Read the book: «Попаданку приглашали? 1983 год. Гостиница «Октябрьская»»

ПРОЛОГ

Моё место было в третьем ряду под номером восемнадцать. Большой театр, Малая сцена, зрительный зал в зелёных тонах, кресла цвета хаки или болотного. Не очень театральное сочетание, больше военное, прошу прощения, но мы давно привыкли. Красивый потолок выполнен по эскизам Леона Бакста. Осмыслял творчество Бакста Зураб Константинович Церетели, известный грузинско-российский художник-монументалист. Малую сцену строили в Лужковские времена, а мэр столицы и Зураб Константинович тогда крепко дружили.

Я пришла на балет Гаврилина «Анюта». «Атмосферный и настроенческий балет», как окрестили его критики, сияющий своим неповторимым и особенным светом в репертуаре театра. Им виднее. На самом деле, вальс из этого балета очень часто звучит по телевизору и на разных площадках, многие даже не подозревают, когда и для чего он был написан первоначально. Современных композиторов мало кто знает, особенно в лицо. В этом смысле больше всех повезло Александре Николаевна Пахмутовой. Её песенное наследие останется надолго непревзойдённым в нашей противоречивой культуре. Обстановка настраивала меня на такого рода размышления, и я не сопротивлялась.

Первое действие закончилось. Героиня, когда-то на премьере её танцевала гениальная Екатерина Максимова, рассталась со своей любовью, бедным студентом, ради брака по расчёту. Либретто к балету написано по произведениям Антона Павловича Чехова. Мне кажется, ему такое никогда бы не пришло в голову. Хотя Шекспир тоже не думал и не гадал, в каких интерпретациях и вИдениях предстанут его пьесы. Лет двадцать назад я читала про постановку «Макбета», которую разыгрывали пластмассовые ниндзя высотой два с половиной сантиметра на сцене, величиной с чемодан. «Битлз», была такая известная британская рок-группа из Ливерпуля, основанная в 1960 году, так вот они любили «Сон в летнюю ночь», пели и играли кто кого хотел, Лунный свет, например.

Зажёгся свет, я встала и начала пробираться к проходу. Некоторые зрители в моём ряду оставались сидеть, а я вот люблю подвигаться в антракте. Совсем уже справившись, почти перед самым проходом я упёрлась в мужские коленки, обладатель которых не хотел вставать. Нет! Олег собственной персоной.

– Дай мне досмотреть спектакль, ну, пожалуйста! – взмолилась я, предвидя очередное путешествие.

– Ты хотя бы поздоровайся, Исидора, дорогая! Мы так давно не виделись, почти три месяца, – воскликнул Олег, разводя руками. Пойдём прогуляемся по фойе, полюбуемся на люстры и выпьем кофейку, – у него было прекрасное настроение.

– Я не знаю, о чём сейчас пойдёт речь, и что ты мне приготовил в этот раз, но давно хочу спросить…

– Ох, только не надо заходить в своих раздумьях слишком далеко, – он тут же меня перебил, – учти, на многие вопросы, которые ты приготовила, у меня ответов нет.

Мы подошли к буфету.

– Чем тебя угостить, дорогая?

– Шоколадное пирожное и чашечку кофе, – там, собственно, и нечего было брать, не жульен же.

Мы нашли свободное местечко у высокого столика, садиться мне никак не хотелось.

– Если у нас есть такие огромные возможности, – продолжила я начатое, – двигать события, спасать людей, не давать им умереть, может быть… – я замялась как-то, не зная, как сформулировать запрос.

– Ты хочешь предотвратить аварию на Чернобыльской АЭС или спасти принцессу Диану? – сказал и откусил от эклера Олег.

– Я бы хотела принести людям… облегчить им жизнь, но не «вот вам счастье – пользуйтесь», этого они не оценят, и им всегда будет мало, а у соседа будет больше, – я не готовилась к подобному откровению, всё происходило спонтанно, и не знаю, что тогда на меня нашло, – я хотела бы дать им больше информации и возможностей устраивать свою жизнь.

