Read the book: «Закат Ярила»

Глава 1

Холодно, до костей пробирает. Пересвет ощущал себя уж больно свободно, но пока не понимал, в чём причина. Резкий порыв ветра разметал светлые волосы по худому лицу. Только тогда он пришёл в себя и посмотрел вниз. Голый. Он стоял посреди лесных зарослей в чём мать родила. Хотя очки, к счастью, остались на носу. Выругавшись, Пересвет начал вспоминать, что было минуту назад. «Старуха, ну точно! Эта старая ведьма заговорила мне зубы, оглушила клюкой и забрала все вещи. Хорошо совести хватило очки оставить». И как только его угораздило попасть в такую ситуацию?

Ещё несколько дней назад ничто не предвещало беды.

Сталинская высотка наблюдала типовыми окошками за народом, что на ходу зевал, недовольно поглядывая на серые облака. Как будто ночь и не уходила. Свинцовое небо затопило крыши, налегло могучей грудью на башни многоквартирок, не позволяя их обитателям разглядеть заснеженные улицы города.

Будильник на айфоне раздражал незамысловатой мелодией, пока тонкий длинный палец не провёл по заветной кнопке «выкл». Серость и буря за окном усыпляли не хуже снотворного. Утро показалось далёким отзвуком ночи, отчего веки слиплись вновь. Расточительство и глупость – такими словами мог бы назвать свой долгий сон тот, кто сейчас мерно сопел в бирюзовую подушку. Ночью его потревожил кошмар: снилось, что голый стоит посреди поля, а вокруг него водят хороводы какие-то ряженые. Они смеются и поют странные песни на смутно знакомом языке. Хотел выйти из адского круга, а они стали петь громче, смыкая кольцо, подходили ближе, и без устали ржали, как ипподромные кони. Когда сумасшедшие были уже в паре шагов от него, проснулся. «Чтобы я, без одежды, посреди толпы? Бред какой-то», – решил сновидец.

С трудом разлепив глаза, парень дотянулся до телефона на прикроватной тумбочке и лениво взглянул на экран. Когда надел очки, пробил холодный пот. В следующие пять минут он уже мчался в ванную, чтобы успеть хотя бы почистить зубы. Завтрак на потом оставлю, думал, пока напяливал узкие брюки. На всю квартиру зазвучал стандартный рингтон, оповещая о скором неприятном разговоре с начальством.

Брать трубку не стал. А смысл? Всё равно отчитают. Успел схватить только кейс с документами и завалявшийся в холодильнике сэндвич с тунцом. Спешно надев кожаные ботинки, парень рванул к двери, провернул ключ в замочной скважине и выбежал на площадку. Дверь закрылась с оглушительным хлопком, отчего багетная рамка, висящая над ней, разбилась о паркет. Тонкое стекло разлетелось вдребезги. Под осколками лежала копия диплома о высшем образовании с антропонимом: Дивеев Пересвет Олегович. Форточку оставил, вспомнил владелец диплома, пока раздражённо подбирал нужный ключ.

Он бежал вниз, сшибая на своём пути все препятствия: вазон с петунией, так некстати выставленный у лестничного проема одним из жильцов, банку из-под кофе для окурков и, самое интересное, едва не пнул зашедшего на огонёк человека в рваной телогрейке, который сопел на площадке между этажами. Подобные элементы общества вызывали у него только жалость, поэтому про себя он отметил, что надо бы вынести бедолаге потрёпанный плед с дачи и кусок хлеба. Всё равно целой буханки ему одному многовато.

Пустые лестничные проёмы сегодня на руку: можно перескакивать через ступеньки и не волноваться, что кого-то столкнёшь. В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выпустит, а вот усердным работникам и в стихийные бедствия приходится топать по вылизанным ЖЭКом дорожкам. И зима не зима, и весна как осень. Мысли опаздывающего шли вразрез с тем, о чём ему действительно надо было думать.

Одинокие клёны устало качнули голыми лапами, когда Пересвет вышел из дома. Даже не вышел, а выскочил, налетая на медлительных прохожих. Он бежал вдоль по присыпанным снегом улицам, умело огибая машины, лавировал между толпами у переходов, шёл напролом, вежливо отодвигая любого, кто становился на пути.

