Глава 6
Однажды, когда мы в очередной раз ехали с работы, в подземном переходе метрополитена мой взгляд приковал маленький пушистый серый комочек – маленькая кошечка, которую пыталась продать женщина почти задаром. Огромные зеленые глаза смотрели на меня с такой мольбой, что сердце рвалось на части. Она протягивала ко мне свои крошечные лапки, мурлыкая и ластясь. Я взяла ее на руки, и она прижалась своим теплым тельцем к моей груди, призывая спасти ее. И ты купил мне это беззащитное существо, как обычную мягкую плюшевую игрушку, именно такое значение имел для тебя этот комочек – сделать мне приятное, доставить мне очередную радость, зная мою слабость – безмерную любовь к кошкам. Купил, чтобы сделать приятное мне, не осознавая, какую боль причинишь в итоге – ему – беззащитному котенку. Тогда ты не думал о последствиях, ты решил, что это игрушка, которую можно выбросить или передарить, когда надоест. В этом был весь ты. Жить настоящим, не думая о будущем и не вспоминая о прошлом. Я так и не смогла научить тебя любить животных так, как любила их я.
Вскоре я горько пожалела, что поддалась искушению взять домой котенка, но ты никогда не узнал об этом. Ты стал ненавидеть это беззащитное маленькое существо, потому что она забирала часть моего внимания, которое должно было принадлежать всецело тебе. Ты стал грубо отталкивать ее ногой или запускал в нее тапок, а в минуты уединения со мной запирал ее на кухне, где она жалобно мяукала, не желая сидеть взаперти. Маленькое невинное существо, жизнь которого полностью была в человеческих руках – наших. Говорят, что люди, которые жестоко обращаются с животными, не способны на добрые чувства: на жалость, милосердие и любовь к другим людям. Я испугалась. Неужели ты совсем другой – не такой, каким я знала тебя все это время, с момента знакомства. Твоя сущность открывалась мне с другой стороны. Она меня начинала пугать.
Однако я молча сносила это пренебрежение, и спустя год отдала уже взрослую кошку чужим людям, где-то глубоко в душе предсказывая мой отъезд и несладкую судьбу оставленного зверька у тебя. Я плакала как ребенок, когда уезжала в отпуск на три недели и вверяла в чужие руки прирученную мной животинку. Но когда я вернулась, и женщина предложила оставить кошечку у себя, я отдала ее, в душе горюя и радуясь одновременно, что таким образом спасу ее от худшей участи. Я предала это доверившееся мне существо, потому что не могла видеть, как ты обижаешь ее у меня на глазах. Я выбрала тебя, но ты был единственным человеком в этом мире, кому я простила это предательство, простила тебя и всю жизнь корила себя, ведь «мы в ответе за тех, кого приручили». Сколько раз в жизни я пыталась спасти несчастных уличных кошек? Это нестерпимое желание помочь всем животным на свете и невозможность осуществления этого желания делала меня безумной.
Спасение началось еще в раннем детстве, когда я принесла домой огромного уличного кота. Я накормила его молоком и уложила спать на родительском диване. Спустя два часа, боясь разбудить его и моля одновременно, чтобы он быстрее проснулся сам, я стояла возле этого пушистого и большого комка шерсти с растерянным видом. Ведь мне нужно было уходить на занятия танцами, а оставить его дома одного я не могла. Это привело бы к конфликту с родителями, которые скоро должны были вернуться с работы. Но к моему удивлению кот как будто услышал мои мольбы, открыл свои раскосые зеленые глаза, сладко потянулся, широко зевая своим красным ртом с острыми белыми клыками и сам поплелся к двери, даже не оглянувшись на меня – того человека, который хотел его спасти. Это так похоже на нашу жизнь, в которой мы часто принимаем помощь других как само собой разумеющееся. Не знаю, спасением ли было то, что я подбирала неоднократно уличных кошек и в итоге оставляла их другим людям. В детстве я всегда мечтала, что когда стану взрослой, то обязательно открою питомник для животных и все, абсолютно все бездомные кошки и собаки будут жить в тепле и сытости. Одного я не понимала, что питомник – это тоже клетка. Это несвобода. Это тюрьма. Что бы выбрала кошка, умей она говорить, не узнает никто. Хотя кошки тоже бывают разные, как и люди. Кто-то жаждет жить в золотой клетке, а кому-то мало и целого мира.
