Free

Теория поля

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Когда до Козырева дошел весь смысл произошедшего, он надолго впал в ступор и сидел неподвижно на круглом лабораторном стуле, не в силах поверить собственным логическим рассуждениям. Хотя чего проще, достаточно было еще раз повторить опыт, чтобы окончательно убедиться в корректности сделанных предположений. Но он боялся. Он боялся даже пошевелиться, чтобы случайно не спугнуть удачу или неловким движением развеять чары волшебного сна. Он даже подпрыгнул на всякий случай – взлететь не удалось, значит, это не сон. События происходили в действительности.

– А ведь Эйнштейн снова оказался прав! – громко произнес он, все еще не отойдя полностью от перенесенного приятного потрясения. – «Если во Вселенной и есть что-то необъяснимое – так это то, что она объяснима!»

Вскоре шок сменился необычайной эйфорией. Арсений погрузился в мир сказочных мечтаний. «Интересно, а сможет ли живой организм выдержать подобное потрясение? Может, ведь я же выдержал!» – спрашивал он себя и тут же отвечал на собственный вопрос. «Да, но можно ли наверняка утверждать что атомные трансформации коснулись меня лично, моего организма, – вновь продолжал он свои рассуждения, – или же я всего лишь выполнял роль безучастного статиста? Нет, тут нужно быть аккуратнее! Как знать, ни в этом ли крылась причина неудачи Сафина? Пожалуй, следует воздержаться пока от повторения подобных опытов. Сперва нужно все как следует взвесить!» Мысли неслись вперед со страшной скоростью. От открывающихся перспектив захватывало дух, перехватывало дыхание! Множество идей, одна фантастичнее другой, вереницей рождались в его возбужденном воображении. Для их реализации требовалось приложить еще массу усилий, но это уже были сложности чисто технического характера. Козырев практически не сомневался в возможности их осуществления.

«Скорее, скорее, нужно срочно все рассказать Малахову!» – нетерпеливо суетился Козырев, но потом, несколько успокоившись, принял решение сперва добиться на практике какой-нибудь яркой, наглядной демонстрации и только потом эффектно преподнести свой успех, сразив сразу и наповал любимого учителя.

А пока можно было сполна наслаждаться предвкушением неминуемой грядущей научной славы. Пусть сдохнут от зависти все недоброжелатели!

* * *

Первое свидание с Сашей, как Козырев и обещал, состоялось с участием Алексея, который не мог никак взять в толк, зачем потребовалось его присутствие, хотя внешне и не проявлял свое недоумение.

Вечер прошел на удивление удачно, и они договорились о новой встрече в том же составе, но это была лишь попытка создать хотя бы видимость соблюдения приличий. Необходимость в посреднике отпала. Впрочем, со стороны все выглядело вполне пристойно и целомудренно: совершенно дружеские свидания без всякого проявления интимного интереса. Никакого сексуального подтекста, будто два старинных приятеля договорились вместе сходить на модную выставку, посмотреть любопытный фильм, скоротать вечерок в уютной блюзовой кафешке или посетить за компанию интересный спортивный матч.

Они никогда не обсуждали свои чувства. И хотя оба интуитивно ощущали ответное влечение, не могли быть уверены в этом абсолютно. Любопытно, что Козырев, анализируя взаимоотношения с Александрой, часто ловил себя на одной мысли. Для окружающих эта странная связь должна была выглядеть точно так же, как и его дружба с Линой. Однако для самого Арсения разница была огромной! А что же Саша? Ведь вполне возможно, она именно так и воспринимает ситуацию. Как он в свое время ситуацию с Линой. Никакой романтики, просто два приятных, возможно, даже духовно близких друг другу человека с удовольствием вместе проводят свободное время, делятся проблемами и интересами, наслаждаются интеллектуальным общением, радуются пониманию, ощущают взаимное уважение. Ведь именно так во многом и было с Линой.

