Read the book: «Нити Тьмы: Тарнодан»

Пролог

В небольшом распределительном зале, несмотря на сотню собравшихся в нём хранов, было как обычно тихо. Мерный голос, звучащий из расположенного по всему периметру стен экрана, наговаривал давно опостылевший текст. Приятный и бархатный на слух, он вкрадчиво вещал об уникальности и социальной значимости собравшихся, ценности приносимой ими жертвы на благо общества и прочем бреде, который должен был вдохновлять.

Кас привычно пропускал все его посылы мимо ушей. Впрочем, многие его сопартийцы говорили, что подобные речи и правда успокаивали. Одно дело – идти на смерть по привычке, и совсем иное – зная, что отдаёшь жизнь за других, возможно, своих близких и друзей. Кас же считал, что разницы для мёртвого нет никакой – он уже мёртв. Вряд ли те, кто умирал на его руках, истекая кровью, думали о великих целях и прочей ерунде – они просто хотели жить.

Вальяжно разместившись среди прочих на длинной скамье, Кас дожидался своей очереди распределения. Он никогда не садился по краям скамей: экран занимал лишь верхнюю часть стены, чуть выше среднего человеческого роста, а вот нижняя состояла из серебристых металлических пластин, подобно зеркалам, зрительно увеличивающих зал и количество в нём собравшихся.

Один из покойных товарищей Каса подмечал – вероятно, у стены был ещё один функционал: видя себя в отражении в строгой чёрной форме, вид которой мало менялся за всё существование Хампта, многие могли сопоставлять себя с героями, мелькавшими на экране выше, и верить, что сами смогут стать таковыми когда-нибудь. Так это или нет, знали лишь управленцы, но видеть своё изуродованное шрамами лицо Кас лишний раз не хотел, да и все эти псевдовдохновляющие потуги на него должного влияния никогда не оказывали.

Распределитель, представляющий собой плоский экран, висящий над выходом, периодически пощёлкивал, ознаменуя смену номера на нём. По имени храны обращались только друг к другу и между собой – для всех вышестоящих лиц они были лишь набором цифр и букв, винтиками и шестерёнками в громоздком механизме системы.

Зал опустел наполовину, прежде чем Кас увидел свой шифр на распределителе. В несколько широких шагов он оказался возле двери под распределителем, которая помедлила несколько секунд перед открытием – расположенные по её краям сенсоры сопоставляли биометрические данные с буквенно-цифровым шифром. Кас шагнул в коридор, и дверь бесшумно закрылась за его спиной.

Перед ним возникла голограмма невысокой худой женщины лет сорока, в такой же чёрной форме, как у дозорных. Её подёрнутые сединой волосы были собраны в строгий пучок, а лоб закрывала ровная чёлка. Она посмотрела на Каса немигающим тяжёлым взглядом карих глаз, улыбаясь привычной недружелюбной улыбкой, и негромко произнесла:

– КН2403 Чар, рада приветствовать тебя на службе. Не забудь своё снаряжение. Удачи в дозоре.

Кас молча кивнул, забирая шлем и хрантоны из открывшейся в стене ниши, и поспешил на выход. Проводы в дозор главой Хампта каждого храна было незыблемой традицией, соблюдаемой от самого его появления несколько сотен лет назад. С развитием технологий стали ограничиваться голограммой, чему Кас был очень рад – видеть во плоти Лайенирту, нынешнюю главу Хампта и всего Тарнодана, для любого жителя этого мира не предвещало ничего хорошего. Для храна, так и вовсе могло грозить серьёзными неприятностями.

Вечерний сумрак казался ещё гуще из-за горящих над плацом прожекторов, освещавших монохромную картину из гладких, высоких, бетонных, тёмно-серых стен, увенчанных ощетинившимися острыми зубцами, в основании переходящих в такой же ровный плац. Вместе они создавали гнетущее впечатление, что люди здесь – маленькие муравьи на дне бетонной коробки.