Прикрываясь от порывистого ветра и снега воротником-стойкой, он перебегал один из тех переходов, которые не регулируются. Из-за поворота неожиданно вылетел «Мерседес». Он едва не раскатал Пересвета по сырому асфальту. Автомобиль с визгом затормозил. Не думая, Пересвет выставил руки и положил на капот. Из затемнённого водительского окна высунулась толстая красная рожа. Водитель, мужик средних лет со стрижкой под ёжика, крикнул, потрясая в воздухе мясистым кулаком:

– Куда летишь, патлатый?! Тебя бы налысо постричь, хоть на мужика похож будешь.

Тряхнув головой, Пересвет примирительно поднял руки, натянуто ему улыбнулся и отскочил от машины со словами:

– Туда и лечу. В барбершоп, стричься!

Пусть время давно вышло, пусть начальство сделает выговор, но традиции свои Пересвет менять не собирался. Расстояние в тридцать минут он сегодня преодолел за десять: впереди сверкал Арбат. Широкая туристическая улица в любую погоду ждала своего верного гостя.

Пересвет каждое утро любовался Арбатом. По крупице он собирал всё новые и новые детали в, казалось бы, давно изученном месте. Столица не прекращала его удивлять, несмотря на долгие годы их тёплой дружбы. Сегодня Пересвет бежал, попутно любуясь украшениями, что выставили специально для туристов: у сувенирной лавки кукла в женском сарафане с подносом бутафорских блинов, посреди улицы целая вереница авангардного вида чучел, над которыми «летают» белые голуби, повсюду развешаны цветные флажки и стоят деревянные колёса с яркими лентами. И всё это присыпано изрядной порцией снега. Туристов в такое ветреное утро не много, по пальцам пересчитать: кучки разновозрастных людей бегло осматривают витрины, при этом высоко поднимая воротники или кутаясь в объёмные шарфы. Магазины только открываются, как и кофейни, зазывая прохожих аппетитными ароматами свежих булочек и кофе.

Как раз в одну из них и стремился попасть Пересвет. Он бывал здесь настолько часто, что скидка на кофе никогда не сгорала. Второпях схватив вожделенный стаканчик, Пересвет побежал дальше, к метро. Подземка встретила леденящими порывами ветра, но его это не беспокоило – нельзя сдуть шапку, которой на нём нет.

Пока он бежал, женщины с восхищением оборачивались, а старушки с укором качали седыми головами. От станции к станции девичьи глаза выхватывали из толпы этого молодого человека, и часто не могли оторваться: высокая субтильная фигура с чёрным кейсом в руке, худое узкое лицо с мягкими чертами, прозрачной бледной кожей и отчётливой родинкой на правой щеке, при этом гладко выбритое. Ясные голубые глаза, обрамлённые коровьими белыми ресницами, скрываются под круглыми очками в тонкой золотистой оправе. Несмотря на высокий рост, он старался держать спину прямо. Отдельного внимания всегда удостаивались его волосы – слегка волнистые, густые и светлые, словно лён, они рассыпались по спине аж до поясницы. Уже и не вспомнить, сколько раз его принимали за девушку. Бабульки так и шарахались, когда он оборачивался на оклик. Некоторые начинали креститься. Всё повторяли, качая головой:

– Ей-богу, как девка!

Пересвет к таким комментариям уже давно привык. Хотя волосы часто мешались, особенно в ветренную, как сегодня, погоду, собирать их в хвост он не любил. Опаздывать он не любил тоже. Следуй букве закона, и всё пойдёт на лад – что-то в этом духе твердили ему в детстве родители. Так и вырос, соблюдая правила, но всегда стараясь извлекать для себя хоть крохотную, но выгоду.

В вопросах стиля молодой человек был просвещён гораздо лучше некоторых, поэтому женские взгляды блуждали по нему не только из-за притягательной внешности. По Москве в это утро бежал в длинном бежевом пальто с высоким воротником и пряжкой, сером шарфе, повязанным классической петлёй, и коричневых кожаных туфлях. От бега Пересвету стало жарко, и он умудрился на ходу расстегнуть пальто, открывая взглядам прохожих бирюзовый костюм-тройку и винтажную булавку для галстука с камнем александритом. Заслышав аромат его парфюма с морскими нотками, девушки оглядывались, едва не сворачивая свои нежные шейки.