Глава 7
Ревность – та стрела, которая бьет в сердце и ломает душу. Она стала ядом, который травил мое тело медленно, но верно. Я не могла выйти в магазин, чтобы потом не увидеть твое недовольство. Ты контролировал все: от социальных сетей до телефонных звонков. Ты знал, о чем я говорю и с кем. Твои галлюцинации, что ко мне прикасается другой, где бы мы ни находились, становились твоим ужасом и моим кошмаром. Ты убивал себя изнутри и душил меня своим вниманием и любовью, в которой я стала тонуть, тщетно пытаясь нащупать ногами дно. Как у утопленников перед смертью появляется паника, и они начинают барахтаться, что есть мочи, увлекая в пучину за собой спасателей, так и я стала бояться тебя, твоего эгоизма, твою жажду обладать всем: моим телом, душой, мыслями. Я перестала принадлежать себе, ты подчинил меня, чтобы уничтожить, уничтожить мою личность, которая только начала свое становление. Тебя раздражала моя работа, мое желание выйти за рамки, установленные тобой. Я хотела развиваться, писать, читать, но тебе было мало, всегда было мало меня. Ты ревновал даже к книгам. Это становилось невыносимо. Я стала отдаляться, потому что тебя стало слишком много в моей жизни, но при этом ты не перестал быть для меня всем. Пока ты топил свой страх в вине, я погружалась в работу с головой, чтобы не видеть, во что ты превращаешь нашу жизнь. Насколько ты привил мне любовь к журналистике, настолько же ты желал избавить меня от всего, что могло забрать меня у тебя. Любая поездка на интервью заканчивалась скандалом и недовольством. Постепенно в нашу жизнь вошли ссоры. Их становилось все больше, они как крысы заполняли трюм корабля перед тем, как покинуть его в смертельную бурю.
А помнишь, как я познакомилась с иностранцем и скрыла это от тебя? А ты узнал. И был вне себя от злости и ревности. А ведь я даже с ним не флиртовала. Я была слишком молода, и мне хотелось нравиться мужчинам, и я нравилась и дальше этого никогда ничего не шло. Мы просто болтали как два друга сидя на скамейке в тени каштанов. И я совсем не подозревала, что он имеет какие-то другие черные, пошлые мысли, кроме как просто побеседовать на совершенно безобидные темы. Наивность – то, что сопровождает юность или глупость.
Я не думала о том, что сделаю тебе больно, скрыв это маленькое приключение от тебя, и тем самым дам подозревать себя во лжи, в предательстве, в плохом умысле, в измене. Я просто хотела оградить наши отношения от недопонимания, которое непременно возникло бы. Я не учла одного: ты все равно все узнал, и стало только хуже. Ты жутко кричал, хватал меня за руки, пытаясь остановить. Потом мы вышли на улицу и, предугадывая, что я хочу уйти, ты крепко держал меня за руку, причиняя физическую боль. Мне стало по-настоящему страшно. Я никогда не знала тебя таким. «Нужно во чтобы то ни стало убежать» – подумала я и расслабила руку, давая понять, что я спокойна, тем самым пытаясь усыпить твою бдительность. Ты пошел в магазин за пивом, а я осталась стоять на улице. Когда дверь магазина за тобой закрылась, я опрометью бросилась бежать в подземный переход, в висках стучало с такой силой, что я не слышала своего громкого дыхания от быстрого бега. Я мчалась так, словно за мной гонится убийца. Перебежав дорогу я села в первый попавшийся троллейбус, и поехала куда глаза глядят. Быстро набрала номер телефона единственной подруги, и рассказала о случившемся. Она сказала, чтобы я ехала к ней домой переночевать. И я поехала. Ты чуть не сошел с ума от страха. Об этом я узнала на следующий день. Ты звонил 25 раз за ночь. Я отключила телефон, чтобы не слышать, как ты трезвонишь без остановки. Чего только я не пережила за ту страшную ночь без тебя. Я смирилась, что мы расстанемся, жуткий страх закрался в мое сердце. Ведь кроме тебя у меня никого не было в городе. Как жить дальше. Где жить? Как жить без тебя? Сон так и не пришел ко мне. Я слышала, как бьется мое сердце, казалось, что оно бьется так громко, что его стук слышат все в комнате, где я ночевала. Эта ночь украла у меня несколько лет моей жизни. Утром по дороге на работу я взяла трубку и услышала твой голос. От прежнего тебя накануне не осталось и следа. Ты снова превратился из тигра в маленького беззащитного котенка, который также нуждался в тепле и заботе. Страх, который ты так же пережил этой ночью, выдавал твой дрожащий голос.
