Read the book: «Специальное назначение любви»

Опять не получилось

– Ань, у тебя всё в порядке?

Голос Никиты вернул меня в реальность. Я сидела в его квартире на крышке унитаза и смотрела невидящими глазами на два отрицательных теста на беременность, лежащих на стиральной машинке.

Три дня задержки и ничего.

– Всё нормально, Никит. – Я постаралась говорить ровным голосом. – Подожди немного, сейчас освобожу.

За дверью послышались удаляющиеся шаги, а я даже не попыталась встать на ноги. У меня было ощущение, что на плечи легло свинцовое одеяло. Оно придавило меня неподъёмным грузом и даже цвета окружающего мира засыпало пеплом.

Я снова замерла. Двигаться было невыносимо тяжело. Снова ничего. Одна полоска без шансов родить ребёнка. Сколько там этих яйцеклеток осталось в яичниках? Сколько у меня ещё было попыток?

Сидя без движения, я не просто ничего не делала. Я даже не думала, не существовала. Даже была не здесь, а в липком, тягучем отчаянье невозможности родить ребёнка.

Это длилось вечность или даже две. Зачем что-то делать, если ребёнка не будет?

В дверь совмещённого санузла стукнули.

– Ань, выходи уже.

– Да, да, сейчас, – ответила я и не сдвинулась с места. А смысл?

Но Никита умел ждать. Встал за дверью и никуда не уходил. В душе шевельнулось раздражение его упрямством и удовлетворение упорством.

– Иди ко мне, Ань. Вместе проще решать проблемы.

Посмотрев на пластинки тестов на беременность с одной чёткой полосой, я горько хмыкнула. Мне наши совместные усилия не помогли забеременеть. Почему должны решить что-то другое?

– А-ня! – Настаивал Никита. – Там холодно сидеть. Иди ко мне в кровать. Согрею. Тем более, что я тебе вкусного принёс. Сбегал за свежими круассанами в пекарню.

– Правда?

– Конечно. – Голос Никиты стал соблазняюще вкрадчивым. – Взял классические и с кремовой начинкой, потому что не знал, какие ты захочешь в этот раз. А вчера по дороге домой купил сгущёнку и обычную, и варёную, и с кофе. Выберешь какая сейчас понравится.

– А остальную?

Никита засмеялся.

– Я тебя не брошу в беде. Съем остальное до капельки. Выходи, я тебе виноградного сока налью. Красного, как ты любишь.

Почувствовав голод, я шевельнулась, но сил встать и продолжить обычную жизнь пока не хватало.

Никита из-за двери продолжал уговаривать.

– А хочешь, я тебе фирменную яичницу с помидорами пожарю? С тостами или горячими бутербродами с сыром.

Звучало это даже соблазнительней круассанов с соком, но капризничать хотелось больше, чем есть.

– И в кровать принесёшь?

Это был удар ниже пояса. Никита просто ненавидел крошки в постели. Если замечал хоть одну, долго мне выговаривал за схомяченную печеньку или крошечный бутербродик.

Ответ я прекрасно знала, но желание отжать побольше сегодня было непреодолимым. На моё удивление, Никита ответил без малейшей задержки.

– Принесу. И тебя в кровать тоже на руках доставлю. Выходи, моя птичка.

Щёки стали пунцовыми. Птичкой он меня называл, когда ещё не знал, кто я такая. После первого секса наощупь в полной темноте. Даже термос с гравировкой птицы подарил.

От смущения я вскочила на ноги и выбросила бесполезные тесты в мусорное ведро. Оторвала туалетную бумагу, скомкала, и положила сверху, чтобы не было видно. Открыла дверь и тут же потеряла опору под ногами.

Никита подхватил меня на руки и поцеловал в губы. Ласково, нежно, успокаивая. Я обхватила его крепкую шею руками. Замерла. А он, словно хрупкую вазу, отнёс меня в кровать.

Усадил, обложив подушками, укутал в одеяло.

– Заледенела совсем. Разве так можно?

