Read the book: «Теневой каганат»

Лилия Талипова

Font::

CАУНДТРЕК КНИГИ

Книга не пропагандирует употребление алкоголя и табака. Употребление алкоголя и табака вредит вашему здоровью.

⁂

Посвящается моим ненейке и зуратейке, которые всегда напоминали о том, что важно, и моей маме, которая показала, какой бывает настоящая любовь

Пролог

Испокон веков под покровом ночи, вверяя себя тьме – верной подруге всякого, кому не довелось действовать при свете великого солнца, – вершили люди и им подобные как самые страшные бесчинства, так и самые достойные дела. И не так просто с первого взгляда отличить одно от другого…

Первые сбо́ревые ночи в Персти всё еще теплы, хоть уже и настала пора собирать урожай. Вот и девочка, утомленная блужданиями по лесу и присевшая возле высокой ели, проспала до глубокого вечера, не разбуженная холодом и ветром. Она и думать забыла о том, что потерялась. Но вот она проснулась и огляделась; осознание подкрадывалось неспешно, словно хищник к своей добыче. Наконец ее обуял страх: не осталось в ней ни капли крови, что не застыла бы в ожидании приближающейся голодной смерти.

Позади ели послышалось шуршание. Нерешительно и опасливо девочка заглянула за дерево. Каково же было ее удивление, когда она увидела перед собой миловидного юношу! Он крепко спал, то и дело напряженно жмурясь: должно быть, снился кошмар. Оглядев его со всех сторон – от босых ступней до коротких русых, почти рыжих, слегка вьющихся волос, – она убедилась в том, что он совсем не похож на лесного духа, коими пугали сказки. Она медленно протянула трясущуюся ручку к его щеке. От прикосновения тот вмиг пробудился и, удивленно поморгав, уставился на нарушительницу его сна.

– Здравствуй, – первым сказал он. Малышка лишь молча сверлила его взглядом. – Как тебя зовут?

– Не скажу.

– Вот как? Почему?

– Лесные духи услышат и утащат в свой дом, – шепнула она с укором.

– И что же они там сделают?

– Не знаю…

– А вдруг я и есть лесной дух?

Глаза девочки округлились. Она отшатнулась, но быстро опомнилась и решительно ответила:

– Нет. Духи так не выглядят.

– А как они выглядят?

– Не знаю. Не так, как ты.

Юноша рассмеялся, отчего у нее потеплело внутри.

– Меня Мерь зовут. Ты заблудилась?

– Ага… – протянула она опечаленно, но уже без особого страха, словно не пропала неизвестно где, а потеряла чудную игрушку.

– Давай я помогу найти дорогу до дома.

Девочка кивнула, и они двинулись в сторону мест, где жили люди.

– Странное у тебя имя, – заявила она.

– Мм? Почему?

– Как у звезды. Зачем носить чужое имя?

– А твоего имени никто прежде не носил?

– Носил, наверное, – задумалась девочка. – Но оно людское. А твое не людское.

– А я и не человек, быть может?

– Лицо у тебя человеческое, и имя должно быть человеческое.

– Придется придумать, как зваться по-человечески. А ты вот уверена, что ты сама человек?

Девочка взглянула на Меря удивленно. Тем временем деревья будто расступились – и вот они уже вышли к древнему идолу, стоящему на краю Дивельгра́да. Яркая рыжая лисица словно приветственно махала хвостом, хотя было очевидно, что кусок дерева, изображающий божество, едва ли смог бы пошевелиться.

– Ты отсюда пришла?

– Да. Или нет. Не помню. Помню лишь Сосватанью Огни́му, а дальше… Не знаю, как я оказалась в лесу. Кажется, я слышала пение… А ты не… – Девочка обернулась да так и застыла с открытым ртом. Рядом никого не было. Малышка нахмурила бровки, но бурчание в животе напомнило ей о более важной беде. Она подобрала подол и со всех ног помчалась туда, где ласково сияли теплым светом окошки домов.

Едва ступая по земле, усыпанной опавшей и прогнившей листвой, две тени во мраке ночи бесшумно скользили к середине стойбища. Стоило им подобраться к ханской юрте настолько близко, что смогли бы дотянуться рукой, одна из теней внезапно остановилась.

– Что, если мы совершаем ошибку? – прошептала она.

– Что? – растерялась вторая.

– Гьокче́, вдруг все же под его покровительством малышке безопаснее?

– Я не знаю… Но им точно известно, где находится стойбище и в какой юрте искать девочку. Мы можем унести ее туда, где никто не найдет.

– Ты думаешь, он не солгал? Это не ловушка? – Втянув больше воздуха, сомневающаяся тень вскинула голову к небу. – О Ижа́т, как быть? Где верный путь?