Я согласилась встретиться в кафе. Твой взгляд был красноречивее любых слов. Я не забуду его никогда. Пронзительный и жалкий, как у побитого щенка, который, несмотря на все несправедливые побои своего хозяина, любит его и просит простить его за что-то, что явилось причиной ярости хозяина. И пусть он не знает за что, но это и неважно. Он просто преданно любит, так, как может любить только собака. А если хозяин побил его, значит, так нужно было, но это не умаляет его любовь ни на грамм. Ужасное чувство я пережила. Я смотрела на тебя, и мне было тебя жалко. Я забыла все слова, что ты говорил мне накануне, я забыла причину твоего гнева. Остались только эти глаза, смотрящие вглубь сердца, режущие до боли, и эти руки, горячие, дрожащие и крепко сжимающие в своих руках мои холодные пальцы, такие же холодные, как мой взгляд, острый как лед, режущий как нож, проникающий в самую душу своим прохладным дыханием остывающей любви.
Да, я была легкомысленна, я признаю это сейчас, но не тогда. Ты видел и знал меня, но ты был завоевателем. Тебе льстило, что твоя женщина нравится другим, это придавало остроту нашей любви. Ведь я принадлежала тебя. Но принадлежала ли? Ты так думал тогда.
И если бы не твоя бесконечная слежка за мной, моим телефоном, ты так и не узнал бы, а главное, не стал бы сомневаться в моей любви к тебе, и я бы ни за что на свете не променяла бы нашу любовь на этого престарелого итальянца с ужасным ломаным английским. Таких знакомств у меня было еще много. Ты это знал, и теперь старался мириться. Твои звонки стали навязчивыми до невозможности. Когда я уезжала на сессию в другой город, я не могла даже сходить спокойно в туалет, чтобы не услышать этот уже ненавистно дребезжащий телефон. Я с раздражением брала трубку, зная, что это снова звонишь ты, успокаивала тебя, рассказывала в подробностях, чем я занята, чтобы развеять твои опасения. Но твоя ревность доводила тебя до исступления. Однажды ты сорвался и приехал ко мне, потому что твой мозг утонул в океане ревности, которая затопила все твое сознательное и бессознательное и не давала тебе спокойно прожить без меня и двух недель. Но потом были упоительно-счастливые дни на съемной квартире в том городе, где я сдавала сессию, исступленно-страстные ночи, бесконечно надоевшие рестораны и ты – такой любимый и родной со своей больной любовью.
Ты ревновал меня к моему прошлому, как будто ты жил в нем и был его неотъемлемой частью. В моем прошлом я изменяла тебе с другими мужчинами, с тем, от кого ушла к тебе, с тем, кто был у меня до него. Ты презирал их всех за то, что они касались меня, за то, что им я дарила свою улыбку и свой взгляд, а тебя не было рядом, ты был с другой, а она тебя раздражала, ее запах, ее ласки, любовь к тебе.
А помнишь, ты прислал мне любовное письмо, которое писала тебе та – другая. Она назвала тебя «Падший ангел». Да, это был ты. Теперь я понимаю ее – ту девушку, что писала тебе это письмо.
Действительно ли со мной ты стал другим или я заблуждалась? Может ли любовь быть сильнее характера? Да. Ей неподвластна только смерть. Все остальное в ее руках. Она крепко держала тебя в своих объятиях, не желая выпускать ни на секунду, не давая передышки даже ночью, во сне. Меня же она коснулась только своим дыханием, но обожгла сильнее огня.