Он убрал мои тёмный растрёпанные волосы за уши. Чмокнул в губы и обнял, обхватив сильными руками вместе с подушкой.

Я почувствовала себя крошечной.

– Никит, я опять не забеременела.

Его плечи напряглись, закаменели.

– Я знаю. Ещё вчера знал.

– Откуда? Я тест только сегодня сделала.

– У меня на телефоне твой менструальный календарь.

– Зачем? – Искренне удивилась я.

– Чтобы понимать, что происходит, и сколько у нас осталось попыток. – Никита вздохнул. – У тебя вчера было плохое настроение. Совсем плохое. Хуже, чем если ты просто устала или расстроилась, или даже всё вместе. Доводы никакие не слышала. А когда грудь начал целовать вечером, оттолкнула, сказав, что тебе больно. Я предположил, что это связано с циклом. Проверил в телефоне, и всё сошлось.

Мне стало обидно.

– То есть ты теперь любое моё плохое настроение будешь объяснять колебанием гормонов? Думаешь, в другие дни мне не может быть больно, обидно или я не могу устать?

Я попыталась вывернуться из его медвежьего захвата, но Берестнев не дал.

– Можешь, конечно, можешь. Но перед месячными тебе всё кажется особенно обидным. И больнее в несколько раз. Ты готова расплакаться, если я напоминаю, про неубранную в шкаф футболку. Сегодня вообще в туалете сидела и мёрзла. Мне тебя очень жаль, но это неадекватная реакция. Я сразу понимаю, что с тобой что-то не так.

К горлу подкатили слёзы. Мне стало так обидно, словно меня предали. Я снова рванулась из объятий, и снова осталась в Никитиных железных тисках.

– А со мной всё не так! Понимаешь, всё не так! Я даже забеременеть не могу! У меня яйцеклетки заканчиваются! А я забеременеть хочу!

– Будем пробовать, Ань.

– Сколько? Сколько мы будем пробовать?

Сколько нужно, столько и будем пробовать. Тем более, – он поцеловал меня в ухо, – это удивительно приятный процесс. Я бы продолжал наши попытки, хоть каждый день.

Теперь обидно стало вдвойне.

– Это тебе шуточки, а у меня последний шанс стать матерью. Понимаешь? Другого не будет!

– Будут другие возможности. Мы их рассмотрим, когда используем эти. А пока надо стараться и делать всё возможное, желательно без слёз.

Я хотела сказать что-то, чтобы он понял, как мне тяжело, больно и в каком отчаянье я нахожусь каждую секунду. Но я просто расплакалась, а у Никиты хватило ума молча гладить меня по голове и не убеждать, что это не так.

Вместо фильма

Сегодня всё раздражало, и на всё не было сил. Живот болел, ощущение бесполезности и никчёмности из-за неслучившейся беременности. И даже внимание Никиты было цепляющим.

Чем больше Берестнев делал для меня хорошего, тем больше хотелось вывести его из себя. Заставить проявить неудовольствие. Это дало бы мне право на него злиться, может быть даже накричать.

Но он был безупречным.

Я и не заметила, как оказалась в кровати, укутанной в плед. Никита придвинул круглый столик на несуразной волнообразной ножке. Сел рядом в кресло так, чтобы и мне и ему было удобно дотягиваться.

– Может сядешь ко мне в кровать?

– Я останусь в кресле.

– Боишься, что я утащу у тебя печенье с мармеладкой?

Я демонстративно потянула к себе блюдечко с выпечкой. Вместо того, чтобы начать со мной борьбу за сладости, Берестнев переставил печенье ближе ко мне.

– Просто кровать для того, чтобы спать. В кровати едят, когда нет выбора или сил: если сильно заболел или едешь в поезде. А мне зачем? Я в собственной квартире и вполне здоров.

– Никит, и тебе никогда не хочется полениться? Сделать что-то безумное? Хотя бы необычное или непривычное?

Мне стало интересно. Никита с улыбкой пожал плечами.