– Ты хочешь дать им больше денег?

Он сделал круглые глаза, как будто не понимал, о чём я. Разговоры, уводящие в социальную плоскость, люди в наше время не очень жалуют – устали надолго вперёд.

– И это тоже, но не в пункте выдачи, а за труд, за творчество, я хочу больше справедливости.

Олег посмотрел на меня с сожалением, разве что не повертел пальцем у виска.

– Старо, как мир. Ценю. Мы этим не занимаемся, дорогая, – и вздохнул.

– Мы?

– Ты и я, если хочешь. Поверь, ты приносишь пользу, но всё соизмеримо с масштабом личности, если так тебе понятнее.

– Моей личности? Или обоих? То есть мы тянем на столько. Понятно. А есть перспектива?

– Посмотрим. Пока я её не вижу или просто о ней не знаю.

– Узнай, пожалуйста, – сказала я бессмыслицу.

Подумала только, что я понятия не имею, кто такой Олег.

Прозвенел звонок. Надо было идти в зал. О, чудо! Мой таинственный собеседник и посланник мистических миров дал мне досмотреть балет. Я чуть ли не испытывала к нему благодарность за такой благородный жест. Но вот занавес закрылся, и я ему махнула рукой со своего места. Он ответил.

Выйдя из театра, мы взяли такси и доехали до одного небольшого японского ресторанчика на набережной Москвы.

– Даже уж и не знаю, есть мне или нет перед дорогой, – пошутила я.

– Тут всегда тунец прекрасный, особенно белый. Его в Москве не везде подают, – Олег был голоден, и как всякий мужик, сначала думал о том, чтобы этот голод утолить и желательно побыстрее и повкуснее.

– Хорошо, давай сашими из белого тунца, – согласилась я, – последний раз я ела его в Нью-Йорке и очень давно.

– Опять 1983 год, дорогая, – сказал он свои многозначительные слова, запив холодным Шардоне.

– Где?

– Тут. Гостиница «Октябрьская» только-только открыла свои двери.

– Суть вопроса?

– Что-то связано с Афганистаном, разберёшься.

Про Майкла я, естественно, спрашивать не стала, откуда ему знать, что там будет в этих порталах. Мне не хотелось переоценивать Олега.

– Кто выйдет на связь, я сейчас не могу тебе сказать, – поймал мои мысли Олег, – может быть, Майкл, но я не уверен. Может быть Ольга Усова. Запомни на всякий случай, пароль «золото», – он произнес его тише обычного.

– Опять связано с ювелиркой?

– Какая тебе разница, дорогая! Я тут вообще ни при чём.

– Ты сказал пароль?

– Да, маленькая формальность, много разных сущностей вокруг. Мы не одни во вселенной. Ответ Амударья.

Я испуганно на него посмотрела.

– Не дрейфь, солдат! Всё будет хорошо, – и поднял бокал.

Я тоже подняла бокал…

Глава 1, Букет гвоздик

– Ещё вина? – вежливо и тихо поинтересовался молодой официант в белой рубашке и чёрных брюках, держа одну руку за спиной.

Я улыбнулась и отрицательно мотнула головой. Он тут же отошёл.

В огромном полу пустом зале ресторана столики стояли довольно далеко от друг друга, так что если разговаривать спокойным тоном, то за соседним столиком тебя уже не услышат, разве что звон бокалов или стук приборов о тарелки.

Все мужчины сидели и вкушали в костюмах с галстуками и в белых рубашках, женщин я почти не видела. Была одна какая-то дама в восточной одежде, но сидела далековато, и я даже не разобрала, из какой примерно она страны. На первый взгляд, из Индии. Я обратила внимание на её лицо, необычной восточной красоты. У нас необычной. Как там в миллиардной Индии с такими лицами, не могу знать.

