6
Испытывал ли ты чувство погружения в глубину настоящего себя? Меж частичек плоти, меж рёбер, вдоль внутренней системы органов, огибая кровяные сосуды, как змея огибает шею бедной крысы. Погружение в свою центральную нервную систему. Как часто это преследует тебя? Бывало ли, что улыбка вызвана лишь работой 53 мышц мёртвого лица? Бывало, что картинки в миг теряли красочность. Бывало и, что чернота забирала у тебя последнее. И трель деревьев больше не воспринимается кроме как должное. Свет имеет тусклость. Не тревожит тело, что бьётся в агонии. Цикл, непременно, имеет эффект крещендо. Как эскалация конфликта. И в момент возникает ощущение, что ты сошёл с ума. И ты понимаешь это, и потакаешь этому. Теперь ты сам вводишь себя в кому.
Сэма одолел жар ни сколько никотина в крови, сколько слова этой Девушки. Сердце забилось в таком ритме, что он ощущал пульсирование вен по всему телу. Силы, казалось, были на исходе. Запястья набухли красным от крови, словно стигматы, ему в ладони кровоточили ручьи пота. Стоял он минуту, час.. потерял счёт со временем.
Девушка искренне надеялась, что виски вскоре лопнут и она грузом упадёт на землю не в силах совладать с собой. Она представляла, как острие стали проходит сквозь её шею, лишая её стыда, презрения и бесчестья. Представляла, как дуло пистолета низвергает последствия выстрела возле её бездыханного трупа.
Момент накалялся с каждой секундой. Сэм сел на траву, сложив колени рядом, а пятки врозь, приняв позу застенчивой девчонки в юбке. Он упал спиной в язву чертополоха, но это его сейчас совсем не тревожило. Дрожащие руки никак не могли найти своё место. Он достал ещё одну сигарету, жадно делал одну глубокую тягу за другой. Потные от волнения пальцы оставались на фильтре мокрыми пятнами, каждым касанием губ Сэм ощущал солёность всё более явно.
…Почему так произошло? Она не знает меня, мы никогда не были знакомы.. Спросить вслух он никак не решался, просто ждал.
Девушка прервала его молчание. Всё же ей стоило объяснить столько громкие слова. И начала она издалека, вскрывая свою боль как скальпель, оголяющий череп больному лоботомией…
7
– Пасмурным вечером стоял запах сырости. Погода предвещала только ухудшение на протяжении долгого времени, мне хотелось насытиться свежестью последних мгновений как можно дольше. Дождь полил буквально как из ведра. Я помню это как сейчас. Скоропостижно я направилась в сторону дома. Капюшон, спасающий от дождя, был настолько большой, что я не видела ничего, кроме своих мокрых до нитки ног.
– И что ты думаешь? Конечно, я нарвалась на удар в голову. Подняла глаза и уже спешила извиняться, но тут ты произнёс, Ты… ТЫ..произнёс: – Прости, милашка. Не сильно досталось?
– Ответила я что-то в роде – Нет, всё в порядке, и Ты прости… – Наши взгляды встретились. Ты улыбнулся детской наивной улыбкой. Глаза твои блестели, казалось, они излучают любовь и лишь для меня одной. Но позже я заметила, что ты даришь своё очарование каждой девушке, совсем не задумываясь об этом. Твоей улыбки хватило, чтобы я простила тебе всё, что ты сделал и не сделал. Придя домой, я никак не могла выкинуть из головы нашу внезапную встречу.
– Я хотела узнать о тебе хоть что-то, но доверять кому-либо свою тайну было недопустимо. Тогда я и повяла в постоянных раздумьях. Я представляла сотню тысяч раз нашу первую встречу, придумывала сотни тысяч развязок этого незначительного события. Ах..Запах..,твой нежный аромат, аромат Тебя, он остался на моих вещах. Я ласкала эту куртку, одушевляя её Тобой, сквозь дождь она сохранила частичку Тебя. И я сразу узнала этот аромат, с самого начала, с того момента, как ты осуществил мою мечту – был подле меня не во сне. Когда ты пришёл сюда.
Она взглянула Сэму в глаза. Она не ожидала увидеть в них восторг, не ожидала увидеть в них и понимание. Она просто захотела сделать себя счастливой хоть на момент.
Сэм держал в руке уже давно потухший окурок и просто смотрел на неё, не отводя глаз и моргая так редко, как это возможно. Он сидел неподвижно, словно от одного лишь движения зависит его жизнь. Он взглянул в её глаза, надеясь подарить ей хотя бы обман понимания. Впервые кто-то открывал ему такие глубокие признания.
Взамен на обман Сэма, Девушка лишь убедилась в своём наитии. Она безошибочно угадывала его. Сотни часов, проведённых за этими мыслями, оставили след на её памяти, теперь они всплывали как ледышки. Девушка продолжила:
– Я проходила мимо этого места сотни раз, в надежде ещё хоть раз, хоть единственный раз… – Девушка сдерживала себя. – Я пыталась предугадать место твоего нахождения, но это никогда мне не удавалось.