Тоннель был полон людей. Пересвет как мог протискивался вперёд, чтобы успеть хотя бы на утреннее совещание. И, как на зло, впереди шаркала древняя старушка.

– Простите, – выдавил из себя Пересвет, пытаясь обогнуть неожиданный барьер.

Старушка обернулась.

– Молодёжь…Прытко бегают, да часто падают. Куда спешишь?

– На работу опаздываю.

Пересвет выразительно посмотрел на старушку, а та лишь тепло ему улыбнулась:

– Ну, беги-беги. Да гляди не оступись.

На красноречивые взгляды девушек он не отвечал, только забегал в уходящий вагон и при этом старался не расплескать кофе. В наушниках «Linkin Park», одна из любимых рок-групп, а волосы всё также непослушно лезут прямо в рот. Кофе пить в такой обстановке, разумеется, смысла нет. Остаётся лишь предаваться фантазиям о том, как эпично можно идти под музыку, которую кроме тебя никто не слышит – сразу чувствуешь себя героем клипа. Бумажный стаканчик приятно согревал вечно холодные руки, пока он размышлял над своими детскими замашками.

Диктор объявил нужную Пересвету станцию. Он вынырнул из метро, кое-как справился с ледяным ветром, и наконец зашёл в уже родной Дом Культуры и творчества. На проходной его сразу пригласили к начальству.

Так и знал. Отчитают. Но после вправки мозгов быстро отпустили. Пересвет сел за рабочий стол, аккуратно поставил рядом недопитый американо и тяжело вздохнул. В кабинет тут же зашла миловидная полная брюнетка, которой на вскидку можно было дать лет тридцать-тридцать пять, и прикрыла за собой дверь. Свободной рукой она держала бумажный поднос с двумя стаканчиками кофе.

– Светик, ты сегодня поздно. А я вот тебе кофе принесла. Всё, как ты любишь – чёрный, без сахара.

– Алла Петровна, я вам очень признателен, но, как видите, уже пью свой американо, – демонстративно кивнул он на кофе.

– Аллочка, – кокетливо поправила она его. – Мы ведь не чужие люди, Светик.

Молодого человека передёрнуло.

– Аллочка, – выделил Пересвет, – Прошу вас, никаких уменьшительно-ласкательных. Я так с ума сойду.

– Хорошо-хорошо. Но пообещай, что заглянешь к нам с детками как-нибудь вечерком. Ванечка и Машенька так давно не принимали гостей…, – лукаво подмигнула женщина.

Тяжёлый вздох вырвался из груди Пересвета снова, и он нехотя кивнул.

– Другое дело! А кофе тебе я всё-таки оставлю. Вижу, не выспался совсем. Может, помочь?

Коллега поставила один стаканчик на стол и кокетливо стрельнула карими глазами в сторону Пересвета. Её пышные груди вплотную приблизились к плечу молодого человека. Сегодня женщина надела кипенно-белую блузку и расстегнула верхние пуговицы, мол, чересчур сильно утягивали.

– Алла Петровна, не напирайте, – потребовал он.

После настойчивой просьбы женщина хищно улыбнулась, выкинула в корзину прямо у ног Пересвета подставку для кофе, отхлебнула из своего стаканчика и поцокала в коридор. Его вежливая грубость ничуть не смутила Аллу Петровну.

Вновь скрипнула дверь.

– Ну что вам ещё? – Пересвет закатил глаза.

В кабинет зашла уже другая женщина: высокая, стройная, лет на пять моложе Аллы Петровны. Её рыжие от хны волосы спадали на глубокое декольте белой рубашки, а длинные ноги прятались под чёрной юбкой-карандашом. Цоканье её высоких каблуков Пересвет обычно не мог спутать ни с чьим, но сегодня из-за одной настойчивой барышни он пропустил его мимо ушей. Женщина бегло осмотрела коллегу и бросила неоднозначный взгляд на второй стаканчик американо.

– Доброе утро, Инга Дмитриевна! Я как раз собирался к вам зайти, – заискивающе улыбнулся Пересвет, а сам всё норовил заглянуть не в глаза женщине, а гораздо ниже. Но совесть не позволила. – Отпустите через неделю до обеда? К стоматологу надо.

– Пересвет Олегович, куда же вы столько кофе-то пьёте?

