все-таки не такие мы искренние в сравнении с вами. Хотя я не стала бы винить в этом только нас – ты же не понимаешь, как порой тяжело быть девушкой, постоянно о чем-то переживать и всегда быть на чеку. Конечно, когда под боком любящий человек, то становится жить намного легче и свободнее, но это и к вам относится. Я часто задумывалась над тем, а в чем заключается настоящая причина, по которой люди ищут себе пару? Да любовь и все такое, но первопричиной разве не является просто-напросто всеобщее одиночество. Никто не любит вечного уединения с самим собой, несмотря на интровертность и замкнутость некоторых людей, как бы они себя не переубеждали, но и они нуждаются в неком общении и обмене мыслями с другими людьми, быть может в меньшей форме как другим, правда факт остается фактом. Я тебе признаюсь, я долго думала над, почему начались наши отношения: из-за моего страха одиночества или возможно я была вправду по уши влюблена? Впрочем кроме одиночества, есть еще один фактор, который я размусоливала не раз в своей голове: согласись, что женщина дополняет мужчину, как и мужчина женщину? Создается ощущение, что по-настоящему человек может достигнуть высшей точки личностного развития только с помощью возлюбленного. Я видела друзей мальчиков, которые менялись нравственно и даже физически, начиная романтические отношения, и изменения были направлены исключительно в положительную сторону: они стали внимательнее, заботливее, добрее, спокойнее. То же самое касается и девушек, но в их случае они скорее перенимают больше не черты характера, а ход мысли и персональные атрибуты души молодого человека. Вот только какой ценой человек достигает этого пика? Мне, например, очевидно, что без потерь это провернуть невозможно, однако есть люди, которые пытались меня убедить в обратном – к моему огромному сожалению, у них ничего не вышло и я предполагаю никогда не получится. Отношения это все равно обязательства, это частичное ограничение личного пространства, свободы действий. Я не могу себе представить отношений без этого. Да, я согласна, степень ограничений зависит от пар и в каких отношений находятся люди – поэтому, возможно, многие люди даже этого не замечают. Они, к примеру, не осознают того, что идти человеку на уступки это тоже в своем роде ограничение собственного волеизъявления, а этим человек будет заниматься на постоянной основе, находясь в любовных отношениях. И я правда переживаю над тем, когда эти ограничения станут наиболее заметны и больны, потому что сейчас все более или менее хорошо, но так же не будет продолжаться вечно. – Сельма глубоко вздохнула и встала со стула; она медленным шагом ходила вокруг стола, водя пальцем по стеклянной поверхности, иногда отходила к одной из стен и рассматривала картину, представляя себя составной частью этого произведения, и параллельно она продолжала свою мысль, переходящую плавно, без пробелов в монолог, который Слава с интересом и вниманием слушал без физического, морального утомления. – И… И этого я боюсь большего всего в своей жизни. – ее взгляд резко наполнился тоской и безысходностью; мышцы рта неожиданно ослабели и выражении лица Сельмы обрело депрессивные, грустные, серые тона; теперь ее речь шла менее энергично и более вяло, она безумно растягивала слова, что не имело ничего общего с ее привычной спецификой речи. – Мне страшно. Когда-то мы с тобой поссоримся и после не последует примирения. Я тебя люблю и так же сильно затаив дыхание в страхе ожидаю того момента, когда наша любовь умрет, просто погибнет, сгниет как и все вокруг. – каждое последующее слово она произносила с большей твердостью и горячностью; она почувствовала привкус желчи и поняла, к чему все идет, однако сейчас остановиться не могла. – А ты вообще думаешь о нашем будущем расставании? – этот странный вопрос навел легкую улыбку на лице Славы, которая в одно мгновение исчезла, как только он увидел грозный и серьезный взгляд Сельмы. – Тут нет ничего смешного, для тебя мои страхи это шутки, я не понимаю? – Слава осознавал, что сейчас протекает начальный этап ее нервного срыва и почувствовал себя беспомощным, так как был бессилен в данной ситуации; он сталкивался не раз с этим и выработал самую эффективную стратегию в быстром ее успокоении – это большую часть времени сидеть молча и делать вид, что прислушиваешься к каждому ее слову, и лучше правда так делать, потому что в противном случае после ее проверочных коротких вопросов, когда она смотрит огненными, миндалевидными глазами, Слава не сможет выдать достойного ответа и от последующих действий ему явно не поздоровается. – Ну скажи что-нибудь немой! Меня раздражает вот твое молчание в самые нужные моменты. Просто открой свой прекрасный рот и выскажи свое мнение, по-жа-лу-йста! Не переживай, я не обижусь ни на какие слова, давай, выпали как умеешь!