– Я встречала тебя случайно, совсем даже не надеясь увидеть. Что я ощущала в эти секунды? Я никак не смогу передать словами. Каждый раз ты озарял меня своей улыбкой, своей незабываемой улыбкой.
– В тот вечер ты сказал мне: «Привет» и не дожидаясь ответа, прошёл дальше. Я смотрела тебе в след, уже не думая о том, как это выглядит со стороны, уже вообще ни о чем не думая… Я говорила тебе, уходящему с каждый шагом от меня все дальше,».. Привет..» ещё три раза, пока совсем не потеряла надежду на хоть какое-нибудь Твоё внимание.
– При каждой такой нашей встречи я только в лишний раз убеждалась, что ты не узнаешь меня. Что каждый раз во мне ты видишь не ту самую, а новую, новую неизвестную девчонку. Что мысль, хотя бы мельком, вряд ли возникает в тебе обо мне. Это ломало меня. Нет, правда, это оскорбляло меня, но я не обижалась на тебя. В помине мыслей таких никогда не возникало. Я..просто…,просто хотела быть услышана тобой, быть хоть на миг увиденной тобой. Стоить хоть минуты твоего внимания.
– Я..я предполагала тебя, я привила себе любовь к вещам, казавшимися мне до этого отнюдь не моего естества, но напоминавшие, предполагавшие мне Тебя. Я хотела просто быть достойной тебя… – Она умолкла…
Сердце бешено билось у обоих. Обоим были интересны мысли, витающие меж строк невероятной истории. Девушке совсем не хотелось обременять его на какие-либо ответные слова, она продолжила:
– Любое слово о Тебе было на вес золота. Я как губка впитывала каждое слово окружающих Тебя людей. Сказать, что они также стали объектом моего пристального внимания, не сказать ни слова. Я перенимала их привычки, предполагая, что таким образом Ты заметишь меня. Эти люди стали мне ближе, чем мои собственные друзья, хоть они совсем и не догадывались об этом.
– Потом Ты пропал, я совсем не видела ни Тебя, ни Твоих друзей. Ты ушёл, так и не придя, и оставил километры пустоты. – Не стоит говорить, какой период я тогда пережила, не стоит говорить ни слова… – Думала Девушка про себя.. – Я узнала, что Ты уезжал только после того, как Ты снова появился в родным краях. Не веришь, но я благодарила Всевышнего. Я ощущала себя самой счастливой…
Девушка не заметила, как снова предалась подробностям. Ей было так неудобно за все эти слова. Ей так не хотелось заставлять Его слушать всё это и, одновременно с этим, ей так хотелось раскрыть Ему каждую минуту своей жизни, каждую секунду своей жизни, проведённую в ожидании этой минуты славы. Девушка покрепче обняла куртку Сэма, хранящую всё тот же аромат, что и тогда..
– Ты спросил меня – взгляд её снова обратился к нему – Почему я хотела встретиться с тобой.. – Девушка уже и сама не могла ответить на этот вопрос, казалось, ей больше нечего было сказать, хоть и мысли все еще бороздили по просторам неосвещённых воспоминаний. Казалось, что говорить что-либо ещё она уже не могла, что она исчерпала своё золотое время.
Голос её выкрикивал последствия отравления, лицевые мышцы бились в спазмах, озноб совсем не давал покоя. Трёхпроцентный промедол уменьшит боль. Распознать легко – белый колпачок шприц-тюбика. Белый – всегда обезболивает. Белый цвет её рубашки обезболивает лучше.
Девушка ущипнула себя, дабы убедиться в реальности происходящего. Девушка уже не совсем понимала, что делает и говорит. Опьянение, казалось, было на крайней стадии.
Сэм внимал каждое слово, будто заслушивает чтение книги Экклесиаста. Каждое слово, исходящее из её прекрасных губ, производило на него внушительное влияние. Он представил всё до мелочей рассказа. И вникал так глубоко, будто сам прожил описываемую жизнь, будто ощутил эффект так называемого «дежа вю». Она продолжила, не давая ему шанса сказать хоть слово.
8
Тихие разряды молний на горизонте сопровождали монолог. Вдали виднелись вертикальные полосы, – приближение некоторых осадков. Зеркало нутра. Мёртвые ветки деревьев накренились под дуновением ветра. Лучше сломаться.
– Только раз я должна была всё высказать тебе, потом я опять скроюсь во мраке и буду молчать, как молчала всегда. Не бойся, я больше не стану докучать тебе. Я не упрекаю тебя, я не хочу вселить драму в твоё, озарённое безмятежным счастьем, лицо. Только раз я должна была освободиться, как чёрные реки освобождаются от скованности толщь льдов. Только раз я должна была почувствовать себя по-настоящему свободной и счастливой…
Сэм попытался было сказать хоть слово, хоть одно слово, лишь бы дать ей понять, что он здесь и никуда не уйдёт, но Девушка говорила и говорила. Сэм уловил последние слова:
– …Прости, любимый, и прощай! – Девушка последний раз вдохнула родной её обонянию аромат, теперь он не казался ей загадочно манящим, теперь он не воспринимался ей так, как воспринимался всегда с того самого момента…
Неловким движением она сняла согревающую её вещь и положила подле него. Резким движением она поднялась и оступаясь с ноги на ногу от непривычки стоять, не прямолинейными шагами двинулась в глубь поля. Прочь.