А что если…? Козырев вдруг почувствовал неприятный холодок, пробежавший по его спине. Ведь если он сейчас влюблен, а внешне все так же, вдруг Лина и тогда, а может быть даже и теперь, испытывала по отношению к нему нечто большее, чем он мог себе представить? А если испытывала, то могла ли рассчитывать на что-то большее? А он сам? С Линой все понятно. Но рассчитывает ли он сам на что-то большее в отношениях с Александрой? Это был хороший, прямой вопрос. И, подумав, Арсению пришлось признать для себя – да, ему определенно хотелось большего!

Свидания продолжались, но выдерживать их морально становилось все сложнее. То, что начиналось так легко и приятно, постепенно превратилось в тяжкую обузу. Что он ждет, чего добивается? Какую цель ставит перед собой, снова, в очередной раз набирая ее номер и предлагая встретиться? Видеть ее лицо, слышать ее голос и понимать, что это все, предел, максимум, на что он может рассчитывать? Как же сложно переступить через себя, сделать этот важный и ответственный шаг! А вдруг отказ? В этом случае теряешь даже то немногое, что имеешь. А то немногое, что имеешь, нужно ли оно тебе при условии отсутствия любых перспектив на большее? Но надо уже решиться на что-то! Повести себя, наконец, как мужчина. Либо получить отказ, перестрадать и успокоиться. Либо… Ну либо наслаждаться взаимностью!

Хуже встреч с Сашей было только их отсутствие. Уже на следующий за свиданием день, и дома, и на работе он начинал ощущать зависимость, которая с каждым днем становилась все сильнее. Зависимость от необходимости быть всегда рядом с ней. Он делался смурным, злым и раздражительным. Постоянно испытывал неудовлетворенность, которую с трудом мог переносить. В своей любимой квартире, рядом с самыми близкими людьми чувствовал себя некомфортно. Часто уходил на улицу, забирался на детскую площадку, садился на скамейку и курил. Он вообще стал много курить.

Итак, он решился! Завтра он скажет ей все, что чувствует! Но той же ночью ему приснился сон. Один из тех, бесконтрольных, которых, несмотря на всю его богатую практику осознанных сновидений, все же пока оставалось большинство. Они с Сашей гуляли по берегу красивого озера. Жарко светило солнце. Голубая, прозрачная вода манила и обещала приятную свежесть. Они зашли по пояс и остановились. На дне попадались острые камни, поэтому ступать приходилось с осторожностью. Арсений протянул девушке руку. Она взяла ее. И в тот же миг рухнули все барьеры, которые оба влюбленных искусственно выстроили перед своими чувствами. Страсть, сдерживаемая внутри, под огромным давлением, будто перегретая жидкость, стремительно вырвалась наружу. Они бросились ей навстречу, осыпая друг друга долгожданными поцелуями. Наслаждались ею запоем, жадно хлебали из озера любви прохладную, свежую воду и никак не могли утолить всей накопившейся жажды.

Сексуальное продолжение сна представлялось логически неизбежным, но Козырев проснулся. Проснулся с тяжелым сердцем, с громадным камнем на душе. И вовсе не от того, что столь желанная сцена оказалась всего лишь сном, нереальной иллюзией. И не от того, что во сне не удалось завершить начатое. Нет. В голове с четкой и суровой неотвратимостью пульсировал справедливый вопрос: «И что же дальше?» Арсений не знал ответа. Ответа не существовало. Не существовало ответа, который бы его устроил.

Вечер следующего дня они снова провели вместе. Сначала ходили на выставку цветочных композиций в Лужники, которая, как всегда, явилась обычным, не очень оригинальным поводом. Козырев перестал особенно заморачиваться по поводу выбора интересных мероприятий. Ведь самое главное для них обоих – просто возможность видеть друг друга. Потом они прошлись вдоль набережной Москвы-реки, делавшей красивый изгиб вокруг огромного спортивного парка. Затем просто бесцельно слонялись теплым летним вечером по улицам и бульварам столицы.