– Нет. Мне нравится, что вещи лежат на своих местах. В детстве я играл с дедом или отчимом в игру с завязанными глазами. Пробовал полностью собраться в спортивную секцию или, например, съесть уже приготовленную еду. Иногда получалось забавно. Особенно, если накануне солонку и перечнице поменяли местами. Было весело.

– Да? Мы тоже с дедулей Колей развлекались. Только мы пытались найти спрятанные бабулей сладости или сюрпризы. Мы переворачивали вверх дном квартиру. Однажды нашли дедулину заначку от бабушки в книжке. Представляешь, советские деньги уже не были в ходу, а там лежало 25 рублей – целое состояние. Бабуля говорила, что на них можно было купить сапоги. У вас такое случалось?

– У нас? – Никита выглядел шокированным. – Это была в принципе невозможная ситуация. Сан Саныч отдавал все деньги маме. Она их раскладывала по конвертам: еда, коммуналка, учёба, что-то ещё по мере необходимости. Отдельно лежала сумма на непредвиденные расходы. Мы все знали где она, потому что непредвиденное могло случиться, когда родителей не было дома. Но мы никогда их не трогали.

– Везёт вам. Мы однажды с мамой купили платья на Новый год на всю зарплату. Потом целый месяц сидели на кашах и консервированных домашних помидорах. Хорошо, что проездные успели купить заранее.

– Ну вы даёте! У нас всё было по плану. Даже на отпуск мы начинали копить сразу же, как только возвращались из предыдущей поездки. Чтобы точно уложиться в бюджет.

Мы смотрели друг на друга удивлённо, но с улыбками. Никита сейчас был каким-то особенным. В отряде специального назначения это не ощущалось. А дома мне казалось, что Берестнев старше. Гораздо старше меня.

За полтора месяца жизни с Никитой в его квартире, я начала ощущать себя моложе, защищённее, нежнее. Вот и сейчас, потянувшись за чаем, неловко повернулась и живот начал болеть сильнее.

Мне даже не понадобилось что-то говорить. Никита сам придвинул чашку, сделал бутерброд, положил печенье и придвинул к краю стола с моей стороны.

– И сгущёнку, пожалуйста. – Попросила я. – Я сверху полью.

– Аня, у тебя бутерброд с беконом. Сгущёнку сверху?

Он так удивился, что я не смогла сдержать смех. Прыснула, едва не расплескав чай. Никита нахмурился, но комментировать не стал. Просто отодвинул чашку подальше.

– Нет, в чай налью. Но в детстве я могла и сверху намазать. Мама грела рис с котлетой, а я просила посыпать гарнир сахаром. Мама сильно удивлялась. Говорила, что мой отец сладкоежка, и я такая же.

Живот скрутило сильнее, и я скривилась от боли. Постаралась усесться удобнее и натянула одеяло до подбородка.

– Может таблеточку?

– Да, сейчас поедим и я приму лекарства.

– А потом ложись удобней, будем бездельничать. Жаль, что нельзя сходить в кино. Может поваляемся в постели и посмотрим что-то вместе?

Я откусила бутерброд и, вылив ложку сгущёнки, запила чаем. Зажмурилась от удовольствия. Мне показалось, что мне физически стало легче. Да и неудавшаяся беременность не так сильно скребла душу.

– Давай. Что будем смотреть?

– Сегодня я готов смотреть вместе с тобой мелодраму про сладкую пресладкую любовь, усыпанную сахарной пудрой.

– Ого! Вот это мне повезло! Ем в кровати, фильм про любовь. Неужели жизнь налаживается?

Никита бодро прожевал бутерброд, запил чаем и, вытерев руки салфеткой нырнул в кровать с другой стороны. Включил телевизор, начал листать мелодрамы.

Прислонившись к его крепкому плечу, я смотрела на список фильмов и не знала какой предпочесть. Никита листал, ожидая моей реакции. Наконец, я нашла старенькую любимую картину про студентов.

– Отличный выбор. Отдыхай, Ань. Всё наладится постепенно.

Берестнев поцеловал меня в щёку и включил фильм. По экрану уже поползли буквы названия, как на тумбочке запиликал телефон. Никита поставил мелодраму на паузу и вышел на кухню.