Кас хмыкнул: пришедшая в голову аллюзия дополнялась в своей точности ещё и тем, что за его спиной невероятной монументальной громадой высился «муравейник» – здание Хампта. Такое же тёмно-серое, пирамидальное, угловатое, от основания до самого верха не имеющее ни единого окна, за исключением кабинета управляющей.

Почему Хампт так когда-то назвали, доподлинно никто не знал, документы тогда если и существовали, то писались на бумаге и от руки, да и людям в те времена явно было не до таких нюансов, как обоснование названий.

Пытливые умы сходились лишь в двух аспектах в данном вопросе: Хампт – это аббревиатура и «х» в ней – от слова «хранитель» (что с течением времени переросло в более краткое – «хран»). Насчёт буквы «т» мнения уже разделялись: кто-то считал, что «т» – это Тенерис – название столицы, а кто-то, что «т» – это Тарнодан – название мира. Оба варианта имели право на существование, так как первый и главный Хампт располагался именно в столице, а его филиалы в каждом маломальском поселении Тарнодана. Насчёт «а», «м» и «п» теорий существовало множество, но официальной не было до сих пор, так как руководство это не волновало, а население предпочитало не упоминать наводящее страх учреждение даже в самых тихих разговорах на кухнях.

Безучастно скользнув взглядом по колонне одинаковых унартов, Кас увидел «свой» на сегодня – восемнадцатый, по номеру вверенного его команде сектора. Сунув руки в карманы френча, он неспешно направился к этому чуду техники.

Унарт представлял собой что-то среднее между миниатюрным локомотивом и машиной, а если быть точнее, являлся и тем, и другим одновременно: короткий, обтекаемый, чёрный «вагон» без внешнего разделения на кабину водителя и «кузов» для пассажиров, с двумя колесными парами, сейчас опирающиеся на рельсы. При необходимости, они сменялись обычными шипованными колёсами, выдвигающимся на смену железным, аналогично система работала и наоборот. Унарт также имел три окна-люка размером с кулак в ряд по борту с обеих сторон, и ещё три таких же по высоте, но гораздо длиннее – спереди, для обзора водителя.

Подойдя ближе к концу гудящей вереницы унартов, Кас распахнул люк в задней части того, на борту которого располагалась большая белая цифра «18». На него разом воззрилось четыре пары любопытных глаз: храны всегда интересовались чарами, ведь от последних часто зависела их жизнь, и знали плюсы и минусы каждого наперечёт. Они дружно поздоровались – три парня и девушка, по глазам которых отчётливо читалось, что сегодняшнему своему командиру они очень даже рады. Команда в сборе, и, сдержанно кивнув, здороваясь, Кас захлопнул люк и направился к кабине водителя.

Постучав костяшками пальцев в стекло обзорного окошка и убедившись, что белокурый парнишка за панелью управления его видит, чар показал пальцем вверх. Водитель кивнул, понимая его жест, а командир резким движением взобрался на унарт.

На крыше, по всей его длине, располагалась клетка в половину человеческого роста. Она была из толстых прутьев из металла аркантита, находившимися друг к другу настолько близко, что и руки не просунуть. Захлопнув за собой дверцу в клетку, Кас два раза стукнул по кабине водителя сверху ладонью, ознаменуя, что команда готова к дозору, а тот подал в ответ короткий сигнал – «принято».

Кинув бесполезный – а по его личному мнению – ещё и вредный – шлем в дальний угол клетки, Кас разместился в её центре. Скрестив ноги, он достал из карманов хрантоны – «значки» в ладонь размером, на которых красовался герб Хампта: белый ромб, углы которого были стилизованы под скрещенные мечи, а в центре располагалось плоское изображение главного здания, в отличие от оригинала тоже белого. Чёрной была только надпись по сторонам ромба, гласившая: «Хампт – это свобода. Хампт – это жизнь.»