Арсений отвез девушку домой около одиннадцати часов. Как всегда, остановился возле подъезда. Напряжение достигло апогея. Никто из них, ни разу за все время общения не позволил себе хотя бы словом, хотя бы полсловом, хотя бы намеком выдать свои истинные чувства. Но оба при этом были почти уверены: предмет их страсти чувствует ровно то же самое! Они сидели в машине и молчали. Саша медлила. Открыла дамскую сумочку. Достала оттуда ключи от квартиры. Повертела в руках брелок.

– Странный такой… Видишь, тут можно нажать кнопочку, загорится лампочка. – Дрожащие пальцы нервно теребили нехитрую пластмассовую фигурку. – Впрочем, какая разница. Даже не помню, откуда он у меня.

Даже самому недалекому в умственном отношении ухажеру стало бы понятно, что девушка не хочет просто так уходить. Что она ожидает активных действий со стороны мужчины, страстно желает нескромного продолжения. А он лишь смотрел на нее с глупой улыбкой и ничего не делал. Он вдруг понял, чего он боится. Оказывается, он боялся вовсе не отказа! Наверное, где-то в глубине души он даже надеялся на такой исход. На самом деле Арсений боялся ее согласия. Боялся, что если ступит хотя бы одной ногой в мутную воду вожделения, позволит течению захватить, увлечь себя, то быстрый омут страсти стремительно утащит его на самое дно и для него уже не будет исхода. Он перестанет принадлежать себе, перестанет быть хозяином над своей судьбой.

Александра тянула паузу столько, насколько хватило сил. Сделать первый шаг навстречу, самой преодолеть воздвигнутый ими барьер дружбы она тоже не решилась. Не смогла предложить ему подняться на банальную «чашечку чая», хотя для этого были все условия. Присутствие мужа в тот вечер не предвиделось. Она открыла дверь, вышла из машины и быстро, чуть ли не бегом преодолела несколько метров до подъезда. Торопливо набрал код на домофоне, вошла внутрь и, лишь только за ней захлопнулась тяжелая металлическая дверь, с отчаяньем и усталостью прислонилась к ее холодному, равнодушному полотну.

Саша с силой прикусила губы, отчаянно сопротивляясь подступавшим к горлу рыданиям. Из глаз текли слезы. Она понимала его, очень хорошо понимала. Даже, наверное, уважала за сильную, принципиальную позицию. Но черт возьми, как бы ей сейчас хотелось, чтобы он наплевал на все условности и моральные ограничения, которые общество воздвигло между ними! Как бы она хотела заставить его забыть обо всем на свете! Как хотела взамен этих продуманных, рассудительных поступков увидеть настоящее желание! Сексуальное вожделение самца, предметом которого она бы сама и являлась.

 

Им не хватило совсем немного, какой-то мизерной, микроскопической искорки, из которой молниеносно разгорелось бы пламя большой, настоящей любви. Возможно, любой толчок извне: крик ночной птицы, автомобильный гудок или внезапный плач ребенка могли бы послужить сигналом и склонить чашу сомнений в противоположную сторону. Но ничего этого не произошло. Желания так и остались нереализованными. Критический момент миновал, и если уж они сумели его пережить, то и со всем остальным тоже справятся.

По дороге домой Козырев испытывал сильнейшее чувство разочарования, сожаления об упущенных возможностях. Он сам отказался, сам отверг свое счастье. Впрочем, кто знает? Чтобы бы его ждало на том пути? Сильная страсть недолговечна. Человеку не дано знать, как именно сложилась бы его судьба, сделай он другой, альтернативный выбор. Лишь одна дорога постепенно, день за днем, год за годом открывает пред ним свои тайны. И есть ли она вообще, эта другая дорога? Насколько нам позволено влиять? В какой степени можем мы программировать грядущие события, воздействуя своими мыслями на акашапрану? Вполне возможно, что наиболее значительные вехи в истории развития человечества вписаны в информационную матрицу с фатальной неизбежностью. А мы хоть и вольны выбирать одну из возможных линий судьбы, каждая из них приводит нас тем или иным путем всегда в одно и то же место. Но пути эти могут быть разными: некоторые удобные и комфортные, но скучные. Другие – крутые да ухабистые, но зато короткие. Каждый решает для себя.