Мне не надо было слышать разговор. Достаточно того, что такой сигнал стоял у Берестнева только на заместителя командира отряда специального назначения Нестерова.

По отрывистым ответам Никиты было понятно, что звонок неслучайный. Он больше слушал, потом коротко и чётко соглашался. Потом фразу длиннее и закончил разговор.

В комнату вернулся с таким выражением лица, что мне стало жалко нас обоих. И Никиту, которого вызвали на работу в выходной, и себя, потому что сегодня мне категорически не хотелось оставаться в одиночестве.

– Ань, – начал он пытаясь подобрать слова.

– Вызвали?

– Нестеров. – Он едва заметно поджал губы. – Ты же знаешь, я хотел бы побыть с тобой. Тем более, что лежать в постели с такой восхитительной красоткой во много раз лучше, чем топать на службу.

– Знаю, Никит. Ты не переживай. Я всё понимаю. Служба есть служба. – Я постаралась погасить в себе разочарование. Сама всего два месяца назад была на его месте, пока не уволили. Понимала. – Да и ты не обязан ни отчитываться передо мной, ни проводить время. Я здесь, только чтобы забеременеть. Так что езжай спокойно. Истерик устраивать не буду.

Никита расстроился. Нахмурил лоб, но спорить не стал. Переоделся, залил в термос чай, положил бутерброды и шоколадку в зип-пакет. Всё уместил в небольшой рюкзачок. Поцеловал меня в губы.

– Ты грейся в кровати. Закрою сам. Как только освобожусь, перезвоню. Будь умницей.

– Буду ждать.

– Отдохни.

Никита ещё раз поцеловал меня и почти бесшумно выскользнул из квартиры. А я, так же тихо заревела в подушку.

Где ты была?

Я доела вкусняшки, оставленные Никитой. Сначала бутерброды, потом круассан. Подумав немного, взяла в руку ещё один и макнула в сгущёнку. На белой поверхности осталась крошка посыпки.

Ну, что такое? Никита не любил, когда в джем или сгущёнку я погружала булку. Всегда сначала вылавливал оттуда все крошки, а потом только начинал есть. Я вспомнила его осуждающий взгляд и закатила глаза.

Доела круассан, макая в сгущёнку, потому что так вкуснее. Облизала пальцы, а потом с упорством маньяка собирала с поверхности пластинки слоёного теста. Чтобы Берестнев не хмурился.

У Никиты была симпатичная квартира, но совершенно мужская. В комнате диван, кресло, кровать, тумбочка, шкаф-купе. Круглый столик на изогнутой ножке выпадал из этого безликого мебельного покрова. Было ощущение, что он достался Берестневу вместе с квартирой.

И ни одной мелочи, говорящей о хозяине. Всё убрано в шкаф, всё на полочках. Если отвернуться от столика, на котором сейчас стоял недоеденный завтрак, можно было подумать, что здесь никто не живёт.

Я пробовала поставить свою косметичку на полочку в ванной, но Никита освободил мне место в навесном шкафчике. Сказал, что боится нечаянно смахнуть или залить. За дверцей будет целее.

Полтора месяца в его квартире. Я должна была уже привыкнуть, но нет. Моим это место так и не стало. Я чувствовала, что это жильё Берестнева. Оно было точным отражением заведённых порядков.

Квартира была пустой без Никиты.

Мне стало неуютно. Я каждую секунду ощущала беспокойство. Почему вызвали Берестнева? Где он сейчас? Что делает? Уже отправился на выезд по заданию или ждёт приказа на базе отряда? С кем?

А ещё, взяли ли с собой психолога? Кого? Кто теперь вместо меня? Справляется ли так же хорошо, как я? Ну что такое?

Я что, теперь всё время буду вспоминать работу в отряде? Я даже не могла сейчас разобраться: мне правда так нравилось ездить на выезды со спецназовцами или этого хотелось, потому что теперь было невозможным?