Словно вняв молитвам страждущей, над их головами пронеслась птица, размерами и очертаниями напоминающая сову. Она резко снизилась, схватила маленькую тень, заверещавшую в когтистой лапе, и столь же резво взмыла ввысь.

– Как это понимать?

– Я не знаю. Но долго нам тут находиться нельзя. Кто-нибудь заметит, поднимет тревогу. Идем, Айгуль.

Гьокче мягко проскользнула в ханскую юрту, разрезав плотное войлочное покрывало в единственном уязвимом месте: совсем недавно любимый скакун Алау́ла раскрошил тут часть решеток копытом. Будь то воля случая или повеление самого Ижата, иной возможности забрать маленькую дочь хана могло и не представиться.

Оставаясь снаружи и озираясь, Айгуль пребывала в крайнем нервном возбуждении и постоянно теребила то волосы, то одежду. Когда послышался тихий шорох ткани, она уже находилась в высшей степени исступления. Из разреза показался сверток, и стоило женщине взглянуть на него, как ее сердце разогналось быстрее лихого коня. Робко подняв ребенка на руки, Айгуль всмотрелась в полускрытое одеяльцем личико и едва не разрыдалась, рискуя привлечь ненужное внимание.

– Гьокче? – в юрте послышался хриплый голос Алаула, который, очевидно, лишь мгновение назад пробудился ото сна. – Ты что тут делаешь?

Сердце Айгуль пропустило удар, а от лица отхлынула кровь. Ее бросило в холод, не имеющий ничего общего с зябким ветром и надвигающимся дождем. Она молилась всем: богине Ойлихе́, богу Ижату, их сыну, великому Йыл-Йанашу, и даже первым человеческим порождениям Аухатши, чтобы Великий хан не заметил пропажу.

– Прости, Великий хан! – Последовал тихий шорох, судя по которому девица в юрте припала к ногам властителя.

– Что ты тут делаешь? Отвечай, Гьокче! – Алаул явно терял терпение.

– Я заметила разрез на ткани и испугалась, что в юрту мог кто-то пробраться. К счастью, никого здесь нет, ничего не пропало и маленькая ха́нкызы мирно спит. Пусть все злодеи знают, что им следует пуститься в бегство, если они причинят вред нашей Йолды́з! – Последнее было сказано нарочито громко и предназначалось Айгуль. – Спи спокойно, Великий. Я уже ухожу.

Гьокче оставалось лишь уповать на то, что послание дойдет до получателя. Дальше продолжать путь вместе будет опасно, ведь она привлекла внимание хана и едва ли сумеет уйти в лес незамеченной.

К счастью, Айгуль все поняла и, крепче прижав девочку к себе, пустилась бежать не разбирая дороги. Ей стоило большого труда глядеть под ноги и не спотыкаться о торчащие из земли колья и корни, не шуршать листьями. Добравшись до леса, Айгуль слегка расслабилась: опершись о ствол ближайшего дерева, она перевела дыхание. Затем подняла глаза и ладонь к небу и, сжав кулак, приложила его ко лбу, а после прикоснулась рукой к груди и опустила голову.

– Великое небо… Не много ли ему чести? – до боли знакомый голос мечом пронзил тишину спящего леса. – Рад тебя видеть, любимая, – улыбнулся мужчина, выходя на тускнеющий лунный свет. – Наконец-то ты здесь.

Его золотистые волосы были единственным светлым пятном в непроглядной тьме, но Айгуль смотрела в его прекрасное лицо – и видела вовсе не его красоту…

– Нет… – вырвалось одно-единственное слово, дрожащее от переходящего все границы отчаяния.

– Я не причиню вам вреда, – любовно пропел мужчина, в чьем голосе обожание мешалось с нескрываемым безумием. – Только отдай мне девочку.

– Ты предал меня, – произнесла Айгуль одними губами и попятилась, надеясь вернуться в стойбище и возвратить ребенка Алаулу.

Ей было уже все равно, что ее поймают, плевать, каким пыткам подвергнут; она прекрасно знала, что даже Досточтимый хан Кайту́ окажется не в силах ей помочь… Почувствовав прилив сил, Айгуль бросилась наутек, не жалея собственных ног и жадно глотая холодный воздух, пропитанный вездесущей гнилью.

– Этот ребенок обременяет тебя! – крикнул мужчина ей вслед. – Я освобожу тебя, – добавил он чуть тише.