Что ж, по крайней мере теперь Арсений точно знал, к чему стремиться. Нужно было срочно вычеркнуть Сашу из своей жизни. Переболеть, перетерпеть, но рано или поздно излечиться от внезапно постигшей его напасти. Забыть как страшный сон. Была бы цель, а средства найдутся. Козырев умел добиваться своего.

Однако очень скоро он убедился в справедливости высказывания мудрецов минувших времен: «Стараться забыть кого-то – значит все время о нем помнить»[59]. Чем больше он прилагал усилий, чтобы убить в себе навязчивое, беспокоящее чувство, тем сильнее ощущал свои страдания. Но самое сильное испытание заключалось в том, что он сам, собственной рукой уничтожает любовь, запрещает себе поддаться сладостному искушению. Ему было бы намного легче, если бы она ему отказала, отвергла его непристойные притязания. Будь он в этом уверен, он бы с легкостью сделал этот шаг, после которого уязвленное самолюбие быстро бы потушило нежный и трепетный огонь в его сердце. Но он был уверен в обратном.

Нужно ли говорить, как страдала Виктория, видя непонятные, необъяснимые перемены, происходящие с ее мужем, самым любимым и дорогим для нее человеком на земле! Он стал жестким, колючим, бесчувственным к ее эмоциям и переживаниям. Ничего не желал обсуждать, а на все вопросы отделывался злыми и равнодушными «все нормально», «я просто устал», «не обращай внимания». Напрасно она приставала к нему, пыталась добиться правды, вызвать на откровенный разговор. Он охладел к ней, тяготился необходимостью терпеть ее присутствие рядом. И хотя на уровне здравого смысла понимал ущербность собственной позиции, ничего не мог с собой поделать. Арсений старался как мог, чтобы хоть как-то смягчить боль жены, делал над собой неимоверные усилия, но все его потуги в конечном счете на нее же и выливались лишним накопленным негативом.

Ничего не получалось. Как всегда в таких случаях Козырев решил прибегнуть к надежному и проверенному средству – посоветоваться с лучшим другом и любимым учителем. Выбрав удобное для обоих время, он, лелея в душе призрачные надежды на избавление, направился к Малахову.

* * *

Евгений Михайлович предложил встретиться в парке, на свежем воздухе. Так сказать, совместить разговор с прогулкой, дабы лишний раз насладиться последними теплыми деньками уходящего лета. Они неспешно брели вдоль тенистой аллеи парка имени Горького в ласковых лучах заходящего сентябрьского солнца. Деревья отбрасывали длинные тени, от чего тщательно выметенная асфальтовая дорожка выглядела будто зебра: светлые полосы, в которые все еще проникал солнечный свет, чередовались с частыми темными штрихами от густых зеленых насаждений. Козырев, задумчиво шествуя по этой двухцветной палитре, словно заигравшийся школьник, тщательно выбирая место для следующего шага, старался не наступать на линии теней и ставил ногу исключительно на яркие желтовато-серые пятна. В нескольких метрах справа от них, сразу за живой изгородью, просматривался парапет старой набережной, а дальше черная гладь тихой, спокойной реки. Оттуда приятно веяло свежестью.

– Ну рассказывай, что за беда на этот раз заставила тебя вспомнить о своем старом учителе? Что случилось? Никогда не видел тебя таким… – он запнулся, пытаясь подобрать наиболее точное определение, – меланхолично-возвышенным, что ли. С легким налетом романтики и трагизма.

– Влюбился, – просто и спокойно ответил Арсений. Через секунду ухмыльнулся. – Вы удивительно точно уловили мое настроение.