Зачем ты прислал мне это письмо? Хотел ли ты тем самым вызвать во мне приступ ревности или показать, как ты был любим? Не знаю, но чувство ревности было чуждо мне тогда, потому что твоя любовь ко мне затмила все недоверие. Ты отдался весь без остатка. Ты показал мне больное место и дал возможность бить туда, ты стал жертвой, ты хотел быть жертвой, как та женщина, приславшая тебе письмо, в котором признавала тебя всесильным, но не над вселенной, а над собой. А я не хотела тобой пользоваться и бить тебя, но ты раз за разом подставлял то место, приказывая: «Бей!» и в душе плача от боли и жалея себя. И мне было жаль. Жалость – вообще ужасное чувство, оно унижает того, кто просит ее и хочется плакать еще больше, ведь тебя унизили. Мне было тебя жаль, но еще больше я тебя любила, возможно эта любовь проявлялась совсем не так, как того хотелось тебе, как вообще она могла проявляться. Любовь нельзя измерить ни словами, ни даже поступками. Можно дарить цветы и подарки, а потом предать человека в самый ответственный и сложный для него момент жизни, а можно просто идти с человеком за руку и быть поддержкой и опорой без фейерверков и салютов, скучно, но уверенно и до конца. Я не стала тебе поддержкой и опорой, «Я предала тебя» – так решил ты тогда, так думаешь и сейчас.
Глава 8
Ты часто рисковал жизнью. Помнишь? Еще до меня. Ты прыгал с парашютом, получал свою дозу адреналина, необходимую тебе и прыгал снова. Я не знаю, сколько раз ты совершал это безумие, зато знаю, скольких друзей ты потерял в этом виде спорта. Их было четверо. Твой друг разбился, когда совершал свой очередной прыжок. Запутался в стропах, распутать не получилось. Потом второй друг покинул этот мир. Третий. И даже та белокурая девушка, в которую ты был чуть-чуть влюблен. Их всех не стало. Не стало глупо и безрассудно. «А разве бывают «умные смерти»?» – сказал ты. Потерять близкого человека – всегда больно. Больно потому, что ты не сможешь больше с ним поговорить, увидеть, почувствовать его рядом, страшно от того, что начинаешь чувствовать зыбкость жизни. Тебе было больно и страшно, но ты продолжал прыгать, будучи уверенным, что смерть не коснется тебя своим крылом. Мы всегда думаем, что будем жить вечно. Еще одна ошибка юности. Твои друзья тоже так думали, но их уже давно нет, а ты живой. И ты бросил свое хобби, а я была рада. Потому что боялась, боялась, что продолжишь прыгать, боялась, что смерть заберет тебя у меня, боялась и мечтала сама прыгнуть с парашютом, но ты не дал, а я так и не стала пробовать, никогда…
Чего ты искал: адреналина, эмоций, которых не хватало в жизни или просто прыгал, чтобы убить время? Ты говорил: «Прыгать страшно, страшно всегда, но от этого и кайф». Я могу сравнить это разве что с бешеной ездой на автомобиле ночью, когда дороги пусты, но за поворотом может оказаться то, что изменит твою жизнь навсегда, а возможно прервет ее безумный ход. В доли секунды ты чувствуешь, как по телу разливается что-то тягуче-вязкое, мурашки покрывают тебя с ног до головы, и ты ощущаешь, словно кто-то влез внутрь тебя, и сползает по венам сверху вниз, и это жутко приятно, до дрожи в руках. Потом ты проезжаешь этот злосчастный поворот, а это «нечто» в твоем теле уже добралось до самого низа и «ушло в пятки». «Фух» – выдыхаешь ты. И сердце ухает от переполнявшей радости. Ты выжила, ничего не произошло, еще один поворот пройден, но длится это всего несколько секунд, ведь впереди новый поворот и нужно в него проскочить и ни на что не наскочить и не вылететь за мнимую ограду, которая, по сути, стоит здесь для безопасности, не обеспечивая ее абсолютно. Все это похоже на нашу жизнь. Главное – не вылететь в кювет. Тише едешь – дальше будешь. Кто-то придерживается этого правила и спокойно доживает до старости, спокойной, размеренной жизнью. А кто-то не мыслит жизнь без взлетов и падений. Упасть сильнее, да побольнее, а потом взлететь так, чтобы перехватило дыхание и легкие разорвались от переполнившего экстаза.