– Привычка, – пожал плечами он.

– Следите, пожалуйста, за своим здоровьем. И не перерабатывайте, – отчитала его Инга Дмитриевна, – Иначе, боюсь, нам с вами придётся расстаться. Зрителям абсолютно точно не понравится полуживой ведущий с жёлтыми зубами.

Про себя Пересвет усмехнулся: «расстаться…Можно подумать, мы встречались…Так бы и сказала – нажалуюсь директору и уволят», но ей только вежливо ответил:

– Учту, Инга Дмитриевна.

– И, конечно, поступите по-своему…

На этот раз Пересвет промолчал и отхлебнул остывший американо. Кофе неприятно кислил. «Фу, они что, сменили поставщика зёрен? Или с обжаркой напортачили? Сегодня явно не мой день», – ворчал про себя Пересвет, начиная доставать из кейса бумаги. Инга Дмитриевна со вздохом покачала головой и вышла.

Совещание Пересвет не пропустил: собрал документы, доел сэндвич и спокойно зашёл в круглый просторный кабинет. За длинным столом уже сидели все коллеги и директор Дома Культуры. Сонные лица надёжно скрывались за непроницаемыми масками серьёзных людей.

– Раз все в сборе, давайте начнём, – предложил начальник, раскладывая перед собой бумаги.

Инга Дмитриевна встала, обвела цепким взглядом коллег, и заглянула в свою папку со сценарием.

– Сегодня у нас важное мероприятие для детей и взрослых нашего района – Масленица. Провожаем зиму и встречаем весну.

– Ага, как же, – пробубнил себе под нос Пересвет, глядя в окно, за которым медленно кружили снежные хлопья.

Женщина продолжала:

– Масленица пройдёт, как и планировалось, на уличной сцене. Погода сегодня не очень, но к обеду обещали солнце. Все свои обязанности знают, – Инга Дмитриевна повторно обвела коллег взглядом, – поэтому напоминать не буду. Как обычно, наш ведущий Пересвет Олегович.

С места неожиданно поднялся директор, чем привлёк к себе всеобщее внимание.

– Да, об этом…

Второй раз за утро Пересвета пробил холодный пот, пальцы нащупали александрит на галстуке и стали нервно поглаживать гранёную поверхность камня. Директор строго глянул на подчинённого:

– Хотел похвалить вас, Пересвет Олегович. От всего нашего коллектива. Отлично справляетесь с проведением мероприятий и дополнительными кружками. Продолжайте в том же духе! На Масленицу обычно собирается вдвое больше гостей, чем на праздники в зале. Так что рассчитываю на вас.

Пересвет спал и видел, как ему выдадут премию, а тут всего-то пустая похвала. Хорошо хоть не отчитал при всех за опоздание.

– Сделаю всё, что в моих силах, Константин Викторович! – ответил, наконец, он, и медленно прошёлся ладонью по мягкой ткани галстука.

– Мы собрали вас, – снова начала Инга Дмитриевна, – чтобы дать указания по реквизиту. Мужчины покрепче вынесут что потяжелее, женщины займутся костюмами и прочим, пока ждём детей из театральной студии. На этом всё.

Директор и остальные поднялись с мест и стали молча выходить из кабинета. За дверью не перешёптывались. Благо, коллектив Дома Культуры не был похож на серпентарий – тут не водились подколодные гадюки и другая шипящая живность. Каждый добросовестно выполнял свою работу и помогал коллегам, отчего Пересвет частенько сиял ярче капота в солнечный день. Когда он выходил из кабинета, бросил случайный взгляд на Ингу Дмитриевну, а она только сурово свела брови и поцокала на первый этаж. Как же так? Его похвалили, а её нет? Ну да, он ночами сидит за ноутбуком, а она по салонам красоты бегает. Ясно же, кого надо хвалить. К нему тут же подскочила Алла Петровна:

– Я заметила, как вы смотрите на Ингу. Что, раз у неё детишек нет, то и к моим не зайдёте?

На странное замечание женщины Пересвет ответил кривой улыбкой и немедленно припустил к себе. Вдогонку Алла Петровна крикнула, что всё равно ждёт его на чай. Наглость – второе счастье.