– И что же тебя так расстраивает?

– Безысходность. Невозможность обладать предметом своей страсти.

– Что? – Евгений Михайлович лукаво улыбнулся. – Наш самовлюбленный герой впервые почувствовал себя отвергнутым?

– Да нет, если бы. Я даже думаю, что так оно было бы лучше. Скорее наоборот. Впрочем, наверняка не знаю. Счел разумным не выяснять это.

– Вот как, и почему же? Испугался отказа?

– Испугался согласия. Что бы я потом с ним делал?

– Ты имеешь в виду семью? Сейчас нечасто встретишь подобное отношение к вопросам верности. Мало кто всерьез задумывается об этом.

– Вот именно, – Козырева неожиданно прорвало. – Вот именно, учитель, никто на эту тему сейчас не заморачивается! Я поразился, насколько странно ведет себя общество в отношении данного вопроса. Подумать только! Банальнейшая ситуация. Наверное, каждый человек хоть раз оказывается в подобной за свою долгую жизнь. И даже не один раз. И за тысячелетия своей истории человечество так и не сумело выработать сколь-нибудь приемлемый способ ее разрешения. Во всяком случае здесь у нас, в христианском мире. Почему полигамный по своей природе, по своей изначальной сущности человек вынужден мириться с искусственно введенными ограничениями, с этими странными нормами общественной морали?

– Тебе они кажутся странными?

– Конечно, а как же иначе? Ведь это противоестественно! Все вокруг настолько привыкли к подобному положению дел, впитали его с молоком матери, что даже не позволяют себе задуматься. Вот давайте отвлечемся на секунду от общепринятых стереотипов, абстрагируемся от общественных правил, повернемся лицом к законам природы. Ведь что нужно для выживания рода? Заметьте, у мужчин и у женщин цели разные! Точнее, цель-то одна, а вот средства ее достижения отличаются. Цель – сохранить свою генеалогическую линию. Что нужно для этого сделать, с точки зрения мужчины, или, точнее сказать, самца. Это же совершенно ясно: чтобы обеспечить продолжение рода, самцу нужно посеять свое семя в как можно большее количество самок. Глядишь, кто-то из родившихся детей и выживет. Именно этот механизм заложен природой в мужчину. Именно поэтому у него пропадает интерес к партнерше сразу же после секса.

У женщины подход должен быть другой. При всем своем желании она не имеет возможности распыляться. Репродуктивный возраст ограничен, а на каждый заход требуется девять месяцев. Это как минимум. Каждый ее ребенок – это результат огромного труда и необыкновенных жертв. Поэтому она должна стремиться, во-первых, заполучить для своего потомства наилучшие гены. Это достигается ею путем выбора самца для спаривания по внешним признакам. А во-вторых, создать необходимые условия для обеспечения выживаемости ребенка. Как вариант – организовать кооперацию с самцом, который будет заботиться о детях наравне с ней. А может быть, и о ней, и о детях. Кому как повезет. Причем что интересно: вовсе не обязательно, что это должен быть один и тот же самец.

– Любопытная теория. И удобная для мужчин, только что же из всего этого следует?

– Да очень просто. Получается, что природой заложены строгие, продуманные механизмы, управляющие нашими желаниями на благо сохранение вида, а общество навязывает строго противоположные взгляды. Но ведь это же противоестественно!

– Традиции сложились веками! Все ж таки сложно сломать их в одночасье. Возможно, под всем этим кроется глубокий смысл. Так принято!

– Вот! Глубокий смысл! А где уверенность, что он еще сохранился, этот самый глубокий смысл? Так принято! Ненавижу это выражение! Оно ничего не объясняет, а лишь заставляет слепо повиноваться мнению большинства. Но большинство не всегда бывает правым. Кем принято? Когда принято? Почему именно так повелось? И не изменилась ли с тех пор ситуация? Это как в притче про эксперимент с обезьянами. Ну помните, там где подвесили бананы, но при попытке их достать обезьян поливали водой. А потом меняли по одной…

– Да-да, я помню, – согласно кивнул Малахов. – И что ты предлагаешь? Выход какой?