Стоило моргнуть, как тот вырос прямо перед ней. Весь его вид свидетельствовал о крайнем душевном разладе – безумный взгляд, босые ноги, растрепанная рубаха и разорванная штанина – и навевал ужас. Айгуль захотелось кричать, из глаз полились самые горячие и горькие слезы.

– Я освобожу тебя, любовь моя.

Он опасливо потянулся забрать ребенка из ослабевших рук, но Айгуль в последний миг крепче обняла сверток и, пошатнувшись от толчка в грудь, повалилась на землю.

– Ты будешь свободна…

– Сихо́т лишила тебя рассудка! – перебила она.

– Мы сможем быть вместе.

– Ты сам не понимаешь, о чем говоришь. Опомнись! – взмолилась она. – Прошу. Дай нам уйти.

Состроив жалобное выражение лица, он присел на корточки, чтобы взглянуть возлюбленной в лицо.

– Мы уйдем. Вместе.

– От аджаха́ нет спасения, верно? – всхлипнув, улыбнулась она.

– Идем, мой свет. Тебе позволят с ней попрощаться. – Сжимая одной рукой ребенка, он протянул другую Айгуль. – Мы лишь хотим спасения, – шептал он, пытаясь успокоить любимую. – Я спасаю тебя.

– Ты заставил меня выкрасть ее у отца!

– Я ни к чему тебя не принуждал.

– Ты обманул меня!

– Ты приняла решение. Верное решение. Осталось принять еще одно, самое простое.

– Будь ты проклят…

Он так и ждал, протянув руку. Ждал слишком долго, но Айгуль даже не двигалась, пустыми глазами она смотрела перед собой, словно ее дух покинул тело.

– Жаль, – прошептал аджаха и медленно направился в лесную чащу, туда, где ели стояли друг к другу близко и было их особенно много.

Он знал, что Айгуль не бросит девочку, и оказался прав. Стоило ему отойти на несколько аршин¹, как за спиной послышался шорох шагов. Аджаха оглянулся, на его лице промелькнула теплая, сочувственная улыбка.

Дождавшись плетущуюся следом возлюбленную, он отпечатал поцелуй на ее лбу. От сладкого, терпкого запаха, исходящего от аджаха, живот Айгуль болезненно скрутило.

Так пахла смерть.

Глава 1. Всегда вместе

Вечер уже перетек в ночь, а от огня в камине остались лишь тлеющие угольки. Тепло шло только от каменной трубы печи, разогретой на первом ярусе. Молодой месяц стыдливо заглядывал в окно сквозь белые кружевные занавеси. Морозец лез в дом сквозь щели в деревянных рамах, крался по полу. А двум девицам, лежавшим поверх одеяла на большой кровати под тяжелым навесом и так и не переодевшимся в ночные сорочки, вставать совершенно не хотелось. Они тихо обсуждали прошедший вечер.

– Что было дальше? – спросила Амелия тоном ребенка, которому до ужаса любопытно, что происходит между мужчиной и женщиной, и при этом стыдно от собственного любопытства.

– А потом он подошел так близко, что перехватило дыхание, – шепнула Анастасия, и они смущенно захихикали, но тут же обе поморщились от отвращения. – Он такой некрасивый, – так же негромко продолжила она, теребя прядь шоколадных волос. – А еще я видела, что у него в бороде застряли кусочки хлеба.

– Фу-у, – протянула подруга.

– Ага. А когда он сам их заметил, то вытащил и съел.

Они скривились и разразились тихим смехом, а потом внезапно умолкли.

– Ана, так вы поженитесь? – спросила Амелия. В ее голосе отчетливо читались грусть и тоска.

Анастасию же безумно страшило осознание того, что скоро в ее маленьком прекрасном мире что-то поменяется. Они дружили с раннего детства, всегда были вместе и, как полагается подругам, иногда ссорились, дрались из-за того, о чем уже не помнят, но каждый раз мирились. Что немудрено, ведь и жили они под одной крышей.

– Не знаю, – озадаченно ответила Анастасия, внимательно разглядывая рукав льняной рубахи, надетой под изумрудный сарафан, в поисках пятен жира от запеченного тетерева. Не обнаружив их, она тихо выдохнула и глубоко зевнула. – Надеюсь, нет, от него дурно пахло по́том и чем-то еще… таким неприятным.

– Гадость, – отозвалась Амелия и тоже глубоко зевнула. – А еще… Ты знаешь… Я… я видела… – начала она, но так и не договорила: скоро раздалось тихое сопение.

– Добрых снов, – пожелала Ана, хотя понимала, что ее уже не слышат.

Она никогда не умела засыпать так быстро, поэтому немного поворочалась, устраиваясь поудобнее, накрыв себя и подругу толстым одеялом. Странное ощущение не покидало ее, но все же вскоре и она отправилась в Сонна́го – мир снов.