Двор Дома Культуры уже заполнили взрослые и дети, когда Пересвет вышел на улицу. Он не поверил своим глазам – столицу накрыли тёплые лучи солнца. От утренней бури не осталось и следа, за исключением далёких серых тучек. Снег мгновенно начал таять.

– Весна скоро, – раздался хрипатый голос у двери.

Пересвет обернулся. В проёме стоял старый охранник, что уже не один десяток лет работает на проходной.

– Да, весна…, – невесело ответил Пересвет, снова поворачиваясь к площадке, где ожидали начала праздника местные жители.

Посреди двора, возле небольшой сцены, поставили чучело: соломенную бабу в красном платке и цветастом длинном платье. Ребятня бегала вокруг неё, желая скорее увидеть, как ту сожгут. Но взрослые терпеливо подзывали чад, чтобы не путались у артистов под ногами.

Выступление началось. Пересвет с гордостью оглашал номера программы, а в перерывах бегал в палатку звукорежиссёра, молодого парня с тёмными волосами до плеч и замашками подростка.

– Ты Алку обидел? – спросил звукарь у ведущего.

Пересвет только пожал плечами.

– А чего она на тебя сычом смотрит?

– Да что с ними сегодня такое? То в метро, то на работе…

– Чудак, ты просто излучаешь псевдоинтеллегентность и флюиды. Какая женщина сможет устоять?

– Псевдо? – обиженно свёл брови Пересвет.

– Шутка, – парень примирительно вскинул руки и усмехнулся. – Иди, на сцену пора, детишек развлекать.

Пересвет выхватил у звукаря микрофон и выбежал к чучелу, у которого уже толпились дети. Родители встали полукругом, чтобы быть подальше от огня. Ведущий начал читать детям былину об острове Буяне:

– Сказывали, град стоит…

Внимание детей, как и взрослых, быстро рассеялось. Люди стали болтать о своём, а ребятня подшучивать друг над другом. Тогда Пересвет сменил тактику и перешёл к загадкам по русским сказкам. Родители его уже совсем не слушали. Им было гораздо интересней копаться в телефонах и фоткать чучело.

Загадки с призами в виде ароматных блинов и шоколадных конфет оказались для детей куда привлекательнее старых сказок. Ведущий огласил уже большую часть из них и сильно расстроился – правильных ответов было крайне мало. Ему захотелось воскликнуть: «Люди, оглядитесь вокруг! Посмотрите, в каком мире мы живём! Главная опасность не за углом, а здесь, прямо в наших сердцах. Разве для этого я горбачусь ночами над сценариями? Для этого вкалываю, как папа Карло? А как мне «нравится» в детях это закостеневшее незнание своей истории. Они и сказок-то не читают. Картинки показываю, персонажей не узнают…»

Одна робкая девочка в жёлтой курточке прервала его мысленную тираду. Она робко ответила:

– Это Кот Баюн.

И только Пересвету подумалось: «вот же, остались ещё знающие дети», как рыжий мальчишка пихнул её локтем в бок и сердито спросил:

– Ты чё, самая умная?

Девчушка сразу глазки отвела, раскраснелась, чуть ли не плачет. За что? Непонятно. Она же девочка! Как он может её оскорблять? Ну и дети пошли…А другой мальчик, чуть постарше них, закричал:

– Дебил, она тебе ничего не сделала!

– Сам такой! – ответил мальчишка и показал обидчику язык. Хорошо не фак.

Пересвет с горечью опустил голову, выключая микрофон:

– Ай, ну вас! Я умываю руки.

Пока дети ругались, он махнул звукорежиссёру, и тот включил весёлую танцевальную музыку. Когда все успокоились, Пересвет отдал бразды правления театральной студии, а сам ушёл в фойе ДК.

Наконец мероприятие подошло к концу. Двое мужчин облили чучело горючей смесью и подожгли с помощью факела. Дети сразу подбежали к родителям. Сверкали вспышки камер телефонов, слышался весёлый смех ребят. Пересвет стоял у сцены рядом с румяной девушкой, что играла Весну, и хмуро наблюдал за действом. Каждый раз одно и то же.

Вскоре догорел последний пучок соломы. Посреди двора остался только «скелет» бабы Масленицы. Над землёй высился чёрный крест, а с его обугленных перекладин капал на мёрзлую почву дёготь сухой травы. «Только бы жечь, а про суть праздника и не знают», – подумал отнюдь не весёлый Пересвет, глядя на радостные лица гостей.