– Я не знаю! Если бы я знал выход, я бы им воспользовался. Но почему так? Вдруг та причина, из-за которой когда-то давно человечество избрало моногамию в качестве пути своего развития, уже давно перестала существовать? У меня есть один друг, который любит повторять: «С изобретением антибиотиков и теста на отцовство проблема супружеской неверности перестала существовать». В чем-то я с ним согласен. Может быть, давным-давно из-за угрозы эпидемии венерических заболеваний пришлось прибегнуть к столь радикальной мере. Ведь почему-то самая молодая из всех основных религий – ислам – гораздо спокойнее относится к полигамии, допускает многоженство. – Они нашли свободную лавку в пустынном месте и присели на нее, чтобы дать небольшой отдых уставшим с непривычки ногам. В быстром ритме большого города почти не осталось места для серьезных физических нагрузок. – Но у нас слишком сильны годами воспитанные убеждения. Я не могу в одиночку переломить стереотипы.

– Ты что же, пытался?

– Да! Представляете, я ведь даже пробовал, аккуратно, конечно же, поговорить с Викой на эту тему. Так сказать, мягко прощупать почву.

– Да брось ты! И каков эффект?

– Да ну, только хуже сделал. Там глухо все, как в танке.

– Ну ты даешь! И что же ты ей предложил?

– Я не предложил. Попытался как бы невзначай перевести разговор на эту тему. Мол, это же неправильно, что мужчина всю свою жизнь живет с одной-единственной женщиной. Может быть, как-то подумать на эту тему? И почему, собственно, измена это плохо? Почему мне должно быть плохо, если близкому для меня человеку хорошо? От меня-то не убудет. Что это? Комплексы, неуверенность в себе, боязнь потерять партнера навсегда?

– А ты сам-то готов к этому? В смысле предоставить ей те же права? Следуя твоей логике, она тоже может завести официальную связь на стороне. Почему нет?

– Честно? Я не знаю. А что вы хотите! – возбудился Арсений, заметив ироничную усмешку профессора. – Во мне тоже сильны стереотипы. Я не могу целиком абстрагироваться от общественного мнения. Но я, по крайней мере, готов это обсуждать. Если бы она пришла и честно мне сказала: так мол и так, мне захотелось чего-то такого-этакого. Я бы задумался. Не факт, что согласился, но, скорее всего, мы бы смогли найти разумный компромисс.

– Сильно! Обычно мужчины не очень-то беспокоятся о чувствах своей женщины. Тем более о ее правах. Заводят романы на стороне и прекрасно себя чувствуют. Но Боже упаси, если сами оказываются в роли рогоносцев. С таким положением дел они никак не готовы мириться!

– Наверное, имеют на это право. У них есть хорошее оправдание: их природа такими сделала. Против нее не попрешь. Но Вика мне никогда не простит измены. Так что же мне делать, Евгений Михайлович?

– Может быть, все ж таки имеет смысл изменить свое отношение? Посмотреть на вещи немного проще. Вдруг и тебе подойдет то, что подходит большинству мужчин?

– То есть вы предлагаете мне врать?

– «Все люди лгут. Это не страшно, никто друг друга не слушает».

– Наверное, не самый лучший контекст для цитаты Эйнштейна, – Козырев явно не ожидал столь откровенного разговора.

– Пойми, Арсений, не то, чтобы я призывал тебя к изменам. Но за все время существования моногамии мужчины не смогли придумать ничего лучшего. Главное – никогда и не при каких обстоятельствах не причинять боль своей женщине. Если у тебя есть потребность – дай ей выход. Иначе беда. Ты все равно не сможешь долго бороться. В конечном итоге сделаешь только хуже. Всем. И себе, и ей, и детям.

 

Козырев надолго задумался, будто примеряя на себя новую роль.