Поутру, вновь возвратившись неизвестно откуда, Амелия прокралась в покои Анастасии, взгромоздилась на высокую кровать, улегшись на княжьей перине поудобнее спиной к окну, и бросила на подругу задорный, с малой долей ехидства взгляд исподлобья.

– Я встретилась с тем самым юношей, – улыбаясь от уха до уха, заявила она.

– Правда?! – воскликнула Анастасия. Лицо ее не отличалась особой живостью, часто выглядело угрюмым или не по годам серьезным, и незнающему могло показаться, что это насмешка. Амелия же понимала, что сейчас подругу разрывает от восторга. – И каков он? Расскажи мне все!

– Ну… Он высокий, у него много веснушек и волосы такого дивного цвета… Как же правильнее сказать? – Она приподнялась на локтях. Падающие из окна лучи утреннего солнца обрамляли растрепанные темно-каштановые волосы золотистым сиянием, придавая ее виду что-то колдовское. Амелия положила руку на подбородок и нахмурила брови – как в ее представлении обычно делают мудрецы, решая сложную задачу, будто это должно помочь в поиске нужных слов. – Как хлебные колосья на лугу в разгар сборева. Вот!

Анастасия задумалась, пытаясь составить образ по туманному описанию. Колосья в пору сбора урожая, когда теплое время года сменяется холодным, золотистые, переливающиеся на ветру.

– Он красивый, – заметила она, с трудом припоминая внешность загадочного незнакомца. Он стоял в углу зала на приеме Дмитровых и с ласковой – не такой, как у иных, зачастую хмурых перстийцев, – улыбкой глядел на происходящее.

– О-о-очень, – протянула Амелия и откинулась на подушки.

Анастасия же разволновалась: то ли оттого, что в ее жизни грядут изменения, то ли от ревности к какому-то проходимцу, то ли от зависти, что первым его увидела не она. Однако постаралась накинуть маску холодного безразличия, которую так часто видела на лице матери; юной княжне казалось, что она излишне порывиста и что нужно вести себя сдержаннее.

– А как это произошло? Ну… знакомство, – спросила Ана и тут же отчего-то раскраснелась. Ее рука метнулась к горящим щекам, а на лице заиграла смущенная улыбка.

Амелия же мечтательно вздохнула:

– Просто волшебно. Как в том лицедействе: «Она бродила по лесу и внезапно провалилась в сугроб, но тут явился доблестный воин и спас ее из белого плена».

– Ты снова блуждала по лесу?! – изумилась Анастасия, притом испытывая легкое раздражение.

Амелию вечно носило по всему Дивельграду, и счастье еще, если она бродила по городу. И откуда в ней это неутомимое, граничащее с одержимостью влечение к природе? Все ее естество тянулось туда, где под сизой дымкой тумана самые обычные вещи превращались в нечто загадочное и непостижимое обитателям городских домов-ящиков. Однако сколько стоял Дивельград, столько существовали истории о древних духах, живущих на опушках. В праздник Светлости они любили выходить из леса и обманом заманивать непослушных детишек в свои дома, где творили с ними ужасные вещи. Какие именно – детские сказки, конечно, не уточняли.

Сейчас была та самая опасная пора. Празднование Светлости, длившееся ровно месяц, начиналось с предпоследней луны года и завершалось последней. В столице праздник заканчивался пиром в царском дворце, в остальные дни полагалось почтить присутствием дома́ ближайших родных.

По преданию, именно в это время великий Отец выковал горячее солнце взамен старого – холодного, тем самым избежав конца всего сущего и победив тьму. Мудрецы же говорят, что именно на вторую луну самого холодного времени года – проспери́рина – приходится самая длинная ночь в году, а затем солнце держится на небосклоне все дольше и дольше с каждым днем. Эти дни всегда были особенными, и самые верующие наедались до полусмерти, убежденные, что так они помогают Отцу каждый год возвращать миру солнце. Считалось, что если в Светлость съесть животное, которое целый год растили в ласке, заботе, тепле и сытости, то чистота зверя очистит и их души.

– Ну нет… Ну почти. Я была в Прудьей роще вообще-то, – замялась Амелия. – На самом деле я увидела его на улице и шла разинув рот, не заметила корни дуба, торчащие из-под снега, споткнулась о них… И упала прямо на него! Получилось совсем некрасиво, не как в лицедействе. Мы развалились, как две свиные тушки на прилавке, и барахтались, мешая друг другу подняться, – от волнения, переполнявшего Амелию, ее речь стала быстрой, а окончания то и дело проглатывались. Она покраснела и перевела взгляд на окно.