Закрепив их на плечах, Кас в который раз отметил «забавность» красовавшегося девиза, когда сидишь в клетке и отправляешься на смерть. Каждый хран носил хрантоны там, где ему было удобно – регламента на этот счёт не существовало. Казавшиеся безобидными миниатюрные штуковины имели специфический функционал: любой такой «значок» являлся взрывным устройством «на самый крайний случай», оттого их выдавали только перед выходом в дозор и забирали по его окончании.

Впереди послышался стук колёс о рельсы – унарты начали выдвигаться в город. Когда восемнадцатый деловито выехал за высокие, ощетинившиеся острыми зубцами ворота, над городом разнёсся заунывный, раскатывающийся вой сирен, ознаменовывающий начало комендантского часа.

От окружающих домов раздался негромкий лязг закрывающих все окна металлических ставен. Разрозненные высотки обратились в безмолвных безжизненных истуканов. Стоило сирене смолкнуть, и лишь тусклый свет замурованных в кованные решетки фонарей и стук колёс унартов напоминали о том, что в этом городе ещё есть жизнь…

Колонна унартов постепенно редела. Каждый из них направлялся к своему сектору, по одному или сразу по нескольку разом поворачивая в нужную сторону. И вот уже восемнадцатый заметно ускорился – чем меньше впередиидущих, тем меньше нужно ждать перевода стрелок.

Светофоров или каких-то иных сигналов для унартов не существовало: в кабине водителя находилась система, передающая на панель управления разрешённые скорости и сигналы требования остановки при необходимости. В свою очередь, колёсные пары шунтировали рельсовые цепи, и диспетчера в центре управления могли корректировать движение, распределяя унарты в нужные направления. Передвигались они, питаясь от аккумуляторов, которые заряжались днём.

Водитель подал короткий сигнал, съезжая на отклонённый путь – они пересекли границу нужного сектора. Кас вздохнул и сосредоточился: и без того тёмный мир вокруг подёрнуло дымкой, в глазах чара окружение стало немногим светлее и пошло рябью, напоминавшей круги на воде. Все чувства резко обострились, где-то в глубине души стало щемиться чувство нарастающей тревоги, а по спине холодными мурашками пробежал страх, вне состояния перехода не посещавший Каса уже много лет.

Он стукнул по крыше кабины ещё раз, и унарт послушно остановился, в этот раз не подавая никаких сигналов. Лязгнув в гробовой тишине затвором на клетке, чар распахнул небольшую дверь и спрыгнул на тротуар, поморщившись от света фонаря –сейчас он раздражал, словно солнечный зайчик, пущенный в глаза.

Кас застегнул строгий ворот, закрывающий шею целиком и упирающийся в подбородок, и резким движением распахнул люк. Лишних команд не требовалось: увидев светящиеся мерным белым светом глаза чара, храны шустро застегнули свои вороты и натянули шлемы, тихо хлопнув узкими забралами. Командир отошёл в сторону, выпуская их, и закрыл люк, когда все выбрались наружу.

Постучав в обзорное окошко водителя, Кас показал ему тускло мигающий браслет на запястье. Тот кивнул, быстро застучав пальцами по приборной панели. Раздался тихий скрежет, ознаменовавший смену колёс, и унарт резво направился в сторону ближайшей высотки, где скрылся в гараже за металлическими гермоворотами.

Форма каждого дозорного Хампта была уникальной разработкой научного отдела. Она закрывала всё тело хранов и переходила в высокие, выше колена, сапоги на толстой подошве. Как это технологичное чудо работало – знали только его создатели, но благодаря своему снаряжению, дозорные были немногим сильнее и крепче обычных людей, а также могли без повреждений для ног или спины прыгать с высоты не более десятка метров и примерно настолько же в длину.

Помимо того, скрываемый черным форменным френчем, на спине крепился небольшой арсенал из аркантитовых ножей, клинков и мечей, закрепленных в специальных автоматических ножнах рукоятями вниз. Пару пистолетов, обычно совершенно бесполезных в дозоре, носили на поясе в кобуре, без разрешения ношения их в дневное время. Кас и вовсе никогда их не брал с собой, считая бестолковым утяжелением. Подвижность порой могла быть решающей в сохранении жизни, как своей, так и товарищей по команде.