– Н-нет… Пожалуй, я не смогу. Не смогу предложить Саше довольствоваться положением любовницы. Она достойна большего! А большего я ей дать не могу. Вы знаете, в самые тяжелые моменты я допускал мысль, что, возможно, смог бы предать Вику. Может быть, даже смог бы предать Снежану. Но я знаю совершенно точно: я никогда не смогу предать Платона. Хотя бы даже потому, что его нет рядом с нами и он теперь не в силах повлиять на ситуацию. Но ведь от того, что он умер, он не перестал быть моим сыном, правда ведь? Как же я могу от него отречься, бросить его мать? Отказаться от надежды его вернуть.

– У тебя принципы благородства средневековых рыцарей. И потом, я тебе вовсе не советовал уходить из семьи. Господь с тобой! Совсем наоборот. Боишься романа с Сашей? Боишься слишком увлечься? Правильно делаешь! Забудь про Сашу. Заведи небольшой, ни к чему не обязывающий романчик с кем-нибудь попроще. С той, к которой ты смог бы относиться легко. Без опасных последствий. Месяца на два, на три. Это поможет тебе отвлечься, забыть про свое неприятное наваждение. Поверь, тебе этого приключения надолго хватит. Сам удивишься, насколько обновится твое восприятие собственной жены. Как по-новому засверкают ваши с ней отношения.

– Вы так считаете? – Козырев все еще сомневался.

– Не веришь? Ну хорошо. Давай обратимся к сухим научным фактам. Надеюсь, с ними ты спорить не станешь? Так вот, существуют результаты исследований, которые убедительно показывают: при постоянном контакте с одной и той же женщиной уровень мужских гормонов в крови значительно снижается. Действительно, зачем гормоны? Ведь за это время мужчина уже наверняка успел ее оплодотворить. А всего лишь одна-единственная смена сексуальной партнерши возвращает его количество на прежний уровень! Повышается либидо, обновляются ощущения, возвращается желание. И жена вновь становится любимой и желанной.

И все же ему не удалось окончательно убедить Арсения.

– Да нет, Евгений Михайлович, вы не подумайте, я очень ценю ваше мнение и всецело ему доверяю. Но лично мне этот вариант не подходит. Не знаю… Ну, не для меня это… Вы думаете, я не пытался? Да я чего только не делал, что только не пробовал. В душе такая пустота, будто бездонная железная бочка. Аж звенит. Вот она, желанная женщина, рядом, только руку протяни. Ан нет! Нельзя… Думаю, ну что, ну попробую, может, отвлечься как-то, переключиться на других девушек. Клин клином вышибают. Я ведь за всю свою жизнь толком никогда никого не добивался. Даже с Викой. Скорее не я ее, а она меня завоевала. В конце концов, должен же я справиться с этой задачей. Если бы это было так уж сложно, человеческая цивилизация давно бы вымерла. Вы же знаете мой фундаментальный подход. Обложился книжками по технике пикапа, изучал всякие там способы быстрого соблазнения. В любом деле нужна практика. Пришлось попробовать. Хотя бы ради самоутверждения. Должен заметить, алгоритм довольно тривиальный. Но работает с высокой степенью надежности. Парочка оригинальных знаков внимания, несколько неоднозначных комплиментов, вызвать интерес какой-нибудь нелепой, придуманной интригой, заставить думать о себе и не стесняться продемонстрировать свою сексуальность. В общем-то это все. При наличии подвешенного языка и некоторых зачатков артистизма процесс соблазнения превращается в элементарную процедуру. Помните, как у Пушкина в «Евгении Онегине»?

