– Да. Не голословно декларирует свои идеи. Получается, что для талантливого писателя обыкновенный человек такая же интересная загадка, как для обыкновенного – талантливый. Что держит и укрепляет каркас Лениного произведения? Вроде бы пишет о том, о сем, а складывается общее мощное впечатление! У нее не политический и не развлекательный контент, а познавательный, но свободный от академической дидактики и назидательности. Лена ненавязчиво говорит о серьезных вещах, как бы вскользь, а задуматься заставляет. Она не сочиняет, потому что не фантаст, а писатель судеб. Меня поражает обаяние ее невероятно тонких деталей. Создавая обобщенные образы, она не отступает от реальности.
– Она полностью исключает из оценочной шкалы политическую составляющую? – удивилась сидевшая рядом с Аней Валя.
– Не совсем. Она как приправа или как шоколадная присыпка на торте. Лена имеет к событиям, описываемым в книге, опосредованное отношение, и, тем не менее, раскрывает и свою писательскую душу, которая кажется простой и доступной, а на самом деле она огромной духовной наполненности. Ее сразу не поймешь, не изучишь, если только почувствуешь.
Не обходит Лена и области этики и эстетики. Мне кажется, она сказала в этой книге недостающее слово о половых, плотских ощущениях женщины. Лично для меня она открыла неожиданные смысла, новые понятия. Этот вопрос – дыра в русской литературе. Лена пишет об этом, деликатно тактично и скромно, но вещи называет своими именами, не завуалировано. Правда, наш даже взыскательный читатель не готов к откровенному разговору на эту тему: кто с подозрением относится, кто с любопытством и смущением. А ведь она имеет к каждому из нас самое прямое отношение. Эротика у нас на грани запретного. Мы безграмотны и многое теряем во взаимоотношениях полов. И язык наш в этом вопросе в зоне стыда и чего-то… потаенного. Медицинские термины есть, а любовных слов не хватает. Я считаю, что для взрослых об этом надо писать, а родители детей просветят, придав своим словам особую индивидуальную окраску. Или это забота врачей? Я читала, что в Японии этот культурно-воспитательный сектор находится на высоком уровне.
– Не части, я не успеваю за твоими мыслями, – попросила Жанна.
– Писатель должен иногда чуть-чуть выходить за рамки обыденного, привычного. И мы с ним, потому что читатель тоже творец. Кто через произведения, кто через религию ищет, как и чем поверять свою жизнь… С молитвой тот, кто уже сам пришел к Богу со светлой надеждой, чтобы соединиться с силой небесной, чтобы помогла, дала крылья… Но это так эфемерно…
– У Лены изысканный тонкий благоухающий Бунинский язык и знание жизни как у Горького? – весело и с удовольствием прервала Лиля Аню.
– В книге – печальные истории разрушения отношений в семьях и их анализ со «сверхвысоким разрешением кадров происходящих событий». И наши она вплела в канву своего произведения. Читаю и зрительно представляю каждую судьбу.
– У тебя прорезался аппетит к драме? Я скорее могла бы предположить, что ты подсядешь на комедию, – удивилась Валя.
– Скажете: «Сметем подчистую эти обветшалые идеи романтизма!» или «Ох уж эти вечно актуальные проблемы личности! Человек живет чувствами, а общество умом. Заезженный материал. Это неоправданный и, может, даже порочный путь. Настоящий конфликт – это конфликт личности с социумом, с общественным мнением». А зря. Есть творцы, осознающие свою глобальную миссию. Типа Солженицына. Есть те, что творят с удовольствием и для удовольствия. Каждый писатель исходит из своих внутренних побуждений. Разве Ленина тема сохранения семьи не глобальная? Она говорит о том, что пора бить тревогу.
Факты у Лены общеизвестные, но преподнесены иначе. В них нет зла, они полны человеческого достоинства и печали. Они пробивают насквозь, оглушают своей искренностью, правдивостью и извлекают пиковые переживания прямо из подсознания, потому что вскрывает самые болезненные нарывы взаимоотношений между мужчинами и женщинами, мотивируют и подталкивают к их разрешению. У нее сто процентов попадания в сердца читателей.