Каждый из хранов достал свою «любимую» пару холодного оружия и, по очереди, они стали передавать их командиру для зачарования. Он касался руками рукоятей, и лезвие тускло загоралось мерным белым пламенем. Тускло – для нормального зрения, для самого чара оно пылало ослепительным огнём.

– Долго держится? – поинтересовался один из хранов, судя по надписи на нашивке после шифра – Рант.

– Часа три, может, четыре, – машинально ответил Кас, доставая из-за спины два обоюдоострых серпа и вальяжно зачаровывая их. Члены его сегодняшней команды с любопытством наблюдали за ним: Кас был единственным, кто пользовался столь необычным видом оружия.

– Ну ты, брат, силён, конечно, – восхитился Рант, а чар лишь тихо хмыкнул.

– Червоточина свежая? – вполголоса спросила Лия, непроизвольно озираясь.

– Понятия не имею, – также безэмоционально ответил командир и, прислушиваясь к ощущениям, уверенно добавил: – но из неё уже что-то выползло и, сдаётся мне, оно большое. Вероятнее всего, даже не одно.

Чар помрачнел и, ведомый своим чутьём, направился в сторону червоточины, волны от которой мелкой рябью беспокоили окружение и, осязаемо лишь ему одному, касались кожи.

Пытаясь разворотить герметичный мусорный бак первыми тремя парами членистых ног, огромный, в три унарта размером, оренкрат издавал омерзительные чавкающие звуки двумя рядами вертикальных, метровых, набитых острыми клыками пастей. Его гигантское тело, напоминавшее огромного опарыша, шло мелкой рябью от производимых передней частью потуг по открытию неподдающейся жестянки.

Кас отчётливо ощущал что-то ещё, но чувство опасности от мерзкого громилы перебивало всё напрочь, поэтому чар принял решение расправиться сначала с ним, а потом уже искать прочую «мелочь», просочившуюся через червоточину вслед за гигантом или даже на нём самом.

Командир жестом приказал хранам окружить нелюдь, а сам, держа один серп перед собой, чтобы сбить светом чудище с толку, направился к голове. Молниеносно среагировав на сильно раздражающий обитателей потустороннего Лиерархена яркий свет, оренкрат застучал рядами клыков. Отбросив переставший его интересовать бак, он полностью переключился на нечто более съестное и интересное, возникшее прямо перед ним.

Съестное оказалось ещё и опасным. Кас сделал несколько выпадов, пытаясь попасть в самое уязвимое место у твари, находящееся между клацающих пастей, но тщетно: несмотря на свою визуальную неуклюжесть, вёрткий червяк шустро уклонялся от светящейся угрозы. То, что серп опасен, оренкрат понял сразу – поначалу он попытался отбиться от него ногой и тут же её потерял. Низшие нелюди были гораздо умнее своих мелких тарноданских аналогов, обитающих под землёй, поэтому, даже никогда не видя до этого хранов, быстро соображали, что те очень «кусачая» добыча.

Краем глаза Кас заметил ещё множество движений вокруг. Взвились разрезающие тьму клинки его соратников, незабвенно крушащих ещё каких-то тварей, почти неразличимых во мраке.

– Да у нас с тобой дуэль, – зло ухмыльнулся чар, разводя руки с серпами в стороны, дразня монстра и ожидая его атаки.

Вопреки ожиданиям Каса, вместо того чтобы ринуться на оппонента в «лоб», оренкрат резким движением сразу нескольких ног ударил чара по рукам с такой силой, что серпы отлетели в стороны. У Каса в голове успела промелькнуть мысль, что не будь на нем специальной усиленной формы, тварь либо сломала бы ему обе руки, либо вовсе их оторвала, а так он отделался сильным ушибом, к которым давно привык.