Зиму проводили, Весну встретили. Работники ДК стали разбирать остатки праздника. Несколько женщин принесли из дома стопки жирных блинов, кто-то купил три пачки молока вместо сметаны. Весь оставшийся день коллектив питался только основным кушаньем Прощёного воскресенья.

Угрюмый вид Пересвета озадачил Аллу Петровну. Она несколько раз спрашивала, что стряслось, но ответа так и не дождалась. Другие тоже вдруг начали интересоваться, почему это вечно собранный молодой человек упал духом, хотя директор после мероприятия подходил к нему, с улыбкой хлопал по спине и ещё больше нахваливал.

– Напомни-ка, Пересвет Олегыч, почему ты не забираешь волосы в хвост? – жуя огромный блин, поинтересовался звукарь, и присел напротив него.

– Во-первых, с каких пор мы перешли на «ты»? А во-вторых, резинка больно стягивает кожу, и потом у меня целый день болит голова.

– Так почему бы их не отстричь?

– Потому что, – грубо отрезал Пересвет. – Я дал обещание.

– Кому?

– Себе.

Парень непонимающе уставился на коллегу, ждал пояснений, но Пересвет лишь откусил масляное угощение и запил его молоком. Тогда звукарь усмехнулся и сказал:

– Кстати, насчёт Тяпкина…язык из одного места высунь и скажи ему, наконец, что требуешь премию. А то он так и будет на тебе выезжать. Или хлопков по спине хватит?

Устав от расспросов и наглого раздолбая, который работает у них без году неделю, Пересвет захватил бумаги и выбежал на улицу. Рабочий день закончился, можно было и раньше уйти, корил он себя, спеша домой.

Вообще-то, работа ему нравилась – платят прилично, на жизнь хватает. Если считать дополнительные кружки. Он любил дарить людям праздник и становиться частью действа. Это не мешки таскать. Хотя грузчиком побатрачить тоже успел. С месяц отработал и ушёл: ручки хиленькие, волосы мешаются, как не собирай их в хвост, ещё и учеба выкручивает из тяжелой головы последние гайки. Натерпелся, в общем.

Но сейчас с каждым мероприятием становилось всё сложнее – дети не слушали, а родители не слышали. Пересвет расстегнул пальто и торопливо шёл мимо ларьков с запахом шаурмы, шашлыка или гари, мимо голых деревьев и низких заборчиков в парках, мимо детских площадок с толпами ребятни, и всё думал, что делает недостаточно. Раньше он считал, что всему должен быть предел. Но всё больше убеждался в обратном – ненасытные люди жаждут хлеба и зрелищ, неважно, какой ценой, главное, чтобы было весело. А то, что дети не знают простых вещей – это так, ерунда.

Ему временами казалось, что сколько бы ни старался – всё впустую. Собственная беспомощность душила, как и родная столица. Пересвет вдруг почувствовал, как насквозь провонял городом: выхлопными газами, дуновением сырого бетона в недрах метро, тошнотворным запахом чьих-то тяжёлых духов и копотью дорог…Его затягивало вязкое, клокочущее нутро мегаполиса. Каждый шаг отдавался болью в висках.

Пересвет резко остановился посреди улицы и вскинул голову к тёплым лучам весеннего солнца: глаза тут же заслезились. Сняв очки и смахнув пару солёных капель, он пошёл дальше. Мимоходом поздоровался с добродушной старушкой-консьержкой, забежал в лифт и уехал на свой этаж.

«Хватит! Надо сменить обстановку», – подумалось ему, едва захлопнул дверь квартиры. Под ботинком что-то хрустнуло. Пересвет отступил на шаг и с ужасом обнаружил разбитую раму с копией своего диплома.

– Чёрт!

Аккуратно собрав осколки, Пересвет вытащил бумажку, прошёл в комнату и бережно уложил её в первый ящик стола. Новую раму решил купить позже. Только он закончил готовить ризотто с морепродуктами, как зазвонил домашний телефон.

– Слушаю.

– Сынок, это я, – в трубке раздался мягкий женский голос.

– Привет, мам.

– Как Масленица?

– Думал, хоть на этот раз пройдёт лучше. Ага, конечно! Мало того, что отгадали мало, так ещё и перессориться успели.