Мы с Никитой жили вместе, значит в отряде мог служить только один из нас. Родственники и любимые не могли работать вместе, поэтому мне пришлось уйти. Чтобы Никита остался, ведь он не был виноват.

Тем более, что я пыталась обмануть и Никиту, и руководство. Использовать втёмную.

От воспоминаний меня даже с кровати снесло. Пытаясь забыть ужас этого времени и разговоров после разоблачения, я заметалась по комнате. Поставила прокладку, убрала тарелки. Положила еду в холодильник.

Вымыла посуду и вытерла столик. Прошла салфеткой столешницу насухо. Постаралась стряхнуть крошки с постели, но, потерпев неудачу, взялась за пылесос с узкой насадкой.

Я старалась забыть события предыдущих месяцев, приводя квартиру в порядок. Откинув одеяло, я прошлась по простынке, не оставив следов завтрака. Застелила покрывало и поняла, что не смогу сидеть и ждать.

Одно дело просто дожидаться со службу в обычный день. Совсем другое, понимать, что Никиту могут отправить «на выезд», или «на работу», как в отряде называли задания.

Мне надо было срочно что-то делать. Куда-то бежать, чтобы не сойти с ума.

Заметавшись по квартире, я проверила, чтобы всё было в порядке. Заскочив в ванную, схватила свою зубную щётку. Её давно надо было заменить, вот и повод сходить в магазин нашёлся.

Схватив сумочку, выскочила в сторону ближайшего торгового центра. Физически я чувствовала себя нормально. А с беспокойством за Никиту помогла справиться идея отблагодарить Берестнева за утро.

Быстрым шагом добежала до небольшого магазина спортивных товаров. У Берестнева много тренировок. Хотела купить ему что-то хорошее. Что-то про заботу. Ведь если бы не он, ревела бы весь день.

– Вы что-то конкретное ищете? – Ко мне подошла продавщица маминого возраста. Подтянутая и опытная.

– Нет. Мне нужно что-то для человека, у которого в жизни много спорта. Экипировка есть всякая: и перчатки, и кроссовки, и бутылка для воды удобная. А мне хотелось бы что-то небольшое. Не очень дорогое, но душевное.

– Про заботу? – Продавщица участливо улыбнулась.

– Да! Именно! Он и сам заботливый, и ему ответить хочется тем же.

Женщина заскользила взглядом по прилавкам и навесным стендам.

– Ваш мужчина?

Продавщица спросила просто чтобы поддержать разговор во время подбора подарка, а я замерла. Я так никогда не думала о Никите. Живём вместе временно, но ведь вместе!

– Да. Мой мужчина, – ответила я и улыбнулась. Никита вызывал у меня уважение и трепет. Я вполне понимала сейчас девчонок, которые с гордостью часами показывали подружкам фотографии парней.

Сейчас я бы тоже показала, но сдержалась.

– А спорт какой?

– И бег, и бокс, и волейбол с единоборствами.

– Силовик? – Я удивлённо взглянула на продавщицу, а та понимающе улыбнулась. – Да можете не говорить. У меня у самой такой сын. У них очень разная подготовка. Не для побед и результатов, а чтобы жизнь сохранить. Там и бегать, и бить, и играть будешь, служба такая. Так-так-т-а-а-а-ак… Что же вам предложить… А! Я знаю!

Женщина ловко протиснулась между двумя стеллажами и, словно фокусник из шляпы, достала синий резиновый цилиндр, сантиметров 10 в высоту, на плотном шнурке с карабином. Протянула мне.

– Что это?

– Это полотенце для спорта. Смотрите!

Продавщица развернула цилиндр, и я увидела в нём окошко. Женщина потянула синюю ткань, и на прилавок выпало небольшое полотенце.

– Оно отлично впитывает пот. Его можно класть под голову на тренажёрах или вытираться между подходами. А ещё, – продавщица приподняла ткань, и я увидела, что её края сострочены, образуя круг, – можно обмотать вокруг руки, или натянуть на лоб. Ткань эластичная, отлично помогает, чтобы пот не капал на лицо или не скатывался с запястья на гантели.