Монстр тоже не ожидал от своего врага такой стойкости, но не растерялся и, ударив его массивной грудью, повалил на землю. Пригвоздив врага своей громоздкой тушей, он распахнул обе зловонные пасти, намереваясь обглодать двуногого с обеих сторон разом. Ему вполне бы это удалось, но монстра отвлёк громкий звук и резко ударившая в морду, казавшуюся безглазой, пулевая очередь. Оренкрат отвлекся от своей жертвы всего на пару мгновений, но их было достаточно, чтобы Кас смог успеть одним движением сорвать с плечей хрантоны и, бесцеремонно плюнув на каждый, запустить по одному в каждую из пастей.

Чар резко поднял руки, создавая и накрывая себя светящимся щитом. Содержимое внутренностей оренкрата было настолько токсичным, что, не сделай он этого, от него осталось бы лишь мокрое место в самом прямом смысле этого выражения. Тварь знатно разорвало от двух внутренних взрывов, и её содержимое дурно воняющей жёлтой жижей растеклось вокруг. Кас отвёл одну из рук в сторону, убирая щит, и смачно сплюнул кровью на землю.

– Командир, ты ранен? – обеспокоенно спросила Лия, стоя на достаточном расстоянии, чтобы не касаться зловонной жижи. – Тебе вызвать помощь?

– Нет, – хрипло откликнулся Кас, доставая из-за пазухи небольшую плоскую флягу. – Это просто откат.

Он тяжело поднялся и, отпив пару глотков из фляги, спрятал её обратно. Чар поднял выбитые из рук оренкратом серпы, которые сразу перестали светиться, как только выпали из рук, и убрал их за спину под френч. Ножны тихо щелкнули и, подтянув к себе оружие, обволокли его.

Учёные Хампта не зря ели свой хлеб – подобная конструкция ножен позволяла пользоваться оружием любой формы и вида, фиксируя его на спине и реагируя только на прикосновение руки владельца. Составляющее их подвижное вещество мгновенно раскрывалось при изъятии, и обволакивало лезвие, когда оружие возвращалось на место.

– Ты чего в оренкрата стрелял, дурень. Пулями же шкуру не пробьёшь, – устало обратилась к Ранту Лия.

– Отвлекал, – огрызнулся тот.

Нахмурившись и оценивающе окинув поле битвы взглядом, Кас перешагнул через груду тел серков – мелких тварей с кошку размером. Они походили на покрытых чешуёй церберов с четырьмя лысыми жгутоподобными хвостами, которые зверьки использовали для передвижения по негоризонтальным поверхностям.

– Спасибо, дружище, без тебя он меня сожрал бы, – хлопнув Ранта по плечу, поблагодарил Кас, на что хран самодовольно улыбнулся Лие.

– Всех перебили? – вполголоса поинтересовался стоящий рядом Харис, оглядываясь на всякий случай.

– Всех, – немного помедлив, прислушиваясь к своим ощущениям, ответил чар, – отдохните. Я прослежу за червоточиной.

Храны дружно кивнули, направившись к стоящим в ближайшем дворе скамьям. Убирать оружие они не стали – стоило хоть раз выпустить его из рук и свет чара гас, а без него против нелюдей оно было бесполезно.

Проводив команду взглядом, Кас подошёл к червоточине, внимательно осматривая её лоно, похожее на мутное матовое стекло. По противоположной стороне ползал серк, оставляя на «стекле» отпечатки мелких лап. Гравитация в Лиерархене работала наоборот, относительно Тарнодана, поэтому существо могло даже не подозревать, что под его лапами портал в другой мир.

Червоточина шустро «схлопывалась»: её края, слабо вибрируя, стремились к центру, словно натекая со всех сторон. Дождавшись, пока она и вовсе исчезнет, Кас направился к команде. Он вышел из состояния перехода и его глаза перестали светиться, а мир вокруг стал обычным и очень тусклым.