Анастасия тихо рассмеялась, прикрыв лицо рукой, сделала глубокий вдох и спросила:

– А дальше что было? – Она едва сдерживала улыбку, отчего лицо приняло забавное выражение.

– Он встал первым и почтительно помог подняться мне, – вздохнула Амелия.

– И это все?

– Да, – разочарованно ответила та.

– А ты пригласила его на наш вечер или просто отобедать? – не унималась Ана.

– Шутишь, что ли? – возмутилась Амелия, надув губы. – Я удрала от него, как от прокаженного, так неловко мне было. – Она снова нахмурилась, о чем-то задумавшись, но вдруг, резко переменившись в лице, спросила с сияющей улыбкой: – Пойдем на ярмарку?

– Я не хочу.

– Ну пойде-ем, – протянула Амелия. – Ну пожа-алуйста!

Ане вспомнился прошлый год, когда на той же ярмарке на нее все глядели как на тень, внезапно обретшую тело. Иноземные торговцы вечно принимали ее за простолюдинку, укравшую господские одежды, – до того худая она была; местные кидали жалостливые взгляды; дети обходили стороной, делая вид, что не замечают ее. Однако Анастасия взглянула в полное мольбы лицо Амелии и не смогла отказать:

– Ладно. Только ненадолго.

Издав ликующий возглас, та понеслась собираться. Неторопливо, со всей присущей ей утонченностью урожденной княжны Ана последовала примеру подруги. Натянув верхние одежды, представлявшие собой помесь мужского кафтана и женской душегрейки, укутавшись в толстые платки, прихватив шерстяные варежки и дождавшись сопровождающего, они двинулись в самое сердце Дивельграда.

Солнце, скрывшееся от посторонних глаз за щедро набитыми снегом тучами, посылало скудные лучики света и тепла успевшим истосковаться по нему горожанам. Крупные хлопья снега застилали округу, создавали непроглядную стену в самом воздухе и заметали крыши торговых лавок столичной ярмарки.

Круглогодичные торги особенно оживлялись в период празднования Светлости, ведь именно тогда отовсюду прибывало множество торговцев. Ближайшим соседям было сподручнее по холоду привозить быстро портящиеся кушанья. Едущие же издалека начинали путь еще в посе́вце, до разгула жары, но прибывали в Дивельград в разгар просперирина и были полностью убеждены в том, что Персть есть не что иное, как одно из северных царств, где властвует вечная – как они зовут это время года – зима.

Местные жители, пребывая под особым впечатлением от вездесущего духа торжества, спешили раскошелиться и выложить половину накоплений за привозные травы, диковинные фрукты, странные, но весьма удобные одежды, самые невообразимые ткани, обычные и расшитые золотом и серебром ковры и бесчисленное множество иных товаров.

Ярмарка становилась настоящим сердцем увеселений, ведь сюда прибывали и прорицатели, и скоморохи, и даже Блуждающие со своими поразительными представлениями.

– Ты погляди! – Амелия указала на прилавок, ломящийся от сладостей.

Обведя глазами сласти, с которых торговец тщетно пытался смести снег, Анастасия взяла приглянувшиеся сахарные тростинки, а вот подруга набрала почти целую сумку; не стоило сомневаться, что уже к вечеру она опустеет.

– Мне надо отлучиться, – загадочно пробормотала Амелия, кидая выразительный взгляд на спутницу и посасывая сахарную тростинку.

– Куда? – с толикой опасения уточнила Анастасия.

– Ну… Мне надо… Я потом расскажу. – И подруга тут же исчезла в оживленной толпе.

Сопровожающий – извозчик Ладимир – устало поглядел ей вслед и покачал головой:

– Порой думается: славно было бы, срази ее хворь, а позже сам себя за такие мысли по плеши стучу…

В растерянности Анастасия осмотрелась вокруг и побрела куда глаза глядят, Ладимир отправился следом. Она проходила мимо бесконечных шатров и более скромных лавок, взгляд ее скользил по странного вида мясным заготовкам, колбасам, сменяемым золотыми украшениями да роскошными подушками и перинами – набитыми отборным гусиным пухом, как кричал торговец. Дольше всего она стояла подле грубо сколоченной сцены – сложно было оторваться от представления: ей понравились и бард, и пара девочек-хове́жа, поющих частушки, и седовласый сказитель с приятным голосом.

Наконец замерзшая Ана решила, что на сегодня хватит с нее развлечений, и, дав знак Ладимиру, поспешила к трапезной – привычному месту встречи подруг, если те вдруг потеряют друг друга в городе.

1.Аршин – 71,12 см. Прим. ред.