Женщина ловко натянула полотенце на голову, и оно стало повязкой. Потом свернула из него восьмёрку и надела на предплечье.

– Беру!

Свернув полотенце в 3 раза, я скатала его в трубочку. Вставила получившийся рулончик в резиновый чехол и подёргала карабин.

– Надёжный. Сын его к бутылке с водой пристёгивает. Держится – не оторвёшь.

– Давайте! Не терпится уже подарить!

Оплатив полотенце, я почти бегом кинулась домой. Никита не звонил, значит не было возможности. Надо было просто ждать.

Торопливо цокая каблучками, я свернула к подъезду. Уже думала, что приготовлю на ужин, когда за спиной услышала резкое.

– Аня! Где ты была?

Кто за кого переживал?

Торопливо обернувшись, я едва не столкнулась с подошедшим почти вплотную Никитой. Он исчиркал моё лицо взглядом и крепко сжал ладонями плечи.

От удивления я не могла найти слов для ответа, а Берестнев спросил ещё раз.

– Аня, где ты была?

– В ТЦ ходила.

– В какой ТЦ?

Никита продолжал ощупывать меня взглядом. Смотрел, чуть наклонив голову вперёд. Себя вполне контролировал, но «забрало начинало падать». Это меня взволновало.

Если уж стабильный Берестнев забеспокоился, значит, случилось что-то серьёзное.

– В наш ТЦ, на Липецкой.

– Зачем?

Он держал меня за плечи так сильно, что мне стало больно. Я поморщилась и попыталась ослабить хват. Никита моргнул, и давление уменьшилось. Но руки он опускать не стал.

– Я беспокоилась за тебя. Знала, что у тебя такая служба, но ты уехал, и я всё равно занервничала. Потом поняла, что не смогу высидеть в квартире. Мне было так тревожно, что я решила сходить в магазин сейчас, чтобы успеть к твоему возвращению.

Никита смотрел на меня молча, словно пытаясь осмыслить происходящее.

– Что-то купила?

– Да. Небольшой подарок тебе. Ничего особенного, безделушку, но от души.

Теперь уже мне казалось, что я купила что-то бесполезное, что Берестневу даже показать полотенце будет странно. В резиновом чехле? На карабинчике? Глупость какая-то.

Никита нахмурился.

– Подарок? Мне?

– Ну, да. Теперь мне кажется, что он тебе не подойдёт. Я, наверное, его завтра обратно сдам. Это была импульсивная покупка.

– И больше ничего?

– А надо было? Я что-то забыла?

На моё удивление, Никита ничего не ответил. Он аккуратно развернул меня к подъезду и повёл к двери, обнимая одной рукой. Я склонила голову ему на плечо. Мне показалось, что Берестнев выдохнул облегчённо.

– Всё нормально, Ань. Просто беспокоился за тебя.

Он отстранился, доставая ключи. Приложил синий кружочек к панели. Раздался мелодичный звук и щелчок. Дверь открылась, и Никита пропустил меня вперёд.

До квартиры поднимались молча. Если не захотел говорить на улице, спрашивать без толку. Может секретная информация. Но я кожей чувствовала, что что-то не то. Что его что-то продолжает грызть изнутри.

Проблема на службе? Тогда бы он так быстро не вернулся. Какое-то ЧП в городе? В ТЦ? Но не по их профилю? Там работали другие подразделения? Никита был напряжённым, но продолжал всё контролировать.

Забрало держал открытым.

Распахнул дверь квартиры, пропустил меня в коридор. Всё это молча. Придержал за локоть, пока расстёгивала босоножки. Разулся сам и поставил обувь рядом со стеной.

– А с телефоном у тебя что, Ань?

– Да, нормально вроде бы. Никит, прекращай уже кругами ходить! Что случилось? – Не выдержала я.

Никита встал напротив. Смотрел напряжённо, обнимать даже не пытался. Разглядывал, словно ища во мне разгадку сложного ребуса. Потом кивнул, словно подтверждая свои предположения.