Чар достал из кармана одинаковые, металлические, гладкие кольца, связанные между собой тонкой, но крепкой, нитью и надел их на пальцы. Собрав все пальцы вместе, а затем разведя в стороны, он вызвал на ладони сплитфон, коим вне работы пользовался крайне редко. Отметив на карте точку недавней бойни для утренней группы зачистки, Кас стряхнул кольца с руки и закинул их обратно в карман. Хранам в дозор брать с собой сплитфоны запрещалось, чтобы те не теряли бдительности. «Хотя бы нормально пообщаются,» – отмечал командир про себя.

– Надеюсь, у нас на сегодня всё, – сказал он команде. – Я присмотрю с той высотки, – он указал пальцем на ближайшую.

Храны дружно показали ему браслеты, тускло мигающие синим. Командир кивнул и показал свой – со связью всё в порядке.

Чар неспеша побрёл к углу высотки, где располагался своеобразный каркасный лифт. Как и клетка на унарте, каркас был сделан из аркантита. Встав на его небольшую передвижную платформу, Кас провёл запястьем у замка. Среагировав на нанесённый на нём ключ, лифт послушно поплыл вверх.

Спуск мог быть таким же плавным, либо, при необходимости, прицепив к себе пару карабинов, носимых на поясе, и один – встроенный в ботинок, к несущей конструкции лифта, можно было с большой скоростью спуститься вниз. Кас тяжело вздохнул, надеясь, что этой ночью ему это не пригодится…

Глава 1

Ника старательно делала вид, что ей совсем не больно, улыбаясь натянутой улыбкой. Треклятые туфли на высокой шпильке нещадно натёрли ступни, отчего создавалось ощущение, что она шла по раскалённым углям.

Боль стремительно росла до нетерпимой и, несмотря на то что на улице было уже довольно прохладно, она с радостью сняла бы их и пошла по асфальту босиком, если бы не Дэрн. В этом году её молодой человек решил, что его невысокая девушка рядом с ним выглядит несолидно. Он велел ей ходить вне дома только на каблуках, приправив к своей «просьбе» пару тумаков по затылку для лучшего усвоения. И она непременно получит ещё, если решит воспротивиться, но сейчас Ника уже не знала, какая из экзекуций будет больнее: затрещины или горящие, словно в огне, ноги.

Пройдя через пропускной пункт на входе в геологический университет, Ника услышала у своего уха очень тихий, но всегда пугающий её голос Дэрна:

– Убери эту кислую мину со своей рожи и улыбайся. Мне плевать, чего там опять у тебя не так. Что окружающие подумают обо мне? Не позорь меня.

– Мне нужно в туалет, – тихо взмолилась Ника. – Иди на занятие, я догоню. Можно?

– Сам решу, что мне делать, – огрызнулся Дэрн. – Заткнись и иди, только не вздумай опоздать.

Она сдержанно кивнула и направилась туда, куда отпросилась. Целые пять минут свободы – настоящий глоток свежего воздуха…

Закрыв за собой дверь и увидев, что в туалете никого нет, Ника скинула с себя ненавистные орудия пыток, встав босыми ногами на прохладный пол. Боль немного отступила, и девушка зажмурилась, чтобы не заплакать – растёкшегося макияжа ей сейчас только не хватало…

Зайдя в одну из кабинок, Ника накрыла унитаз крышкой и села на него, как на стул. Осмотрев одну из ступней, на подошве которой налились огромные кровяно-водянистые мозоли, она в панике стала раздумывать, что с этим делать.

Время поджимало, Ника стянула с себя капроновые колготки и выкинула их в мусорное ведро, рассудив, что без них хотя бы будет не так сильно натирать ступни. Мысленно взмолившись, чтобы Дэрн ничего не заметил, она взяла туфли в руку и, старательно избегая людей, босиком помчалась к нужной аудитории.

Геологический университет, в котором училась Ника, был огромным и монументальным строением, третьим по значимости в Тенерисе, после Хампта и Министерства недр. Только благодаря добыче аркантита и использовании металла в защитных средствах и оружии нелюди не сожрали всё население Тарнодана. В связи с этим вся инфраструктура, с ней связанная, имела первостепенную стратегическую значимость.