 
«Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать…»
 

Ну и так далее… Поначалу забавляло, но быстро надоело. Скучно! Никаких эмоций. Процесс чисто механический. Мне хватает того, что она на все согласна. Цель достигнута. Весь интерес сразу же пропадает. Ибо ради чего? Тут у меня Саша, предмет моих желаний, там у меня Вика, самый близкий и родной человек на земле. Неразрешимый конфликт интересов. А это кто тут еще такая? Что делает? Для чего она мне? Вы же знаете, я ненавижу банальности, ненавижу повторяться. Для каждой хочется найти свой подход, а не тупо следовать однажды заученному сценарию. Пусть даже стопроцентно надежному. Но когда понимаешь, что разглядеть твою индивидуальность, понять всю глубину твоей души, твоего разума она сможет еще очень нескоро, любой творческий порыв убивается в зародыше. Ибо столько усилий, а зачем?

Иногда так смотришь на них и думаешь: «Боже мой, девушки, на что вы обращаете внимание при знакомстве? На то, кто сумел более оригинально и непринужденно к вам подкатить? Неужели сегодня, в наши дни, именно эти качества человека, мужчины требуются для сохранения вида? Да тот, кому вы действительно искренне интересны, тот, кто действительно что-то из себя представляет, никогда не сможет так убедительно сыграть придуманную вами роль. В лучшем случае, если даже решится, будет краснеть и заикаться, а в худшем и вовсе не осмелится подойти. Что же вы тогда обижаетесь, утверждая что все мужики одинаковые и хотят только одного? Ведь вы сами устанавливаете такие условия отбора, при которых нормальный, скромный, но надежный парень, который влюбился в вас с первого взгляда или, наоборот, давно и тайно страдает, не имеет никаких шансов. Тот самый, который мог бы стать одним-единственным. Который на всю жизнь».

* * *

– Так значит, ты совсем забросил науку за своими душевными переживаниями? – внезапно сменил тему Малахов.

Они поднялись со скамейки. Тропинки ухоженного парка сменились тенистыми дорожками Нескучного сада, в нескольких метрах от которых начинались густые, непроходимые зеленые заросли. Тем приятнее было наслаждаться первозданной красотой природы, тем более что прорубать путь сквозь чащу не приходилось и ноги не утопали в грязи и не цеплялись постоянно за корни деревьев.

Кусты, деревья и трава уже поблекли, пожухли, потеряли сочность, а порой и вовсе успели засохнуть. Тропинки были довольно густо усеяны опавшей листвой и желтой травой. Нескучный сад прямо за метромостом уступал место заказнику «Воробьевы горы». В этом месте река делала крутой разворот на 180 градусов и на другом ее берегу, в красивой и обширной излучине виднелись монументальные сооружения спорткомплекса «Лужники».

Солнце почти село, последние ярко-красные лучи едва пробивались сквозь обильную листву. Вокруг было пустынно, в конце напряженного трудового дня москвичи редко забредали в этот отдаленный от цивилизации уголок города.

– А вот и не угадали! – Козырев довольно улыбался, в момент забыв о душевных переживаниях. Достал из кармана две половинки шарообразного предмета странной формы. – Евгений Михайлович, смотрите!

Арсений соединил обе части вместе и положил их на асфальт. Вокруг тотчас зашуршала опавшая листва, будто тихим осенним вечером внезапно поднялся легкий ветерок. Люди, между тем, никакого движения воздуха не ощущали. Через несколько секунд на расстоянии пары метров от них образовалась хорошо заметная граница, четко обозначенная более плотным скоплением легкого мусора. А следом за ним, наоборот, несколько десятков сантиметров практически чистого асфальта. Оба ученых оказались как бы внутри своеобразного круга.

– И что это? – взволнованно спросил Малахов. – Надеюсь, ты не планируешь нас угробить?

– Не волнуйтесь, профессор, эффект минимальный. Это не самый удачный экземпляр преобразователя. К тому же все проверено уже сотни раз. Видите, – он обвел рукой круг, указывая на границу из мусора, – в этом месте как раз максимальный градиент искривления. Он незначительный по абсолютной величине, но, как можете сами убедиться, легко наблюдаемый. Но это еще не все. Внутри круга градиента нет, более того, наблюдается уменьшение влияния Земли.

59Жан де Лабрюйер.