Она хотела остаться одна, хотелось потеряться среди гущи зарослей, хотелось слиться с природой и стать невидимкой для всех. Абстрагироваться. Мысли невольно прокручивали произошедшее, как же ей было больно говорить эти слова. Боль бьёт огнём через край и обжигает её израненное нутро, ей хотелось только стать невидимкой…
Что делать? Бежать за ней и поговорить – а что говорить? Что он мог сказать ей? Что он мог сделать, чтобы не сделать только хуже? Он просто сидел, не решаясь дышать громче, чем ветер огибает его тело, не решаясь сказать ни единого слова, не решаясь нарушить тишину мгновения. Он смотрел ей вслед, как её ноги перебирают через заросли куда-то далеко от него, оставляя его наедине с самим собой.
Время. Стрелка уж давно перебила за полночь. Ноктюрн ночных обитателей, сопровождавших Их от и до, стал более слышим на фоне общей тишины. Сэм достал последнюю сигарету и, заперев себя в себе, погрузился в толщу неизбитых размышлений…
Анрелиз 2
1
Психологи наставляют: «Не бойтесь начинать что-то заново, не бойтесь пробовать что-то новое, потому что жизнь становится единообразной и скучной, когда вы остаётесь в пределах того, что уже знаете, умеете и практикуете». Жизнь становится тягостным ожиданием нового дня, бесконечным поглощением и нулевой отдачей. Если не считать пулемётной по ослабшему тельцу.
Твой ясный ум посещали эти мысли. Ты слышал это от своих друзей и знакомых. И ты согласен с этими словами, ты находишь в них смысл и даже какая-то часть тебя заложена в этом. Но всё дело в том, что ты являешься консерватором своих принципов, привычек и самого себя в целом.
Холодный ветер задувает в дряхлое деревянное окно, отчего создаётся впечатление, что Сэм находится на улице. Полная луна освещает вечер, её света вполне хватало, чтобы в комнате было достаточно света. Достаточно, чтобы видеть расположение предметов комнаты. Чтобы видеть сальные от потных спин стены, уже напоминающие стены какого-то завода по переработке вторсырья, где рабочие в периоды обедов оставляют память своего существования плевками и кругами жёлтой мочи. Голые стены. Чтобы видеть на этой же самой стене грязную картину. Грязный прямоугольник чёрного цвета. Подделка картины Пола Било. Гвозди на двух углах служат фиксатором проволоки для сушки вещей. Полотенце на этой проволоке хранит примерно столько же пыли, сколько и подоконники продуваемых окон.
Кровать с прогнувшимся по центру матрасом. Сэм садится на неё, чувствуя тотчас режущий запах пыли, скрежет на зубах и песок на пальцах. И ты боишься меняться, потому что боишься не понравится, потому что, на самом деле, не хочешь ничего нового. Потому что, на самом деле, всё старое не является таким уж и старым, потому что это старое, все таки, проносит какое-то счастье.
Свет из окна – единственный свет в комнате. Он сидит неподвижно, будто ожидая чьего-то визита. Но никто не придёт, и его непоколебимость связана лишь только с тем, что он готов. Всё решено и назад дороги нет. Сэм даже не знает, какое сейчас число. Ему это и не интересно.
Двухкратный звонок в дверь прерывает громкую тишину. Сэм не слышит его. Делает вид, что не слышит.
Звонок повторяется, Сэм чувствует настойчивость. Но он всё равно не слышит. Делает вид, что не слышит. Голос по ту сторону говорит:
– …Сэм, ты меня слышишь? Это я…
Он делает вид, что не слышит. Он всё равно не слышит. Голос повторяет:
– Я знаю, что ты меня слышишь, Сэм, я верю, что ты меня ещё слышишь…
Он слышит, он делает вид, что слышит.
– Пожалуйста, открой дверь, скажи мне, что ты меня слышишь.
Песок под ногтями сидит так глубоко, что кожа в этих местах, вперемешку с потом, ноет так сильно, что хочется отрубить себе пальцы.
Сэм не смотрит в глазок. Он просто стоит напротив рухляди. Напротив своей двери, если её ещё можно так назвать. В ноги дует почти свежий воздух из-под этой деревянной защиты от непрошенных гостей.
Белые ноги очень худые, но на фоне всего тела они не выглядят странно. Его руки – две вялые плети из кожи. Шейные позвонки как будто связаны в плотный пучок ссохшимися сухожилиями. Воспалённые. Ноющие и усталые. Плечи подвешены на хребте у основания черепа. Кожа вдавлена меж рёбер на спине, будто мышц нет и вовсе. Будто обтянули пищевой плёнкой рублёное мясо и создали внутри вакуум.
После очередного стука Сэм тихо открывает заслон двери и ждёт. Ждёт. Стук прекратился. Ветер дует сильнее с открывшейся дверью.