Иногда в длинных коридорах Ника встречала людей, которые сочувственно косились на неё, но сегодня боги были к ней милостивы: никто из встречных не был знакомым, а значит, вероятность того, что Дэрн узнает о её босоногом забеге довольно мала.

Увидев в противоположном конце коридора неспеша направляющегося к аудитории преподавателя по структурной геологии, Ника надела обратно ненавистные туфли и, морщась от накатившей волной боли, поковыляла ко входу. До двери они дошли одновременно, и преподаватель учтиво пропустил её вперед. Натужно улыбнувшись, девушка вошла внутрь, сразу же натолкнувшись на раздражённый взгляд Дэрна. Когда Ника опустилась на место рядом с ним, он гневно, но еле слышно шепнул ей:

– Чего так долго? Ты там что, успела с кем-то переспать?

Она вздрогнула, переведя на него перепуганный взгляд и отчаянно отрицательно помотала головой.

– Дома поговорим, – одними губами злобно бросил парень.

Ника опустила глаза в стол, не слыша вокруг больше ничего. Клетка в её голове захлопнулась, и она мысленно вжалась в её угол, закрыв голову руками. Страх и боль – они снаружи. Ты внутри. Улыбайся. И молчи.

Их отношения начались чуть больше года назад, когда они оба пришли учиться в университет. Ника родилась и выросла в деревне Персанс, что в шести часах езды на поезде от столицы.

Мать ничего не рассказывала ей об отце, но наличие семьи и замужество считала самым важным в жизни. Она часто любила говорить о том, как будет прекрасна жизнь дочери, когда та поступит в университет, и непременно уточняла – «у неё-то обязательно всё получится». В отличие от мамы, проведшей всю свою жизнь в деревушке вблизи аркантитовых рудников.

Закончив школу, Ника отправилась исполнять чужую мечту, даже не задумываясь, чего сама хотела бы в этой жизни. Мама столько сил, здоровья и средств потратила на всё это, как её можно было расстроить?

Поначалу всё шло как нельзя лучше: благодаря усердной учёбе в школе, Ника без особых проблем сдала вступительные экзамены и поступила в университет, а из-за того, что она жила далеко от столицы, ей предоставили общежитие.

На первом курсе она и познакомилась с Дэрном, сыном управляющего Хамптом в Расбенросе – небольшом городке на юге от Тенериса. Дэрн тогда казался ей принцем, сошедшим с картинки из девичьих сказок – красивый, галантный, образованный, статный, зеленоглазый блондин, по которому пускали слюни все её сверстницы. Вот только он, почему-то, предпочёл именно Нику, ничем непримечательную – по её же мнению – обычную девчушку из провинции.

Парень оказывал всевозможные знаки внимания и приносил на занятия каждый раз териерстерсы – пышные лиловые цветы – и дарил их Нике, чем изрядно её смущал и вызывал завистливые взгляды сокурсниц. Тогда девушке казалось, что мама была права – вот она, та самая жизнь, о которой она мечтала, но красивый финал в сказке – не означает красивый финал в жизни…

Проблемы начались, когда уже будучи в отношениях полгода Дэрн предложил Нике жить в общежитии вместе в одной комнате. Точнее, предложением это не было – он просто поставил её перед фактом, что договорился об этом в деканате. Тогда девушке не показалось такое поведение странным, влюблённая и счастливая, она даже и подозревать не могла, к чему может привести такое простое на первый взгляд решение.

Поначалу Дэрн стал понемногу цепляться на словах за всё, что ему не нравилось: внешний вид, какие-то привычки, то, что Ника недостаточно, на его взгляд, улыбалась, недостаточно тратила своего времени на него, его обслуживание и прочее, прочее, прочее… и так до бесконечности, где одно предъявление было абсурднее другого.

Поначалу девушка пыталась оспаривать его притязания к себе, но становилось только хуже: Дэрн злился и совершенно не собирался её слушать, а со временем и вовсе перешёл на самый неоспоримый довод в спорах – рукоприкладству.