– Это другая система приоритетов и предпочтений? Не поняла Лиля.
– Та же, но пронзительная необычная проза Лены пробуждает подлинные живые чувства и эмоции. С моей точки зрения, Лена умеет выбрать и сказать самое главное, она как приводной ремень многих эмоциональных процессов в читателях. Лена подспудно внедряет в головы читателей светлые добрые и подчас неожиданные, пусть не всегда оптимистические, зато реальные мысли. Она пишет не хиты, а серьезные вещи. Ее творчество – эпицентр того, к чему она стремилась всю жизнь.
– Я «переела» умных книг. Хочу веселых, авантюрных, чтобы согрели мое остывающее нутро! – рассмеялась Лиля.
– Я бы добавила в этой книге чуть-чуть солнца, как в ее детских книгах. Но будет ли тогда она соответствовать жизненной правде? Нет, все-таки Лена умничка! Затронула! А говорила, что только начинает входить во вкус писательства. Люблю, когда мне что-то очень нравится! Я в эти моменты такая счастливая!
– Мы стоим у истоков новой попытки изменить человеческую природу! – пошутила Лиля.
– Идеи у Лены возникают необъяснимо, без всякой системы. Может, не все они новаторские, но она имеет право говорить об этих вещах по-своему сочно, эмоционально, навыхлест. Лавина Лениного таланта смывает все ее возможные недостатки. Инна, помнишь, как ты шутила, что в детстве Лена умела о работе в свинарнике говорить с таким же восторгом и накалом, с каким рассказывала бы о посещении прекрасного театра, в котором… еще никогда не бывала. И теперь всякие эмоции – и положительные, и отрицательные – идут в ее писательскую копилку и являются исходным материалом для следующих произведений.
А в детстве Лена с карандашом дружила. Даже думала, что это ее призвание, потому что учителя были высокого мнения о ее способностях как рисовальщика и наметили ей путь художника. Но потом она сама поняла, что ее больше влечет сочинительство.
– У тебя не поворачивается язык критиковать Лену? – вкрадчиво спросила Жанна, чтобы немного остудить «дымящуюся» голову Ани.
Но разве Аню быстро остановишь, если она в «творческом запале»?
– Я где-то читала, что «один человек пишет о том, что знает, а другой – о том, что еще находится в его подсознании. Он «ходит» туда, куда его влечет наитие, куда другие еще не ходили. Разум – это хорошо, но он не обязан быть абсолютной доминантой. Подсознание должно работать! Иррациональное и есть искусство писателя. Оно действует на человека сильнее всякой статистики». Такие слова и о творчестве Лены могут быть сказаны, потому что она обладает способностью иррациональное выражать через рациональное.
– По-моему, если человек, читая, получает иррациональный импульс, значит произведение талантливое, – заметила Валя.
– Лена не давит в себе творческую индивидуальность, не «посещает» знакомые пути-дорожки, ей надо удивлять, поражать. Я нашла в ее рассуждениях о семье для себя много интересного, удивительного и особенного. Она знает, о чем говорит. У нее не преподнесение расхожих базарных историй, хотя она отталкивается от типичных черт героев, а живой, без лакировки диалог с читателями. Рассказы проникнуты болью за нашу глупость, неосмотрительность и неуверенность. Эта книга глубоко прописалась в моем сознании, усвоилась и полюбилась. И все потому, что я выбираю произведения не по степени их признания в определенных кругах. А какие у нее милые описания природы!
– Она портреты своих героев «вписывает» в пейзажи? – рассмеялась Лиля. У нее было беззаботно-радостное настроение и ей не хотелось серьезных и тем более грустных разговоров.
Наладив дыхание после длинного монолога, Аня продолжила свое «выступление».
– Лена не амбициозна, в ней нет самообольщения и она не претендует на знание истины в последней инстанции, выдаваемой учеными, но мне кажется, эта ее книга служит проверкой житейской зрелости читателей. Смыслов в ней – через край! Лишенная бытовых подробностей, она становится вневременной. (О сладкая музыка пьянящих похвал!)
А Ленины детские книги не устаревают потому, что главное в них – не события, а чувства. Их читают все возрастные группы: от восьми до восемьдесят восьми лет. Они будто прокладывают в остывающих сердцах дороги к заросшим тропинкам детства. Я больше скажу: Лена – посол нашей юности в будущее, потому что ее книги – послания потомкам. Интересно, кто из писателей нашего довоенного и военного прошлого протягивал ей руку? Гайдар? А из современных авторов? Искренность и непосредственность – это золотые зернышки детского писателя! Может, и «цифровое» бессмертие Лене грозит. Счастливый случай не заставит себя ждать? Хотелось бы.
– Я слышала, что и Лариса в пятьдесят лет совершила такой же мощный кульбит, перестроив свою жизнь. И ее тоже волнует тема пересечения судеб, – вклинила свое замечание Лиля.
Но Аня продолжила с увлечением говорить о Лене:
– Я когда-то давно присутствовала со своими подопечными на читательской конференции в городской библиотеке. Одна девочка наизусть читала рассказы из первой Лениной книги. В ее голосе было столько любви! Она становилась на колени перед воображаемым цветком, глядела на него завороженно, нежно касалась… Она, домашняя, глубоко понимала боль и радость детдомовских детей и в то же время была так артистична, так прекрасна! А я шептала, еле сдерживая слезы: «Господи, дай ей счастья! Она такая…» А через семнадцать лет я снова попала в ту же самую библиотеку. Девятилетние мальчишки с интересом одолели первую книгу Лены и, смущаясь, рассказывали о ней, как об особенной, говорили, что писатель затронула их сердца, потому что понимает и чувствует детей, и это самое главное. А потрясенные двенадцати и тринадцатилетние девочки, не стесняясь, ярко и эмоционально делились своими переживаниями, хвалились, что «проглотили» все подростковые книги этого автора и ждут новых. Читателям нравятся Ленины книги, потому что они верят ей. Я слышала, как она говорила школьникам: «…Отложите написанный текст. И если через год не заметите недостатков, значит, вам еще рано писать».
– Лена цементирует вокруг себя молодежь, дает путевки в жизнь? – откликнулась Валя.
– Да. Активно живет. Я гордилась подругой и немного грустила. Лена отличница по жизни, а они по большей части в личном плане неудачницы. И в литературу она поздно пришла. На много лет отодвинула предначертанную ей свыше дорогу! Сколько еще тем могла бы охватить! Ведь предупреждал ангел-хранитель, чтобы не выбирала она путь технаря. Сколько еще тем могла бы охватить! Не послушала. Вот и не успела выполнить всё желаемое. Только «разогналась», а тут здоровье стало пошаливать. Может, Бог даст… Она еще не потухший вулкан: не сдает позиций, по-прежнему удивляет находками. Главное, что Лена никому не подражает. Она сама по себе.
Лена рассказывала, что ученые считают, что писательство – гигантская психофизическая нагрузка. Но если у нее все ладится, она не устает, потому что при этом бесконечно счастлива. Конечно, бывает что и голова ватная, и спина огнем горит… А по окончании работы она чувствует опустошенность по типу сиротства, покинутость любимыми… героями. Чудно, не правда ли?
– Но ведь болеет своим делом, плохо спит, мучается, – засомневалась Валя.
– И все равно радуется, как Бонифаций на каникулах из известного мультфильма, потому что это ее предназначение.
– Может ей все-таки надо избавляться от фанатизма в работе?
– Творить спокойно нельзя. Человеку вообще не свойственен покой.
– Потому что он заточен на результат? Лена без отдыха выворачивает себя наизнанку ради того, чтобы результатом ее труда насладились другие?
– Рационально творить не удается. Не подчиняются творческое горение и яркие эмоции графику.
– Мы концентрируемся на себе, на своих делах,
стремимся что-то предъявить миру, а ему это не надо. С возрастом мы понимаем, что суть жизни человека в гармонии с самим собой, в том, чтобы мир принимать таким, какой он есть, – сказала Лера.
– Ты проповедуешь буддизм – простую, неторопливую спокойную жизнь? Так он не предполагает безделья, потому что для большинства людей, особенно в молодости, состояние внутренней гармонии не возможно без плодотворной работы. Она не только физическая, но и душевная необходимость. А если у кого-то еще есть нерастраченные силы и незаконченные важные дела, то он и в старости уперто трудится, используя каждую минуту творческого вдохновения, – сказала Аня.
– А вот Емеля из сказки не делает того, что можно не делать, – ответила ей Лера.
– Исключил бы труд и чем питаться заставил? Святым духом? Размышлениями о смысле жизни? – фыркнула Лиля.
– Мне кажется, буддизм – для стариков. Пожилые стремятся к покою, к гармонии, а всякая ерунда ежедневно выводит их из себя. Хотят они того или нет, но постоянно находятся в состоянии раздражения. Необходимо чем-то разряжаться, отвлекаться, – заметила Валя. – И Лене надо хотя бы иногда поддаваться на уговоры собственного организма, все бросать и для восстановления в себе гармонии на время уходить подальше от цивилизации в лес, на рыбалку, тем более, что это полезно для вдохновения.
…Одни верят, что всё у них получится, и поэтому притягивают удачу, у других всё наоборот. Говорят, эта истина на вырост… как, впрочем, и любая другая… – заговорила Аня о другом и привычно вздохнула. – А за друзей Лена душу отдаст. Помните слова Инны о детстве? «Все меня пинали, ругали, презирали, только Лена поняла, простила и поверила. Наверное, именно с того дня я почувствовала себя человеком и пошла за ней».
Для всех присутствующих наступила долгая пауза доброй памяти детства.
Аня вернулась к своему рассказу.
– …И в книгах для взрослых Лена выстроила свою систему, создала свой собственный содержательный образный ряд, виртуальное общение с которым положительно влияет на понимание и улучшение взаимодействия между супругами. Она сведуща во многих областях науки и жизни вообще. У нее свой уникальный узнаваемый почерк, свой стиль. Она перегружает богатство своих знаний в книги. За ней не водится аллегорий. Прямолинейно бьет, прямой наводкой снайперски точно попадает в сердце. Непредвзято подает события. В ее книгах потрясающая информативность. В нескольких строках, а иногда и в одной реплике – целая биография персонажа. И в то же время она утверждает, что нельзя о серьезных вещах говорить без юмора или без иронии, иначе, в некоторых случаях, в условиях нашей современной жизни, спятить можно. Лена не выносит «чернухи», она отпугивает ее. Лучше у нее выходит, когда пишет не на заказ, а для души. (И такое у нее бывает?) Непостижимые, волшебные экспромты – самые яркие звездочки на полотне ее прозы. Объективно талантливые, выдающиеся авторы, несмотря на то, что в своем творчестве и во взглядах далеко не едины, формируют литературное мировое пространство.
…Лена дышит по-русски… Любому таланту нужно усердие и дисциплина, чтобы его развивать…
– Каждый художник, изображая разные стороны жизни, все равно, прежде всего, пишет свой портрет. Кто далеко от него уходит, кто рядом бродит. Напишет, выплеснет из себя отрицательные эмоции и излечится, – саркастически усмехнувшись, перебила Аню Лера. – Она не может не писать, как алкоголик не может жить без рюмки.
– Быть того не может! Четырнадцать томов описания своего портрета – это клево! Это суметь надо. Космически талантлива, – весело подыграла ей Лиля.
– У меня соблазн говорить о Лене с пафосом, – продолжила Аня, не обращая внимания на шутливо-критический настрой подруг. – Она умеет намывать смыслы из рутины обыденной жизни. Ее лозунги по жизни: «Не жалей себя. Находи кайф в работе. Будь себе интересна» и «Мир спасут доброта, красота и юмор!» Она утверждает, что жизнь – это подарок и надо ценить каждый день подаренный судьбой. Она задает вопросы: «Зачем мы здесь?», «Почему чья-то жизнь прошла бездарно?», «Для чего человек вновь и вновь рождается?» Ее волнует непредсказуемость пересечений человеческих судеб. Лена как-то сказала, что слова Бернарда Шоу о том, что «теперь, когда мы научились летать по небу как птицы и плавать по морю как рыбы, нам осталось научиться жить на земле как люди» она могла бы поставить эпиграфом к каждой своей книге.
– Так она и с великими накоротке? – пошутила Лиля. – Ты хочешь сказать, что помимо Чехова, Достоевского и Толстого мы обязательно должны читать современных авторов?
– Не о том я веду речь. Не перебивай, – отмахнулась Аня. – Произведения Лены не монотонны. Хитросплетения смыслов и метафор, смелость и неожиданность ходов сюжетов не для жанра «воспоминаний». И тем не менее…
– Какое же может быть творческое бесстрашие в описании кухонных ссор, тем более, если главные герои – твои друзья-товарищи? Ее обостренное чувство стиля и формы не страдает от «низости» темы?.. – опять «возникла» Лиля. Без предварительного прочтения книг, Анины безудержные дифирамбы ей были скучны. – Я бы, на месте Лены, крест на литературе поставила. (Лиля уже открыто дразнила Аню.)
– Авторы детективов интригуют и ловят читателей на интерес, а Лена на понимание чувств. В ее книгах важные разговоры на темы, которые часто обсуждаются женщинами «в узком» кругу. Как же нам без ее книг? Современная послеперестроечная молодежь не умеет говорить, формировать и проявлять свои чувства, не знает базовых основ, на которых зиждется семья. Мы упустили ее.
– Ты не упрощаешь картину? Лена обходится без уникальных философских высказываний, без захватывающих мифических и сюрреалистических вторжений в сюжет? Как же без них постигать законы бытия? – опять иронизирует Лиля. – Насколько я знаю, если хотят похвалить писателя, то называют его философом. А ты лишаешь Лену такого высокого звания, будто она не дотягивает…
– Она сообщает о частном, личном, а выходит, что об общем, общественном. В книге события вырастают до огромных проблем, приобретают объем, потому что автор поднимает серьезный вопрос сохранения главной ценности общества – семьи. Она с «нежным сарказмом» погружает нас в свои мысли и чувства, и мы выходим из берегов… – упорно защищает сокурсницу Аня.
– Лена пытается вписать своих героев в историю СССР? – спросила Валя.
– Нет, ее мысли о настоящем и будущем, а не о прошлом. Творчество Лены не хобби, не профессиональная работа писателя, а сама суть ее жизни. Как-то она сказала с улыбкой: «Мои книги – мои дети». Она пишет о том, что ее волнует и беспокоит всех нас. Ее главные темы: «Любовь и долг», «Совесть», «Судьба». А любовь и уважение к человеку – сквозная тема всех ее произведений. Не обошла она и вопрос «жизнь и смерти». Смерть всегда черной тенью стоит за нашими плечами, ограничивает, остерегает, напоминает, что жизнь – слишком короткая дистанция, чтобы ее заполнять невесть чем, и что неважно, есть ли, нет ли там что-то за гранью. Слаб человек перед лицом смерти. Умереть легче, чем жить. Но смерти надо сопротивляться, преодолевая превратности даже, казалось бы, безысходной судьбы. Заглушая в себе беззвучный крик боли, надо бороться в надежде счастье. Не стоит страшиться смерти, надо подготовиться к неизбежному уходу в небытие, настроиться. Но это верно для хорошо поживших, для стариков. А если человек молод…
Мне кажется, что она считает, что право искусства выше политики. Я вдруг подумала: «А готово ли общество мужчин воспринимать ее книги?» А если нет? Запираться в башне из слоновой кости и помалкивать? А критики? Не для чиновников и критиков она пишет свои книги без подобострастия, без унижения, открыто искренне и честно. Для читателей. Им и судить. Но я читала в прессе только положительные синопсисы и развернутые эмоциональные отклики.
– Может, где-нибудь и поругивают Лену. Я читала, что творческий человек должен быть готовым к тому, что его не будут признавать, и обязан наращивать себе броню. А бывает и так: пытается писатель дать людям тот самый лишний день… а он им совершенно не нужен. Вот что обидно! Помнишь фильм «Тот самый Мюнхгаузен»? Не похоронили бы Ленины книги. У нас всё могут, – заметила Лиля. – Ей бы успеть застолбить…
Но Аню не переговорить. Педагог!
– Лена будто считывает матрицы-судьбы своих героев. Ее сердце чувствует боль и душевный надрыв любого человека, не впадая в ярость, с сочувствием и сожалением. По-моему эта книга об ожидании любви всеми нами. А если попросту, совершенно откровенно, напрямую? Она о бабьей тоске, смешанной со злостью и отчаянием. В ней обиды, горечь, боль и смех. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что трудно радостно писать о счастье, если его так мало было в собственной жизни. К тому же, одно дело чувствовать, а другое – иметь способность выразить, преподнести. Лена умеет. Она привлекает своей индивидуальностью и неординарностью.
Что я для себя вычленила из Лениной книги? Она возбуждает и взрывает вулкан недовольства собой, заставляет не только задумываться, но и действовать. Читателю свойственно отожествлять себя с главным героем, даже с отрицательным. Я не ищу в ее книгах подтверждение собственной исключительности, я бросаю в топку ее мнений свои пороки и недостатки. Вообще-то говоря, считается, что самобичевание для юных… и оно давно не про меня. Но все мы и в зрелом возрасте далеко не идеальны, и об этом не стоит забывать. Я не отношу себя к поголовью запойных читателей и к числу чьих-то вдохновенных адептов, но Лена, вне всякого сомнения, заслуживает моего внимания. Мне не всучить абсолютную парашу. Как Слава сказал обо мне? «Ты не рыбка, клюющая на любую пикантную наживку». Он прав. Такое чтиво, братцы-кролики, – без меня.
Рита, призывает нас принять себя такими, какие мы есть, без борьбы. А Лена настаивает добиваться мечты, принуждает искать себя, ставить перед собой новые задачи, расширять горизонты, кислород кружками пить, побеждать в себе угольную темень неверия. «Давайте, залечивайте свои раны и снова вперед!» Наверное, потому, что сама, в этом жизненном хаосе, в беспорядке, всегда была в порядке. В принципе, если рассматривать в целом, ее книга о несбывшемся. О желаемом, но не всеми достигнутом. Мне кажется, что нужно ее героиням, то необходимо большинству женщин. Автору интересен человек в своей парадоксальности. И хотя разум, не самый лучший советчик творца, она рекомендует его не терять. И в этом заключается Ленин особый, очень интересный внутренний микрокосмос, заглянуть в который можно, только читая ее книги.
Лена незаметно подбрасывает нам свои наблюдения, находки, выводы и будто говорит читателю, мол, думай и не во всем ступай по следам моих героев, потому что не каждый человек, защищая свои правила и устои, способен дойти до края. Не всем дано вовремя узреть лик Вечности и отыскать в пространстве бытия имя Бога. Кому-то вернее идти на некоторые себе уступки. Лена заставляет читателя доискиваться, докапываться до глубин, чтобы почувствовать и понять себя. Она не изменяет мир, но формулирует проблемы и подталкивает к их осмыслению и решению. Положительные герои у нее проходят вторым планом, оттеняя остальных, разных. Писателю важно найти свою тему, окунуться в нее с головой и работать, работать… Лена ее нашла. Именно поэтому в ее книгах такая высокая степень жесткой правды.
Мне кажется, она безукоризненно точно попала в жанр «воспоминания», в обманчивую простоту его формы. С гениями прошлого трудно тягаться. Она выбрала правильный путь: быть не лучшей, но единственной в своем роде. Она совершает пешие восхождения на свои собственные вершины. И ей есть еще, чем порадовать своих читателей. Дай Бог ей здоровья. Мне нравится то, что она часто обращается к детству, заглядывает туда, где формируется человек. А еще меня с нею связывает и скрепляет ее по-детски нежная душа и чуткое понимание природы. Но у меня нет таких извилин, чтобы ее описывать. Представляю, чем и как писала бы Лена, будь у нее круг общения и возможность путешествовать по типу Дины Рубиной и других знаменитых писателей! А то сидит безвылазно в своем заштатном городишке…
Интересно, Лена ожидает «кавалерийских» наскоков или холодных отзывов на свое произведение? Если только со стороны некоторых мужчин? Думаю, она перед изданием пропускает свои книги через их цензуру, чтобы они разнесли их в пух и прах. Как мужчины иногда по телеку «прелестно» брызжут ядовитой слюной! Это подогревает их собственное «я»? Слушая их, я даже стыдливым румянцем заливаюсь, ну просто алею! Мне бы хотелось отозвать любые к Лене претензии, если они вдруг появятся, потому что совесть – ее главный закон.
Мне вспомнились строчки из Лениного письма: «На обложке фото, сделанное через год после больницы. У меня там волосы еще кудрявые от «химии». Видишь, сколько в лице оптимизма, сколько неутолимой жажды деятельности? Из больницы я вынесла любовь к жизни. После операции я ощутила эйфорию, счастье! Я выжила! Я научилась радоваться каждой мелочи. Химии меня крепко «придавили», но не лишили жажды творчества. Я обязана на максимум использовать время, дарованное мне Всевышним. Я должна, не умаляя замысла, найти мощные краски, чтобы донести свою боль до тех, кто еще «не проснулся» к сложному глубинному пониманию трагически-комичной игры жизни и смерти. Думаешь, это мои амбиции? Нет, в этом всеобъемлющее стремление к творчеству. Это буквально так».
– Никто не знает о книге больше, чем сам автор, – остановила Аню Лиля.
– Я слышала, что Лена собирается приступить к рассмотрению проблем современных детей, потому что детские книги помогают их вхождению в жизнь, способствуют проявлению талантов. Задел есть и будто бы уже план набросала. Говорила, что вся книга уже в голове, как в памяти компьютера, осталось только «распечатать». Оно и понятно: идея зародилась, росла, разрасталась… и созрела. Накопила материал… потом было погружение в него… и вот пришло время отдавать. Дай ей, Господи, лет жизни выполнить твою волю! Я ратую за осуществление ее надежд. Но сначала она хочет окончательно разделаться с предыдущей темой, чтобы больше к ней не обращаться и без помех заняться следующей. И работать, работать, пока есть силы…
– Наверное, она поднадоела сама себе с этими грустными женщинами, исполненными сострадания, – улыбнулась Валя. – Мятущаяся душа не знает покоя. Бес в ее крови завелся и толкает к обновлению?
– В новой книге, я думаю, как всегда, будет смесь поэзии и печали. Может, она будет населена в основном положительными героями. Произведение, конечно же, станет базироваться на научных разработках лучших педагогов МГУ, потому что она до сих пор инфицирована любимым университетом, но на выводах, совпадающих с ее собственными мнениями. Так сказать, без оглядки на авторитеты.
…Лена выразила беспокойство по поводу упадка в высшем образовании. Мол, давно ничего не слышала о Новосибирском университете. В шестидесятых он с МГУ, физтехом и Бауманским плодотворно конкурировал. И это шло всем на пользу.