Она стояла скрестив руки у груди и дерзко, с нервозной ухмылкой, стоящей на грани превращения в грустный смайлик со слезами, жадно смотрела на Вергова. Выхода не было и он это понимал с огорчением. Стоило что-то ответить и с этим были проблемы – найти подходящий ответ, который бы ее максимально удовлетворил оказалось не так легко и даже замешкавшись и потратив несколько секунд на обдумывание лучшего варианта, ему ничего не пришло в голову, кроме обычных, стандартных слов:
– Да, я тоже так думаю, правда.
– Сейчас думаешь? – не медля напала она на него, уже не ощущая кандалов на душе, раньше худо-бедно сдерживающих ее порыв эмоций. – Ох, а я-то дурочка думала по-другому, как же я так могла ошибаться! – очевидный жестокий сарказм с ее стороны чем она задела хрупкую, наивную душевную систему Вергова; ему хотелось куда-то спрятаться от ее порыва, провалиться хоть сквозь землю, но любой ценой переждать в спокойной тишине ее нервные, злобные крики.
Она быстро зашагала по комнате, задевая развивающимися волосами чуть выпирающие, темно-синие рамки картин с выпученными узорами продолговатых ветвей. На одной комнате Шеринова решила не останавливаться и то выходила из первой, то заходила обратно. Вергов последовательно следил за ее быстрыми движениями тела заливными глазами, молящими о прекращении напряженной атмосферы, заложником которой он нехотя стал. Она невольно приостанавливалась с определенной частотой и, будто бы неожиданно вспомнив о нахождении рядом с ней Вергова, оскорбляла, унижала его самыми разными словами, колкостями, при этом слезы не переставали течь с ее нежной, белой кожи лица. Она вся полыхала и ее бешенству не было предела. Вергова охватил глубочайший страх за свою любимую и он больше не мог смотреть бездейственно на ее нервный срыв. В панике, ему пришло в голову встать со своего места и попробовать поймать ее подвижное тело в крепкие, теплые объятья, чем возможно у него получится разбудить прежнюю спокойную и любящую Шеринову. Как только он робко и неуверенно приступил к делу, она с удивлением бросила на него взгляд – даже будучи в неуравновешенном забытье она не предвидела каких-либо шагов от парня, который за все время отношений ни разу не проявил должную поддержку в критических ситуациях, не из-за переполняющего эгоизма конечно, а из-за страха, но сути дела это не меняло.
– Что ты делаешь? – спросила она, полыхая в гневе и пятясь назад. – Отлепись от меня, ты реально с ума сошел?! – Сельма со всей силы оттолкнула его и весьма успешно, о чем спустя мгновение пожалела.
Вергов лежал на полу возле стола и издавал протяжные стоны боли. Взгляд и выражение лица Шериновой последовательно и быстро сменились на ужас и сожаление о содеянном – к ней пришло осознание того, что она натворила. В спешке упав к валяющемуся телу, она аккуратно повернула его голову к себе и заботливо проговорила:
– Господи, прости меня, пожалуйста! Я была не в себе, ты же понимаешь! Что болит, говори, я помогу.
Вергов нечленораздельно пробурчал непонятные слова, больше похожие на выдуманный язык. Она не собиралась оставлять его в покое, особенно в таком состоянии:
– Сейчас, подожди.
Сельма хотела подняться и достать из кармана салфетки, но она обомлела, когда увидела на своих руках алую кровь, размазанную по ладони. Это ввело ее в ступор, от которого она опомнилась только после внятной просьбы Вергова о помощи:
– У меня кровь, походу, из головы идет… Дай салфетку, если есть.