– А что ты хотел? Это дети.

– Хотел привить людям любовь к сказкам и родной культуре.

– Успеешь ещё, на это время нужно, и немало. Слушай, может, бабушку проведаешь? У неё ведь юбилей скоро.

– В Тулу ехать?! Мам, бред не неси. У меня и так работы по горло. Сама знаешь…

– Знаю, потому и говорю, – непоколебимо ответила женщина. – Выгоришь ты на своей работе, Пересвет. Мне ли не знать?

Когда мать говорила с ним полным тревоги и жалости голосом, отказать ей было просто невозможно.

– Ладно, что-нибудь придумаю…Отдых бы сейчас и правда не помешал. Но ничего не обещаю. Как отец?

– Работает. Эх вы, трудоголики мои…, – женщина ласково усмехнулась. – Ну, не буду отвлекать. Позвони, как решишься взять перерыв.

– Договорились. Пока, мам, – неохотно добавил: – Передай отцу привет.

Наступили выходные. Пришло время обмозговать то, что было вчера. Терпение было уже на исходе. Пересвет сделал звонок начальству и взял недельный отпуск. Директор согласился, ведь отпуска прилежный работник не брал довольно давно. К тому же все успели заметить его угнетённое состояние, а терять одного из лучших сотрудников коллектив не собирался.

Прощёное Воскресенье Пересвет традиционно провёл у родителей. В их большую квартиру по праздникам набивались все родственники – близкие, дальние, и, как говорится, седьмая вода на киселе. Этот год исключением не стал: широкий раздвижной стол ломился от блинов с разными начинками, крепкого чая и всевозможных соусов – от сметаны и мёда до томатной пасты и грибов с майонезом.

Во главе стола сидел Олег Дивеев, отец Пересвета, и его мать, Катерина. Сына они посадили между двоюродными братьями и сёстрами. Места он занимал мало, но родственники зажали его так сильно, что сложно было и вилку в руку взять. Закипел чайник. Мать побежала разливать кипяток по кружкам с ядрёной заваркой. Отец о чём-то спорил с младшим братом. При этом он ни разу не взглянул на единственного сына, лишь накалывал на вилку блины, щедро сдобренные красной икрой, которую дальние родственники привезли с не менее дальней Камчатки, и размеренно их жевал.

Остальные не отставали. Двоюродные сёстры Пересвета, старшеклассницы, весело шушукались о парнях из школы и о ночных дискотеках, братья – о новых играх. Старшие же, в свою очередь, вели шумные дебаты на тему мирового порядка, политики, и заодно жаловались на проказы детей.

Пересвет ел молча. Когда у него что-то спрашивали, он, конечно, отвечал, но сам на рожон лезть не собирался – конфликтовать с роднёй себе дороже. На блины, после рабочего застолья, смотреть ему не очень-то и хотелось. Но из вежливости пришлось наложить себе несколько, изворачиваясь от плечистых братьев и сестёр словно уж на сковородке.

Мать и сердобольные тётушки начали разносить гостям дымящиеся кружки. Пересвет бросил на неё взгляд, полный надежды:

– А кофе есть?

– Нет, сынок, – покачала головой Катерина. – Пей, что дали.

С этими словами она убежала на кухню, за второй партией чая. Пересвет заглянул в кружку с коричневой жижей, на поверхности которой плавали крупные чаинки, и поморщился. На работе было ещё хуже. Молоко. Желудок требовал запить пропитанные маслом блины, но хлебать бурду он не собирался. В итоге Пересвет невозмутимо встал из-за стола, чем приковал к себе взгляды шумных родственников, поправил неизменный бирюзовый пиджак, и с гордым видом ушёл на кухню.

Мать и тётушки хлопотали над десертами. Увидев сына, Катерина спросила:

– Чай не стал, да?

– Выпью обычной воды, – сухо ответил он, открывая кран.

Одна из тётушек рассмеялась:

– Кофе ему подавай, барин нашёлся.

– Я чифирь не пью, – спокойно ответил Пересвет и отхлебнул воды из гранёного стакана.

– Какой языкастый стал! А с виду воспитанный мальчик. Ты, сестра, много его баловала, – с укором посмотрела на Катерину высокая худая женщина. – Пожинай плоды.