Меняется общество, меняется и сознание людей… Как-то в интернет заглянула. Нет числа тем, кто ни в склад, ни в лад сочиняет. Несут ахинею да еще и гордятся, будто шутки у них на все времена. Все рванули в герои? А на самом деле благодаря интернету «дурак дурака видит издалека». В подтексте много чего должно быть, а текст обязан быть прозрачным.
– Это тебе кажется, что они ерунду пишут. Может, именно среди них надо искать «молодую, здоровую кровь». Вдруг у них одаренность налицо, а куда ее пристроить они не знают. Это не дает тебе робкую надежду… Ухватись за предложение. Не пришлось по душе? Тогда зачехли свою «балалайку». Заканчивай выступать, утомила, – воскликнула Лиля. – Шучу, не держи обиды.
Кира отвлеклась. Ей почему-то вспомнился отрывок из письма Риты. «…Я считала, что похвалить газету всегда найдется кому, а вот совета или полезного замечания можно не дождаться… Но с тех пор не берет редактор мои статьи. И за что наехала? За что наказала? За то, что я хотела помочь? Себя умнее всех считает? Советы ее оскорбляют? А я прислушиваюсь… Как-то ей очень понравилась моя заметка в журнале. И принялась она уговаривать главного редактора позволить ей перепечатку, но как узнала, кто автор, сразу прекратила переговоры».
Потом она о Ларисе вспомнила: «А ведь если разобраться, она свои книги начала писать уже будучи больной. И по сути дела полностью так и не выздоровела. Поэтому торопится. Боится не успеть. Вот откуда в ее произведениях необычайная открытость, искренность и поразительная смелость суждений. Конечно, высказывания не прямые, художественные, обобщенные, как и положено в литературе.
– …Слишком смелые, не терпящие лжи и несправедливости, долго не живут, – сказала Валя.
– …Каждый из нас что-то в жизни упустил. Наверное, ни одному творческому человеку не хватает времени воплотить все задуманное, – сказала Аня.
Кира опять отвлеклась от Аниных воспоминаний, а когда вернулась к ним, разговор у подруг шел уже о другом.
…В повести «Двенадцать разгневанных мужчин» Реджинальда Роуза тоже нет движения и лихо закрученного интригующего сюжета. В ней обсуждается главнейший человеческий вопрос: жизнь или смерть? И это завораживает. И у Лены предельно замедленное движение сюжета и другая, но не менее важная тема – счастье-несчастье.
…Разве по писательским канонам на страницах художественных книг нельзя пространно рассуждать об абстрактных понятиях? О религии, например. Кому-то близок мир, где важен Человек, кому-то нужен другой, где ценен Бог. Вот и борются гуманистический реализм и религия. Как и через кого должны говорить люди друг с другом? Кто или что их должно объединять? Бог? Я имею в виду общечеловеческие коммуникации. А разве не любовь? Понимаю, это идеализм. Но не пора ли нам выбраться из темноты недоумства и осознать всю крупность чувств людей, с которыми сталкивает нас судьба, ощутить, какой высоты возможна между ними любовь. Если бы… А кругом несчастные и несущие несчастья Медеи и теряющие связь с реальностью Офелии. Шучу. Но куда же нам без шекспировских страстей… Они чуть ли не в каждой неудачно составленной семье… Там же трагедия, балет и опера в каждом домашнем «спектакле»… Лучше бы оперетта.
…У буддистов нет Бога. Они живут в полном согласии с квантовой механикой. У них сознание – функция не мозга, но всей вселенной. Оно везде разлито. Оно есть даже у нейрона. Их теория – верх совершенства? И это уже не религия, а мировоззрение. Взять бы у всех религий лучшее… А Эйнштейн писал, что наука без религии – хрома, а религия без науки – слепа. Так считал гений… своего времени. Получается, что наука и религия не конкуренты. Они могут идти параллельными путями и не пересекаться. У каждой свои цели и задачи. А в чем же единство?.. Никакого большого взрыва не было? Всё было всегда? Но это же от недостатка знаний… Вот и пойми, кто ближе к истине.