Побывав в «Октябрьской» в той жизни ещё студенткой, в основном векторе, я вернулась после первого рабочего дня домой на «Чайке». Очень комфортно. Бабушки во дворе смолкли и замерли. Есть версия, что индейцы не видели корабли Колумба, так как у них в голове не было готового образа и мышление не давало ответ. Но корабли виднелись на горизонте, а «Чайка» встала перед подъездом в пяти метрах от лавочек. Я услышала слово «проститутка», правда, не очень громко, – осторожно.

Водитель вышел и открыл мне дверь. Я уже не смущалась, как в первый раз. Мне такое полагалось. Я закончила четвёртый курс в ИСАА, и меня послали на языковую практику в качестве переводчицы с арабского к гостям ЦК КПСС. Не официальной переводчицы, а бытовой, сопровождающей гостей, которые находились в нашей стране на отдыхе.

– Пап, там всё сверкает, отделано мрамором, почти как в метро, но лучше, конечно. В ресторанах денег не берут – ешь, сколько хочешь.

– Это всё, что тебя впечатлило? – хмыкнул отец.

– Нет, я просто не знаю, с чего начать говорить. Я же не могу одновременно о том и о сём. Всё огромное и полу пустое, везде охрана.

Потом, когда удивление и изумление того, закрытого для остальных мира, стало более-менее привычным, я уже так не захлёбывалась в эмоциях и рассказывала спокойно, но только родителям. В принципе, сейчас, каких только закрытых и действительно роскошных мест и отелей нет, и не только в Москве, но тогда мы были советские люди, воспитанные на равных правах и возможностях, с чувством собственного достоинства, где человек ценился за то, что умеет в профессии, за порядочность и честность. Даже расписок с друг друга никто не брал за одолженные деньги. Закрытость таких роскошных мест, море разливанное всего на свете, не воспринимались, как само собой разумеющееся, а вызывало недоумение и порицание. То есть подозревали, что власть есть власть, в очередях за телевизорами не стоит, но такого разительного контраста, как я увидела, мало кто мог ожидать. Думали, что «там» скромнее. Хотя восьмидесятые уже дали трещину, и перемены, в том числе и в сознании, уже были на пороге.

Объект гостиница «Октябрьская» по улице Димитрова, 24 открылся в апреле 1983 года, за три месяца до тех событий, когда я попала в портал и села в ресторане второго этажа. В СССР в каждом крупном городе была гостиница с таким названием, но на этой никаких опознавательных знаков не висело. Название передавалось по слуху. Территория была огорожена высоким железным забором, и на входе стояли пропускные будки рядом с раздвижными воротами.

Мы ещё студентами знали, что «Октябрьская» предназначена для приёма и размещения зарубежных гостей, которых приглашал ЦК КПСС. Там проводились многочисленные переговоры, встречи, конференции, ковалась международная политическая стратегия. Круче места для советской элиты тогда не было.

Ещё её считали передовым фронтом международного коммунистического движения. Гости часто регистрировались по партийным кличкам, так как многие находились в своих странах, больших и маленьких, на нелегальном положении. Иногда они попадали в «цитадель» вообще без багажа и личных вещей, скрываясь от преследования их полиции или даже контрреволюционного переворота. То ещё местечко. Сидя в ресторане, можно было запросто оказаться рядом с будущим президентом, о чём он и сам ещё не знал, скорее всего. Дело такое – как получится.

В том векторе я приехала сначала на Старую площадь, встретилась с референтом, имя которого мне дали в институте, а он уже мне выписал пропуск и сам привёз на Димитрова. А так, свободно туда могли входить только члены и кандидаты в члены ЦК КПСС, секретари компартий союзных республик, ну, может, ещё какие руководители , не суть, это был бастион. Тогда я проходила по линии международного отдела ЦК.

Как я сейчас проходила, я ещё не поняла. Допила бокал и открыла сумочку, стоявшую на соседнем кресле за моим столиком. Сумочка показалась моей, так как больше за столиком никого не было, и приборов для второго человека тоже не стояло.