Пересвет стукнул стаканом по столешнице. Вода расплескалась, а тётушки вместе с матерью едва не подпрыгнули.

– Моё воспитание вас не касается. Лучше о своих детях волнуйтесь. Послушали бы, какие темы они за столом обсуждают…

– Ой, племянничек, не злись на тётку, – разрядила обстановку другая тётушка, – Взбалмошная она у нас. Ляпнет, не подумает. Иди к остальным, мы сейчас тортики принесём. А тебе, если хочешь, нальём сок.

– Обойдусь, – грубо отрезал Пересвет, забрал стакан и ушёл в гостиную.

Тётушки с матерью стыдливо переглянулись и начали раскладывать по блюдцам кусочки тортов. Все, кроме мегеры, которая бы с радостью плюнула в спину «дорогому» племянничку.

После весёлого застолья Пересвет выскользнул в коридор, где не было никого из родных. Он присел на тумбочку и шумно вздохнул, закрывая глаза.

– Ты зачем тётке нагрубил? – раздался вымученный женский голос.

Пересвет распахнул глаза. На него строго смотрела мать, упирая красные от мытья посуды руки в бока.

– Не могу слушать её упрёки в твой адрес.

– Зря ты про чифирь сказал. Помнишь, что с дядькой случилось…

– Помню. В тюрьме умер, далеко не от чая.

– Не береди старые раны, сынок. Прошу тебя…Мои сёстры – женщины добрые, как и братья отца. И что на тебя сегодня нашло? Только утром ведь у всех прощения попросили.

– Сам не знаю. Устал я, мам, – понурил голову Пересвет. – От работы, города, родственничков.

– Так а что я тебе недавно советовала? Поезжай к бабушке. Навести старушку, она-то к нам выбраться уже не может. Ей приятно будет, на любимого внука хоть посмотрит. А то со своей работой света белого не видишь.

– Уговорила. Вот на днях сяду и поеду, – решительно ответил Пересвет.

Мать ему улыбнулась, вытерла мокрые руки о фартук и вернулась на кухню. К вечеру гости уже разъехались по домам, а кто-то остался в квартире Дивеевых. Когда Пересвет натягивал ботинок, из комнаты вышел отец – высокий стройный мужчина с непреклонным видом и презрительным взглядом из-под очков.

– Снова сестру матери задел?! Не собирался приходить, так не приходил бы! Зачем людям настроение портить? В следующий раз я тебя за дверь выставлю, если не соизволишь вести себя так, как положено!

– Да, отец, – сквозь зубы ответил он. Не поднимая взгляда, с силой затянул шнурки. – Больше не испорчу настроение ни тебе, ни близким. Уже ухожу.

Пересвет хотел попрощаться с родными, да не стал. Из квартиры вылетел, даже не обернувшись. Отец с силой захлопнул за ним дверь.

В среду, по совету матери, он планировал отправиться к бабушке. Надо бы порадовать старушку, кто знает, сколько ей осталось. С вечера собрал чемодан, принял ванну, завёл будильник и улёгся спать.

Ночь, темнота, а он опять сидит за ноутбуком и строчит сценарий для праздника восьмого марта. Голубой экран выхватывает из мрака бледное худое лицо в золотистых очках. Мутные голубые глаза, не отрываясь, смотрят в бессвязный абзац текста, жилистые тонкие руки бегают по истёртой клавиатуре, машинально набирая знакомые буквы, светлые запутанные пряди обрамляют впалые щёки. Скрип половиц отвлекает внимание трудоголика. Он поворачивает голову в сторону двери – там мягко опирается плечом о косяк Инга Дмитриевна. Её рот искривляется в жуткой улыбке, а за спиной возникает полнотелый женский силуэт. В правой руке тёмной фигуры поблёскивает кухонный нож. Она заносит его над головой Инги Дмитриевны и смеётся. Рядом с ней тут же возникает толпа маленьких детей. Они забегают в комнату и начинают громко ругаться, в маленьких ручонках загораются голубые экраны смартфонов, и они, не прекращая ссориться, точно зомби, смотрят в них пустыми глазницами. Полная фигура со зловещим хохотом обрушивает нож на спину Инги Дмитриевны. Та лишь продолжает жутко улыбаться и говорит мужчине за столом: