После того, как появилась старушка сразу пропала вся какофония звуков и настала приятная монастырская тишина. Было ли это случайным стечением обстоятельств или чем-то ещё, непонятным Егору, он не стал рисковать и тут же после того, как отнёс тяжеленные мешки с мусором, которые по замыслу руководства монастыря старушка должна была донести в одиночку, сбежал из монастыря и пошёл домой.

Елизавета Михайловна всё ждала, когда же придёт этот мальчик, но он не пришёл. Тогда она продолжила сидеть на стуле перед иконой и читать свою книжку. Добыча сорвалась.

В коридоре раздались бытовые, отработанные звуки: шуршание пакетов, возня с одеждой, с вешалкой, звук воды из крана, – на кухне появился мужчина лет 40: Петрюля Ярослав Владимирович.

«Привет, мам»

«Привет, Ярик»

«Я тебе вот ужин приготовила, будешь?»

В ответ на это прозвучал неразборчивый, но утвердительный звук, на лице Ярика появилось задумчивое, ищущее выражение. Он начал бродить по квартире, обходя комнату за комнатой.

«Что же ты не идёшь есть, куда ты пошёл?»

Ответа не было, минут через пять Ярик вернулся, с очками в руках.

«В коридоре оставил, найти не мог, думал где же они. Очки для меня смешались со стулом и я никак не мог их разглядеть, поэтому всю квартиру обошёл пока искал, а они оказались в коридоре, откуда я их начал искать»,– его лицо выражало недоумение: как же он так мог, не найти очки,– говорило оно.

Он сел за стол, очки натянул на макушку, заправляя таким образом свои длинные волосы под них, использовать их по-прямому назначению было проблематично, ведь покрытие линз уже давно стёрлось и в очках прямо по центру были протёртые места, там находилось стекло. Сходить и купить новые очки или линзы всё как-то не находилось времени, а ещё в большей степени, желания.

Ярик начал есть.

Жил он с мамой в квартире, которую его родители получили, обменяв свою большую квартиру на окраине Москвы на квартиру поменьше, но в центре, рядом с тогда еще новой станцией метро «Шаболовская». Менялись с людьми пожилыми, уже вышедшими на пенсию, в центре им было шумно, неудобно ездить на дачу. С окраины намного ближе, поэтому они пошли на такой обмен. Им, в свою очередь, квартира была выдана администрацией Московского Электромеханического завода им. Владимира Ильича Ленина за чего-то там, когда-то там. Этих подробностей никто в семье уже не помнил.

Отец, Владимир Петрюля, умер в середине нулевых, в те неотёсанные годы, когда Москва еще не ушла полностью от девяностых: рекламные растяжки на всю улицу, ларьки в подземных переходах, строительный бум в Москве, куча торговых центров, активное строительство церквей и храмов. На них ещё везде собирали деньги, теперь в этих новостройках собирают деньги в разные фонды.

Москва очень сильно менялась тогда. В девяностых разрушалась Москва советская, а в нулевые на обломках строилась новая Москва. Отец остался в старой Москве.

Ярослав Владимирович покосился на церковную книжку, которую принесла Елизавета Михайловна, и спросил: «Ты же уже покупала такую, зачем тебе ещё одна?»

«Нет, Ярик, то была другая: «Душевный лекарь: о семейной жизни»,– зря ты её не стал читать, может она бы тебе помогла, а то ты всё один»

«Лучше бы печатали короткие формулировки законов естественных наук и продавали в церквях, толку бы больше было, может туда бы ходить перестали и студенты бы поумнее были, а то приходят, ничего не знают после школы»

«Нет, ну почему ты не хочешь почитать, там же всё только полезное, умные, святые люди ерунду не скажут, поумнее всех ваших профессоров и ученых. Потому что они с Богом напрямую связаны и глаголят истину единственную в этом мире. А ты, орясина, сидишь и обо мне совсем не думаешь!»

Такое происходило часто. Почти каждый вечер.

«Жена от тебя ушла и я скоро уйду, ты меня в могилу загонишь своей упёртостью»

«Да заткнись ты, старая карга!»,– мгновенно вышел из себя Ярик,– «Заткнись! Хватит меня доводить и устраивать истерики, ты, выжившая из ума старуха! Всё! С меня на сегодня хватит, я ухожу!»,– с этими словами он встал. Встал неаккуратно и тарелка с ужином полетела вниз со стола, упала и разбилась.

«Сама и убирай теперь, это твоя вина, что ты меня довела!»

С этими словами он ушёл, хлопнув со всей дури дверью на кухне, а потом и у себя в комнате, ещё и заперев её на ключ, чтобы нельзя было войти.

Мать начала убирать на кухне, после этого пошла в свою комнату. Квартира давно стала холодной и неуютной, последние огоньки семейного уюта и тепла ушли из неё много лет назад.

Комната её немного успокоила, тут был её личный мир. Старый коричневый шкаф из дерева был весь заставлен книгами: художественными советскими с шершавой бумажной или картонной обёрткой и новыми, с глянцевым покрытием, мягкие и твёрдые, на них уже были странные картинки, обычно абстрактные, научные книги, литературные журналы, книги по готовке, по шитью, по уборке и другим бытовым делам, старые учебники и куча религиозных книжек. На книжных полках лежали рамки с фотографиями родственников, ещё живых и уже не живых, рядом с не живыми стояли иконки. Фотография мамы, брата, мужа, а рядом иконки.

Воспоминания о хороших старых временах, в сравнении с настоящими, вызвали чувство смешанной тоски и обречённости. Она легла в кровать и почувствовала, как в напряжённых глазах начинает скапливаться влага, а из носа вытекать водица. Теперь она лежала в кровати и плакала от всего унижения, которое она пережила за последние годы. Когда-то были счастливые времена, кажется, что в другой жизни, а потом несчастья, всё покатилось. И вот теперь, она доживает свой век в одиночестве: раньше семья была единой и дружной, ходили в гости друг к другу, общались постоянно,– а потом, раз, и все разбежались. На маленькие семейки разбились и начали вымирать. В её семье два человека и всё идёт неправильно.