Для того времени сумка оказалась невероятно крутая – тёмно-коричневая мягкая кожа, с металлическим замочком посередине, с приподнятыми боками и на длинной ручке через плечо. Посмотрела бренд: Gucci Jackie. Стилист в этот раз перестарался малость. У советской девчонки не могло быть таких сумок, но я ждала, кем мне надо было быть, поэтому не паниковала. Так: паспорт мой на моё настоящее имя, как обычно – Исидора Дункан, пропуск такой же, как и тогда – картонный листок, чуть меньше, чем паспорт, с фотографией, в кошельке четыреста рублей, это очень большие деньги по тем временам, никакой валюты, ясный пень, косметичка, в которой я увидела круглую плоскую пудреницу и помаду, блокнот, шариковую ручку и очешник с солнцезащитными очками. В записной книжке на третьей странице я увидела номер телефона. Просто номер без никаких префиксов и никаких пометок, кому он принадлежал.

Подошла полноватая белокурая официантка или просто служащая, в руках держала букет цветов. На острых ногтях поблёскивал розовый перламутровый лак.

– Ваш номер 413, рада вас видеть, Исидора. Я Оля. Я работаю у вас на этаже, у меня рабочий столик в центре коридора. Вот ваш ключ, – когда она говорила, она держала руку у рта и пальцем немного трогала нос, чтобы закрыть рот во время разговора.

Я молча кивнула.

– Букет прислал какой-то незнакомый мужчина. Просил вам передать, – эти слова она произнесла без руки у носа. Приколистка.

Я опять кивнула.

– Есть одно слово, которое я хотела бы от вас услышать, – на всякий случай напомнила я ей про пароль. Олег же сказал.

Но Оля уже ушла. Что за дела? Я продолжала сидеть, ничего не трогая. Потом я увидела, что она опять шла в мою сторону и опять с букетом.

– Вы опять с цветами? – спросила я.

– Это была не я. Золото.

– Амударья, – шепнула я, – а кто это был?

– Она больше не появится, мы решили проблему. Вот ваш ключ, номер 413, тот, который у вас, я заберу. Он совсем от другой комнаты. Возьмите второй букет. Никому не надо ничего объяснять.

– Я и не собираюсь. Вы на этаже? За столиком в центре?

– Да, разберёмся. Мой телефон у вас в блокноте, но это на крайний случай. Рада познакомиться.

Вторая, настоящая, вроде, Ольга пошла куда-то в даль огромного отеля. У неё была походка уточки – вперевалочку. Задница толстовата, что для таких мест персоналу не свойственно. Выходило, Олег не зря меня предупредил про разные сущности.

Я посидела ещё минут пятнадцать и направилась к лифтам, прихватив оба букета затрапезных розовых гвоздик в хрустящей обёртке. Платить ни за что в ресторанах заведения было не принято, это я помнила. Только внизу в баре, кажется. Как они вообще отчитывались, что кто сколько съел, когда всё было бесплатным, непонятная арифметика.

Я, кстати, один раз, ради интереса, в том векторе ещё, попробовала у них медвежатины. Не понравилось. В советских ресторанах выезжали только на качестве продуктов, а изысками кухни особо не отличались – буржуазно, да и не умели особо, думаю, если в масштабе страны. Это сейчас в одной только Москве есть все мировые кухни, звёзды Мишлена и разные крутые изыски и дизайн подачи. Конечно, это из разряда «хорошо», но только далеко не для всех, то есть совсем не для всех.

Я люблю, когда красивая жизнь доступна большинству, пусть даже не совсем красивая, но достойная и со вкусом. Это мои личные предпочтения. Много денег и власти разрушают личность напрочь, а главное, с утра до ночи богатый и властный чел только и думает, как всё это сохранить, убрать конкурентов любым способом и преумножить то, что есть. Десять домов, яхты, самолёты, челядь, элитные клубы, место за тем самым круглым столом, где решаются судьбы миллионов, трансгуманизм. Да, понесло в общественно-политические дебри, пардон, как говорится. Место обязывает: в театре об искусстве, в церкви о душе, в «Октябрьской» о круглом столе.