– Тебе утром было тяжело, Ань, а потом ты исчезла из дома. Телефон был вне зоны доступа. В ближайшем продуктовом тебя не было, в аптеке тоже.

– Ты везде успел сходить?

– Успел.

– Да зачем? Я бы сбегала в магазин и вернулась. Ну, сел телефон, наверное. С кем не бывает?

Я пыталась увидеть шутливые искры в глазах Берестнева. Дотронулась до его руки, но он не сжал мои пальцы в ответ. Смотрел, словно пытался добиться ответа у меня.

– Ты утром была сильно расстроена. У нас были планы на день, а потом меня вызвали, и я уехал. Тебе было сложно справиться. Я бы понял, если бы ты лежала в кровати, утащив на простынку тарелку с печеньем. Если бы спала, уткнувшись в подушку. Даже если бы ревела, запивая сгущёнку соком, и смотрела слезливую мелодраму. – Он вздохнул с таким серьёзным видом, словно собирался признаться, что взял кредит на новые шторы под 500% в день. – Но ты исчезла из идеально чистой квартиры, и телефон не отвечал.

– Ну, говорю же, сел, наверное, пока я по отделам ходила. Не в первый же раз! Что тебя так напрягло? Никит? А?

Берестнев снова вздохнул.

– Ань, давай по-честному. Ты же ушла, а потом передумала? Прибралась здесь, пропылесосила кровать и решила вернуться к себе?

Выводы были странными. Обычно Никита понимал обстоятельства лучше, чем я. Как-то узнал, что я пропылесосила кровать, хотя я могла её просто застелить поверх крошек. Но вывод сделал странный.

Я начала уставать и от разговора и вообще. Поэтому прошла к столику, на котором утром Никита устраивал мне завтрак. Поставила сумку и достала свой телефон.

– Видишь, 0% зарядки. Просто сел. Безо всякого умысла. – Я достала резиновый цилиндр на петельке с карабином. – Вот твой подарок. Глупый, конечно, но хотела порадовать. – Я открыла шкаф и ткнула пальцем в свою полку. – Вещи на месте. Это свитер можно надеть чужой, или старый, или не совсем в размер. А с бельём этот номер не пройдёт. Его приходится долго выбирать для большой груди. Так что, без бюстгальтера, я бы и с места не сдвинулась. Так откуда идея, что я решила вернуться домой, если даже лифчики на месте?

– Ты забрала зубную щётку. Ань, давай договоримся: никаких решений в одностороннем порядке, никаких измен с прощениями, никаких сошлись-разошлись. Если захочешь вернуться домой, скажи и вопросов не будет. Только втихую не уходи.

– Ты испугался, что я ушла?

В лице Берестнева не дрогнул ни один мускул. Думала, что он промолчит, отшутится или скажет, что моё предположение фантастическое, но он ответил честно.

– Да. Я увидел, что в квартире идеальный порядок и нет зубной щётки. Решил, что ты ушла. Совсем ушла. – Он моргнул. – А ты?

Мне стало так тепло на душе. Ему не всё равно, есть я или нет, ушла или осталась. Ему важно, чтобы я была с ним. Он беспокоился, где я буду ночевать.

Мне снова пришлось копаться в бездонной сумке. Хорошо, что пластиковая коробочка была массивной и быстро нашлась.

Я протянула Никите новенькую упаковку. Подошла ближе. Обхватила за шею и, встав на носочки, поцеловала в губы.

– Просто мне понадобилась новая щётка. – Вот теперь несгибаемый Берестнев дрогнул. Притянул меня к себе. Поцеловал, не сдерживаясь. Чтобы перевести всё случившееся в шутку, я ткнула его пальцем между рёбер. – Если я решу уйти, тут идеального порядка не останется. Тут вообще ничего не будет. Только груда мелких щепок и битого стекла.

– Будем надеяться, до этого не дойдёт. В следующий раз, оставляй записку. А то и тебе, может случиться, придётся возвращаться к груде хлама.

– Ты не сможешь. Ты – спецназ.

Он поцеловал меня в губы.

– Я смогу. Я – талант.