Она резко перевела взгляд и приступила к выполнению его просьбы. Ему стало чуть стыдно от своей чрезмерной реакции, которая была спровоцирована больше шоком, нежели невыносимой болью – более того, он не чувствовал никакой боли и дискомфорта в темени. К несчастью, Шеринова не обнаружила салфеток в своих карманах, хотя малюсенькая, наивная надежда все же таилась у нее в душе, но их отсутствие было бесспорно.
– Блин, нету! Всегда были, а теперь когда надо их как назло нет! – Сельма притопывала ножкой в раздражении.
– Ладно, ничего. – Слава сделал отчаянные попытки встать на ноги без посторонней помощи, впрочем Сельма была категорически против такого рода неосознанных действий и сразу помогла ему, поддерживая руками. – Все хорошо, я справлюсь. – он удачно сел на стул и начал вертеть голову в разные стороны.
– Так, давай снимай верх!
Сельма решительно сняла с него пока кофту с красочным принтом, а затем и белую майку, оголив его худое тело с чуть виденными природными мышцами пресса, которые не были заработаны физическими тренировками. Вергов сидел в недоумении и смотрел за тем, как она разрывает кофту примерно напополам и обвивает ткань со свисающими нитками вокруг его головы, особенно уделяя внимание главному кровоточившему месту. Вергов ни в коем случае не сопротивлялся и послушно выполнял все ее пожелания. Спустя несколько разного рода непримечательных процедур – она даже, непонятно как, смогла найти в первой комнате почти полную бутылку воды – Вергов, как итог, так же сидел за столом и игрался с мини-скейтбордом, правда теперь уже с белой повязкой в виде тюбетейке набекрень.
– Какой ты смешной! – не сдержала улыбки Сельма. – Еще раз прости меня, я была сама не своя. Обещаю так больше не повторится.
– Да все нормально, я зла не держу на тебя. – его ответ показался ей вполне искренним и она смогла временно сбросить камень греха с души.
Между ними завязался непринужденный разговор о самых обычных вещах. Однообразие и скукота начинали пошагово брать верх и парочка не могла далее погрязать в унынии и безысходности. Им претило сидеть на одном месте и они для начала встали, чтобы хоть физически разнообразить тягостное времяпрепровождение. Раненный Вергов ходил рядом с Шериновой в ожидании каких-либо стоящих предложений выхода из данного положения – сам он устал ломать голову и предпочел, не прилагая излишних усилий, взять роль помощника и поддерживающего компаньона. Шеринова это осознала и гордо приняла на себя всю ответственность и не зря, так как именно благодаря ее даже не смекалке, а везению у них вышло открыть новый проход через закрытую дверь во второй комнате. Судьба была к ней предрасположена и когда она игралась с хрустальным шаром, являющийся самой нижней частью люстры, в один момент она настолько сильно оттолкнулась от земли и высоко прыгнула, что головой у нее получилось задеть всю основную конструкцию люстры и из-за мощных колебаний в разные стороны, к ним в ноги, на пол упал ключ, предположительно спрятанный до этого в небольшую позолоченную чашечку, в которой располагалось основание лампочки-свечи. Шериновой потребовалось несколько попыток и в конце они услышали заветный щелчок открытия замка, после чего медленно открыли дверь и вместе с ней все больше выглядывали любопытными глазами в новую комнату, которая с первого взгляда их успела немало разочаровать и навести страха: внутри света не было, кромешная тьма успешно отпугивала бедных и зашуганных влюбленных, особенно жалко выглядел Вергов с травмой. Ничего не было видно, как бы это фантастически не звучало: темнота была настолько глубокой, что толком невозможно было выяснить и осязать, есть ли что либо внутри или нет? Их ярко работающий мозг уже произвел множество сценариев, что могло ожидать их внутри, среди них были и зияющая, смертельная пропасть, ужасный, уродливый, человекоподобный монстр с длинными рогами… Их воображение прорисовало множество неприятных картин и способно было это делать еще очень долго, но они, естественно, не имели в этом надобности и рассуждали, как бы решится на смелый, резкий и главное неопасный, в чем они не были уверены, поступок.