За всё время их отношений Нике лишь раз удалось настоять на своём: парень хотел запретить ей раз в месяц навещать мать, но девушка убедила его, что та может заподозрить неладное и приехать в Тенерис. Решив, что лишние проблемы ему ни к чему, он нехотя согласился.

Дорога из столицы в деревню и обратно были для Ники самым счастливым временем – несмотря на то, что она всё равно совершала определённое действие, девушка ощущала себя хотя бы немного свободной, ведь не приходилось улыбаться и играть роль хорошей счастливой девочки.

О том, что происходит с ней и с её жизнью, Ника не рассказывала никому, даже матери – её боялась расстроить, а подруг в деревне у неё не было: редко кто жил с детьми вблизи аркантитовых рудников. Даже в школу приходилось ездить в город, а в университете ни с кем подружиться она не успела, попав в сети Дэрна.

Так Ника и жила в своём личном аду одиночества вдвоём без надежды вырваться: идти к правоохранителям было не только бесполезно, но и опасно – сына главы Хампта прикроют, выставив деревенскую девчонку психически больной и запрячут её в соответствующее заведение – это доходчиво объяснил ей сам Дэрн, приложив своих любимых «аргументов».

Уйти от него, запросив другую комнату, Ника тоже не могла – парень считал, что это настолько запятнает его безупречную репутацию, что ему ничего не останется, как её убить. Единственным выходом мог бы стать отъезд домой, но… Во-первых, Ника не сомневалась, что тиран найдёт её и там, а во-вторых, она не могла так подставить маму и предать все её старания, бросив университет.

Бежать было некуда, казалось, за стенами импровизированной клетки в голове девушки не существовало ничего, кроме боли и… жалости, пожалуй. Но, на удивление, не к себе самой, а всё к тому же Дэрну.

По его рассказам Ника знала, что парень рос в очень строгой семье, где его мнение не значило вообще ничего, как и её сейчас. Абсолютно всё за него решал отец, для которого мнения других не существовало – как на работе, так и дома.

Будучи царём и богом в своём городке, Рестр Хейн, отец Дэрна, подчинялся лишь приказам из столицы, которые в провинцию направлялись крайне редко. Центр, в основном, интересовала только репутация всей организации и исполнение непосредственных обязанностей персоналом на местах. В связи с этим, сохранение священного авторитета семьи стало настоящим культом: Дэрн Хейн должен был быть лучшим во всём. Учёба в школе, спортивные соревнования по всему, что можно было представить, все школьные и внешкольные активности…

Довольно быстро юный Дэрн стал понимать, что быть лучшим во всём просто невозможно – всегда найдётся кто-то лучше тебя. Тогда, ещё в свои неполные десять лет, парнишка шустро прибрал к рукам сверстников, став лидером банды малолетних отморозков. Они принялись доходчиво, в самых укромных местах, объяснять любым соперникам главаря, кто должен победить где-либо и кому не стоит рассказывать об этом разговоре.

Возможно, кто-то всё-таки набирался смелости и рассказывал родителям, но и дальше них дело не шло – кто в здравом уме станет обвинять в чём-либо сына главы Хампта? Однако, полной безнаказанности и защищённости Дэрн не ощущал никогда, особенно – в присутствии своего деспотичного отца, всегда следящего за его успехами и неудачами. Последние были крайне редки, но, как водится, случались, а что с ним было за них, парень никогда не говорил, только злился и отворачивался.

Единственное, что Дэрн делал честно – это учился. Потерянное детство и быстрое взросление из-за амбиций отца сыграли свою роль – он рано осознал, что не всё в жизни получится купить или выбить силой.

О том, что Дэрн поступит в самый престижный университет отец говорил, казалось, с самого рождения. Хейн-младший прекрасно понимал, что в столице авторитет и положение его отца – ничто, поэтому и налегал на учёбу, опасаясь самой крупной неудачи в жизни. Парень не сомневался, что благодаря усердию её и не случилось – он не был лучшим на экзаменах, но этого и не требовалось, главное, что он смог поступить в университет.